Czytaj książkę: «Любовная Любовь»

ВОРА БЬЮТИФОЛ ЛАЙ

Тридцатое августа, раннее утро, перрон. Люди продолжают предъявлять билеты проводнице, не отрывая взгляда от окон вагона и наблюдая, как свободных мест остаётся всё меньше и меньше.

«Ещё чуть-чуть и прямо в рай, и жизнь удалась! Вора бьютифол лай», – играло у меня в голове на всю катушку (да, в школе был немецкий). Я еле сдерживалась, чтобы не запеть в голос. Скорее всего, пассажиры вагона такой фольклор не оценили бы, и уж точно мой восторг не пришёлся бы по душе моим родителям. Используя весь свой артистизм, я с притворной тоской смотрела на маму. Наконец раскрасневшаяся проводница громко крикнула: "Провожающие, покиньте вагон!". Стало заметно свободнее, когда толпа ревущих мам и хмурых пап вышла на платформу. Остались только мы – студенты! Юные, сонные, но воодушевлённые и взрослые! Можно было уже не притворяться, не сдерживать улыбки, не давить слёзы. Хотелось дышать полной грудью, несмотря на жуткую вонь смешавшихся в душном вагоне запахов чипсов, варёных яиц, свежих огурцов и тестостерона. Мне хотелось закрыть глаза и ехать так все пять часов до пересадки, с наслаждением смакуя в своей голове картинки из будущего. Вот я у кафедры, вот в библиотеке, вот на тусовке, а вот в руках красивого, взрослого… Чёрт! Чуть не забыла про прощальный взгляд! Я прижалась щекой к стеклу и медленно подняла веки, поджала плечи, изображая тяжёлый вздох. Хатико мои стояли напротив и вкрадчиво смотрели мне в глаза, словно гипнотизируя или пытаясь донести до меня какую-то важную мысль. Какую? Мне было неважно. Важным было лишь то, что они остаются там, а я, наконец-то, уезжаю в новую жизнь. Хотя и старая была неплоха. Но так думать я стала значительно позже.

Было мне тогда семнадцать лет. Совсем девочка. Умная, симпатичная, весёлая девчонка невысокого роста, спортивного телосложения. От природы волнистые, густые, русые волосы я старательно выпрямляла утюжком, и кончики прядей щекотали спину чуть ниже узенькой талии. Серо-бирюзовые глаза-хамелеоны чаще отдавали изумрудно-зелёным, но иногда казались небесно-голубыми. Они всегда смотрелись ярко и прохладно на моём бледном лице. Холодный взгляд отвлекал внимание от назойливых маленьких прыщичков, которые я, конечно, замазывала плотным слоем тонального крема. Прямой, вниз смотрящий носик и слегка пухлые губки делали мой образ достаточно милым. Да, хищные выразительные глаза на смазливом, всё ещё детском личике определенно добавляли моей внешности чарующую привлекательность. Но всё же своей сильной стороной я всегда считала начинку – смышлённость, рассудительность, знания, эрудицию и юмор. В голове витали мечты о прекрасной юридической карьере, престижной работе и продуктивной самореализации.

Росла я в авторитарной семье, в ежовых, так сказать, рукавицах. Мы жили с родителями в северной деревушке Конёво, добраться до которой можно было только на машине через райцентр Заозёрск, что в десяти километрах от деревни. Конёво было самым близким к нему поселением, и мы с мамой часто ездили туда по важным делам и за покупками. Широкие, просторные улицы пятиэтажек, соседствующие с переулочками деревянных избушек с печным отоплением., современный больничный комплекс с наличием узкопрофильных специалистов., пара вместительных школ с интерактивными досками., вертолётный аэропорт и речной порт для полётов в совсем отрезанные от цивилизации деревушки и даже несколько торговых центров, в которые перекочевали рыночные тётеньки с клетчатыми сумками – всё это делало Заозёрск чем-то средним между маленьким городком и большой деревней. Именно здесь находилась железнодорожная станция, которую непременно миновали все жители района, совершая поездки в большие, настоящие города. Соответственно, на учёбу я ехала сначала полчаса на машине до железнодорожного вокзала Заозёрска, потом на поезде около пяти часов до ближайшего городка Совда, там садилась на автобус и через три часа прибывала на автовокзал Низинска. Низинск был ближайшим к нам крупным сибирским городом. Чуть выше по железной дороге в сторону Урала располагался ещё один большой город Мовшовск, добираться до которого нужно было тем же поездом, но дольше и без пересадок. Почти вся заозёрская молодёжь училась в этих двух городах, а потом либо оседала там же, либо возвращалась в родные края.

В Конёво было всего улиц пять, не больше. Три магазинчика. Школа, которую конёвские школьники делили с ребятами из соседнего села Хвойный. Между деревнями и сёлами района плотно разросся смешанный лес. На уроках географии нам показывали фотографии Заозёрского района с высоты птичьего полёта. С этого ракурса он был похож на старого лохматого мерина, лежащего в луже на боку. Густой лес казался плотной шерстью на его теле, которая через каждый сантиметр фотографии прерывалась болотами, словно лишаями. А вокруг туловища подступали серые водные круги, в которых бедное животное вот-вот утонет. Это были многочисленные, разные по глубине и форме озёра, в честь которых и назвали наш район Заозёрским. Конёво располагалось на месте головы мерина, на которую из нескольких озёрных кругов, точно пряди гривы, сочились ручейки – малюсенькие речки, на побережьях которых образовывались деревни. Один из таких ручейков-прядей был грязной, высыхающей речкой Конюшкой, что текла параллельно самой длинной улице села Конёво. На этой улице и жила моя семья. Двухквартирный дом на земле, печка, банька, огород, палисадник и картофельное поле. По дому и огороду я с раннего детства хлопотала, как маленький хозяйственный домовёнок Кузя. Дела домашние часто делала нехотя, но качественно – а то могла и поджопник получить. С десяти лет, а именно столько мне было, когда мама родила мне сестру, к умениям мыть посуду, полоть грядки, чистить снег и носить дрова добавились ещё навыки: нянчиться, стирать и гладить пелёнки и гулять с малышкой. А вот уже к пятнадцати годам я могла самостоятельно готовить на всю семью, топить печь, носить воду с колонки, колоть дрова, копать грядки и окучивать картошку. Словом, трудотерапию в нашей семье знаем, умеем, практикуем. Даже не знаю, была ли я ленивой, как многие дети школьного возраста. Родители часто повторяли очень неприятную для меня фразу: «Нет такого «не хочу», есть такое «надо»!» Надо хорошо учиться, надо много трудиться, надо уважать родителей, надо быть умным и успешным, трудолюбивым, старательным, надо любить сестру, надо о ней заботиться и заниматься с ней. А если хочешь погулять, то надо сначала выполнить миллион всяких важных «надо». Помню, как подружки Вера и Оля висели на калитке в нашем дворе и ждали, когда я закончу окучивать отведённые под мою ответственность ряды картофеля. Я старалась закончить работу как можно быстрее, не разгибая спины и непрерывно взбивая тяпкой землю. Когда последний кустик укрылся сухой и рыхлой землёй, я подняла голову в сторону калитки: никто уже меня не ждал. Мне было очень досадно.

Училась я на отлично. Вне учебы занималась всем, чем только могла в своей деревенской школе: олимпиады почти по всем предметам, научные конференции, театр, вокал, спорт. К одиннадцатому классу грамот, дипломов и благодарственных писем накопилось на тяжеленную папку-портфолио. Сейчас сама удивляюсь: как я успевала всё? В голову приходит только одно объяснение – телефонов тогда не было ни у кого. А возможно, была ещё одна причина.

Все свои достижения я мысленно посвящала маме. Отношения с ней всегда были крайне сложными. Она человек очень ответственный, с безупречной репутацией учителя. Вечно занятая работой, другими учениками, домашними делами и заботами о семье. Я всегда ею восхищалась и гордилась. Казалось, не было дела, с котором она не могла бы справиться. Но со мной справиться ей было нелегко. Сколько нервов я ей помотала, шкодила, огрызалась, хулиганила. Наверное, она считала меня неуправляемой. А я считала, что она совсем меня не любит. А тут ещё и сестра фонит, перетягивая и без того небольшое одеяло на себя. Кстати, с Дашей у них всегда были прекрасные отношения, полные любви, бесед, обнимашек и поцелуев. Поразительно, как мать может быть так скупа на эмоции с одним ребёнком, при такой наглядной нежности к другому. Ревность и обида – пожалуй, именно эти чувства съедали меня изнутри почти всё детство. Я постоянно сравнивала мамино отношение ко мне и к Даше. Казалось, Даше можно было всё, и было у неё всё, и ничего взамен от неё не требовалось. А у меня были только обязанности, запреты и наказания. Как же мне не хватало любви. Были между нами жалкие попытки разговоров по душам. Но после них всё возвращалось на круги своя. Это сейчас я понимаю, в чём эта многовековая проблема отцов и детей. Дети недооценивают переживания и заботы родителей, а родители недооценивают любовь детей. Если б только мама знала, как я люблю её, всем сердцем, безусловно, безоговорочно, как боготворю её, как хочу её ласки и нежности, её похвал, её поддержки. Если б только я могла понимать, как тяжело приходится маме, как сильно она старается ради меня. В детстве мне значительно больше хотелось простых, добрых слов и объятий, нежели каких-то призрачных возможностей будущего и вкусных, дорогих конфет настоящего. Каждый понедельник после школьной линейки я несла ей свои грамоты, как собачушка с костью в зубах и с надеждой в глазах: погладь меня по головке, скажи, какая я умничка, как ты гордишься мной, как любишь меня. Но мама не особо проявляла эмоции на этот счёт. Грамоты убирались в шкаф, звенел звонок, начинались уроки. Я шла на них за новыми достижениями, а мама отправлялась к своим ученикам, с которыми проводила больше времени, чем со мной. И всё-таки хорошо, что она не была моим учителем в школе. Вероятнее всего, чтобы маму не заподозрили в необъективности, она бы нередко занижала мне оценки. Так уже было пару раз, когда мама заменяла в нашем классе приболевшего учителя.

И вот наконец настал тот день, когда экзамены были успешно сданы, итоги зачисления опубликованы, а я, взволнованная и полная надежд, сидела в своём жутко неудобном кресле в вагоне поезда.

Через восемь часов все студенты разбрелись по вокзалу Низинска и смешались с толпой суетливых горожан. Новая жизнь началась достаточно легко. Казалось, что единственной сложностью на тот момент было затаскивание чемодана с банками и рыбным фаршем в маршрутку. По пути в свой новый дом я пыталась запомнить маршрут, но все эти пестрящие вывески на зданиях были настолько яркими и ляпистыми, что улицы походили одна на другую, словно ехали мы по замкнутому кругу.

Низинск был областным центром и по меркам всей области достаточно крупным городом. Однако, в сравнении, например, с Москвой он больше напоминал современную деревню. Когда-то в девяностых его так и называли деревней. Сейчас он стремительно разрастался и вширь, и ввысь. Круглогодично шла стройка огромных районов с необычными, яркими и стильными домами. Улицы, бывшие пару десятилетий назад зелёными, с метровым слоем тополиного пуха, заливались серой плёнкой асфальта. В самых людных точках города разбивались шикарные парки с фонтанами и дизайнерскими инсталляциями. Последние пару лет среди жителей ходил слух о строительстве метро.

Вывалившись из тесной маршрутки примерно в три часа дня, я не сразу отыскала нужный дом, в котором я была всего один раз с мамой, когда приезжала на зачисление. Эпоха интернета и друга-мобильника ещё только-только набирала обороты. Чтобы уточнить, как добраться до дома, мне пришлось спрашивать прохожих. Звонить для этого маме я принципиально не хотела, ведь её дочь – уже самостоятельная взрослая девочка. Жить мне предстояло в однокомнатной квартире в только что построенной многоэтажке. Мы заключили с родителями договор, по условиям которого я учусь бесплатно, а они покупают для меня жильё. По крайней мере, именно так они меня мотивировали. План их сработал, и мне не пришлось скитаться по съёмным квартирам, так же как и не удалось познать общажной романтики. Недолго поплутав по свежезастроенному райончику на окраине города, я остановилась перед ярким, уходящим в небо домом. Открыв дверь квартиры, я уже не могла сдерживаться и дала волю эмоциям. Я ходила из угла в угол просторной комнаты, зачем-то заходя на кухню, которая имела причудливо вытянутую форму, затем пробегала длинный коридор и останавливалась в совмещённом с ванной туалете. После пыльной и изнурительной дороги следовало бы принять душ. Но для обычной деревенской девочки это мероприятие было в диковинку. Я любила ходить в баню, даже понимала кайф от влажного горячего воздуха парилки, но здесь всё было иначе. Я аккуратно перешагнула край ванны и повернулась лицом к висящей на стене лейке. Мне хотелось стоять под струйками тёплой воды и гладить намокающую голову ладонями, как в рекламе геля для душа. Через пару минут я разобралась с перепутанными барашками крана и наслаждалась ароматами мятно-арбузной пенки вперемешку с резкой вонью хлорной воды. Даже этот запах приносил мне удовольствие.

После душа я устроилась на кухне и буквально придумывала, чем себя занять. Вещи разбирать совсем не хотелось. От переизбытка чувств и эмоций аппетита не было, а выходить на улицу было страшно. Район, в котором я теперь жила, был совсем новый. Огромные одинаковые дома, один продуктовый магазинчик «Кассандра» по соседству, широкие дороги с неудобными пешеходными переходами, пока ещё не так много машин, как в более старых районах, и ни одного зелёного кустика. Всё это я разглядывала в окно. Решено: выйти всё-таки придётся. Нарядившись в свой самый красивый сарафан, я спустилась по лестнице, встретив по пути пару бабулек. Они, кстати, с интересом меня разглядывали в лифте. Жильцы ещё не все заселились, и новые лица вызывали у старушек интерес. Конечно, я поздоровалась и поделилась краткой информацией о себе: «Студентка, только приехала с севера, город не знаю, обживаюсь потихоньку».

«Кассандра» оказалась слишком дорогой, пришлось минут двадцать идти до ближайшего торгового центра. Что покупать, я толком не знала, но идти второй раз в такую даль точно не хотелось. Шампунь, мыло, прокладки, туалетная бумага – это мыльно-рыльное. Теперь еда. Самостоятельно выбирать себе продукты непривычно. Готовить я умела и любила, но с витрин на меня буквально пялились печеньки, шоколадки и конфетки. Через несколько минут моя корзина наполнилась тяжелыми во всех смыслах углеводами.

Второй раз идти в магазин всё же пришлось. Наевшись сладкого до отвала, к ночи я захотела нормальной еды, точнее солёной. В «Кассандре» напротив дома, краснея, я купила лапшу быстрого приготовления. В моей семье такая еда считалась постыдной, и мы никогда её не покупали. Я пробовала лапшу в детских лагерях и в дальних поездках, но сейчас я могла купить эту гадость просто так.

Уснуть был непросто. Завтрашний день меня и манил, и пугал, и тревожил. Перед сном я по привычке приготовила себе одежду, сумку и даже прорепетировала речь для знакомства с новыми друзьями. Я не думала, что могу стать белой вороной или скучным ботаном. Проблем с общением у меня не возникало никогда. Наоборот, я всегда находилась в больших компаниях, легко сближалась с детьми в лагерях. Более того, после смен мне даже писали письма, звонили и приезжали в гости новые друзья. Но в ту ночь волнение накрывало неудержимой лихорадкой. Проворочавшись около часа, я отрубилась после напряжённого дня.

В университет я добралась намного раньше начала линейки, боясь запутаться в автобусах. На входе сидел охранник, не отрывающий взгляд от монитора компьютера. Другие студенты шли непрерывным потоком, в коридорах места становилось всё меньше и меньше. Я внимательно изучала стенды с информацией, пытаясь понять, куда мне нужно пройти и к какой группе меня определили. Само здание, с зеркальными витражами по периметру, было завораживающе красивым и показалось мне немного мистическим, как в фильме о мальчике, который выжил. Я, безусловно, гордилась тем, что буду учиться в самом престижном вузе области. Я выбрала это заведение, потому что здесь училась моя мама. Несмотря на то, что меня уже точно брали на бюджетные места в нескольких других институтах, мы настойчиво ждали оглашения запоздавших результатов именно от этого вуза. Мы рисковали, так как, упустив другие предложения по бесплатной учёбе, могли попасть в этот университет лишь на платной основе, а юридический факультет здесь стоил дороже всех остальных в области. К счастью для всей моей семьи, баллов мне хватило для обучения на бюджетном месте.

Сама линейка прошла торжественно скучно. Сначала меня не покидало чувство гордости, но через некоторое время оно сменилось замешательством.

Причины назойливого беспокойства мне были пока неясны.

За несколько часов в университете я определилась с группой, в которой я учусь, нашла своего куратора и познакомилась с парой девочек из других групп. Они были такими же растерянными, как я, и даже немного зажатыми. От себя скованности я уж точно не ожидала, но она почему-то была.

Рухнув на неубранный после ночи диван, я лежала несколько минут, пытаясь собрать хаотично прыгающие мысли. Новые слова, фамилии, названия предметов, новые лица, новые люди, студенты. Студенты! Вот что меня беспокоило. Они были не такие, какими я их себе представляла. Основная масса ребят разительно отличалась от тех, с кем я привыкла общаться. Все они были какими-то слишком уверенными в себе, яркими, громкими, высокими. Выглядели они непривычно, модно, красиво. Нет, я раньше тоже не с бичами дружила, но эти… Они словно пришли на учёбу после фотоссесии или вообще только что сошли с обложки журнала. Только не журнала «Маруся», который мне выписывала мама по почте, а с какого-нибудь «Космополитена» или как там его. Мне уже не так хотелось идти туда снова. С другой стороны, девочки, с которыми я познакомилась, имели со мной больше общего, чем эти модели. Хотя те другие, модные, завораживали и пугали. Хорошо, что первое сентября выпало на субботу, и у меня было целое воскресенье, чтобы разобраться с комплексами.

К понедельнику я всё-таки вспомнила, что приехала учиться, и это моя основная цель. На учёбу я пришла вовремя, аудиторию нашла достаточно быстро, села на самый первый ряд прямо напротив лектора. Неделя пролетела незаметно. На занятиях я внимательно и жадно впитывала всё, что говорили преподаватели, а на переменах тайком разглядывала одногруппников. Мы быстро познакомились. Их имена запомнились мне сразу, а моё, скорее всего они даже не расслышали. Тех двух девочек с первого сентября я больше не видела (или забыла, как они выглядели), но и в своей группе я нашла пару человек моей категории. Мы периодически вели несодержательные короткие диалоги.

За эти молниеносные семь дней мне удалось даже несколько раз блеснуть умом и заработать желанные балы. Баллы в соответствии с новой системой оценивания начислялись буквально за всё: за посещения, за конспекты, за ответы на семинарах, за домашние задания, выступления у кафедры.

На выходных я встретилась со своей школьной подружкой-одноклассницей Светланой, высокой, стройной, даже тоненькой, я бы сказала. Волнистые светло-русые волосы всегда аккуратно прибраны, чаще всего в косичку чуть ниже плеч. На вид строгая, но очень милая, голубоглазая с рыжими веснушками, она выглядела намного младше своего возраста. Её семья переехала в Конёво, когда она была в восьмом классе. Мы со Светой быстро подружились. К моему огромному сожалению, влиться в нашу уже сформировавшуюся с первого класса компанию девочек у Светы не вышло. На переменах одноклассники подшучивали над её высоким голосом, похожим на звонкое пищание маленькой мышки. Мои близкие подруги, тоже одноклассницы, Оля, Ксюша и Вера никак не хотели принимать её за свою. Поэтому чаще я проводила время со Светой отдельно от общей тусовки. Вместе мы ходили на вокал, где я неожиданно для себя обнаружила, что Света очень талантливо поёт, и голос её удивлял диапазоном и мощью звучания. Она как-то сразу стала для меня родным человеком, будто с ней мы тоже росли вместе с первого класса, как с другими моими подружками. В Низинске из всех моих близких девочек училась только Света, и я испытала огромное облегчение при встрече с ней. Мы наперебой рассказывали друг другу о новых впечатлениях, о своей новой бьютифол лай.

– Там всё не так, как в школе! – пожаловалась я Свете, усевшись рядом с ней на диван. – Лекции такие длинные, так тяжело сидеть по два часа. Преподы говорят быстро, я не успеваю записывать. Насокращаю слов, потом вообще невозможно понять, что я понаписала! А записываю я абсолютно всё, что говорят преподаватели, боюсь пропустить какую-то важную информацию.

– Ага, я тоже не успеваю, домашки задают очень много, вечером времени свободного почти нет, – поддержала моё негодование Света.

Она тоже была достаточно амбициозной и смышлёной, к учёбе относилась не менее ответственно, чем я. Света поступила в тот же университет, но на исторический факультет.

– Света, ты уже нашла себе друзей? – меня особенно интересовал этот вопрос.

– Да! У меня классная группа, почти все деревенские, мы завтра собираемся у Петьки на хате, – подруга моя с аппетитом уплетала бутерброды, лежащие на тарелке прямо на диване, и казалась вполне довольной городской жизнью. Возможно, ей было проще, ведь в Конёво она приехала из огромного мегаполиса и была знакома с городской жизнью.

– Повезло тебе. У меня одни мажорные фифы, ездят сами на дорогих тачках. Прикинь, почти у всех есть своя машина! Прямо как в американской комедии. Обсуждают, кто где одевается, и называют какие-то крутые магазины. Вчера спросили, где я одеваюсь. Я сказала, что на рынке, они так долго смеялись и больше со мной не разговаривали. Да я и язык-то их не особо понимаю, я ведь на русском общаюсь, а они, видимо, на своём, дорогом. Хотя, знаешь, примерно восемьдесят процентов из них – кавказцы, так что у меня в принципе нет шансов понимать их речь.

Я была рада за подругу, но с грустью думала о своей группе. Вряд ли мне удастся влиться в их продвинутую тусовку. А те немногие девочки, что приезжали на пары на автобусе, как я, были слишком зажаты и не особо шли на контакт.

– Лена, пойдем завтра с нами, я тебя со всеми познакомлю, они правда классные и простые, – пригласила меня Света.

– Думаешь? Я же буду не в теме ваших разговоров про истфак, – мне было неловко сразу соглашаться, но, признаться честно, эта идея мне понравилась.

– Пффф, да брось ты.

Подруга моя махнула рукой и добавила:

– Будет круто!

Мы встретились на следующий день. Общение организовалось само собой. Все мы были одинаковые в этой маленькой съёмной квартирке Пети. Народу собралось прилично, человек одиннадцать, но от этого было только веселее. В холодильнике остывало пиво, ребята то и дело бегали на кухню за добавкой. Я пила совсем по чуть-чуть, так как и без алкоголя очень расслабилась.

Помню, как попробовала пиво впервые. Я уже говорила, что в школе тесно общалась с Олей. Мы вместе ходили в детский сад, а после вместе пошли в первый класс. Оля была весёлой, энергичной девчонкой. Мне всегда нравилось с ней общаться, и мне даже хотелось, чтобы она была моей сестрой. Мы действительно были по-родственному похожи: одинаковый рост, телосложение. У неё тоже были каштановые волосы, только от природы прямые, и она обычно стригла их до плеч. Оля больше времени, чем я, уделяла спорту, играла в волейбол и не очень любила учиться, хотя была умной девочкой. Мы вместе прошли все этапы взросления, многое вместе впервые попробовали, в том числе и алкоголь. Как-то в конце лета, когда нам было по тринадцать лет, Оля спросила:

– Ленка, а ты уже пила?

– Нет, – ответила я и вытаращилась на неё.

– Давай попробуем? – заговорщицки предложила Оля.

– Давай, – быстро согласилась я. А что? Интересно же! Это вам не водичку из рюмок пить, пока родители не видят.

Мы, старательно подделывая взрослый почерк (то есть выводя слова ровнее и крупнее чем обычно), написали записку: «Продайте моей дочери одну бутылку пива «Калининское», пожалуйста». Зашли в магазин с огромной очередью у кассы и около часа шоркались в углу в ожидании момента, когда народу не будет вовсе. После нескольких неудачных попыток (в последнюю секунду обязательно кто-нибудь заходил за булкой только что привезённого хлеба) мы подошли к прилавку и подали продавцу изрядно замызганную бумажку, свернутую до размера спичечного коробка. Продавщица, конечно, не поверила в подлинность причудливого почерка, больше похожего на прописи первоклашки, но пиво нам продала. По большому счету, ей было всё равно: в нашей деревне пила вся молодежь, начиная лет этак с двенадцати.

Довольные, мы побежали на самую дальнюю улицу села и устроились на высоком берегу Коняшки.

– Как её открывать?

– Давай щепкой.

– Не получается.

– Об забор?

– Как?

– Дай я.

Минут через пятнадцать мы с трудом содрали колючую крышечку, изрядно искромсав горлышко бутылки.

Первый глоток сделала я. Проглотить сразу не получилось. Пока я собиралась с духом, чтобы протолкнуть горький, вонючий напиток внутрь, Оля тоже сделала глоток. Мы ещё пару секунд таращились друг на друга, пытаясь понять, стоит ли и возможно ли изображать удовольствие. Так и не сумев обмануть друг друга, мы, громко кашляя, выплюнули сиё поило. Измученную зелёную бутылку Оля выкинула в речку. Хорошо, что Грета Тунберг в то время ещё не родилась.

Зато уже спустя четыре месяца в восьмом классе в конце ноября мы ухрюкались на дне рождения Оли. Отмечали её четырнадцатилетие дома. Нас собралось немного: я, Оля, её подруга Катя, которая была на пару лет старше всех нас, Ксюша и Вера. Тётя Нина, Олина мама, приготовила вкусное горячее, бутерброды и салаты. Застолье было организовано на высшем уровне, как для родителей. По-взрослому было всё, особенно одна бутылка шампанского, неожиданно поставленная тётей Ниной в центр стола.

– Вот вам. Пейте здесь, чтобы потом под забором всякую гадость не хлебать, – сказала тётя Нина строгим тоном, будто точно знала, что все пять девочек непременно собирались сегодня напиться.

В конце вечера, наевшись сладкого и прихватив по горсти конфет, мы пошли гулять. По дороге между мной и Катей произошла ссора. С этой девочкой Оля дружила с раннего детства, так как они жили по соседству на другом конце Конёво. Родители не отпускали меня гулять в тот край, поэтому с Катей я виделась очень редко и не была её подругой. Во время прогулки я случайно очень обидела Катю. Точнее, я внезапно для самой себя сильно пнула её под попу, после того как она громко крикнула идущему нам навстречу парню: «Эй, а Ленка тебя любит!». Я действительно была в него безответно влюблена последние пару лет. Об этом, кажется, знала вся школа, но он не предпринимал никаких действий, хотя определённо был польщён моими воздыханиями. Катя поднялась и отряхнулась от снега, из-за сильной обиды она даже не стала слушать мои извинения и пошла домой. Ксюша и Вера ушли с ней, так как им всем было по пути.

Мы с Олей остались вдвоём и какое-то время обсуждали произошедшее.

– Вот так каждый мой день рождения. Всегда этот праздник заканчивается ссорами, – Оле была неприятна наша потасовка.

Мне было обидно за погрустневшую, разочарованную подругу, и я чувствовала себя очень виноватой.

– Давай ещё выпьем? – предложила я в надежде развеселить именинницу.

– Не знаю, а что пить? – Оля встрепенулась, как птичка, которая задремала на тоненькой веточке и проснулась от резкого порыва ветра.

– Только не пиво! – это условие мы произнесли вслух одновременно.

Шампанское от тёти Нины мы, конечно, попробовали. У всех гостей было налито по чуть-чуть, только у Олиной мамы бокал был полный. Пары глотков нам оказалось недостаточно, чтобы понять его вкус, зато достаточно, чтобы захотеть выпить чего-нибудь ещё.

– Давай купим коктейль? – предложила Оля альтернативный пиву вариант.

– Давай, вроде он должен быть сладким.

Я вспомнила, что многие старшеклассники пили такие коктейли на берегу реки, а школьники помладше пинали жестяные банки, из которых вылетали оставшиеся капли, и был слышен приторный сладкий аромат.

В этот раз нам продали без записки, впрочем, она была и не нужна. Продавщица, не задавая никаких вопросов, молча протянула нам алкогольный напиток. Мы открыли баночку и сразу почувствовали приятный аромат дыни.

– Ммм… Вкусненько! – вдохнула Оля, потом сделала несколько маленьких глотков и протянула ледяной напиток мне.

Я тоже положительно оценила его вкус и подметила:

– Прикольно, только очень холодно. Домой сейчас идти нельзя, а я уже ног не чувствую. Согреться бы…

– Я тоже околела. Может, ко мне? Мама же знает, что мы выпили, не будет ругаться из-за запаха.

– Нет, у меня скоро горшок прозвенит, – скорчив недовольную рожицу, ответила я.

Гулять меня отпускали тогда до восьми вечера, но после дней рождения можно было приходить к девяти.

Мы стояли в тёмном неосвещённом переулке, недалеко от моего дома.

– А пойдем ко мне в баню? Мы сегодня топили, там тепло, и родители вряд ли туда зайдут, – сказала я, уже буквально стуча зубами от холода.

Оля, не раздумывая и не отвечая, направилась в сторону, казалось, идеального варианта для обогрева.

Мы минут двадцать сидели в уже остывшей бане на лавке, вытянув ноги к печке. Было тепло и весело, но я с сожалением поглядывала на часы.

– Блин, так классно. Жаль, что мне пора домой. Пойдем, я провожу тебя чуть-чуть.

Конечно, мне не хотелось прощаться с подругой, но и опаздывать было нельзя. Я всегда боялась наказаний от родителей, хотя частенько нарушала правила, потому что из всех, с кем я общалась, ни у кого не было таких жёстких ограничений. Мне хотелось быть как все, а не уходить в разгар веселья домой. Хотелось иметь свободу, как у всех, а не отпрашиваться в гости у мамы за три дня. Хотелось выбирать на рынке более модную футболку, а не ту, что соответствует школьному дресс-коду, который соблюдала, по-моему, только моя мама.

– А пойдем ко мне ночевать? – радостно воскликнула оттаявшая от мороза и обид Оля.

– Пойдём.

Сама не знаю, почему я так легко согласилась, ведь эту тему с мамой мы поднимали сто раз, и всегда она давала мне категоричный отказ. «У тебя что, своего дома нет? Что это ещё за ночёвки у чужих людей? Что подумают родители твоих подружек? Что ты бездомная, раз шаришься по чужим койкам?» – несколько раз слышала я от родителей в ответ на свою просьбу. Последние года полтора я уже не пыталась получить разрешение и вообще не поднимала эту тему. Допив последние глотки фантастически вкусного напитка, я направилась к выходу, позвав Олю коротким взмахом руки.