Czytaj książkę: «Постучи в семь дверей», strona 3

ГЛАВА

4. Обыденность

Хлоя пришла помочь мне подготовиться к ужину заранее. Пока я гуляла в саду и разговаривала с магусом, она подбирала и готовила мне платье.

– Госпожа, я отобрала среди отложенных нарядов несколько, которые подогнать под вас получится быстро. Вы потом посмотрите и скажите, с каких начать в первую очередь.

– Хлоя, когда мы наедине, можешь обращаться ко мне по имени, как в Обители.

– Пола меня об этом предупредила, – спокойно сказала Хлоя, расчёсывая мне волосы.

– О чём?

– О том, что в некоторых вещах, вы как ребёнок не понимаете, что правильно, а что нет. Так вот, вы – моя хозяйка, и даже наедине мне не стоит звать вас по имени.

Меня покоробило это – “моя хозяйка”, и я попыталась свести всё к шутке:

– Хлоя, не пугай меня. Какая из меня хозяйка?

– Самая настоящая. И ни мне, ни вам не стоит об этом забывать.

– Я надеялась, что мы станем подругами, ведь здесь все мне чужие.

– Одно другому не мешает. Я рада буду стать вам подругой, но это не отменит того, что вы моя хозяйка.

– И тебе это не обидно? Ты не жалеешь о том, что поехала со мной?

– Нисколько не жалею! – горячо воскликнула Хлоя. – Я никогда столько не путешествовала, как с вами, а ведь думала, что больше не увижу ничего, кроме кельи Обители. А там, все говорят, мы и в столицу отправимся. Как я могу жалеть? А про “обидно”… Пола говорила, что у вас в голове какая-то каша с этим. Почему мне должно быть обидным быть служанкой у высокородной госпожи?

Проблема в том, что я не чувствовала себя “высокородной госпожой”, но Пола мне уже объяснила, как важно не ставить под сомнение свой статус. Пока я думала, Хлоя продолжала:

– Больше того, я – ваша личная горничная, а этим не каждая служанка может похвастаться

Я растерянно смотрела перед собой, пока Хлоя заплетала мне волосы, стоя за моей спиной. Слово “горничная” немного меняло картину, превращая служанку просто в наёмную служащую. Я – её работодатель, как, например, была для меня директор библиотеки. Действительно, с такой точки зрения в положении Хлои нет ничего унизительного. Настаивая на том, чтобы называть меня госпожой, она просто напоминает о деловом этикете, который здесь такой.

– Хорошо, понятно. Но хотя бы наедине ты можешь не звать меня “госпожой”? – попросила я.

– Лучше этого не делать. Во-первых, мне легче называть вас всегда одинаково, чтобы не сбиваться случайно. Во-вторых, кто-то может услышать, и меня тогда накажут за неподобающее поведение.

– Кто? Ты ведь моя личная служанка.

– Барон. Хотя он и не вмешивается в ваши приказы, но он старший в роду, и если я проявляю непочтительность к вам, то проявляю непочтительность и к роду. Так что он вправе наказать меня.

– Мне он не показался жестоким, но Марьяс ведь не просто так сбежала.

– Он и не жестокий. Я поговорила со слугами, и они говорят – он неплохой хозяин. А Марьяс потому и сбежала, что барон её баловал.

– Как это?

– Ну подумайте сами. Когда с детьми обращаются жестоко, разве они себя так ведут, как хозяйские? Если бы Марьяс с детства запугивали и наказывали за любой проступок, разве ей хватило бы духу пойти против отцовской воли?

Я задумалась и, вспомнив сегодняшнюю прогулку, согласилась с Хлоей. Дети барона не выглядели запуганными. А вот я в браке с Павлом растеряла всякую решительность и боялась любых перемен, хотя мне стоило бы к ним стремиться. Но я всё цеплялась за глупую надежду на то, что всё как-нибудь само переменится к лучшему, ведь были же и у нас с Павлом хорошие времена. А потом просто терпимые. А потом радовало уже хотя бы отсутствие кошмара. И сил на побег из него не оставалось.

– И даже когда Марьяс отказалась за выбранного отцом жениха выходить, он её не наказал. В Око Рора отправил в назидание и по необходимости. Чтобы скрыть ото всех позор. Это же ерунда, а не наказание. Вот у нас на соседней улице, когда дочь в подоле принесла, отец её вообще выгнал и велел забыть о родном доме, больше на порог не показываться. Она и утопилась.

– Ужасы какие! А кто жених-то у Марьяс был, ты узнала?

– Пока нет. Но узнаю. Я здесь ещё мало с кем говорила, чуть-чуть осмотрюсь – и всё разузнаю.

– Я на тебя надеюсь.

Ужин прошёл почти так же, как завтрак. За столом собралось ещё больше народу. В этот раз мне представили или представили меня более широкому кругу привилегированных слуг. Запомнить их всех я и не пыталась. Только тех, что сидели ближе к нашему краю стола. Сразу столько незнакомых лиц и имён я всё равно не удержала бы в памяти. Ничего, главное, они запомнили меня, а я постепенно освоюсь.

Первый день в новом доме казался бесконечным, но и он подошёл к концу. Судить о том, не ошиблась ли я, покинув Обитель, было рано, но я понимала, почему Хлою радовали перемены. Хотя мою жизнь в Оке Рора нельзя назвать скучной, всё же новое место, новые лица и новые правила делали чувства острее и дарили надежду.

На следующий день всё для меня начало потихоньку выстраиваться в определённом порядке, заполняясь различными хлопотами. Вместе с Хлоей мы пересматривали принесённые мне старые наряды, отбирая те, что мне особенно нравились, решая, как их можно приспособить.

Часть из них когда-то были отложены в сундуки не столько потому, что вышли из моды, сколько по другим причинам. Где-то служанка прожгла подол утюгом, где-то прежняя хозяйка умудрилась порвать ткань на самом заметном месте. Именно такие пострадавшие платья обычно были самыми незаношенными и красивыми. Похоже, именно из-за красоты прежние хозяйки жалели их выбрасывать.

Вспомнив, как в детстве бабушка перелицовывала и комбинировала мне наряды, решила и здесь применить тот же принцип. Не то чтобы здесь не додумались до такого, но я комбинировала более смело, не смущаясь разницей цветов или фактур.

Начала обставлять выделенные мне покои, добавляя то, чего на мой вкус не хватало. Понемногу присматривалась к здешним интерьерам, чтобы определиться с тем, что ещё могу добавить, а от чего допустимо избавиться.

Но заниматься этим медленно и спокойно, “с чувством, толком, расстановкой” у меня не вышло. Госпожа Карин уже на следующее утро за завтраком объявила, обращаясь сразу ко всем:

– У нас осталось не так много времени, чтобы сделать из Мари-Валери-на достойную дочь рода Гартис.

– Ты опять про платья, тётя? – сморщился барон.

– Нет. Сейчас мы эту проблему почти решили, а новые для столицы лучше заказать там. Здесь всё равно не найдём достойных мастериц. Я про знание этикета и умение танцевать. Отсутствие знаний об этих вещах сразу бросится в глаза, когда мы прибудем в столицу. Подозреваю, что у вашей старшенькой есть и другие зияющие пробелы в том, что должна знать каждая благородная дева, но это обнаружится не так скоро и только при близком общении, а вот умение танцевать и манеры… – пожилая дама глубоко вздохнула и закатила глаза, демонстрируя, насколько я далека от идеала.

Будь мне шестнадцать, я бы, наверное, обиделась, но, пройдя через общение со злоязыкой роднёй Павла, закалилась и отнеслась к словам госпожи Карин спокойно, признавая её правоту. Я действительно была полным нолём в бальных танцах, а в том, что мои представления о здешнем этикете весьма поверхностны, убедилась во время жизни в Обители-на-Карати. Присутствуя на ужинах аббатисы, рождённой принцессой, я получила представление о том, как должна выглядеть благородная дама. Не думаю, что за месяц можно добиться такой осанки, манеры держаться, красоты походки и движений, но если госпожа Карин поможет мне хотя бы чуть-чуть приблизиться к этому идеалу, то я не против.

И теперь весь мой день был наполнен учёбой. Я ходила на уроки магуса с Дикки, когда он учил историю и основы магии, и осваивала медитацию, способы самоконтроля. Но на это у меня уходило не так много времени, зато весь остальной день меня учили тому, что должна знать и уметь аристократка: умению правильно ходить, сидеть, вести себя со слугами, с равными и с теми, кто выше меня по рождению.

Госпожа баронесса занималась со мной аптекарским огородом, показывая самые полезные травы. Сейчас как раз пришла пора пересаживать многолетники, сеять семена однолетников, пропалывать то, что было посажено раньше. Мне это нравилось, напоминая то, как в детстве на огороде я помогала бабушке. Ещё баронесса объясняла мне, что входит в обязанности хозяйки дома, как контролировать слуг и экономку. Вместе со мной всё это осваивала Анастис, поэтому я не видела в происходящем никакого подвоха.

Мы с Анастис почти не расставались, так как и обязанности, и занятия у нас были общими. Она часто подсказывала мне, если я ошибалась, а особенно нравилось поправлять меня маленькой Луле. Я сама попросила девочек об этом. И если Анастис иногда смущалась указывать мне на проколы, то Лула никогда не упускала возможность важно сказать мне:

– Мари-Валери-на, так нельзя говорить! Надо говорить так!

Ей страшно нравилось, что она может учить чему-то такую взрослую девицу, как я. Если у меня не сразу получалось понять, в чём ошибка, Лула весело смеялась, так что иногда я намеренно изображала недотёпу.

Вечером, после ужина, мы танцевали, закрепляя те движения, что мне показывали днём. Барон вначале танцевал с баронессой, чтобы я получила представление о том, как всё это выглядит правильно. Затем проходил несколько па с Анастис и больше со мной, проявляя образцовое терпение при моих ошибках.

Как я поняла, такие семейные танцевальные вечера здесь раньше не практиковали. Их ввели ради меня, чтобы успеть хоть немного подготовить к поездке в столицу и представлению ко двору, но я видела, что они доставляют радость и Анастис, и баронессе. Особенно весело становилось, когда к нам разрешали присоединиться Луле и Дикки в качестве поощрения за хорошее поведение днём. В такие минуты я верила, что обрела дом и семью.

****

– Федр, тебе не кажется, что дети слишком сблизились с Пришедшей? – спросила баронесса, глядя в окно на гуляющих в парке под присмотром госпожи Карин Марину и девочек. – Даже Дикки к ней привык. Не будь он сейчас на уроке, наверняка бы гулял с ними. Ему так нравится расспрашивать Мари-Валери об её мире.

– И что в этом плохого? – оторвался от книги барон. – Наоборот, это хорошо, что Пришедшая к ним привяжется.

–– Они так переживали, когда пропала Марьяс. И снова будут страдать. Может, лучше пусть держатся от Мари-Валери-на в стороне, чтобы потом не переживали.

– Нет. Олерия, запомни, ты должна постараться, чтобы наша новая дочь считала нас своей семьёй и любила наших детей.

Барон смотрел на жену, которая отводила глаза, и чувствовал её сомнения. Сказать жене прямо, что чем крепче будет связь Мари-Валери и их детей, тем больше шансов подчинить девушку своей воле, он не мог, поэтому постарался найти другой довод:

– Подумай сама, в какой род войдёт Мари-Валери. Какие возможности это откроет перед Анастис, когда через два года её можно будет выводить в свет.

– Ты думаешь, через два года Мари-Валери сможет помочь девочке? Она не… – баронесса запнулась и не договорила.

– Надеюсь. Я не думаю, что граф будет торопиться с наследником.

ГЛАВА 5. Учусь новому

Дни, полные самых разных занятий, пролетали быстро. Мне давно не было так хорошо, я словно вернулась в свою юность – последние годы жизни перед поступлением в колледж. Нельзя сказать, что они были безоблачно счастливыми. Случались в тогдашней жизни обиды, огорчения, ссоры с подружками, зато я была не одна, верила в счастливое будущее, в себя, в безопасность и справедливость.

Вернуть такой же незамутнённый взгляд на окружающий мир я не могла. Розовые очки иллюзий разбились давно и превратились в пыль, но и поселившийся в сердце за время жизни с Павлом вымораживающий страх наконец почти исчез. Он начал таять ещё в Оке Рора, а теперь и вовсе превратился в совсем крохотный ледяной осколок, который напоминал о себе совсем редко – в иногда случающихся кошмарах, учащённом сердцебиении при резких громких звуках или внезапной встрече в полумраке коридора с незнакомым мужчиной.

Но эти напоминания о прошлом приходили ко мне всё реже. В тёмном мужском силуэте при его приближении я опознавала по одежде и поклонам слугу, источником резких звуков чаще всего становились балующиеся дети, а кошмары таяли с пробуждением. Мне было спокойно, и я обретала то, о чём всегда мечтала: наконец начинала чувствовать себя частью семьи. Нет, я не обольщалась, принимая барона и баронессу за утраченных родителей.

Баронесса держалась со мной дружелюбно, но сохраняя дистанцию, как с дальней родственницей или гостьей. И мне это нравилось. Ведь и я не испытывала к ней горячей привязанности. Слишком мало мы с ней знакомы и слишком велика разница в воспитании, чтобы можно было быстро дружески сойтись. То, что баронесса не притворялась, изображая то, чего нет, успокаивало, позволяло и мне не притворяться.

Федр Гартис тоже не делал вид, что испытывает ко мне хоть какие-то, не говоря уж о тёплых, чувства, но при этом я впервые могла не думать о решении своих проблем с одеждой, учёбой, бытовыми мелочами, зная, что есть человек, отвечающий за меня. Причём напоминать ему об этом не требовалось. Барон сам интересовался у магуса и госпожи Карин моими успехами, оценивал то, как я осваиваю танцы, при этом никогда не стремился упрекнуть или унизить, если что-то у меня не получалось. Только хмурился. После моего прежнего опыта с роднёй Павла его молчаливое неодобрение не обижало, а заставляло напряжённо искать способ справиться с трудностями.

Правда, когда речь шла о занятиях с госпожой Карин или учителем Петрисом, это было не так-то просто. Освоить правила этикета, выучить перечень знатных родов, их взаимосвязи и всё остальное, что благородная девица впитывает с детства, за несколько недель невозможно. Я не так ходила и двигалась, не так сидела и не так говорила, слишком громко смеялась и не знала слишком многого.

Нет, госпожа Карин меня подбадривала, хваля за малейшие успехи и муштруя, как капрал новобранца, а вот маленькая Лула часто не могла сдержать смех, глядя на мою учёбу, и её искреннее веселье не давало мне впасть в грех самодовольства. Дикки хмурился совсем как отец, когда я, по его мнению, вела себя со слугами “неподобающе”, выговаривая при этом не мне, а им.

– Не забывай, моя сестра Мари-Валери-на – твоя госпожа. Не принимай её доброту за слабость, – твёрдо говорил мальчик взрослому парню-конюху, с которым я дружески обсуждала характер лошадки, которую выделил мне барон для прогулок.

Когда как-то раз я попыталась сказать ему, чтобы он не беспокоился, я, как старшая, сама справлюсь, Дикки возразил:

– Я – твой брат и должен заботиться о тебе. Ты ведь девочка, а я мужчина.

Это было смешно и трогательно, но мальчик говорил так серьёзно, что я даже не улыбнулась. В детях барона я начинала видеть своих сестёр и брата – так легко и искренне они приняли меня в качестве старшей сестры.

В учёбе у магуса проблема была в другом. Здесь от меня не ждали каких-то выдающихся результатов и показывали только простые практические вещи: упражнения на концентрацию внимания и медитацию, бытовые и защитные заклинания. После занятий с сестрой Летицией освоить их было несложно, так как часть повторяла то, что мне уже показывали, а другое рассчитано на ребёнка, только осваивающего магию.

Сложность была в том, что мне не хватало системы в получаемых знаниях. Когда меня учила сестра Летиция, мои представления о здешнем мире и магии напоминали чистый лист, и я впитывала всё, что мне говорили, без попыток осмысления. Теперь же на чистом листе уже появились отдельные буквы, и мне хотелось, чтобы они начали складываться пусть в самые простые, но слова, только ничего не выходило. Сведения же, которые понемногу добавлялись на уроках господина Петриса, продолжали оставаться отдельными буквами, хаотично разбросанными по листу. Иногда мне удавалось самой соединить кусочки мозаики в какую-то связную картинку, но это получалось не всегда, что меня раздражало.

Я не могла понять, связано это с тем, что Пэт Петрис не самый лучший учитель или вообще с особенностями местной методики обучения. Похоже, на начальной стадии никто не ждал от ребёнка понимания, главным были зубрёжка и практические навыки. Учебников магии для малышей здесь не было в принципе.

– Зачем они? – удивился господин Петрис. – Учебники для тех, кто готов к углублению знаний, а азам учат наставники.

Пришлось мне завести новую тетрадку, где я пыталась сама сложить получаемые знания в определённую систему, но пока получалось плохо.

Хлоя тоже обживалась на новом месте, завела знакомства среди баронской прислуги, её постепенно начинали считать своей и переставали сдерживать свои языки в обсуждении хозяев. Тем более что она с моего разрешения делилась со слугами историями из моей монастырской жизни и в ответ на её откровения получала нужные мне сведения о прошлом Марьяс.

Главное, что меня волновало – это жених, от которого девушка сбежала. Я подозревала, что он может достаться мне в наследство. И нашла ответ на этот животрепещущий вопрос.

– Знаете, госпожа, похоже, всё хуже, чем мы думали. Марьяс бежала не только потому, что не хотела терять малыша, – однажды вечером хмуро сказала Хлоя. – Жених у неё такой, что я бы тоже сбежала. Наверное…

– И кто он? Что с ним не так? – поторопила я замолчавшую Хлою.

– Не знаю, стоит ли вас пугать раньше времени. Пока ведь точно ничего не известно… Служанки говорят, что мало ли. Он мог за прошедшее время передумать, новую невесту найти, а я вас зря напугаю…

Такое предисловие настораживало.

– Говори, что знаешь. Лучше мне заранее знать, чего ждать. А то я всё равно теперь буду переживать и воображать ужасы.

– Жених Марьяс – Проклятый граф!

Прозвучало это весьма драматично, но для меня непонятно. Похоже, Хлоя поняла, что мне это прозвище ничего не прояснило, и продолжила:

– Граф Ральф Лартис, младший брат нашего короля. Незаконнорождённый, официально прошлым королём не признанный, но все знают, что в нём королевская кровь.

– Ничего себе!

Оказывается, мне таки полагается принц, как в любой правильной сказке про попаданок. Вот только, похоже, принц этот с червоточинкой, иначе невесту он нашёл бы без проблем.

– И что с ним не так? В чём проклятье?

– Точно никто не знает, но у него умерли родами три жены и две любовницы.

– Да уж, случайностью это не объяснишь. И он снова хочет жениться?

– Говорят, что не очень-то и хочет. Ему приказал король. Вот он и нашёл барона, готового отдать за него дочь. Остальные благородные семьи ему отказали.

– Понятно…

Я глубоко задумалась, позволив Хлое молча разбирать мне причёску и расчёсывать волосы. С одной стороны, новость выглядела не слишком радостной. С другой стороны, всё может оказаться не так плохо, как кажется на первый взгляд. Конечно, становиться четвёртой умершей женой графа мне точно не хотелось, как и вообще женой. Я слишком хорошо знала, как брак может превратиться в ловушку, ломающую твою душу, волю, а иногда и тело.

Но ведь и граф, по словам Хлои, сам не слишком хотел вступать в брак. Может, удастся убедить его, что нам лучше каждому оставаться свободным. Если же избежать замужества не удастся, то шансов умереть родами у меня, если верить врачам из нашей женской консультации, очень мало. После выкидыша и осложнений после него, они утверждали, что забеременеть мне вряд ли удастся.

Так что пугаться и отчаиваться от новости Хлои мне рано. Я ещё поборюсь. А пока решила не страдать раньше времени. За последние годы жизни с Павлом я научилась жить одним днём, не позволяя себе портить проблески нормальной жизни переживаниями о том, что ещё не случилось или уже произошло. Возможно, это было неправильно, но иначе я, наверно, не выжила бы, не смогла бы сохранить остатки душевных сил.

Поводов же переживать о грядущем замужестве до самого отъезда в столицу у меня не было. Да и во время поездки тоже. Ни барон, ни баронесса не заговаривали со мной о женихе и предстоящем браке. Иногда я позволяла себе надеяться на то, что Проклятый граф за время, прошедшее со дня пропажи Марьяс, уже нашёл себе новую невесту и именно поэтому мне ничего о нём и не говорят.

Тем более что поездка в столицу такой большой компании дело совсем непростое. Её подготовка и трудности в пути занимали всё наше внимание. После споров и размышлений младших детей решили не оставлять в поместье, а потому наш караван пополнился ещё на один экипаж, и ещё на два повода для беспокойства.

В начале пути и Лула, и Дикки страшно радовались путешествию, первому в их жизни, но хватило половины дня, чтобы радость их заметно потускнела. И я их понимала. Тряска, пыль, духота, когда солнце прогрело карету, – даже взрослым это давалось нелегко. В результате Лулу укачало, и нашему маленькому каравану пришлось остановиться, чтобы перетасовать пассажиров.

Младшие дети вначале сидели в одной карете с родителями, но после того, как Лулу вырвало, барон велел Анастис, которая ехала со мной и госпожой Карин во втором экипаже, поменяться с ней местами. Вместе с малышкой к нам от слуг пересела её нянька, которая принялась утешать девочку, у которой к тошноте прибавились переживания от того, что родители ей недовольны.

Моё возмущение немного уменьшилось, когда выяснилось, что госпожа Карин не только знаток этикета, но и обладает слабым даром целителя, так что решение барона могло быть вызвано тем, что в нашей карете легче было помочь девочке. Госпожа Карин действительно быстро сняла симптомы и усыпила Лулу, чтобы та легче переносила дорогу.

На следующий день Лула чувствовала себя лучше, и мы с ней на пару доставали соседок по экипажу вопросами обо всём, что видели за окном. Ещё когда мы с Хлоей ехали в баронство, мне удалось увидеть, как выглядит королевство, где мне предстояло жить. Но сейчас, когда мы направлялись к столице, бросалось в глаза, насколько более обжиты здешние края: иногда поля одного села плавно перетекали в другие, леса заменили рощи, небольшие города попадались чаще.

Это было увлекательное и познавательное зрелище. Его познавательность усиливали комментарии госпожи Карин, объяснявшей мне, кому принадлежат эти земли, какой знатный род правит в этом графстве или владеет очередным замком, виднеющимся вдали.

Но даже любознательность отступает перед физической усталостью от пыли, шума и тряски. Потому я была ужасно обрадована, когда выяснилось, что ехать в карете нам осталось совсем немного. Нет, не потому, что столица оказалась ближе, чем я думала. Столица Митралии располагалась на судоходной реке, впадающей в местное море, и мы достигли города, где могли сесть на нанятый бароном кораблик, чтобы дальше путешествовать уже по реке, что было и быстрее, и комфортнее.

Чтобы погрузиться на него, нам даже не пришлось ехать в ближайший город. Судно ждало нас в большом селе, где имелась приличная таверна, и мы могли отдохнуть и перекусить, пока слуги под руководством барона перегружали наши вещи на маленькое судёнышко.

Когда мы уже заканчивали пить чай с пирогами, к нам присоединился барон. Ему принесли эль и мясной пирог, но, прежде чем приступить к еде, Федр Гартис обратился ко мне. Выглядел он при этом несколько неуверенным, что было для него не слишком типичным. Я даже насторожилась.

– Мари-Валери, когда капитан узнал, что с нами путешествует Пришедшая, то попросил какие-то браслеты. У тебя они есть?

– Кажется, один или два лежат где-то у Хлои. Но если нужно, то я свяжу новый.

– Это долго?

– Нет. Дольше нашить бусины и пуговицы с Оком, но с этим мне может помочь Хлоя или Анастис.

Я уже оценила, как искусно Анастис умеет вышивать, так что пришить к вязаному полотну пуговицы и бусины она точно сумеет.

– Хорошо! – барон от радости даже потёр руки. – Тогда сегодня на корабле займёшься этим. Капитан обещал мне скидку, если получит твои обереги.

– Интересно, откуда он о них узнал, – не смогла сдержать удивления от того, что слух о моих браслетиках уже достиг этих мест.

– Кажется, он недавно вёз возвращающихся в столицу паломников, и те ему такого о них понарассказывали, что он просил меня очень настойчиво.

Барон переключился на принесённый пирог, но видно было, что настроение у него явно улучшилось.