Czytaj książkę: «Хижина тети Томы»
Вместо предисловия
За день до новой эры
– Лох – это судьба! – без тени сочувствия заявила Софи, выслушав слезливую историю моей жизни.
– Лох – это кустарник! – возразила я, пряча обиду и демонстрируя эрудицию.
– А я что говорю? Именно кустарник, – легко согласилась Софи. – Какие у него шансы стать высоким красивым деревом? Никаких! Так и будет всегда низкорослым корявым кустарником с дурацким именем!
Видит бог, у меня мало сходства с мачтовой сосной, поэтому «низкорослый корявый кустарник» я проглотила, но насчет имени Софи могла бы и промолчать, это было уже слишком. Я так и сказала ей, после чего перевернула пустое ведро вверх дном, с хрустом поставила его на гальку, уселась и спрятала лицо в ладонях.
– Эх ты, Нюня, Нюня! – насмешливо сказала Софи. – Очень правильно тебя родители назвали! Самое подходящее для тебя имя, лучше даже, чем Лох!
– Меня Таней зовут! – плаксиво напомнила я, но Софи меня не услышала.
Она тоже поставила ведро, только нормально, ручкой вверх, и теперь с веселым грохотом метала в емкость круглые белые камешки, сноровисто выбирая их из общей массы разноцветных голышей. Я перестала кукситься, слезла со своего ведра, перевернула его и тоже поползла вдоль линии прибоя на четвереньках, сортируя облизанные морем камешки на товарные и нетоварные. Тетя Люся строго-настрого наказала нам с Софи собрать сегодня по четыре ведра белой гальки, и сделать это надо было до восьми часов. Во-первых, нельзя было опаздывать с грузом к утреннему поезду, во-вторых, сразу после завтрака на море вывалит толпа отдыхающих, и ползать по пляжу на карачках будет во всех смыслах неудобно.
Честно скажу, своего занятия я стесняюсь, хотя тетя Люся вполне аргументированно объяснила нам с Софи, какое это важное и нужное дело – тоннами собирать красивую белую гальку, которую москвичи потом мешками покупают в цветочном магазине для украшения своих дачных участков.
– Столица задыхается без экологически чистых материалов! – с чувством вещала тетя Люся.
Она, бывший партийный работник, настрополилась проводить политинформации, ей вещать – как с горки катиться.
– Мы, жители курортного рая, должны дать возможность нашим соотечественникам создать кусочек райского сада на каждом отдельно взятом дачном участке! Я вижу в этом наш гражданский долг.
На самом деле хитрая тетя Люся видит в этом деле свою личную прибыль, ей за каждое ведро халявной гальки, собранной с применением дешевой рабской силы, владелец московского магазина деньги платит. Пятьдесят рублей за ведерко, по восемь ведер в день, и так целый год – на круг получается неплохая сумма.
Софи этой политической экономией прониклась и тягает камни на горку с таким энтузиазмом – куда до нее Сизифу! А я стесняюсь. Я вообще жутко стеснительная.
В детстве я была послушной тихой девочкой, не ребенок – мечта родителей. У меня были любящие и заботливые папочка с мамочкой и два комплекта дедушек-бабушек, с ними я чувствовала себя как за стеной, да не просто каменной – Великой Китайской! Наверное, поэтому бойцовские качества моей натуры остались недоразвитыми.
Первым спохватился папа. Он перестал называть меня милым домашним именем Нюня и дал другое – Тяпа. Оба прозвища являлись вольными производными от имени Таня-Танюша, но папин вариант был более задиристым. Я могла в этом убедиться на примере соседской болонки, которая страдала манией величия и норовила вести себя как сенбернар, а звалась при этом тоже Тяпой. Кусачая четвероногая тезка мне не нравилась, откликаться на Тяпу я не желала, и вялая, безынициативная Нюня надолго получила преимущественные права.
Лет в пятнадцать я в этой кисейной барышне разочаровалась и с тех пор пытаюсь ее перевоспитать. Особого результата пока не видно, но слабые признаки внутренней борьбы окружающие все же замечают. Тетя Люся, например, наградила меня прозвищем Тихий Омут. Впрочем, возможно, таким образом она тактично намекает, что я, если бы захотела, могла бы работать как черт.
Я, вообще говоря, не ленива, хотя тяжелый физический труд в восторг меня не приводит. Также я не люблю публичных выступлений, и уж совсем не по душе мне ответственная роль начальника. Два месяца классного руководства в средней школе не только хамку Тяпу, но и рохлю Нюню привели к выводу, что даже безнравственный тет-а-тет в борделе был бы, пожалуй, предпочтительней малооплачиваемого публичного позорища в пятом «Б»!
Мое амплуа – добросовестный подчиненный на интересной работе. Поэтому я очень обрадовалась, когда в обеденный перерыв тетя Люся объявила, что завтра камни собирать не придется, она бросит нас с Софи на другой участок.
– Сонечка будет носить хачапури! – объявила хозяйка, и Софи захлопала в ладоши, как будто это такое большое счастье – сновать по пляжу с коробкой пирогов и истошными криками: «А вот кому хачапури! Горячие хачапури!»
Я бы на месте Софи умерла со стыда, а перед смертью попыталась организовать повтор библейского чуда с бесплатным кормлением толпы голодных семью хлебами, за что жадная тетя Люся потом распяла бы меня в полном соответствии с историческим примером.
Должно быть, эта крамольная мысль отразилась на моем лице, потому что меня хозяйка в лоточницы не наладила.
– А для тебя, Танечка, есть творческая работа! – торжественно сказала она и сделала театральную паузу.
Я не спешила заполнить ее аплодисментами. Творческой работой в понимании тети Сони вполне могла оказаться пламенная агитация курортников в турпоход к водопадам, которые в такую жару давно пересохли, или вербовка прибывающих в поселок неорганизованных отдыхающих в ряды хозяйских постояльцев.
– Моему художнику вновь нужен материал для работы, – не дождавшись от меня проявлений бурной радости, объяснила тетя Люся. – Он просит срочно выслать ему десять-пятнадцать кило. Соберешь до конца недели?
Я кивнула и соблаговолила улыбнуться. Я еще не знала, что мне только что возвестили о начале новой эры в моей собственной истории.
Полученная работа казалась мне более или менее приятной. Один бывший тети-Люсин постоялец – она с гордостью называет его «мой художник» – навострился клеить шикарные витражи из обкатанных морем бутылочных стеклышек. Эти произведения успешно продаются, художник хорошо зарабатывает, отдыхать он ездит уже не к нам, а за границу, и материал для изготовления своих работ собирает не сам лично, а руками тети-Люсиных батраков. Дело-то нехитрое: знай ходи себе по мокрой гальке в полосе прибоя и высматривай цветные стеклышки. Блеснет под ногами зеленый огонек – цепко выхватывай его из-под накатывающей волны, любуйся фальшивым изумрудом, смотри сквозь него на солнышко… Согласитесь, это куда более романтично, чем игра в мини-бульдозер на россыпи камней!
Моя история началась на следующий день.
Глава 1
Кто хочет взять миллионера?
Я отправилась на свою тихую охоту ранним утром, но оказалась не первым человеком, выдвинувшимся с нашего двора: по многоступенчатой лестнице пытался ездить на малорослом велосипеде Гера, любимый внук тети Люси. Выглядел он, как обычно, колоритно и по цветовой гамме напоминал светофор: в шлеме, похожем на оранжевый кабачок, зеленой майке с изображением неведомого земной науке монстра и красных бриджах со множеством огромных накладных карманов.
– Эй, Танюшка! – радостно приветствовала меня эта яркая личность. – Смотри, как я могу!
Я посмотрела. Гера прямо на ступеньке поднял свой карликовый велик на дыбы и опасно покрутился на одном заднем колесе.
– Отлично, – вежливо сказала я. И не удержалась от вопроса: – А зачем это? Сломаешь велосипед или, не дай бог, шею!
– Так надо! Ты что, совсем темная? – Гера обиделся. – Это же велотриал!
Желая меня поразить, он продемонстрировал на лестничной площадке чудеса велоакробатики, в результате которых у меня сложилось впечатление, что велотриал – это весьма затейливый, энергоемкий, но быстрый способ сменить велик на инвалидную коляску.
– Шел бы ты лучше плавать! – посоветовала я Гере. – Плавание – наименее травматичный вид спорта.
И тут же вспомнила, что Гера плавает не сам по себе, а на специальной доске, весьма большой, что в сочетании с высокими волнами вполне может привести к определенным увечьям. Подозреваю, что Герина вихрастая голова уже не раз вступала в плотный контакт с разнообразными твердыми предметами и поверхностями и это отрицательно сказалось на его мозгах. Пацану уже шестнадцать лет, а он думает только о роликах, великах, скейтах, досках, парапланах и прочих опасных игрушках. Многочисленные обитатели тети-Люсиного двора зовут Геру Экстремальчиком.
Попрощавшись с гарцующим Герой, я сошла к морю. Солнце еще не выкатилось из-за горы, затеняющей пляж, было прохладно, и я порадовалась, что надела кофточку с длинными рукавами и джинсы. Впрочем, я и жарким днем ползала по пляжу не в купальнике, а в длиннополом платье с закрытыми плечами: не хотела обгорать на солнце да и лишний раз демонстрировать свое тело тоже.
Я не питаю иллюзий по поводу своей внешности. И лицо, и фигура у меня самые обыкновенные. Без существенных дефектов, но и без особых достоинств. Если бы я пережила кораблекрушение и оказалась на острове, тамошний Робинзон был бы вполне счастлив, но мужчины, имеющие возможность более широкого выбора, обычно отдают предпочтение не мне. Именно поэтому я в свое время без раздумий вышла замуж за первого же желающего: боялась остаться старой девой. Спасибо Сашке, в девках я не засиделась, но и в супружеской постели не залежалась, потому что он уже через полгода после свадьбы всерьез начал задаваться вопросом, который с самого начала мучил меня: почему он сделал мне предложение? Спросить я стеснялась, но, когда Сашка сам заговорил на эту тему, быстро согласилась считать наш брак ошибкой, подлежащей немедленному исправлению.
Собственно, в непрезентабельный курятник тети Люси меня привела именно работа над ошибками. В приступе активного самоедства и при подстрекательстве мятежной Тяпы я решила изменить свою жизнь резко и до неузнаваемости. Развелась с Сашкой, нахамила заботливым родителям и уехала из города в курортную тмутаракань – спать в курятнике, батрачить за кров и стол на чужую тетю и искать на каменистом пляже стекляшки и смысл жизни.
Неизбежное ведро я пристроила под кустиком и пошла вдоль моря с одной легкой пластмассовой бутылкой. Диаметр ее горлышка соответствовал максимальному размеру стекляшек, пригодных для витражных работ.
Вода была спокойной. Зеленые, голубые, опаловые и янтарные стекляшки попадались во множестве, я увлеклась, смотрела главным образом себе под ноги и заметила лежащего на гальке человека, только подойдя к нему вплотную.
Мужчина в мокром белом костюме был похож на миллионера, смытого с борта яхты. Он лежал неподвижно, как неживой, на спине, с закрытыми глазами, широко раскинув руки и ноги. Сдуру я подумала, что передо мной утопленник, хотя могла бы сообразить, что море совершенно спокойно, и, значит, выбросить на берег волной его не могло. А если парень вышел из воды самостоятельно, то он точно не утопленник.
Вместо того чтобы здраво рассудить и пройти мимо, я отбросила в сторону сомнения и бутылку со стеклами, упала на колени и принялась оказывать предполагаемому миллионеру первую помощь, как того требовали мое врожденное благородство и установленный у входа на пляж плакат-комикс «Спасение утопающих».
Что ни говори, а искусственное дыхание рот в рот – очень действенный прием! Я только начала реанимационный процесс, как лжеутопленник открыл глаза, сомкнул руки за моей спиной и сделал рывок. Мы перевернулись, и он оказался сверху. Такая перемена мест слагаемых меня дико напугала, я хотела заорать, но не смогла, потому что миллионер здорово меня придавил, и от безысходности я выпалила прямо в настороженные зеленые глаза:
– Ты, козел-собака! У меня заболевание, передающееся половым путем!
Этому приему морального устрашения меня еще на первом курсе обучила соседка по общаге Райка Лебзон. В ее версии, правда, использовались более крепкие ругательства, да и сам текст был короче и выразительней: «Б…, с…, у меня сифилис!» При этом «б…» и «с…» почему-то упоминались непременно во множественном числе. Видимо, подсознательно Райка твердо рассчитывала на групповуху, которую впоследствии и получила в повседневное пользование, устроившись на работу в израильский бордель. Ничего, довольна жизнью, прислала мне как-то письмецо, в котором с теплым чувством благодарности вспоминала первую родину и сообщала, что владение языком ей очень пригодилось. Не знаю, правда, что именно она имела в виду.
У самой-то у меня лингвистические способности умеренные, хотя великим русским матерным я, например, тоже владею – чисто теоретически. У меня только практики нет, слова на «б» и «с» я произнести не могу, стесняюсь.
Мысли о Райке с ее Израилем и русском языке со всеми его буквами образовали в моем мозгу фон, на котором пламенными письменами высвечивались истерические телепатемы: «Ай-яй-яй! Помогите, спасите, помилуйте!» Это визжала насмерть перепуганная Нюня. Со мной всегда так: в пиковой ситуации сознание расщепляется, и, пока трусиха Нюня стучит зубами, нахалка Тяпа зубы скалит.
Подмоченный миллионер, очевидно, тоже был из породы нахалов. В ответ на сообщение об огорчительном нездоровье моей половой сферы он усмехнулся, недоверчиво заломил соболиную бровь и авторитетно сообщил:
– Чтоб вы знали, милая, слабоумие посредством сексуального контакта не передается!
– Да? А как же, по наследству? – возразила я.
Глупо было затевать дискуссию с противником, имеющим ощутимое преимущество в весе и занимающим стратегическую высоту на моем собственном теле, но Тяпа пошла вразнос и совершенно хамски добавила:
– Как, например, в вашем случае!
– Наглая особа! – как мне показалось, с одобрением констатировал миллионер. – Как вас зовут, нахалка?
– Тя… Таня! – застенчиво ответила Нюня, а Тяпа, отправленная на задворки души своевременным пинком, в полете тявкнула: «Секс – это еще не повод для знакомства!»
– А секса и не было! – машинально возразила ей воспрянувшая Нюня, по недосмотру сказав эти слова вслух.
– Ну, это дело поправимое! – заявил бойкий миллионер и совершил корпусом волнообразное движение, более грациозный вариант которого демонстрируют на суше дрессированные тюлени.
Тут уже Нюня с Тяпой взвыли в два голоса, а я дернулась и успешно стряхнула зазевавшегося миллионера на гальку.
Нужно ли добавлять, что он треснулся башкой о камень, закрыл глаза и затих, после чего мне вновь пришлось делать ему искусственное дыханье.
– А целуешься ты классно! – заявил мой пациент через минуту. Затем он открыл глаза и светски спросил:
– Не возражаешь, если мы перейдем на «ты»?
После поцелуя, за качество исполнения которого я получила столь высокую оценку, возражать было поздно. К тому же комплимент мне польстил, классно целоваться по методу «рот в рот» я училась на пластмассовом манекене в кабинете военно-медицинской подготовки, и доктор Карагезян всегда критиковала мою вольную манеру обнимать воображаемого пострадавшего за шею.
– Я Рома, – сказал мой новый знакомый и улыбнулся так, что я загляделась.
Глаза у Ромы были зеленые, как морские стекляшки, скулы широкие, нос прямой, а подбородок раздвоенный. Волосы русые, с рыжиной, аккуратно подстриженные «под горшок». Незатейливая прическа Ивана-дурака шла ему необычайно, и мне внезапно захотелось взлохматить эти густые рыжеватые волосы пятерней.
– Что смотришь? Нравлюсь? – улыбнувшись еще шире, спросил меня наглец.
– Смотрю, купальный костюм у тебя оригинальный! – съязвила я в ответ. – От Кардена?
– От Диора, – важно ответил он. Потом сел и сосредоточенно охлопал себя по карманам. – Ч-черт! Где все? Бумажник, мобильник, ключи, очки? Неужели сперли?
– Или ты их сам потерял во время заплыва, – подсказала я куда менее вероятную версию.
Как местная шпана пылесосит карманы приезжих, которые по пьяни или по глупости устраиваются поспать на пляже, нам с Софи в первый же день в красках рассказала тетя Люся. После знакомства с условиями проживания в ее курятнике нас посетила было мысль обосноваться в самодельном шалашике на скалистом берегу, в чем тетя Люся была материально не заинтересована.
– А почему это я мокрый? – вдруг озабоченно спросил Рома, и я фыркнула.
Мужики – занятные существа! К сексу они, видите ли, готовы сразу по приходе в сознание, а вот реальность, данную им в малоэротичных ощущениях, воспринимают замедленно.
– Спроси еще: «Где я?» – насмешливо подсказала я.
– Тоже хороший вопрос! – согласился Рома, растрепав свою шевелюру именно так, как это хотела сделать я.
Он с неподдельным интересом осмотрел пустой берег и чистую морскую даль, пробормотал: «Похоже на Крым?» – и уставился на меня с немым вопросом.
– Крым и Рым, – сказала я, не зная, верить ли в Ромину амнезию. Что, если он притворяется беспамятным в расчете на новый сеанс оздоровительных поцелуев? – Ты, случаем, не алкаш?
– А разве похож? – Он забеспокоился и попытался разгладить ладонями помятые брюки.
Я сделала поправку на несомненное качество костюма:
– Или ты сильно пьющий миллионер? Перебрал шампанского с трюфелями и упал за борт собственной яхты?
– Такой вариант мне больше нравится, – признался Рома, встав на ноги и вытянув шею в тщетной попытке заглянуть за горизонт, где могла прятаться его бесхозная яхта.
– Дыхни! – потребовала я. – Фу-у-у!
– Так уж прям и «фу»? – обиделся Рома. – А чего ж ты тогда целоваться лезла?
Объяснять дураку, что я делала ему искусственное дыхание, не имело смысла – все равно не поверит. Он хоть и дурак, но красавчик, а красавчики твердо убеждены в том, что обыкновенная женщина душу продаст, чтобы добраться до белого комиссарского тела.
– Ты пил, это точно, – сказала я. – Где и с кем, не помнишь?
Рома надолго задумался. Чтобы не мешать ему мыслить, я подобрала свою бутылку и пошла дальше собирать стекляшки. Беспамятный красавчик нетвердой походкой поплелся следом, поминутно оскальзываясь на мокрой гальке и полоща в морской воде туфли и штанины. Я старалась не обращать на него внимания, сосредоточилась на работе и заполнила бутыль за полчаса. Пока я высыпала собранные стекляшки в ведро, Рома топтался в отдалении, но потом снова приблизился, чтобы поделиться со мной результатами своих мучительных раздумий.
Ему удалось извлечь из своей дырявой памяти обрывки, из которых в общих чертах складывалась картина бурного загула в компании незнакомой декольтированной девицы и «однорукого бандита», одинаково жадных до денег. Деньги у Ромы сначала были в большом количестве, а потом как-то внезапно кончились вовсе, после чего грудастая красотка и «однорукий бандит» превратились в одного мордоворота с могучей грудью и нормальным количеством верхних конечностей, и уже он, этот мордоворот, воздушным путем перебросил Ромино тело на ночной пляж. Совсем смутно помнились десантнику жесткая посадка на прибрежные камни и лунная дорожка на темной воде, о которой он сказал, что она была теплой, из чего следовало, что купаться дурак полез по собственному почину.
– А раздеваться я не стал потому, что по пляжу слонялись какие-то подозрительные личности, и я боялся, что меня обворуют! – сказал красавчик.
– Тебя и так обворовали, – безжалостно напомнила я.
– Слушай, а зачем ты собираешь эту ерундень? – некстати поинтересовался Рома, указав на бутыль, которую я за разговором успела наполнить до половины. – У тебя собственный стекольный заводик простаивает без сырья?
– Нет у меня своего заводика, не надейся, я бедная невеста! – предупредила я.
– Это плохо! – закручинился Рома. – Я тоже бедный, а мне кушать хочется!
Он жалобно посмотрел на меня, а я вздохнула и нахмурилась, прислушиваясь к спору Нюни с Тяпой.
– Бедненький мальчик, такой хорошенький! – печалилась сердобольная Нюня. – Без гроша в кармане, и знакомых никого, кроме нас! Давайте его подберем, накормим и обогреем.
– Подобрать не проблема, накормить тоже, – сказала циничная Тяпа. – А только где мы его обогревать будем? В тети-Люсином курятнике на шесть персон? Боюсь, соседки по бараку пожелают включиться, и получится у нас бордель почище израильского!
– Стыдно мне за тебя! – строго сказала я Тяпе, а Рома принял сказанное на свой счет и потупился.
Однако сквозь занавесившие лицо рыжие лохмы весело поблескивал разбойный зеленый глаз, и я подумала, что Тяпа моя где-то права, есть в ее словах какая-то сермяжная истина… В смысле, хорошо бы ни с кем не делиться.
– Ты, случайно, не дальтоник? – спросила я своего разорившегося миллионера.
– Нет, а что? – ответил он, заметно удивившись вопросу.
– Значит, зеленое различаешь, – кивнула я. – Тогда держи бутыль и помогай мне собирать стекляшки. Чем раньше мы наполним ведро, тем скорее ты получишь завтрак.
– Есть время разбрасывать камни и время их собирать! – возвестил Рома и принялся за работу.
К девяти часам, когда пляж заполнился народом и в полосе прибоя стало тесно, как в метро в час пик, мы наполнили небольшое ведро почти доверху.
– Не меньше трех кило! – объявил мой помощник, взвесив груз в руке. – Давай я понесу, тебе тяжело будет.
– Какой мужчина! – ахнула растроганная Нюня.
– Важно, не какой мужчина, а чей! – пробурчала Тяпа, начиная ревновать Рому к полуголым девам, поглядывающим на нашего красавчика с откровенным интересом. – Эх, зря мы все-таки в переполненном курятнике поселились! Вот досада-то! Есть роскошный мужик – и некуда его привести!
Я помалкивала, но смотрела в спину шагающего впереди Романа со смешанным чувством радости и досады. В самом деле, Тяпа моя совсем не дура, надо мне почаще к ней прислушиваться!
– Ну вот, я повторил подвиг Сизифа! – сказал Рома, успешно преодолев крутую лестницу. – Куда теперь?
– Вперед, только вперед! – ответила я и махнула рукой в сторону сложного сооружения со множеством балкончиков и пристроек, украшенного протяженной лживой вывеской: «Есть свободные места для отдыха и сна! Спокойно и недорого!»
– Спишь спокойно, да? – покосился на меня Рома.
– Не трави душу! – ляпнула я с подачи сексуально озабоченной Тяпы, о чем под нажимом Нюни сразу же пожалела, но слово уже вылетело и, судя по улыбке моего собеседника, было понято им совершенно правильно. И не только им.
– Вот козел-собака! – выругалась Тяпа. – Нюнька, смотри, что делается! Никак наша дура надумала влюбиться!
Подмоченный и помятый красавчик развернул плечи и заблестел глазами, а я скрипнула зубами и нечеловеческим усилием воли удержалась, чтобы не оглядеться в поисках покупателя на мою грешную душу. Влюбляться, так и не найдя смысл жизни, не хотелось, но было ощущение, что переживать по этому поводу не стоит, поздно уже. Зеленоглазый наглец успел пленить мое сердце.
Утешало только одно: превратившись из миллионера в нищего, Рома должен был сделаться существенно менее привлекательным для алчных девиц вроде давешней декольтированной красотки. Тем не менее мы с Нюней малодушно задрожали, страшась конкурентной борьбы. А тут еще вертихвостка Софи, едва увидев моего спутника в окошко, сделала большие коровьи глаза, свесила вымя за подоконник и заговорила томным голосом с придыханием:
– Здра-авствуйте! Ну же, Нюня, познакомь девушку с молодым человеком!
– Нюня? – заинтересовался Рома.
– Молодой человек – это девушка, девушка – это молодой человек! – сердито выдохнула я и потащила красавчика мимо пустившей слюни Софи в офис тети Люси.
– Тань, а кто это – Нюня? – спросил Рома по дороге в виноградную беседку, которая заменяла нашей хозяйке кабинет.
– Да есть одна такая… – Мне не хотелось сейчас распространяться о своей триединой сущности.
Тетя Люся покачивалась в плетеном кресле и читала Стейнбека. Несмотря на обилие на книжных лотках новых произведений, бывшая партработница всегда читает только проверенные временем и политически выдержанные произведения.
– Ну и? – вопросила она, увидев нас, и закрыла книжку, сунув между страницами вместо закладки сломанные очки без дужек.
– Вот! – в том же лаконичном стиле ответила я и вытолкнула вперед Рому.
– Постоялец? – спросила тетя Люся, с интересом оглядев молодого человека с растрепанной головы до мокрых ног.
– Никак нет, мэм! – гаркнул Рома, вытянувшись во фрунт.
– В каком полку служили, поручик? – сердито прошипела я ему в ухо. – Давай без «мэм», тут американизмы не в ходу.
– Я тетя Люся! – посуровев, сообщила моя хозяйка так величественно, словно далее по умолчанию следовал титул «Божьей Милостью королева Англии».
– Товарищ теть Люся! – мгновенно сменил пластинку смышленый красавчик. – Разрешите представиться: я Роман! Прибыл в ваше полное распоряжение!
– Полное, говоришь? – Наша королева повторно оглядела добровольного вассала.
Взгляд был оценивающий, и моя Тяпа занервничала:
– Чего глазеет ведьма старая?
– У него денег нет и жить негде, но он работящий! – поспешно сказала я.
– Работящий, – задумчиво повторила хозяйка, вновь пройдясь по фигуре парня инспекторским взглядом.
Тут уже и я заволновалась. Тетя Люся – дама энергичная, с большим вкусом не только к деньгам, но и к радостям жизни. А ну как она сейчас назначит моего красавчика на особо творческую работу в свою опочивальню?
– Теть Люсь, его пожалеть надо! – заканючила я, призвав в помощницы мастерицу нытья и плача Нюню. – Хороший парень, хоть и выпивает иногда, а как ему не выпивать, если у него жена-стерва налево бегает, а он на нервной почве потенции напрочь лишился?
Рома поперхнулся возмущенным возгласом и в приступе кашля согнулся пополам.
– И здоровье совсем потерял! – закончила я, умело использовав ситуацию.
– Лечиться надо, – веско сказала на это тетя Люся и задумчиво потерла лоб.
Мы в почтительном молчании ждали монаршего волеизъявления и дождались.
– Я тебя в санаторий устрою! – объявила хозяйка.
Я вытаращила глаза, не смея верить сказанному. Тетя Люся, которую в поселке за глаза называют старушкой-процентщицей, за свой счет купит чужому человеку путевку в санаторий?!
– В «Жемчужном колосе» срочно нужен смотритель бассейна, – сказала меж тем хозяйка. – Две тысячи рублей в месяц.
– Две тысячи? Мне? – повторил Рома.
По тону чувствовалось, что ничтожность суммы не соответствует его самооценке.
– Две тысячи мне, – твердо сказала тетя Люся. – Комиссионные. Ведь это я устраиваю тебя на работу, не так ли?
Мне полегчало. Зря я тревожилась, хозяйка в полном порядке, ведет себя совершенно нормально – как паук-кровосос.
– Тебе будут платить три, и на тысячу ты вполне проживешь, потому что тебе дадут жилье и позволят питаться в столовой после отдыхающих, – объяснила хозяйка. – Так вся обслуга живет.
Рома не выглядел счастливым, и тетя Люся сочла нужным его подбодрить.
– Ничего, сыт будешь! – пообещала она. – За отдыхающими остается очень много еды. Особенно плохо они кушают манку.
– Я тоже плохо кушаю манку! – пожаловался мне Рома, когда мы вышли из офисной беседки и удалились за пределы слышимости.
– А сейчас? – спросила я вредным голосом Тяпы.
– Сейчас съел бы, – прислушавшись к урчанию в пустом желудке, грустно признался красавчик.
– Вот и не выпендривайся! И знаешь что? Раздевайся!
– Здесь? – удивился он, повертев головой и послав мимолетную улыбку жадно глазеющей на нас Софи. – Сейчас?! Танька, одумайся, люди же кругом! – И красавец вопреки сказанному с готовностью расстегнул ремень на штанах.
– Застегнись! – рявкнула я. – Ты что подумал? Я тебя просто переодеть хочу, чтобы ты не был похож на короля в изгнании! Королю небось и трех тысяч не заплатят, одной манкой откупятся. Стой, где стоишь, я тебе другую одежду принесу!
Он замер вблизи барбарисового куста, как парковая скульптура, а я метнулась к себе в курятник, спешно отыскала в шкафу чистые бриджи и футболку и принесла все это Роме. Он уже не стоял под кустом один, а сидел на лавочке в компании Софи, с удовольствием поедая хачапури. И Софи, зараза такая, заботливо держала наготове второй пирог и бумажную салфеточку.
– Сонечка, тебя там тетя Люся зовет! – соврала я. – Срочно!
– Я не прощаюсь! – проворковала Софи, неохотно отклеиваясь от лавочки.
– Зря! – сказала я и забрала у нее хачапури и салфетку.
– Очень милая девушка! – радостно сказал Рома, проводив благосклонным взглядом круглую попу Софи.
Я сердито подумала, что Соньке не помешало бы похудеть. Ишь, отрастила себе задницу, весь обзор закрывает, мешает пейзажем любоваться!
– Лезь под куст и переоденься, – велела я парню. – Да поторопись, надо побыстрее шагать в «Жемчужный колос», пока вакансию не заняли. Мало ли желающих целых три тысячи получать и дармовую манку трескать!
Мои бриджи были Роме коротковаты, а майка откровенно тесна.
– Как я выгляжу? – с беспокойством спросил он, продравшись сквозь завесу зеленых веток.
– Как сирота казанская! – едва не всплакнула Нюня.
– Шикарный прикид! – весело сказала Тяпа. – Секонд-хенд от-кутюр! В таком виде ты смело можешь просить в столовой добавки, тебе даже нищий бомж захочет оказать гуманитарную помощь!
Я забрала у бывшего красавчика сверток с костюмом от Диора, дав взамен пирог, которым он и утешился.
В одиннадцать часов дня экс-миллионер уже был принят на работу в санаторий «Жемчужный колос», получил ключ от щелястого деревянного домика размером с хорошую собачью будку, познакомился с поварихой, ответственной за раздачу сирым и убогим неликвидной манки, и приступил к своим обязанностям смотрителя бассейна.
– Разумеется, без документов мы не можем оформить вас на работу официально, – сказала, вручая ему ведро и сачок, директриса заведения. – Это нарушение с нашей стороны, но за вас попросил и поручился проверенный товарищ… В общем, можете взять в кассе тысячу рублей авансом, бухгалтера я предупрежу. Кстати, как ваша фамилия?
– Иванов! – бодро отозвался тети-Люсин протеже. – Роман Иванович Иванов!
– Врет! – оценив избыточную искренность тона, убежденно шепнула Тяпа.
И на сей раз я и Нюня с ней согласились.