Cytaty z książki «Анжарская академия. Темный магистр исцелению не подлежит»
– Странная какая-то находка, сир Райс, вы не находите? – подал голос природник. – Не нахожу, Диккинс. Потому что это не находка, – поморщился темный магистр, сбрасывая плащ и прямо в ботинках шагая в заболоченную воду. – Это вархова проблема.
За мной же повсюду следовал бардак… Он окружал меня в спальнях, разваливался вальяжно на кроватях, обустраивался в шкафах. Форменный хаос имени Алиссы Лонгвуд! Немудрено, что в личную жизнь он пробрался тоже. Единственное место, куда я бардак не допускала – работа. Мой последний оплот стабильности, в котором все ясно и понятно. И всегда на своем месте. Все, кроме меня.
вы должны понимать, что побег – не равно избавление, – севшим голосом скрежетал Райс. – Прошлое всегда настигает. Всюду. Ни у кого еще не получилось от него убежать.
– Я слишком стар для этого… – Да вам всего сорок, – пролепетала Фенрисса, подхватывая с земли его плащ. – Тридцать семь, – процедил сквозь зубы, чувствуя себя тоже немножко «просроченным». – А выглядите на пятьдесят, ей Варху, – фыркнула Килира
– Мы подумали, вам не помешает расслабиться, сир! Вы еще в расцвете лет. Самый сок. Ничто человеческое не чуждо, – старательно рыл себе яму Тонкин. – Сколько можно быть затворником? Но сейчас осознали свою ошибку. В полной мере. И не будем возражать, сир, если вы затворитесь обратно… – Сейчас я тебя, Заккари, где-нибудь затворю. Скажем, на изнанке бытия. Подойдет? – Лишнее, сир.
рано или поздно вы перепутаете кого-то из своих студентов с тварью изнанки и засунете его в разрыв материи. – Тем хуже для изнанки. И для материи, – философски заявил магистр и пожал плечами
– Граймс, вам не пора завести новую ассистентку? – Жду, пока эта сбежит, – едко выдал док. – Вскоре она так загорится добровольческой миссией, что сама нас оставит. Если нет, разрешаю засунуть ее в разрыв материи.
сменивший на посту пожилого сира Дариуса,
Но работать с Граймсом мне нравилось. За черствой броней прожженного циника скрывался умный, проницательный мужчина. Он видел во мне что-то, временами допускал до практики, позволял проявить себя. Поддевал, конечно, как и прочих. Давил на больное. Но лишь затем, чтобы вскрыть нарыв и сцедить терзающий яд.
