СВО и Первая мировая. Сборник статей

Предисловие

15 июня 2018 года «Независимая газета» опубликовала материал под названием «Неудобный генерал»

Василий Егорович Флуг – храбрый и решительный полководец Первой мировой

Автор статьи Алексей Олейников – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России Астраханского государственного университета.

Приведем полностью текст этой статьи:

Одним из выдающихся русских генералов Первой мировой войны был генерал-лейтенант (с декабря 1914 года – генерал от инфантерии) Василий Егорович Флуг. Командуя 10-й армией Северо-Западного фронта, он в ходе переломной для фронта Первой августовской операции 12–30 сентября 1914 года нанес поражение германской 8-й армии. Неудача в этой операции стала первым поражением германских войск на Русском фронте армейского масштаба, причем неудача постигла 8-ю армию – недавнюю победительницу в Восточно-Прусской операции.

Успешное окончание операции привело к занятию русскими войсками городов Сталлупенен и Гольдап – начался Второй поход в Восточную Пруссию с последующим выходом к Мазурским озерам. Однако из-за разногласий с командованием фронта Василий Егорович Флуг был отстранен от должности – за «опасную активность». Генералу было вменено в вину взятие Сувалок на два дня раньше плана командующего фронтом генерала от инфантерии Николая Владимировича Рузского, но в действительности, считают эксперты, его отстранение стало следствием прежде всего интриг генерал-квартирмейстера штаба фронта генерал-майора Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича.

О ПОЛЬЗЕ МОРАЛЬНОГО ФАКТОРА

Василий Егорович Флуг был одним из тех генералов, кто понимал значение морального фактора в современной войне. Понимая огромное значение победы русского оружия именно в Восточной Пруссии, он писал: «Начальствующими лицами всякое активное предприятие с нашей стороны признавалось «опасным», «рискованным» и т.п. Словом, в нас начинало закрадываться пагубное сознание превосходства врага – залог будущих поражений. Чтобы такое душевное состояние не передалось вновь прибывающим на Восточно-Прусский фронт войскам, казалось необходимым придать их действиям в пределах данной стратегической задачи возможно активный характер, пользуясь «нахальством» противника для одержания над ним первоначально хотя бы небольших успехов».

8 июня 1915 года В.Е. Флуг был официально назначен командиром 2-го армейского корпуса, которым командовал до мая 1917 года. Фактически это было понижением в должности для бывшего командующего армией, тем более для генерала от инфантерии. Но Василий Егорович хотел быть полезным Отечеству, что и доказал впоследствии.

Он отличился в ходе Виленской операции 9 августа – 19 сентября 1915 года (особенно при локализации Свенцянского прорыва), за что был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Как явствует из Высочайшего приказа о военных чинах от 9 января 1916 года: «Утверждается пожалование… командиру 2-го армейского корпуса генералу от инфантерии Василию Флугу за то, что в период Виленской операции в сентябре 1915 года, когда противник задался целью разъединить войска Северного и Западного фронтов и врезался клином между 5-й и 10-й армиями, а конница его, направленная в район Молодечно, оперировала в тылу 10-й армии и когда для противодействия замыслам неприятеля была выделена группа корпусов под общим руководством генерала Флуга, он не только удержал натиск противника, но, переходя в наступление частями группы корпусов, приковывал силы противника. Результатом проявленных генералом Флугом энергии, мужества и искусного руководства замысел германцев был парализован, и генерал Флуг, выдержав бой с превосходным по силам противником, выручил своих от грозившей им опасности».

С ноября 1915 года по октябрь 1916 года корпус В.Е. Флуга входил в состав 7-й армии Юго-Западного фронта и отличился в ходе Брусиловского прорыва (Язловецкая операция, разгромлен австро-венгерский 13-й корпус). Русский военный историк Антон Антонович Керсновский дал такую оценку Язловецкой операции: «Прорыв II армейского корпуса генерала Флуга удался блестяще. Позиции у Язловца, считавшиеся германцами неприступными (и модель которых была выставлена в Берлине и Вене), были сокрушены туркестанскими стрелками 3-й дивизии, поддержанными справа 26-й, слева – 43-й дивизиями. 13-й австро-венгерский корпус был сброшен в Стрыпу».

Только с 24 по 29 мая частями 2-го и 16-го армейских корпусов было захвачено в плен 414 офицеров, 17 тыс. солдат, 29 орудий, 66 зарядных ящиков, 7 бомбометов. Австрийцы назвали прорыв на Стрыпе «эпидемическим».

31 июля ударом по Южной германской армии Феликса фон Ботмера 7-я армия начала победное сражение под Збаражем – именно корпус В.Е. Флуга форсировал Золотую Липу и взял город. В плен попали 166 офицеров и 8415 нижних чинов, были захвачены 4 орудия, 19 пулеметов и 11 бомбометов.

В августе армия нанесла поражение Южной германской армии на pеках Золотая и Гнилая Липа. Причем корпус В.Е. Флуга у Нараевки вел бои с отборными германо-турецкими частями. С октября 1916 года корпус Василия Егоровича действовал в составе 9-й армии Юго-Западного, а с декабря 1916 года – Румынского фронтов.

РЕВОЛЮЦИЯ

Временное правительство избавилось от многих заслуженных генералов – в их числе был и Василий Егорович Флуг. С 30 мая 1917 года он был отправлен в резерв чинов при штабе Петроградского военного округа.

После октября 1917 года генерал уехал на Дон, поступив в добровольческую армию. Весной 1918 года был командирован в Сибирь и на Дальний Восток, а после возвращения на Юг России в 1919 году занимался отчислением из непомерно разросшихся тыловых учреждений офицеров, годных для боевой службы.

В 1920 году он уехал в Югославию. Служил в югославском военном министерстве, занимался творческой деятельностью. В своих работах генерал подчеркивал волевую природу руководства войсками, предлагая все усилия при обучении и воспитании командных кадров сосредоточивать на развитии волевых качеств – выступив последователем суворовской школы подготовки командного состава.

Василий Егорович Флуг принадлежал к числу волевых и решительных генералов русской армии, был человеком прямым и открытым, сторонником активного маневра – и неудобным подчиненным. Мы помним его как храброго и решительного генерала Первой мировой войны (когда многим военачальникам не хватало именно этих качеств), успешно проведшего ряд боевых операций, внесенных в летопись славы русского оружия.

Свой сборник статей мы начнем со статьи Василия Егоровича Флуга.

В. Флуг. Высший командный состав

Взгляд на войну

Есть два ходячих представления о сущности войны, рассматриваемой с субъективной точки зрения. По одному из них она приравнивается к прикладной науке, почему погрешности в ее ведении приписываются несовершенному усвоению ее положений и приемов, подобно тому как, например, астроному, решающему задачу на вычисление влияния одной планеты на пертурбации другой, было бы поставлено в вину в случае несовпадения его вычислений с наблюдениями недостаточное знакомство с математикой, или с механикой, или с законами движения планет и т. п.

С другой точки зрения, ведение войны рассматривается как приложение не теоретических знаний, а практического умения, более или менее совершенное владение которым приписывается частью прирожденным способностям, частью опыту, приобретенному на войне и в упражнениях мирного времени. Понятие «опыта» включает и прежние войны (военную историю), знакомство с которыми может быть обобщено в некую «теорию военного искусства». Но данная точка зрения, в противоположность предыдущей, безусловно отвергает, чтобы такая теория могла служить руководством в каждом отдельном случае и допускает значение ее только как средства для расширения умственного кругозора исполнителя и для облегчения ему возможности обобщить результаты своей и чужой практики и таким образом выработать свое собственное определенное суждение.

По этому взгляду, ведение войны приблизительно приравнивается творчеству в изящных искусствах, например в музыке, которое, будь то творчество композитора или виртуоза, требует прежде всего природного таланта, затем достаточной практики и, наконец, в качестве не безусловно обязательного, но полезного свойства – знания истории и теории своего искусства.

Однако подобно тому как нельзя изучить по книгам музыку, живопись и пр., так данная точка зрения на войну, безусловно, отвергает, чтобы военное искусство могло быть усвоено книжным путем.

Из двух приведенных взглядов на войну второй, несомненно, ближе к действительности, чем первый, который не заслуживал бы даже и упоминания, если бы ненормальные условия жизни не выдвигали от времени до времени его претензий на право существования, и именно у нас в России чаще, чем где бы то ни было. Подобно тому как человек, возомнивший себя живописцем, но почему-либо лишенный красок, кистей, полотна и прочих принадлежностей своего искусства, вдруг вообразил бы, что он способен осуществить свое призвание посредством чтения руководств по живописи и изучением теорий перспективы и теней, точно так же и военный деятель, в течение многих лет лишенный практики войны или хотя бы мирных маневров, впадает иногда в иллюзию, что он свое военное искусство может изучить по учебникам стратегии и тактики.

«Это обычное извращение ума, – говорит современный французский военный писатель, генерал Серриньи, – всякий раз, когда мы удаляемся от войны, стараться сделать из нее науку и ее приемы воздвигать в принципы». Напитанные таким способом военной наукой офицеры «неспособны в нужную минуту удовлетворить требованиям войны. Их ум не обладает должной гибкостью, чтобы применяться к обстановке. Там, где им следовало бы размышлять, они грубо применяют готовые формулы. Они бывают биты и только одни этому удивляются».

По справедливому, хотя и не новому мнению генерала Серриньи, наукой можно считать только подготовку к войне, ведение же ее принадлежит к искусствам. «Это искусство, как и все прочие, содержит несколько общих правил, которые вечны… Вне этих правил имеются только приемы действий, по существу своему изменчивые, в зависимости от условий времени и места, вооружения, морального состояния войск»… Между тем у нас часто смешивали общие правила с приемами действий. Перед войной наши офицеры всех рангов «слишком часто думали только об одном – найти такие формулы действий, которые обеспечивали бы победу. Как будто война укладывается в формулы! Как будто приемы не меняются каждую минуту, каждое мгновение!»

Другой французский писатель также подтверждает это направление ума, существующее в армиях наших бывших союзников. Он пишет: «По-видимому, французская военная мысль питает отвращение к признанию за актом войны того, по существу, эмпирического характера, который ему присущ. Она непрестанно старается построить универсальную доктрину».

Приписываемый цитированными авторами некоторой части французского офицерства превратный взгляд на войну, по-моему, был в такой же, если не в большей, степени присущ нашему ВКС и даже, случалось, господствовал в нашей военной академии в разные периоды ее существования, что и побудило меня остановиться на этом взгляде на ведение войны, представляющем давно осужденную величайшими военными умами ересь, но обладающую упорной способностью возрождаться в недрах нашей Армии и на ее верхах. Этой ересью была также сильно заражена русская военная литература. В лучшем случае, если на войну смотрели не как на науку в строгом смысле слова, то все-таки как на дело, главным образом, ума и знаний, а не искусства и воли.

Литература этого направления проявляла и до сих пор проявляет неискоренимую тенденцию к исканию побед в военной «науке», а причин неудач – в нарушении «вековых принципов». Мне кажется, что в этой тенденции кроется до некоторой степени то самое направление ума, которое в свое время было осмеяно Потемкиным в его известном суждении: «Когда вводилось в России регулярство, многие, не зная цены воинского снаряда, почитали все священным и как бы таинственным…»

Что касается второй из двух отмеченных нами точек зрения на ведение войны, то про нее можно сказать, что она содержит часть истины, но не всю истину, нуждаясь в существенной поправке, о которой обыкновенно забывают. Сущность этой поправки усматривается из того определения войны, которое дается ей Клаузевицем.

По мнению этого великого мыслителя, недостаточно оцененного у нас в России, война от науки и искусства отличается тем, что она, во-первых, ведется в области неизвестности и случайностей, в которых исполнителю приходится разбираться на основании расчета вероятностей; во-вторых, что неизменный спутник войны, опасность, налагает свой отпечаток на всю военную деятельность; в-третьих, что война имеет дело не с мертвым или пассивным объектом, как другие искусства, а с предметом активным и самостоятельно реагирующим. Клаузевиц полагает, что из всех областей человеческой деятельности война, рассматриваемая в своем субъективном аспекте, ближе всего подходит к игре в карты, но, прибавляю от себя, только качественно, а не количественно, т. е. устраняя вопрос об объеме и напряжении этих двух родов деятельности. <…>

Итак, для войны необходимо знание и еще больше – умение, но ни то, ни другое не помогут, если у исполнителя нет достаточного запаса перечисленных качеств, относящихся к области не ума, а того, что на обыкновенном языке принято называть «характером» или «волей».

В том виде, в каком эти качества приходится применять на войне, они все родственны «мужеству», и для простоты их можно бы было обобщить под этим названием, что я и буду изредка делать, но обыкновенно, во избежание смешения с понятием личной храбрости, я предпочитаю давать им общее название силы духа или военной энергии.

В своем простейшем виде, например у солдата, эти качества выражаются в форме храбрости, которая является низшей ступенью лестницы, выраженной Суворовым в афоризме «храбрость солдату, бодрость офицеру, мужество генералу». <…>

Таким образом, военная энергия представляет совокупность следующих душевных сил, которые могут входить в ее состав в различной степени и пропорции.

Мужество, непреклонная воля к победе, самоуверенность, решительность, смелость, находчивость, предприимчивость, дух почина, настойчивость, упорство, самообладание (спокойствие), способность увлекать других и пр. Военная энергия обыкновенную энергию (настойчивость, силу воли) охватывает, как одно из своих частных свойств. Просто «энергичный» человек может под влиянием опасности оплошать настолько, что не в состоянии будет приложить свою энергию, если он не обладает в то же время и мужеством. Я знал многих генералов, в мирное время обнаруживавших недюжинную энергию и совершенно терявших ее в обстановке войны. Только начальник, обладающий силою духа вообще, а следовательно, и мужеством, как первым из составляющих ее качеств, свою энергию сохранит во всякой обстановке.

Итак, для возможности противодействовать вредным влияниям, свойственным обстановке вооруженной борьбы, в воине должен иметься налицо несравненно больший запас силы духа, чем у работников на всех иных поприщах государственной, общественной и приватной деятельности. Переиначивая евангельское изречение о вере и делах, можно сказать, что «на войне ум без духа мертв есть».

Несмотря на самоочевидность этой истины, умы схоластического направления упорно стремятся выдвинуть на первое место исключительно умственную сторону военных явлений, игнорируя ту их сущность, которая коренится в области воли. Такие умы склонны впадать в экстаз от устраиваемой ими в делах великих полководцев «гениальности» стратегических и тактических замыслов, не замечая того, что гениальность заключается вовсе не в самих замыслах, обыкновенно крайне простых и не выходящих за пределы способностей обыкновенного здравого смысла, а в той огромной силе духа, которая была приложена для проведения замыслов в жизнь. <…>

Итак, к воину должно предъявляться требование о наличии в нем крупного запаса сил, которые мы объединили под названием военной энергии, и тем большего, и тем более дифференцированного, чем выше его положение на иерархической лестнице.

Наличие в данном субъекте военной энергии в большем или меньшем количестве является результатом его духовного склада, унаследованного при рождении и обработанного воспитанием, но, кроме того, запас ее может быть увеличен и работой над самим собой под влиянием моральных и иных факторов, каковы, например, патриотизм, религиозное чувство, честолюбие и др.

Установив наличие военной энергии или силы духа в качестве важнейшего требования к вождю, без которого нельзя ожидать, чтобы он мог с успехом применять свои остальные свойства, внесем теперь в определение понятия ведения войны ту поправку, без которой, как было выше объяснено, оно является неполным. По внесении такого дополнения оно может быть сформулировано следующим образом.

Ведение войны – искусство, которое от других искусств отличается тем, что выполняется в обстановке неизвестности и опасности над самостоятельно реагирующим объектом, а потому от исполнителя, кроме природных дарований и специальной подготовки, требует особых качеств характера, обеспечивающих возможность применения подготовки и творчества.

Эта истина, если она, может быть, формально у нас и не отвергалась, не составляла, однако, предмета глубокого убеждения, а потому и не оказывала влияния на практические мероприятия, направленные к улучшению ВКС. На военного начальника на войне смотрели главным образом не как на деятеля, которому необходимо сделать огромное напряжение воли, чтобы совладать с теми чрезвычайными препятствиями морального характера, которые обстановка войны ставит на каждом шагу его работе, а как на лицо, которому приходится приложить особые интеллектуальные силы для решения предъявляемых ему войной, будто бы головоломных материальных задач.

Этот ложный взгляд и явился со времени Крымской войны первопричиной неуспеха всех начинаний военного ведомства, направленных к подъему на должную высоту ВКС нашей Армии.

Имея в виду наметить основные пути для разрешения этого вопроса в грядущем, я признаю необходимым, прежде всего основываясь на фактах войны, как я их понимаю, и на некоторых общих соображениях о свойствах русского национального характера, дать возможно полную характеристику нашего ВКС.

Установив ее, мы приблизимся и к вопросу о мерах, которые могли бы быть приняты с целью возможного устранения отрицательных черт этой характеристики при будущем устройстве национальной Российской Армии.

Каким должен быть военный вождь

«Решение разбить неприятеля должно быть бесповоротно и доведено до конца. Стремление к победе должно быть в голове и сердце каждого начальника; они должны внушить эту решимость всем своим подчиненным».

Такое требование к вождю предъявлял наш старый Полевой устав, содержавший вообще немало глубоких истин, на практике, к сожалению, остававшихся мертвой буквой. Но, конечно, этим требованием устава не исчерпывается вопрос об идеальном вожде. Одного желания, даже самого страстного, «разбить неприятеля», мало: необходим крупный запас нравственных и умственных сил, для того чтобы «волю к победе» претворить в содержание победы. Представляется интересным исследовать, какой ответ дают современные военные писатели и деятели на вопрос о том, какие именно силы ума и духа нужны современному вождю.

Вот что было высказано по этому поводу во время Мировой войны бывшим французским главнокомандующим маршалом Жофром: «На войне одного ума и организаторской способности недостаточно. Начальнику сверх того необходимы особенно высокий нравственный дух и безусловное господство над собою, которые позволили бы ему с помощью этих самых качеств внушить своим подчиненным свое собственное спокойствие среди всех превратностей боя».

Кроме этого мнения авторитетного и маститого воина в моей работе приведены многочисленные отзывы по вопросу других авторов, казавшиеся мне меткими и убедительными. В своем докладе я принужден их опустить, перейдя непосредственно к моим собственным соображениям и выводам. В применении к нашему КС, ввиду его национальных свойств, я нахожу необходимым особенно подчеркнуть некоторые требования к вождю, на которые в отзывах иностранцев не обращено особого внимания.

Если еще можно мириться с небольшой долей физической и умственной лени в представителе ВКС, тем более что и возраст, в котором будет обыкновенно состоять такое лицо, сам по себе не позволяет рассчитывать на юношескую свежесть его организма, то умственную апатию нельзя считать для него допустимой. Военный вождь должен, безусловно, обладать умом, чутко откликающимся на все явления внешнего мира, полным интереса к этому миру, и не только в узких пределах своей специальности.

Такая способность чутко реагировать на внешние явления не должна, однако, влечь за собой мелочности и суетливости, которые будут ее обычными спутниками, когда она не уравновешена наличием в начальнике доверия к подчиненным и непоколебимого спокойствия. Без доверия командование на войне крупной единицей обращается в фикцию. Те из подчиненных, которым начальник не считает возможным доверять, должны быть удаляемы, но тем, которые остаются, должно быть оказано полное доверие. Способность доверять и спокойствие являются настолько необходимыми для представителя ВКС качествами, что начальники средних рангов, хотя бы горячо преданные своему делу, но выказавшие неспособность воздерживаться от мелочной опеки над своими подчиненными, суетящие самих себя и других, вечно волнующиеся из-за пустяков, – словом, начальники того типа, который был распространен в нашей Армии последнего полстолетия, должны a priori исключаться из числа возможных кандидатов на занятие старшей командной должности.

Наличие в характере спокойствия и хладнокровия, которые, не будучи сами по себе действенными импульсами, являются, однако, необходимым условием для возможности применения на войне активных душевных сил, следует признать одним из существенных составных элементов идеального типа вождя, и чем выше должность, тем в высшей степени должны быть развиты эти качества, являющиеся результатом не только прирожденного темперамента, ко и упорной работы над самим собою.

Настойчивость в стремлении к поставленной цели является признаком сильного характера и является одним из важнейших для старшего военного начальника качеств, т. к. никто не подвергается такой массе ослабляющих волю влияний, как вождь в обстановке войны.

Кроме того, он должен быть чужд боязни, ответственности и страха перед потерей своей популярности или боевой репутации, т. е. быть в состоянии забыть о своих личных интересах, когда ясное сознание требований обстановки данной минуты и пользы дела подсказывает принятие важного решения, сопряженного с риском, или идущего вразрез с полученными свыше распоряжениями, с «установившимися взглядами», с параграфами устава или такого, которое способно не угодить общественному мнению, всполошить его и т. п.

Вождь должен обладать дерзновением, т. е. быть способным на крупный риск в такую минуту, когда этот риск оправдывается ожидаемыми результатами, когда применение его соответствует общей цели действий и когда он не безрассуден, т. е. представляет некоторую вероятность успеха. Чем выше должность, тем разумнее должен быть риск, который начальник может себе позволить.

Однако, с другой стороны, опыт войны показывает, что часто очень рискованные, по-видимому, предприятия, и не только тактические, но и стратегические, накоротке, – остаются безнаказанными и сопровождаются успехом, т. к. отважные действия имеют вообще способность ошеломлять врага, который за смелостью всегда склонен подозревать действительную силу, а в суматохе от неожиданного удара теряет способность настолько разобраться в обстановке, чтобы воспользоваться предоставляемыми ею выгодами. Это обстоятельство надо тоже учитывать при обсуждении степени рискованности задуманного предприятия. Вообще, исключительно математический расчет к военным предприятиям неприменим, а потому начальники со слишком математическим складом ума не дают гарантий, что они используют на войне все представляющиеся возможности для нанесения противнику поражения. <…>

Нельзя достаточно подчеркнуть, что в будущей русской Армии дух почина должен быть поставлен на подобающее ему высокое место в числе требований к ВКС

Переходя теперь к качествам этического порядка, отметим, что вождь должен быть проникнут преданностью долгу службы и служить своим подчиненным примером в педантичном исполнении этого долга и вообще всех предписаний закона. Это относится, разумеется, не к одним только чинам ВКС, а ко всякому начальнику, какого ранга он бы ни был.

Проникнутый чувством общевоинской солидарности, начальник должен относиться с уважением к воинскому званию своих подчиненных, отнюдь не позволяя себе пренебрежительного с ними обращения. Будучи заботливым и доброжелательным ко всем чинам вверенной ему войсковой единицы, он должен уметь подавлять в себе чувство сострадания к ним, когда они подвергаются лишениям и мукам во имя достижения высоких целей войны, насколько возможно деля с ними в этом случае все лишения и опасности.

В личных обращениях к подчиненным войскам старший начальник должен оставаться естественным, строго соблюдать свое достоинство и свой авторитет, не играть на дурных инстинктах и низменных вкусах толпы, гнушаться популярничанья, а подавно – демагогии.

Хотя генерал Серриньи в даваемой им в его «Размышлениях о военном искусстве» вообще удачной характеристике вождя и утверждает, что будто удачливость и самоуверенность могут быть проверены только в подлинной обстановке войны, однако обнаруживающийся и в обыкновенных явлениях жизни темперамент начальника является в значительной степени показателем того, насколько можно ожидать проявления им названных качеств на войне.

Очевидно, что субъект, по натуре своей склонный к меланхолии и пессимизму, не будет ни удачливым, ни уверенным в своих предприятиях. Вождю, безусловно, необходима известная доля здорового оптимизма, и притом оптимизма устойчивого, нелегко поддающегося явлению превратностей судьбы.

Веселость не всегда является признаком устойчивого оптимизма, т. к. между веселыми много таких, которые при неудачах быстро сдают и падают духом. Это так называемые «сангвиники». Наиболее соответствующим для высокого военного начальника темпераментом является глубокий, сосредоточенный в себе. не впадающий ни в необузданную веселость, ни в мрачную озабоченность, – словом, такой, который в прежнее время назывался «холерическим» и которым в высокой степени обладали Аннибал, Наполеон и другие великие полководцы. Это темперамент крупного, но серьезного игрока.

Менее чем холерики и даже сангвиники пригодны на роли вождей «флегматики», которые, хотя и обладают очень ценным качеством, спокойствием, но зато по своей малой чуткости к внешним раздражениям не дают уверенности в том, что ими в нужную минуту будут проявлены находчивость и почин. Они могут быть полезны только на самых младших ролях. Вовсе не годятся на командные должности «меланхолики».

В мирное время к старшему начальнику предъявляются еще два серьезных требования: 1) чтобы он умел изучать характеры своих подчиненных для того, чтобы знать, чего он может потребовать от каждого из них в мирное и военное время с тем, чтобы своевременно удалять тех, которые для войны непригодны и выдвигать особо одаренных; 2) чтобы он был учителем и воспитателем вверенных ему войск.

Для того чтобы удовлетворить первому требованию, необходим развитой ум и хорошее знание людей, знание людских характеров; для второго потребно, чтобы начальник понимал значение воспитания войск как подготовки их к войне, чтобы он обладал организаторским талантом, был настойчив в своих требованиях, чтобы он проникся девизом «тяжело на ученьи, легко на войне», а главное, чтобы он сумел передать войскам свою непреклонную волю к победе.

Не входя в дальнейший разбор качеств, соответствующих идеальному типу военного начальника, из коих я пока остановился лишь на немногих, которых считал необходимым особенно подчеркнуть, ввиду обычного отсутствия их у представителей нашего ВКС, попытаюсь теперь сделать общую сводку всех качеств, приписываемых мною вождю, расположив их в порядке, в котором мне представляется их относительная важность. Вперед оговариваюсь, что в этом порядке я сам признаю лишь весьма приблизительную достоверность, зависящую от крайней трудности такой разверстки главным образом вследствие того, что по самому своему существу многие из перечисленных мною качеств являются величинами разнородными.

Из перечисленных психических качеств большинство не представляет чего-либо резко отграниченного. Все они, более или менее, сливаются между собою, что также является одной из причин трудности определения их относительной важности.

Так, например, дерзновение, отвага, решимость и т. п. – только определенные выражения мужества; с другой стороны, та же решимость, т. е. способность быстро останавливать свой выбор на одном из двух или нескольких равноценных решений, требует известного внутреннего убеждения во вред колебаний и стало быть относится отчасти и к области ума. Изобретательность (творчество) ума, тесно связанная со способностью воображения должна быть, между прочим, направлена на то, чтобы всегда поражать врага внезапностью; ясно, насколько эта способность, чтобы быть плодотворной, должна опираться на отвагу, решимость и находчивость. Самоуверенность зависит от имеющейся налицо доли оптимизма, который в свою очередь коренится не столько в уме, сколько в темпераменте. Положительные знания принадлежат к качествам ума, но могут в то же время явиться плюсом к военной энергии их обладателя, усиливая в нем самоуверенность и создавая ему обаяние в глазах подчиненных; физическое развитие организма также усиливает уверенность в себе. Дух почина является отчасти производной чуткости ума, а находчивость есть не что иное, как свойство ума быстро разбираться в обстановке, соединенное с решительностью. Отсутствие в уме суетливости является частью результатом спокойного темперамента и т. д.

Обыкновенно признается значительная трудность установления относительной важности для вождя свойства ума и воли и указанная тесная зависимость, существующая между этими свойствами, является, вероятно, одной из причин, усложняющих решение этого вопроса. Тем не менее я лично без всяких колебаний ставлю волю на первое место, что явствует из данного мною определения понятия «военной энергии» как универсального для начальников всех рангов качества, которое только одно может обеспечить применение ими на войне всех своих остальных положительных свойств.