Czytaj książkę: «Прости грехи наши… Книга третья»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Было раннее утро, но жарища стояла неимоверная. Яркое солнце слепило глаза. Горячий бетон напоминал раскаленную сковороду.

– Ни фига себе, курорт! – сквозь рев винтов взлетающего вертолета, крикнул чернобровый паренек, и смахнул бегущий по лицу пот.

– Одно слово, Ташкент!

Новобранцы, задрав головы, прищуренными взглядами, провожали поднимающуюся в воздух машину.

– Закачаешься, – сказал один из них, приложив пальцы козырьком ко лбу, – Натурально, как в кино.… Первый раз вертолет, так близко вижу…

– Да уж, мы, теперь, тоже артисты…

Ребята огляделись по сторонам и начали стягивать с себя лишнюю одежду.

На полосе военного аэродрома стоял их приземлившийся «ИЛ-76». Его интеллигентный гражданский вид не очень вписывался в окружающую обстановку. Среди военных машин, он выглядел слишком безобидно и не к месту, словно большой белый лебедь, среди кровожадных коршунов.

– Вадик Шарлай! – протянул свою широкую ладонь чернобровый красавец, сидящим на корточках парням, – Кременчуг.

– А кликуха какая? – спросил крепкого вида сосед с наколкой на руке.

Парень пожал плечами.

– Да, разные были… Последняя – Водолаз.

– А, почему Водолаз-то? – в один голос спросили ребята.

– Бутылку с водкой на спор со дна достал. С тех пор, и прозвали.

Парни, как по команде захохотали.

– Да, ты герой!

Вадик улыбнулся.

– Мне тоже самое потом в вытрезвителе сказали…

Ребята опять засмеялись.

– А, я – во! – выставил вперед свой мощный кулак с синей татуировкой, крепкотелый сосед Вадима.

Ребята склонились, разглядывая последнюю.

– Клеевая… Змей, что ли?

– Ага! Горыныч…, – закивал головой новоиспеченный приятель, и усмехнулся, – Моя фамилия – Костиков. Валерка…

– Впечатляет…, – оценили ребята нового знакомого.

Иван протянул свою, не менее внушительного размера руку.

– Григорьев Ванька!

– Ну, тут без вариантов, – глядя на его яркую голову, засмеялись парни, – Рыжий!

Иван смущенно улыбнулся, ощупывая свою стриженную макушку.

– Серый – Таганрог! – продолжилось знакомство, – Хочу подчеркнуть, – поднял говорящий палец, – «О»!

– Что, значит, «О»? – уставились на него пацаны.

– Эта буква, на которую оканчивается моя фамилия! – важно сообщил парень, – Приставало!

Горячий воздух содрогнулся от очередного приступа смеха.

– Тут и придумывать ничего не надо!

– Только, букву в конце поменять! Приставала! – вытер, прослезившиеся глаза от смеха Вадим.

– Пашка Лазуткин – Орел!

– Орленком будешь! – скрепилось новое рукопожатие.

– Илья Подгорный – Курск! – вид паренька был более, чем скромным. Его бледное худощавое тело выглядело неказисто.

– Соловей, значит, Курский…

– Нет, я пианист…, – отозвался паренек.

– Правда, что ли? – округлились глаза Приставало, – Веселая компания у нас, мужики, собралась! А ты, чего дистрофичный такой, больной, что ли? – спросил он у Ильи.

– Так он же у нас Пианист! – ответил за парня Змей, обнажив свои кривоватые зубы в усмешке.

– Шмель, – с ходу представился паренек в полосатой рубашке, – Володька Шмелев…

– Оно и видно! – по привычке усмехнулись ребята.

– Москва – столица нашей Родины…, – следом потянулась еще одна рука, – Артем Сазонов! – его рукопожатие было ощутимым, хотя сам парень не выделялся формами.

– Столица! – окрестили с ходу новобранца.

Артем согласно махнул головой.

– Крепкая у тебя пятерня, Столица! – почувствовав силу последней, сказал Вадик, – А это что? – кивнул он на зажатую в руке маленькую игрушечную фигурку.

– Оловянный солдатик! – оскалился Валера, – Думаешь, в сказку попал, Москвич?! – еще отчаяннее заржал он.

– Братишка на память подарил, – не обращая внимания на его гогот, ответил Артем.

– Да, пацаны, «Жди меня, и я вернусь…» – это теперь про нас. Тебя кто ждать будет? – заехал кулаком в грудь Ваньке Шмель.

– Жена, – сдержано ответил тот.

– Во дает, Рыжий! Уже и жениться когда-то успел! – громко воскликнул парень.

– Уметь надо! – улыбнулся Иван.

Артем нервно завертел между пальцев железного солдатика.

– Ты чего, Столица?

– Я тоже этой весной собирался…

– Кинула, что ли? – спросил сочувственно Приставало.

Москвич, молча, кивнул.

– Суки эти бабы…, – сплюнул в сторону Водолаз, – Но это даже хорошо, что до армии…. Зарубцуется к дембелю, – хлопнул он приятеля по плечу.

– Из-за нее служить и пошел…, – часто задышал парень, – У нас в институте и без того военная кафедра была…

– Ну, ты и дурак, Столица…

– Отметить бы знакомство, пацаны, да нечем, – с сожалением произнес Вадик, – Все на РП отобрали…

– А, чем это так вкусно пахнет? – задергал он носом, – и, как ищейка потянулся к сумке Пианиста.

– Пирожки с капустой, – растерянно ответил Илья.

– Ну, чего уставился? – заорал на него Змей, – Доставай! Когда, теперь, нормально пожрать придется!

Парень зашуршал пакетами, извлекая из сумки провиант.

– Кажется, перекус отменяется, пацаны…

Ребята оглянулись. В их сторону шагал военный.

Змей торопливо засунул протянутый пирожок за щеку.

– Приветствую, бойцы! – отчеканил подошедший к ним капитан с белесыми бровями, которые сбивали с толку и мешали определить его возраст.

– Здравия желаю! – вразнобой поздоровалось парни.

Капитан заметил набитый рот Костикова.

– Почему не приветствуем своего командира?! – строго глянул он на перекошенное лицо парня, – Что флюс? – ударил он по его раздутой щеке.

Валерка закашлялся и чуть было не подавился.

– Товарищ, командир, а, можно…, – подал было голос Шарлай.

– Можно подержаться за то, что у тебя в штанах…

Робкие смешки послышались в накаленном жаре воздухе. Уши Вадика, как два фитилька вспыхнули на выбритой голове.

– Товарищ капитан, разрешите…, – решил исправить ситуацию парень.

– Разрешаю, подержись за свое хозяйство, сынок…, – невозмутимым тоном ответил капитан.

Ребята переглянулись. Им было уже не до смеха.

– Рюкзаки в руки и следуем за мной, к машине! – четкими шагами, вышагивая по раскаленному бетону первым двинулся капитан.

– А до города далеко, товарищ капитан? – осмелился спросить Лазуткин, – Хочется Ташкент посмотреть…

Командир окинул Пашку взглядом психиатра со стажем.

– Вы, что сюда на экскурсию приехали? В кузов быстро! – скомандовал он.

– Не, пацаны, это точно не Ташкент…, – вздохнул Павел, когда они отъехали от территории аэродрома. Мелькающие скудные пейзажи вдоль дороги, выглядели удручающе.

Артем толкнул его, и кивнул на стоящий указатель.

– Забудь, уже про свой Ташкент, Орленок…

Солнце пекло нещадно. Приютившись в тени высокого забора, новобранцы ожидали своего капитана.

– Жарища. Наверное, под пятьдесят… Прямо ад какой-то, а не учебка.

– Ад, похоже впереди нас ждет…, – сплюнул в сторону Приставало, – Командир нам еще тот достался…

– Это точно. Во, глядите, – Пианист, вытянув шею, продемонстрировал свой не на шутку обгоревший нос, – Хотел картошкой его намазать, у меня так бабка при ожогах делала, так капитан, чтоб ему там икалось, заметил и вместо сочувствия, наорал, сказал, что догола разденет, и заставит по плацу бегать.

Поднялся гогот.

– Шляпу-то, зачем снял? – посмотрел на облупившийся нос паренька хохочущий Артем.

– Да, достала она меня, – помял в пальцах головной убор горемыка, – Сползает постоянно. Размер, наверное, не мой…

– Просто, у тебя голова не под службу заточена! Ты, как, вообще, в армию-то, попал? – искренне удивился Москвич, – Тебе же свой инструмент, – указал он глазами на длинные пальцы Пианиста, – Беречь надо.

– Как, как…, – вздохнул Илья, – Я уже в музыкальное, в область, документы подать собирался, чтоб обучение продолжить, а тут восемнадцать стукнуло, белый голубь из военкомата прилетел и…, – он все-таки надвинул панаму на затылок, – Прощай любимый город!

– А сюда-то как попал? Какой из тебя десантник, тебя соплей пришибить можно…, – с издевкой глянул на него Валерка.

– Главное – не тело, а дух! – тряхнул головой Пианист, – защитного цвета панама сползла ему на обгоревший нос.

Очередной приступ смеха содрогнул горячий воздух.

– А если честно, пацаны, – признался Илья, – Стыдно отказаться было… Мой дед в Белоруссии в братской могиле лежит…, – веселье оборвалось, и парни посерьёзнели.

– А, я всегда о десантуре мечтал, – неоднозначно сказал Иван, – Но, не думал, честно, что в интернациональных войсках служить придется…

– Радуйся. Сбылась мечта идиота! – ухмыльнулся Валерка и стукнул Ваньку в грудь.

– На гражданке многие считают, куда угодно, хоть в стройбат, только не в Афган, – сказал посерьезневший Артем.

– А по мне, так без разницы, – начал бахвалиться Змей, – Где свой долг отдавать…

– Как говорится: «Служба – не жена, выбирать не приходиться», – почесал свой облезающий нос Илья, – Но если, было бы, возможно, я в военный ансамбль пошел…

Ребята снова засмеялись.

– Ты думал, тебе здесь рояль выдадут, – глядя на сникшего паренька, пошутил Вадим.

– Ну, есть же военные оркестры… Я себя так и представлял, в парадной форме, за пианино, окруженный восторженными взглядами девчонок, – мечтательно произнес паренек.

– Ну, ты даешь! Шляпа на глаза съехала, а ему парадную форму подавай и девчонок!

Новобранцы от души рассмеялись в очередной раз.

– Одна то хоть есть?

– Будет! – уверенно произнес Илья. – Я вот, как из армии вернусь, симфонию допишу…

– Чего-чего? – переспросили недоверчиво товарищи.

Змей покрутил пальцем у виска.

Не обращая внимания на ухмылки сослуживцев, Илья повторил по слогам:

– Сим-фо-нию.… Видите, листик падает…

Ребята с недоумением посмотрел на него.

– Ну, и что?

– Сейчас, он падает медленно. Та-та-та…, – напел не спеша паренек, – А, вот, ветерок ускорил его полет. Та-та-та…, – сменил темп Илья.

– Да, Пианист, – обреченно произнес Приставало, – С твоей головой точно что-то не так, – и товарищи опять захохотали, – Я, конечно, слышал, что все музыканты чокнутые. Не знаю, какой уж из тебя там музыкант, но, то, что ты не от мира сего – это точно.

Сурово прозвучавший голос командира возвратил в действительность.

Ванька встал первым.

– Подъем, пацаны, а, то нам капитан такую симфонию устроит, с аккомпанементами…

– Становись! Равняйсь! Смирно! На первый, второй, рассчитайсь!

– Первый, второй…, – загорланило отделение.

Неожиданно налаженный ритм сбился.

– Третий! – старательно выкрикнул чей-то голос.

– Отставить! – сурово глянул командир в сторону кричащего. Впившись кровожадным взглядом в солдата, он медленно, со свистящей хрипотцой, повторил:

– На первый, второй…

Началось все сначала.

– Первый…, – прокричал Орленок, и скосил глаза на Илью.

Пианист изо всех сил старался сосредоточиться. Звуки, постоянно мельтешащие в его голове, на время исчезли, но заменившее их волнение, сковало разум парня, и он по инерции, снова, выкрикнул:

– Тре……

Злосчастное «третий», прозвучавшее на этот раз, зависло на полуслове, как раскачивающаяся капля на кране.

– Идиот! – послышался в строю шепот.

– Фамилия?! – заревел вне себя капитан. Его выбритое с синевой лицо побагровело.

– Рядовой Подгорный! – было заметно, как у последнего задрожали колени.

– Выйти из строя!

Илью парализовало. Вместо того чтобы выполнять приказ он застыл на месте. Пашка ткнул его кулаком в бедро, и только, после этого парень сделал несколько неуверенных шагов вперед.

– Это что за кисейная барышня, вышла на прогулку?! – возмутился еще больше командир.

В строю послышались смешки.

– Отставить смех! Проблемы, со слухом или с головой, сынок? – вплотную подошел капитан к Илье.

Тот, затаив дыхание, боялся пошевелиться. Он стоял навытяжку, едва заметно, пошатываясь от напряжения, как высоковольтный провод. Головной убор, по-привычке, сполз ему на глаза.

– Отвечать! – прозвенело над самым ухом Пианиста.

Подбородок у парня задергался.

– Никак нет, товарищ капитиан! – трясущимися губами выдавил из себя новоиспеченный солдатик.

– Подгорный, вы, вообще, отдаете себе отчет, где находитесь? – окинул его жалкое существо своим прожженным солнцем и испытаниями, взглядом командир, – Это вам не кружок по интересам, – проревел он, обращаясь уже ко всем, – А десантно-штурмовая бригада особого назначения! Через три месяца Родина вам свои границы доверит! Встать в строй! – крикнул Подгорному капитан, и солдат, мысленно перекрестившись, вернулся на место.

– Зарубите себе на носу, – всматриваясь в напряженные, еще необтесанные службой, лица ребят, проревел снова военный, – Десантник – это гордость советской армии! Вам выпала честь носить голубые пагоны. И вы должны ее заслужить потом и кровью, прежде чем они лягут на ваши плечи! Понятно?!

– Так точно! – во все глотки заорали новобранцы.

– Ничего вам не понятно…, – чуть остудил свой пыл командир, – Понятно станет, когда по ту сторону окажитесь, – махнул он рукой в направлении границы. Служба в ДРА – это вам не к сердобольной тете в гости съездить! От вас потребуется предельная собранность и неусыпная боевая готовность, – глянул он снова на Илью. Тот перестал моргать, – Вам придется сделать все возможное для выполнения приказа и невозможное тоже. И, именно поэтому, я буду драть с вас три шкуры, чтобы потом вы смогли сохранить хотя бы одну…, – капитан не дружелюбно поглядел на притихших ребят, и, сдвинув свои мохнатые, выгоревшие, брови, добавил, – А пока, хорошенько запомните: за промашки одного – отвечают все! Вопросы есть?

Убийственная тишина повисла в строю.

– На первый второй рассчитайсь! – заорал громче прежнего командир, – Напра-во! В две шеренги стройся! Бегом марш!

В казарму вернулись изнеможенными.

Ванька с трудом стащил ботинок с ноги. Прилипшая кровяная портянка повисла в воздухе.

– Твою ж мать…! – выругался он, осторожно отдирая последнюю от кожи. Сил не было.

– Я бы этого хмыря бледнолицего придушил. Дался ему этот третий, – бубнил рядом друг по несчастью, – Урод не доделанный!

– Пацаны, у нас, теперь, есть своя барышня! – услышал Иван ядовитый голос Костикова и поднял голову, – Гюльчатай, покажи личико…, – начал изгаляться тот над Ильей.

Грубый мужской смех, как землетрясение, содрогнул душу Пианиста. Сердце у парня бешено заколотилось. Близкие слезы предательски рвались наружу.

Ванька замер, наблюдая за происходящим.

Накаченный Змей, демонстрируя свою крутую наколку, грубо развернул незадачливого паренька. Увидев мокрые щеки последнего, он еще с большим наслаждением продолжил издеваться.

– Наша барышня расстроена, ни у кого не найдется платочка промокнуть ей носик?! – и тут же схватив портянку грубо ткун ею в лицо Илье, так, что у того потекла кровь из носа.

Паренек задрожал, как осенний лист.

– Ребят, я не нарочно…, – вытирая ладонью, текущие слезы и кровь, начал оправдываться он, – Я от волнения…

– У меня от твоего волнения живого места на ногах не осталось! – провопил Змей, готовый растерзать несчастного.

Илья зажмурился, ожидая удара, но, неожиданно, гнев сослуживца трансформировался в ухмылку. Она расплылась по лицу последнего, как протухший желток по сковороде.

– Раскаиваешься, Третий?

Парень часто закивал головой в знак согласия.

Не переставая лыбиться, Змей поднял свою, пропахшую потом и грязью, ступню со здоровенными пузырями на пятках, – Поцелуешь, поверю!

Подгорный замер, поставив на мучителя свои влажные перепуганные глаза.

– Ребят…, – промямлил он, окидывая умоляющим взглядом сослуживцев.

Растерянные товарищи поначалу примолкли, а следом поднялся галдеж. Не добрые улыбки показались на лицах некоторых из них.

– А, слабо и наши тоже! – выкрикнул кто-то.

– Пацаны, я вне очереди, – сказал глашатай, отодвинув немногочисленных желающих, и нахально протянул ногу, – Целуй, – расплываясь в своей мерзкой улыбке, – повторил он. – Представь, что это девушка…

– Оставь его, Змей! – выкрикнул Ванька, не в силах наблюдать издевательства над более слабым.

Валерий повернул свою вросшую в плечи шею.

– Это кто, там выступает без программы? – съехали наискось уголки его губ.

Ванька нехотя подошел ближе.

– Я сказал, клешни свои от Пианиста убери! – популярнее объяснил Иван.

– Я гляжу у тебя здоровья много, Рыжий! – презрительно передернул ртом Валерка и ухватил Иван за форму.

Парень брезгливо сбросил с себя руки последнего, словно прилипшую соплю.

– Ах ты, сука Рыжая! – захрипел Змей, напрасно изловчаясь завалить парня.

Они сцепились намертво, как мартовские коты.

Товарищи зашумели, пытаясь их разнять.

– Кончай, пацаны, вы не на гражданке!

Борющиеся с размаху грохнулись на близстоящую кровать. Та развалилась на две части и рухнула на пол. Солдаты раскатились по разные стороны.

– Почему на мою! – заорал Орленок, в ужасе созерцая остатки своего спального места. Он подбежал к койке, пытаясь поставить на место отвалившуюся железную спинку.

– Шухер, пацаны! Капитан идет! – послышался запоздалый вопль.

Задохнувшийся Ванька успел вскочить на ноги, прежде чем, раздался очумелый крик. Он застал ребят врасплох, и, как взрывная волна, обрушился на их головы.

– Вспышка с тыла!

Новобранцы замерли в непредсказуемых позах и притихли, словно в какой-то забавной детской игре. Они растерянно уставились на командира.

– Вспышка с тыла! – будто сирена, провизжал снова голос капитана.

Солдаты упали и припечатались к облезлым доскам.

– Откуда кровь? – подошел он к Подгорному.

– Спо-о-ткнулся…, – заикаясь, ответил тот.

– Наряд вне очереди! Чтоб в следующий раз под ноги смотрел!

– Он не виноват, товарищ капитан! Это – я! – выкрикнул Ванька, пытаясь встать.

Капитан пнул его ботинком в затылок, парень свалился навзничь и ударился подбородком об пол.

– Доложить по форме!

– Рядовой Григорьев! – из Ванькиной губы побежала струйка крови.

– Перебивать командира и докладывать без разрешения… Рядовой Григорьев, наряд вне очереди!

– Есть наряд вне очереди! – морщась от боли, провопил Ванька.

– Чья кровать?

Орленок вздохнул. Участь его была предсказуема.

– Рядовой Лазуткин! Есть наряд вне очереди! – прогорланил он, опережая события.

– Собрать, как было! – посмотрела на Орленка командир, и больше ничего не добавил.

– А, как же наряд? – растерянно захлопал ресницами Пашка.

Капитан, то ли не услышал его, то ли не захотел услышать.

– Похоже, вы плохо усвоили мой урок, – окидывая взглядом прижавшихся к полу ребят, словно побитую дождем молодую поросль, проговорил он, – За провинность одного – отвечают все!

– Он, что всех в наряды отправит? – прошептал Вадик Артему. Тот хотел что-то ответить, но не успел.

– За нарушение воинской дисциплины…, не соблюдения Устава военнослужащего на первый раз объявляю взыскание. Ладони в пол! – проревел капитан, – Отжались пятьдесят раз по моей команде.… Приготовились!

Измученные солдатики очумели от услышанного. Их изнеможенные тела, и без того изнывали от усталости.

– Мать моя женщина! – воскликнул Вадим, – Он издевается над нами что ли?

– Пятьдесят? – вылезли из орбит глаза Приставалы, – Совесть у него есть?

– Начали! – прогремел снова рев командира, – Раз …

На восемнадцатом раздался звонкий плюх. Пианист, как сдувшаяся резиновая лодка, растянулся по полу.

– Не сачковать, рядовой Подгорный!

– Я больше не могу, товарищ капитан! – задыхаясь, выкрикнул обессиленный Илья.

– Не может, только, труп! А ты – солдат доблестной Советской Армии. Поднимайся!

Пианист, неуклюже корячась, попытался опереться на дрожащие локти, но после неудавшейся попытки, снова рухнул.

– Не могу!

– Не можешь или не хочешь?!

– Не могу! – чуть не плача закричал парень снова.

– Запомните, – сделал паузу командир, – Солдат, который не хочет – трус! Солдат, который не может – труп! Ты, Подгорный – труп! Продолжали! Двадцать…

Тишина, наступившая после отбоя, стояла необыкновенная. Казалось, что она разложилась на атомы, и было даже слышно, как скользит, прокравшийся сквозь окно, лунный свет по стене. Изнуренные занятиями, новобранцы неподвижно лежали на своих кроватях, не в силах пошевелить пальцем. Однако, несмотря на мертвецкую усталость, никто из них не спал. Первые дни пребывания в армии были не из легких. Не только, тела, но и их души ныли от непосильной нагрузки: «Кто они тут? Почему? И зачем все это надо?».

– Куда мы попали, пацаны? – нарушил молчание Орленок, – Может, Афган здесь уже начинается, а мы просто не знаем…

– Писаешь, когда страшно, Птенчик! – отозвался с издевкой Змей.

– Заткнись! – набросился на него Орленок, – Это из-за тебя все!

– Что ты сказал? – проскрипел, сеткой Валерка, медленно разворачиваясь.

– Да, харэ, уже вам! Хотите, чтобы он опять вернулся и на головах нас стоять заставил! – зашипели на них товарищи.

– «За провинность одного – отвечают все!», – передразнил голос капитана Приставало, – Вы, как знаете, пацаны, а я уже ни за кого отвечать не хочу…

После небольшой паузы, послышался вновь Пашкин голос:

– А, как вы думаете, ребята, – никак не мог успокоиться парень, – Про границу капитан это серьезно?

– А до тебя самого, что не доходит?

– Хватит, вам мужики, страшилки-то на ночь рассказывать… Серьезно было в восемьдесят первом, а, сейчас, я слышал, дембеля оттуда шмотки разные везут, аппаратуру.…

– Не дрейфь, Орленок, – подбодрил товарища Шмель, – Вернемся пьяные и красивые, будем заливать девчонкам про службу в загранке, и, как нас боялись крутых советских пацанов. Нам бы, только, эти три месяца в учебке продержаться с нашим капитаном долбанутым…

– Может, и мы такие будем, когда оттуда вернемся…

– У нас, в соседнем подъезде, – раздался из темноты голос Приставало, – Парень прошлой осенью из Афгана пришел. На вид вроде целый, а с головой не дружит. Контуженный. Припадки то и дело трепят. Я сам два раза скорую вызывал. Идет, головой кивает. Его так и прозвали: «Здравствуй».

– Но, пацаны, – вскочил на кровати Пашка, – Нам, же сказали, что служба в Афганистане – дело добровольное. Я не хочу добровольно калекой становиться! Может еще не поздно отказаться?

– Рискни здоровьем…, – развеяли его призрачную надежду товарищи, – Тебе про Ташкент тоже говорили…

Пашка вздохнул.

– Это, что же получается – мы приговоренные?

Наступило тягостное молчание.

– Да, ладно, ребят, на то мы и солдаты, – встрял в разговор Вадик, – А, если Америка завтра ракет вдоль наших границ наставит? Что тогда? Кто наших матерей, сестер защищать будет, если не мы?

– Во, дает, – хмыкнул Змей, – Кина, наверное, насмотрелся. Тебе, Водолаз, только, политруком быть!

– Вадик прав! – отозвался из полумрака Шмель, – Я тоже не раздумывая согласился. Мы – не трусы, трусы – не мы!

– Столица, а ты, что думаешь? – вспомнил кто-то про Артема.

Тот не отозвался.

– Ты дрыхнешь, что ли, Москвич? – толкнул его сосед сверху, – Скажи, что-нибудь, ты же из нас самый умный, два года в институте учился!

– Какой он на фиг, умный, – ухмыльнулся снова Змей, – Если из-за девки образовываться бросил и в армию поперся!

– А мне нечего думать, – глухо отозвался парень, – На это командиры есть. Скажут воевать, значит, буду воевать!

Ванька вздрогнул от слов товарища. У него, теперь, была Лиза, через несколько месяцев он должен стать отцом. Умирать или сделаться инвалидом в самом начале жизни, парень не хотел. Однако, его сослуживец был прав, трусом он никогда не был. Иван громко вздохнул.

– Тоже не по себе, Вано?

– Мясо от костей отходит…, – уклонился он от ответа и перевернулся на другой бок

– Спасибо нашему командиру, благодаря ему, мы все – трупы!

Пианист с содроганием вслушивался в голоса товарищей, но встрять в разговор не решался. Когда ребята, наконец, стихли, и с разных сторон послышался разнокалиберный храп, он потянулся к Ваньке, тот еще ворочался.

– Спасибо тебе, Иван, – благодарно прошептал он, – Я уж думал все… и симфонию не допишу, все звуки исчезли.

– О, Боже, – простонал Ванька, увидев его лохматую руку. Он в этот момент наслаждался воспоминаниями о Лизе, – Ты на самом деле такой или придуриваешься? – свистящим шепотом, набросился он на Пианиста.

– Просто, ты – человек, а они – звери! – блеснул тот влажными глазами в темноту.

– Вот, только, мокроты этой не надо… Ты ж не девчонка, в самом деле! – раздраженно прошипел снова Ванька. – Я, вообще-то, сам был готов тебя придушить, – честно признался он, – Заладил, как попугай: «Третий, третий…».

Наташка, как всегда, пришла неожиданно. Когда Ольга открыла дверь, то не узнала свою подругу. Бледная, с влажными впалыми глазами, она неподвижно стояла, уставившись в дверной проем.

– Что случилось? – дрогнувшим голосом спросила Оля.

Подруга попыталась ответить, но ее обескровленные губы свела судорога. Она с трудом выдавила из себя по слогам:

– Мак-сим…, – обильные слезы потекли по состарившемуся лицу женщины на воротник атласной блузки.

Оле показалось, что Наташа сейчас упадет и босиком выскочила на площадку. Она подхватила вялое тело подруги.

– Пойдем, – тихо, словно боясь разбудить притаившееся в ней горе, сказала Оля.

Наташка покорно вошла в квартиру и опустилась на знакомый диван. Два месяца назад она беззаботно хохотала, сидя на нем.

Оля что-то накапала в рюмку. Наташка все также, послушно, выпила.

– Он в реанимации… Третьи сутки…, – слабым голосом сообщила подруга, и размытым взглядом посмотрела на Олю.

– Что с ним? – прижала ее та к своей груди.

– Я, я…, – заикаясь, начала объяснять Наташа, – Не запомнила точно… Лимфо… гра…., – женщина запнулась и зарыдала, – В общем, что-то с кровью.… У него всюду кровотечения. Снаружи, внутри… даже из-под кожи…

– О, Боже…, – содрогнулась Ольга.

– Я все в своей жизни делала неправильно…, – дрожащими пальцами зачем-то начала ощупывать свое лицо Наташка, – Это наказание за мои грехи… Кара.… Понимаешь? – снова отчаянно заплакала она, и, вдруг, начала хлестать со всей силы, карябать кожу на щеках запущенным маникюром, – Это я.…, я во всем виновата!

Ольга напрасно пыталась удержать ее руки. Они не поддавались уговорам.

– Причем здесь это? Прекрати! – закричала она на обезумевшую от горя подругу.

Женщина замерла, уставившись на нее.

– Оля! – воскликнула она, вдруг, будто птица в предсмертном крике, и сползла на пол, прямо на паркет, – Помоги! – стала отчаянно умолять Наташка, – Ты же почти святая!

Ольга от неожиданности отпрянула назад. Впервые в жизни она видела подругу такой поверженной. Она протянула руку, чтобы помочь ей встать, но та смахнула ее.

– Ты же спасла Ваньку! – вместо этого закричала Наташка, – Это ведь ты его спасла! Помоги и моему сыну тоже, моему Максику…, – перешла на тихий обреченный плач женщина.

Оля склонилась над ней, обняла за плечи.

– Это не справедливо…, – подняла на нее глаза Наташа, – Надо наказывать меня, меня…, – уткнулась она головой в Олины колени. – Если с моим Максиком что-то случиться…, – женщина замолчала, захлебываясь слезами.

– Наташа, – горько вздохнула Оля. Она взяла ее истерзанное горем лицо в свои ладони, – Наташа, милая моя подруга, мне так жаль…, – предательские слезинки выкатились и на ее щеку, – Случившееся ужасно, но выслушай меня, пожалуйста! Ему, наверняка, нужна кровь. Ты должна взять себя в руки, понимаешь, должна.… Сейчас мы обе успокоимся, дождемся Ромку и поедем в больницу. Пойми, тебе, как никогда сейчас нужно быть сильной…

Примолкшая женщина кивнула, слабая надежда появилась в ее заплаканных глазах.

– Конечно, – благодарно прошептала Наташка. Она вытерла кончиком воротника нос и решительно встала, – Я буду сильной.… Ради сына буду!

Лизка с беременностью сделалась нерасторопной, если не ленивой. Она просыпала уже, которое утро в подряд, и, теперь, в очередной раз опаздывала на практику. Не застегнув ремешки на туфлях, она выскочила на площадку, и чуть было не столкнулась с Ромкой. Тот уже вторую неделю находился в заслуженном отпуске.

– Плясать будешь? – улыбнулся мужчина и поднял вверх руку с зажатым конвертом.

Девушка, позабыв, что торопится, радостно завизжала и вырвала письмо.

Роман тряхнул головой, забавляясь ее детской выходке, и скрылся за дверью.

Лиза тут же вскрыла долгожданное послание от Ваньки. Повлажневшие глаза девушки, спотыкаясь, побежали по строчкам:

«Здравствуй мой любимый, Лисенок…», – пальцы ее задрожали. Слезинки проскользили по счастливой улыбке и упали на листок. Она хотела смахнуть их, но тут письмо выпорхнуло из ее взволнованных ладошек и, кружась, начало парить в воздухе между этажами. Девушка сорвалась с места и кинулась вдогонку по порожкам вниз. Не закрепленная ремешками нога подвернулась в спешке, и Лизка неуклюже грохнулась на пол, проехав несколько ступенек.

Соседка, выносившая мусор, отбросила ведро и подбежала к ней.

– Да, как же ты так, деточка! – попыталась помочь ей женщина, но беременная Лизка распласталась по лестнице, как корова на льду. Она не столько ушиблась, как напугалась, – Помогите! – отчаянно позвала соседка.

На ее крик выбежал Роман из квартиры.

– О, Боже, Лиза! – воскликнул он и кинулся к девушке, – С тобой все в порядке? – поднял он ее и поставил на ноги, как тряпичную куклу.

– Письмо…, – кивнула Лизка на приземлившийся конверт между перилами. Ромка поднял злосчастный клочок бумаги.

– Ума у тебя нет…, – укоризненно покачал он головой, – Ты, сейчас, должна беречь себя, как никогда! Как ты?

– Нормально…, – прислушиваясь к своим ощущениям, сказала Лизка и, вдруг, тихим голосом добавила, – Кажется, у меня от ушиба что-то сместилось в животе и, теперь, движется…, – расширились от страха ее глаза.

Побледневший от услышанных слов Роман, задрал Лизе блузку и приложил ладонь к ее небольшому пузечку. Мужчина почувствовал пинок маленького Ваньки изнутри и облегченно выдохнул.

– Настырный, как отец, – улыбаясь, проговорил он, – Хотя, кому понравится, если его с лестницы спускать будут…

Лиза уставилась на родственника.

– Думаю все нормально, – успокоил ее тот, – Просто подрос наш маленький Ванька, характер начал показывать, толкается проказник.…

Лизка растерянно потрогала свой живот. Ощутив новый толчок, она засияла.

– Ой, правда!

– Но в поликлинику все равно съездим…, – строго глянул Ромка на свояченицу, – Тамара Георгиевна, – обратился мужчина к соседке, – Побудьте с Лизой, пожалуйста, еще немного. Я, только, такси быстренько вызову, – побежал назад в квартиру Роман, – «Как султаны с семи женами управляются?..», – подумал он и смахнул выступившую испарину со лба.

Военная колона медленно ползла по узкой извилистой дороге, пролегающей вдоль скалистой стены ущелья, издалека напоминающей разрезанную халву. Чужая земля выглядела безжизненно и сиротливо. Кругом были, только, камни и солнце. Но вот в безоблачном горячем небе одиноко пропарил орел, словно дозорный, окидывая своим острым оком нежданных гостей.

– Смотри, Орленок, – задрав вверх голову пошутил приставало, – Твой старший брат!

– Товарищ, младший лейтенант, разрешите спросить? – обратился тот к молодому командиру, сопровождавшему их на чужой земле.

Лейтенант, почти их ровесник, согласно кивнул: