Czytaj książkę: «Шут. Книга II»

Часть первая. Наследница

1

Чаша для умывания была из тяжелого белого фарфора с мелкими синими цветами по широкому краю. Когда-то неосторожная служанка уронила ее, и на месте одного из цветов осталась лишь глубокая щербина. Тонкая длинная трещина прочертила чашу почти до дна, но та отчего-то не раскололась. Глядя на нее, Элея всякий раз думала, что удар можно и пережить, но шрам останется навсегда…

Она поставила чашу на край постели и, обмакнув тряпицу в теплый отвар из душистых трав, принялась осторожно обтирать сначала руки, столь ловкие прежде, но теперь безжизненные, точно ветви высохшего дерева, а затем – исхудавшее лицо c глубокими темными кругами у глаз. Такое родное, такое до боли знакомое… За минувший месяц она изучила каждую его черточку, каждую линию.

«Мой шут… Мой Патрик…»

Он был здесь, но его все равно что не было. Пустой взгляд шута всегда оставался устремлен в недосягаемые дали.

Никто не неволил Элею приходить в эту комнату, просто ей хотелось находиться рядом с человеком, который значил для нее так много… делать для него хоть что-то, пусть даже эти действия не имели большого смысла. Обычно за шутом ухаживала служанка Ваэльи – поила живительными настоями, мыла, убирала, проветривала комнату. Она словно излучала доброту, эта матушка Кера, ее забота могла отогнать любой недуг. Но шут не был болен. Ни один лекарь в мире не сумел бы исцелить его, ибо тело господина Патрика осталось невредимым – но дух покинул его.

Элея отложила тряпицу и тихо вздохнула. Да, она бывала здесь часто. Слишком часто. Давно могла бы с закрытыми глазами найти все в этой небольшой светлой комнате, расположенной на втором этаже особняка. Привыкла к ее особенным, не похожим на другие звукам – шелесту ветвей за окном, вздохам огня в камине, тишине… такой безнадежной тишине. Привыкла к запахам бесконечных отваров и лекарств. Вот и сейчас тоже… мята, ромашка, семисил… Отгоняя дыхание болезни, комнату наполнил тонкий аромат трав, исходящий от чаши для умывания. Жаль, сам Пат не чувствовал его.

Ваэлья полагала, шут переступил ту грань, что отделяет настоящих магов от потери разума. Дар, которым он пользовался, поглотил его самого без остатка. Со слов наставницы Элея знала, что такое случается, когда маг теряет над собой контроль и более не способен сопротивляться божественному зову источника, из которого черпал свою Силу. Иные способны вернуться обратно, если Поток увлек их не слишком далеко. Или с помощью другого человека, наделенного тем же даром. Только Пат к Ваэлье попал слишком поздно. Его душа оставалась привязана к телу тончайшей ниточкой, но была недосягаема.

Ни живой, ни мертвый…

Непонятная сила отбросила его на такую глубину, из которой нет возврата.

Элея зажмурилась, пытаясь отогнать очередной приступ боли, которая всегда теперь жила в ее душе, порой затихая, а потом вспыхивая вновь. Несколько минут принцесса просто сидела, спрятав лицо в ладонях. Она не плакала. Не пристало ей плакать. К тому же… кончились давно все слезы, осталась только пустота. И у этой пустоты не было границ.

Когда Элея узнала о беде, постигшей шута, ее захлестнуло такое чувство потери, подобное которому она испытала лишь однажды – при смерти матери. Ни измена Руальда, ни ожидание его казни, ни угроза на всю жизнь оказаться в монастырском заточении не повергали принцессу Белого трона в столь безысходное отчаяние.

С улицы донесся дребезг колес и цокот копыт. Элея, вздохнув, поднялась с края постели. Она подоткнула цветное лоскутное одеяло и, стиснув губы, мгновенно заставила себя преобразиться в наследницу. Осеннее солнце еще стояло высоко, и Ваэлья не ждала гостей в этот час, а значит, приехали за дочерью короля, хотя та велела кучеру вернуться только после ужина.

Догадка оказалась верна: вскоре легкий стук в дверь нарушил безмолвие этой комнаты.

– Ваше Высочество, за вами посыльный от короля, – голос служанки был приглушен плотно закрытой створкой.

«Что там могло случиться?» – Элея встревожено оправила свое длинное темно-синее платье, бросила взгляд в зеркало, проверяя, все ли в порядке, а потом решительно открыла дверь. Выходя, она не обернулась, хотя больше всего хотела именно этого. Детское чудачество… ей всякий раз казалось, что Пат может вдруг очнуться, когда никто не видит.

– В чем дело, матушка? – спросила она Ваэлью, стремительно спускаясь по широкой деревянной лестнице в гостиную.

– Не знаю. – Наставница сидела у окна с книгой и вовсе не выглядела обеспокоенной. – Мне не доложили. Посыльный только сказал, что король желает видеть тебя.

– Как странно… – бормотала Элея, спешно набрасывая теплую меховую накидку. – Отец не устраивает суеты из-за пустяков. Он же знает: я не люблю, когда меня тревожат в твоем доме.

– Не волнуйся, – заложив книгу пальцем, Ваэлья улыбнулась ободряюще. – Я не думаю, что это дурные вести.

Как всегда, она не ошиблась.

Суету, собственно, поднял вовсе не отец. Просто в Брингалин прибыл дядя Элеи, который жил на Солере, соседнем острове. Граф Риварн был человеком жизнелюбивым, шумным и очень толстым – не всякая лошадь унесет. Элея любила его и всегда с радостью ждала в гости, а дядя, едва прибыв, неизменно первым делом желал видеть дорогую племянницу. Ему не терпелось вручить ей какой-нибудь удивительный подарок из числа тех, которые действительно запоминаются надолго.

Но на сей раз Элее пришлось собрать в кулак все силы, чтобы дядя не почувствовал того равнодушия, которое на самом деле владело ею. Хотя это было даже не равнодушие – может, просто принцесса разучилась чувствовать…

Но так или иначе, а семейный ужин она высидела вполне достойно: живо поддерживала беседу, улыбалась, даже шутила… И радовалась, что неяркий свет от камина и высоких канделябров на столе скрывает печаль, затаившуюся в глубине ее глаз. И усталость, бесконечную усталость.

А дурные вести и в самом деле приходят иначе, она знала это.

Когда ужин с дядюшкой подошел к концу, когда песни и шутки остались в трапезной, которую Элея, наконец покинула, она вдруг так отчетливо вспомнила, как именно беда постучалась в двери…

В тот день она, по обыкновению, рано проснулась и вышла в сад, когда солнце только-только поднималось над морем. Этот сад был значительно скромней того, что тешил взоры обитателей Солнечного Чертога. Но Элея любила его ничуть не меньше, а может статься, и больше… В нем была своя тайна, свое неповторимое очарование. Особенно осенью.

Медленно ступая по ковру опавших листьев, она любовалась их ажурным разноцветным узором и радовалась последнему теплу. Но была к этой радости примешана немалая доля печали: миновало уже больше полугода с того момента, когда Элея последний раз видела своего шута… И ни единой весточки – ни письмом, ни на словах. От осведомителей из Золотой она знала, что Пат, оклеветанный и обвиненный в убийстве принца, подался в бега. И исчез. Никто не ведал, где он. Элея молилась о том, чтобы ее люди нашли шута раньше королевских сыскарей, но того словно демоны покрали.

Разлука была тяжелым испытанием, но еще хуже оказалась тревога. Элея знала шута достаточно хорошо и с трудом представляла, как избалованный дворцовой жизнью господин Патрик сумеет выжить за пределами Чертога. Если только прибившись к каким-нибудь артистам, таким же сумасбродам не от мира сего… Но все попытки найти его среди бродячих комедиантов ничем не увенчались. Иногда Элее казалось, что он сам вот-вот объявится на Островах. Просто приплывет однажды утром на каком-нибудь торговом коге и заявится к ней в Брингалин как ни в чем не бывало…

Увы, мечты оставались мечтами, а наяву принцессу Белых Островов поджидали неизвестность да бесконечная грусть. И только годами отточенное умение скрывать свои чувства позволяло хранить это в тайне ото всех. Глядя на Элею, ее подданные, как обычно, видели сдержанную и аж скулы сводит до чего хладнокровную наследницу престола.

Поднимая с земли багряные листья черемухи, Элея подумала о том, как далеки на самом деле от реальности представления людей об истинной сущности друг друга. Быть может, и сама она ошибалась, привыкнув видеть Патрика беззащитным мальчиком. Ей хотелось в это верить…

Слуга отца нашел ее у фонтана. И так-то не слишком улыбчивый, он выглядел еще более хмурым, чем обычно: просьба немедленно прийти в кабинет Его Величества прозвучала из уст верного Тарила, как грозный удар колокола. Невнятное чувство тревоги опалило горячей волной, заставив принцессу внезапно оступиться на ровной тропинке.

Давиан встретил дочь с печалью в глазах. В руках он держал узкий длинный свиток, какие обычно доставляют птицы-вестники.

– Что случилось, отец? – Предчувствие беды из колокольного боя превратилось в грозовые раскаты.

– Сядь, милая.

Давиан указал на высокое деревянное кресло у открытого окна, и Элея послушно опустилась на мягкое сиденье, пытаясь успокоить дыхание, которое внезапно стало слишком частым. Некоторое время отец молчал, просто смотрел вдаль, словно хотел увидеть что-то в темных переливах волн или в полете чаек над скалами. Легкий бриз шевелил его рыжевато-пшеничные волосы, точно играл с ними, а солнце беззаботно рассыпало искры по драгоценным камням на тонком обруче непарадной короны… но лицо короля оставалось суровым.

– Дурные вести принесла нам птица, – промолвил он, наконец, обернувшись к дочери. – Печальные вести из Закатного Края.

Короткая пауза, похожая на вечность.

– Королева Нар мертва. Наследник Руальда, скорее всего, тоже.

«О боги! – глупая радость взметнулась в душе Элеи. – Неужели вся беда лишь в том, что ведьма, лишившая меня мужа и трона, отчего-то сгинула и сама?»

Нет, она никогда не желала зла этой маленькой воровке – мстительность была чужда принцессе Белых Островов – но и оплакивать соперницу не собиралась. Впрочем, Элея ощутила неподдельную жалость к Руальду: что бы там ни было, а колдунью свою он любил по-настоящему.

И ребенка ждал, как высшего чуда в жизни…

А для государства, конечно же, очень скверно потерять наследника.

– Отец, но что значит «скорее всего»? – она была сбита с толку. – Срок рождения этого младенца еще не настал, верно ведь? Я не понимаю. Если погибла мать, ребенок, очевидно, должен был разделить ее участь.

Давиан сумрачно кивнул и снова устремил взгляд за горизонт. Он стоял, тяжело опершись о подоконник, и на широких кистях его рук, покрытых россыпью веснушек, отчетливо проступали темные вены.

– Это очень странная история, которую не только ты – никто не может понять до конца. Я расскажу по порядку… Как тебе известно, все минувшее лето Руальд со своей женой провели за городом. Лебединый дворец – место тихое, почти глухое… Ты и сама лучше меня знаешь… В тот день король отправился на охоту. Когда он покидал усадьбу, его жена прогуливалась по саду в обществе своих слуг. Была радостна и полна жизни. Да только не успел Руальд загнать оленя, как ему сообщили, что королева пропала. Нашли ее быстро, в тот же день… Говорят, твой бывший муж едва не лишился остатков своего разума, когда увидел, что стало с его колдуньей. Королева Нар разбилась. Упала со стены старого храма. И для всех осталось загадкой, как ей удалось разрешиться от бремени. Звучит странно, но чрево погибшей оказалось пусто, а ребенок пропал. Что именно произошло и по чьей вине – никто не знает.

Давиан замолчал, но Элея понимала – он сказал не все, и частые удары ее сердца горячо отдавались в висках. С тяжелым вздохом король отошел от окна, и сразу же погасли брызги солнца на золотом обруче, без прикрас оставив горечь в глубоких складках у глаз, в сведенных бровях, в плотно сомкнутых губах, которые никак не решались произнести то, что она откуда-то и так уже знала…

– Там же, в лесу рядом с храмом, нашли беглого преступника… придворного шута.

Давиан подошел к ней и, крепко взяв за плечи, посмотрел прямо в глаза.

– Девочка моя, прости… этого человека больше нет.

Нет…

Как это – нет?

Ветер по-прежнему шелестел за окном, кричали над морем чайки, где-то в соседних комнатах негромко переговаривались служанки. Элея слышала все – каждый звук, каждый удар своего сердца. Но слова отца не доходили до ее сознания.

– Элея… – Давиан обнял ее и бережно прижал к своей груди, как будто это могло помочь спрятаться от беды. Мудрый отец, он знал, все знал… Он понимал, какой кромешный мрак породили в ее душе эти слова. – Дворцовый лекарь из Золотой сказал, что твоего Патрика сразил колдун. Очень сильный колдун. Удар был направлен не на тело, а на разум. Это похоже на какое-то проклятье или злые чары. Внешне парень невредим… только эта оболочка пуста.

– Отец! – она схватила его за руку, вспыхнув надеждой. – Но он жив? Жив?!

– Дитя мое, – Давиан глубоко вздохнул, – лучше бы он умер. То, что случилось с твоим другом, ужасно. Это хуже смерти, ибо без души тело его – лишь пустой сосуд. Все лекари и ведуны, которых сумел отыскать Руальд, говорят одно: надежды нет. А этот безумец все надеется на чудо… Кроме его шута некому рассказать, что там случилось на самом деле. Да только глупо это. Глупо ждать невозможного. Честней было бы просто позволить ему умереть. Я не понимаю, почему так не сделали до сих пор.

О, этот холодный расчет Белых королей! Мудрые речи отца показались нестерпимы, как никогда!

Элея оттолкнула его и бросилась прочь из кабинета. Не видя перед собой дороги, задыхаясь от слез, бежала так, будто могла обогнать время, повернуть его вспять. И даже мысль о том, что поданные увидят ее в столь неподобающем виде, уже не имела значения.

Всю ночь Элея провела без сна, глухо рыдая в подушку. Быть может, впервые позволив себе не сдерживать боль, как это положено дочери короля. Но наутро пришла к отцу, надев привычную с детства маску каменного хладнокровия. Она желала знать лишь одно: что будет с телом человека, которому она обязана жизнью и свободой.

– Не знаю, дочь моя, – сухо ответил ей Давиан, не отводя взора от каких-то мудреных документов со множеством таблиц и чисел. – Наши осведомители не сочли эту информацию важной.

Элея прекрасно поняла посыл короля: ей тоже не следовало занимать свой ум подобными вопросами. Наследницу не должны волновать чужеземные шуты. Но в этот момент ей было глубоко безразлично мнение отца. Да чье угодно мнение.

– Так узнай, пожалуйста, – ответила Элея столь же коротко и дождалась, пока отец взглянул на нее из-под хмурых бровей. Взгляды их скрестились, едва не вспыхнув искрами. Король сокрушенно покачал головой.

– Хорошо, – он тяжело вздохнул, всем своим видом давая понять, как глубоко печалит его упрямство дочери, и снова уткнулся в свои замысловатые свитки. Словно та и не стояла рядом.

Через несколько дней Давиан вызвал Элею к себе и предоставил возможность лично пообщаться с прибывшим пару часов назад осведомителем. Сам он вновь сидел, углубившись в бумаги и отчеты, делая вид, что этот разговор не имеет к нему никакого отношения.

Как и все люди своей профессии, мужчина, ожидавший Элею в королевском кабинете, показался ей удивительно неприметным: весь, от сапог до выражения лица, он был скучен и сер, хотя при ближайшем знакомстве наверняка открылся бы умным собеседником. Такова уж была его работа… Завидев Элею, осведомитель витиевато, как это принято в Закатном Крае, раскланялся и, приложив руку к сердцу, изрек:

– Смею ли я получить несколько минут внимания Вашего Высочества?

Темные волосы, темный костюм, тихий голос. Такого и в самом деле никогда не выделишь из толпы.

– Сколько пустых слов… – Соглядатай почему-то раздражал Элею, а от излишеств этикета она устала, еще сидя подле Руальда в Золотой. – Вас затем и пригласили, чтобы вы рассказывали, – она смерила осведомителя бесстрастным холодным взором. – Я слушаю.

– Ваша Светлость изволили знать, какая судьба постигла придворного шута короля Руальда, – мужчина вздохнул, вероятно, на ходу пытаясь подстроиться под манеру общения, принятую на Островах. – Увы, доля его незавидна. Господин Патрик сейчас пребывает в храмовой лечебнице при дворце. Однако, по словам лекарей, нет никакой надежды, что он поправится. Король пытался вернуть господина шута к жизни, золота извел немерено, но безуспешно. Все лекари и ведуны, которых ему удалось найти, признавали свою полнейшую некомпетентность в данном вопросе. Они даже не могут понять, что именно произошло с господином Патриком. Причина, повергшая его в нынешнее состояние, так и не была установлена. Осмелюсь только добавить… Ведуны, все как один, сошлись во мнении, будто удар этот придворному шуту нанес настоящий маг. Из тех, которые якобы сохранили знания древних. И многие склонны считать сие делом рук покойной королевы. А что касается обвинений в убийстве принца Тодрика, то все это король Руальд аннулировал. После смерти жены к Его Величеству вернулась способность мыслить разумно. Он уже пересмотрел многие свои решения, принятые в период… – осведомитель на миг замялся, – после расставания с вами. В том числе проанализировал все улики с доносами и пришел к выводу, что его шут был намеренно оклеветан. Ваше Высочество.

Низкий поклон обозначил конец доклада. Осведомитель все сказал и замер в ожидании вопросов. Элея на миг прикрыла глаза.

«Ваше Величество, а знаете, чем отличается королевский двор от птичьего? – серые глаза дерзко сверкнули из-под хвостатой шапки, веселый смех рассыпался, вторя нежному звону бубенчиков. – На птичьем только одного не достает – меня!»

Патрик…

– Что Руальд намерен делать с ним? – спросила она, скручивая в узел невыносимую боль.

– По нашим сведениям – ничего. – Осведомитель не заметил, как наследница сжала пальцы, скрытые пышным кружевом рукавов. Он говорил спокойно, и в голосе его не было ни сочувствия, ни сожаления. – Все возможные способы спасти господина Патрика уже испробованы, надежды больше нет. Всего верней, это скоро признает даже король, и тогда тело шута отправят в какой-нибудь дальний монастырь, где служители богов позаботятся о последних днях этого человека.

«Последних днях… Много ли их останется? Он никому не нужен там. Никто не проследит за теплом в комнате, за чистотой постели… – Элея больше не смотрела на стоявшего перед ней человека. Мысли ее лихорадочно метались. – Но ведь его еще можно спасти, я чувствую это! Матушка Ваэлья наверняка способна вернуть… Ее дар силен, она должна хотя бы попытаться!»

– Отец…

– Нет! – Давиан сердито махнул рукой, отсылая осведомителя. Едва лишь тот покинул кабинет, король ударил ладонью по столу так, что дрогнул тяжелый чернильный прибор. – Нет, Элея! Не проси. Это дважды глупость. Нелепейшее безумие, которого я от тебя не потерплю! Его никто не смог вернуть там, и ты ничего не изменишь здесь. Бесплодные надежды лишь сведут тебя с ума. К тому же… Он ведь просто безродный мальчишка! Даже от дворянства отрекся! Опомнись, наконец! Таких «сокровищ» полно в любом балагане! Нет и еще раз нет!

Элея с трудом сглотнула, в горле у нее пересохло, лицо застыло, точно его сковал лед, только глаза горели яростным огнем. Она уже приняла решение. И никто не мог его изменить.

Сама справится.

2

Когда прибыл корабль из Золотой, ей достало и выдержки, и благоразумия не появляться на пристани. Все заботы были поручены стороннему человеку, который сопровождал шута от самого Закатного Края. У причала его встретил слуга Ваэльи: без лишней огласки, тихо забрал бесчувственное тело господина и, погрузив в свой экипаж, отвез к дому ведуньи. Таково было решение Элеи: после недолгих размышлений она поняла, что лучше, чем у наставницы, Патрику не будет нигде.

Корабль прибыл вечером, и встретиться со своим шутом ей удалось только поутру, после бесконечной бессонной ночи.

Еще в гостиной Ваэлья предупредила Элею, что выглядит Пат, мягко говоря, не очень… Но когда принцесса увидела его, она не сдержала отчаянного возгласа:

– О боги! Что они делали с ним?! – Элея во все глаза смотрела на того, кто еще совсем недавно был «страсть до чего хорошеньким» ловким акробатом. – Матушка, что же эти изверги с ним делали?!

– Успокойся, – Ваэлья мягко привлекла ее к себе, – успокойся. Это не страшно. Это просто корень черницы. Его используют, когда не хотят тратить время на уход за безнадежным больным. Черница поддерживает жизнь в теле, но, в отличие от обычной пищи, не дает ему сил. Сама понимаешь, изредка поить больного таким отваром гораздо проще, чем нормально кормить его и бесконечно менять подстилки.

– Патрик… – Элея с трудом заставила себя успокоиться и, обойдя наставницу, медленно опустилась на колени перед кроватью. Укрытый цветным одеялом, так похожим на его обычные наряды, шут выглядел почти ребенком, походил на истаявшую свечу. Ничего не осталось от того сильного молодого мужчины, каким он был еще совсем недавно. И вряд ли фрейлины из Чертога польстились бы теперь на своего любимчика.

«Должно быть, ты долго жил в том лесу, перед тем как случилось несчастье. – Элея вглядывалась в любимое лицо, пытаясь рассмотреть в нем следы минувших дней, всех тех долгих дней, что он провел вдали от нее. Прочесть историю скитаний и встреч, случившихся вдали от Золотой… Летний загар поблек, но шут все равно был гораздо смуглей обычного, а волосы его выгорели на солнце, став почти белыми. – Наверное, ты был удивительно красив тогда… еще месяц назад…»

Но корень черницы не знал жалости. Сердце Элеи замирало от боли при виде этого истощенного тела, которое – что ужасней всего – больше не было вместилищем удивительной души.

Какой-то отстраненной частью сознания, все еще позволяющей трезво мыслить и оставаться наследницей престола, она отметила, что Ваэлья тихо вышла из комнаты. Услышала, как с тихим стуком закрылась дверь. И тогда, не в силах более сдерживать себя, Элея дотронулась до руки, безжизненно лежавшей поверх лоскутного одеяла. Горячие, мокрые от слез пальцы принцессы сплелись с холодными пальцами шута. Впервые она видела их столь близко, могла рассмотреть без утайки. Такие длинные и тонкие, никогда не знавшие прикосновения к оружию… Какими сильными они были, как ловко подбрасывали разноцветные шары…

Лишенная жизни пустая плоть.

– Патрик…

Нет, он не слышал ее, хотя глаза его в этот момент были открыты. Как не слышал ни одного из тех лекарей, что пытались вернуть придворного шута к жизни.

– Вернись. Ну пожалуйста… прошу тебя, Пат…

В тот вечер она была почти уверена – все как-нибудь наладится. Ее шут непременно придет в себя, исцелится от этого пугающего недуга. Ведь теперь он здесь, и мудрая наставница наверняка отыщет способ помочь ему. Но уже на следующий день, когда окрыленная надеждой Элея вновь примчалась к ведунье, та еще у порога вручила принцессе кружку с настоем валерианы, а потом тихо и коротко объяснила, почему она не в силах сделать хоть что-нибудь для своего любимого ученика. Казалось, за минувшую ночь Ваэлья постарела на несколько лет, голос ее звучал спокойно и безжизненно.

«Он слишком далеко, – промолвила наставница, пряча скорбь за чуть прикрытыми ресницами. – Я не в силах последовать за ним. Здесь нужен маг такой же силы, как сам Патрик, только во много крат опытней. Маг, который справится с Потоком, унесшим нашего мальчика. За всю свою жизнь я не встречала таких… Впрочем, мир велик – может статься, где-то он и есть, этот маг. Где-то есть…»

Им оставалось только верить и ждать, рассылая с каждым заезжим купцом призыв помочь, откликнуться… Однако время шло – ничего не менялось, и пучина беспросветного отчаяния затягивала все глубже и глубже. Жизнь стала серой, точно дождь за окном, плоской и бессмысленной, как старый рисунок в забытой книге. Элея знала, что не имеет права на уныние, вот только ничего не могла с собой поделать. Во дворце она по-прежнему оставалась бесстрастной наследницей, но сердце ее теперь всегда было исполнено печали. И эта глухая непроходящая боль становилась особенно острой, стоило лишь приехать к наставнице и переступить порог безмолвной комнаты, где только пылинки нарушали покой, кружась в свете осенних лучей. Да еще порой вздыхала матушка Кера, приходя с миской наваристого бульона, который только-то и мог, что поддерживать жизнь в пустом сосуде…

Король сперва молча терпел эти ее визиты к ведунье. Лишь хмурил брови, видя, как Элея покидает замок в своем неприметном городском плаще. Однако вскоре он понял, что такие поездки уже вошли у дочери в привычку и отнюдь не подразумевают каких-либо полезных уроков. После этого все их с отцом беседы стали сводиться к одному – король требовал от Элеи оставить бессмысленные надежды и смириться.

Позволить прощальникам забрать шута.

Прощальники… Они добровольно принимали ношу, которая иногда казалась непосильной обычным людям.

Забирали мертвых.

Мертвых или тех, кого уже нельзя было спасти. Забирали, чтобы вернуть тела земле, даровавшей жизнь всему сущему.

Нет… Элея не могла допустить даже мысли о таком.

«Нужно просто набраться терпения и ждать, – пыталась успокоить она себя. – Однажды призыв, переданный с купцами, обязательно дойдет до настоящего мага. Вот минует сезон штормов, и этот зов о помощи приведет на Острова человека, который сумеет вернуть шута…»

Ваэлья, в отличие от отца, ни разу не попыталась упрекнуть Элею. Она понимала – слова пусты. Она понимала – другого такого Патрика больше не будет. Не будет этих ясных глаз, которые, несмотря на все невзгоды, сохраняли детскую чистоту. Не будет летающих апельсинов и восхитительно смешных выдумок. Да что там… не будет больше мага, отмеченного богами, рожденного сделать этот мир лучше.

Элея знала, всю боль того глубокого раскола, что прошел через душу ее ученицы, Ваэлья ощущала как свою собственную. Они были точно две странницы, потерявшие дорогу. И оставалось им только одно – держаться друг за друга, чтобы не свалиться в пропасть.

Хуже всего оказалось притворство.

Дядя Риварн по обыкновению не спешил возвращаться домой, предпочитая наслаждаться королевским гостеприимством, и Элее стоило больших трудов выносить его неизменное веселье. Одно дело просто не выдавать своей печали, и совсем другое – каждодневно изображать на лице радость. Она стала избегать совместных трапез и все чаще надолго уезжала к наставнице.

Впрочем, проблема заключалась не только в дяде: гораздо хуже оказался его «подарок». Граф Риварн никогда не отступал от своих привычек, и на сей раз он решил подарить принцессе… менестреля. Это был очаровательный юноша, ясноглазый, с голосом чистым, как весенний ручей. Он виртуозно играл на лютне и знал бессчетное количество романтических баллад и сказаний. Дядин Тьеро приводил в восторг всех дам – от фрейлин до служанок. Всех, кроме Элеи, которая ни на миг не усомнилась, что за этим «подарком» стоит Совет во главе с ее отцом. Ах, наследнице нравятся артисты? Что ж, давайте доставим ей такое удовольствие!

Глупцы… они всерьез полагали, будто эта грубая подмена способна восполнить утрату.

Элея распорядилась, чтобы менестреля устроили со всеми удобствами. Дали ему слугу, место за столом и хорошую теплую комнату. Как можно дальше от ее собственных покоев. Парень, конечно, искренне старался угодить наследнице трона, но откуда ему было знать, что для принцессы существует только один голос… самый ласковый и добрый.

Миновали уже две недели со дня появления шута в Тауре, дядя наконец покинул Брингалин. И сразу же в королевском доме стало тихо, словно жизни убавилось вполовину. Трапезы больше не напоминали состязание на лучшую шутку, а бедняга Тьеро, лишившись покровителя, совсем перестал понимать, кому он нужен в этом большом замке. Прежде менестрель привык быть любимчиком и баловнем у своих хозяев, теперь же оказался настолько предоставлен самому себе, что даже внимание фрейлин не радовало его. Фрейлины – это ведь не госпожа… которая оставалась ледяной и неприступной, словно ни одна песня в мире не могла тронуть ее сердце. Да и то сказать… разве это придворная жизнь? Ни вам пышных приемов, ни турниров. Что поделать, Брингалин никогда не был средоточием праздного веселья: Давиан уже много лет как охладел к этим расточительным светским забавам, а Элея после возвращения из Золотой и вовсе не имела к ним склонности.

Пожалуй, именно удрученный вид менестреля стал последней каплей в тот день, когда терпению Давиана все-таки настал конец. Тьеро как раз сидел под дверью личной королевской столовой и настраивал свою лютню. Наверное, он надеялся скрасить господскую трапезу. Но Элея лишь церемонно кивнула в ответ на его «Доброе утро!», и менестрель сразу же потух взором. Что не укрылось от короля. Во время тягостно-молчаливого завтрака с дочерью он некоторое время хмуро глядел, как вяло она взбалтывает ложкой свою кашу, а потом со всей силы шарахнул кулаком по столу, даже стоявший у него за спиной Тарил невольно вздрогнул:

– Хватит! Хватит, Элея! Пора положить конец этому позору! Скоро уже и пастухи на Литто будут знать о том, что наследница престола сменяла служение своему народу на бессмысленную скорбь по безродному чужаку! Остановись! Опомнись! Ты будущая королева! Мать тысяч детей! Твоя жизнь не принадлежит тебе, и ты это знаешь! Как можно было забыть все, чему тебя учили столько лет?! Ни один мужчина в мире не стоит такой жертвы, будь он даже королем! – под руку Давиану попалось сваренное вкрутую яйцо, и он в гневе стиснул его так, что на скатерть посыпалось мелкое белое крошево. – Элея, Совет Мудрых в тревоге – они не слепые и не глухие! Корону не может наследовать тот, чей разум помрачен горем.

«Мне не нужна ваша корона!» – хотелось крикнуть ей, но Элея проглотила постыдные слова и лишь низко склонила голову, пытаясь спрятать слезы. Отец был прав. Подозрения Совета – это уже серьезный довод.

Ее жизнь действительно никогда не принадлежала ей. И прежде дочери короля даже в голову не приходило перечить судьбе: она с молоком матери впитала, что долг рожденного для трона – забота о своем народе. Элея рано осознала всю величину ответственности, скрытую за титулом. И когда возникла необходимость, безропотно пошла замуж за Руальда, которого видела лишь единожды – на портрете. Она знала – это ее долг. Боги, какой смешной наивной девочкой была она тогда! Не познавшей еще ни боли, ни страсти, ни иссушающей тоски от невозможности быть рядом с любимым. И как же все разом переменилось, едва только она покинула родной дом. Призрачные понятия, взятые из книжек и рассказов подруг, вдруг обернулись живыми чувствами. И когда эти чувства с невероятной силой опалили маленькую снежную принцессу, Элея поняла, каков на самом деле груз ее долга… и невозможность выпустить это пламя наружу, медленно сгорая от него изнутри.