Czytaj książkę: «A&B», strona 10
«16»
Красный багрянец пробивался сквозь тучи и ложился на темные стволы деревьев, придавая им кровавый оттенок. Себастьян стоял, облокотившись на хлипкий забор, держа сигарету. Лицо его, как и прежде безжизненное, не выдавало никаких переживании. Полная безмятежность и умиротворение.
– Пришел, наконец. Я уже вызвал такси скоро подъедет.– Он затянулся.
– Ага.
Белобрысый смотрел куда-то мимо Араки и не заметил, как тот подошел вплотную и схватил его за ворот пальто, подняв вверх.
– Что это сейчас такое было?– гневно сказал Хиро.
Это никак не поколебало ледяного спокойствия Себастьяна. Казалось, он стал еще более отстраненным и безучастным, повиснув в воздухе удерживаемый рукой Хиро.
– Может, объяснишь?– Голос Араки был невероятно громким.– Кто тебе позволил так с ней говорить? Совсем нет совести?
Он отпустил его, с силой кинув вперед. Слегка пошатнувшись, Себ устоял на ногах и, смотря прямо в глаза Араки, начал говорить.
– А не потому ли ты так бесишься, что в ней себя увидел, а?
То с какой грубостью и цинизмом прозвучала последняя фраза, не могло не вывести его еще сильнее. Не помня себя от злости, он кинулся на него, сумасбродно размахивая кулаками направо и налево. Себ легко уклонялся от каждого удара, словно вода, утекающая сквозь пальцы, так же мягко и немудрено. Это злило Хиро с каждым разом сильнее и сильнее, и с каждым ударом он вкладывал все больше силы.
– Как ты меня уже достал! – в исступлении кричал Хиро. – Вечно лезешь, куда не просят! Говоришь всякие гадости! Неужели в тебе ничего человеческого нет? Сострадания, жалости, эмоций хоть каких-нибудь, в конце концов? Ничего? Чему тебя только мать учила!
Последнее Хиро сказал необдуманно, сгоряча, неосознанно желая хоть как-то задеть Себа. В этот же момент белобрысый едва уловимо преобразился. Будто мелькнул мелкий огонек в глазах и потух в то же мгновенье, но движения его стали иными. Теперь он не просто уворачивался, а с каждым ударом наступал все ближе, оттесняя Хиро к забору. И в один короткий миг совершенно неожиданно он поставил Хиро подножку. Тот упал совсем рядом с забором и хотел тут же подняться, но не смог. Быстро сверкнуло что-то металлическое в руке Себа. Сверкнуло и тут же направилось в его голову. Хиро только и успел понять, что это маленький карманный ножик. Всего миг и он перестал видеть перед собой знакомого ему спокойного уравновешенного Себастьяна. Теперь это был готовящийся к прыжку белый змей. Как ужасно сверкали его клыки, желающие впиться в его горло. Сколько первобытного страха внушал этот вид, столько и благоговения перед удивительной силой. Так и застыл он в глупом, неуместном восторге, широко раскрыв глаза. Застыл и Себ, остановив лезвие ножа, который он держал словно карандаш, в считанных миллиметрах от зрачка Араки.
– Ну и дурак же ты,– как и прежде ясно и спокойно сказал Себ, спрятав ножик обратно в карман пальто.
Араки не сразу понял, что произошло. Руки его тряслись в нервной дрожи, тело казалось ватным, а по спине струями тек холодный пот. Постояв секунд десять, белобрысый присел рядом с ним и, молча, протянул ему открытую пачку сигарет. Он, не раздумывая, выдернул одну, хоть руки и отказывались слушаться. Себ поднес огонь зажигалки к сигарете, позволив ее зажечь. От первой затяжки Хиро сильно закашлялся. От второй ему стало плохо, голова закружилась. А на третьей он выкинул уже ставшую мерзкой сигарету.
– Успокоился? Может, скажешь, почему ты так взбесился?
– Я… Я не знаю. Она столько всего вынесла, через столько прошла. Неужели она не заслуживает уважения хотя бы за это? А ты так легко втоптал ее в грязь…
–Мне противно.
– Противно?
– Мне противна людская слабость. И вдвойне противней, когда они это выставляют как подвиг.
– В чем слабость-то, скажи?
– В том, что не могут отпустить тех, кого уже давно пора. В том, что не перестают себя за это жалеть. В том, что не могут жить, не сожалея об этом.
– Люди слабы. И ты – тоже.
– Именно поэтому и противно.
Солнце окончательно село. Наступили морозные сумерки. Птицы и прочая лесная живность затихли. Весь мир погрузился в звенящую тишину.
– Вот скажи, зачем ты сегодня мне все это показал?
– Просто так.
– И почему на другой ответ я и не рассчитывал?
– А что я тебе должен сказать? Лучше ты мне скажи, что ты надумал делать теперь?
– Ты про отца?
– Да.
– Наверно, я – невероятный эгоист, но я не могу. Не могу отказаться от него, не могу отключить. Ведь тогда… я останусь один. Я знаю, он мучается, я знаю, что сломаю себе жизнь, чего он бы совсем не хотел. Знаю, но…
– А сейчас ты разве не один?
Хиро не ответил. Белобрысый глубоко вздохнул и достал из кармана телефон, быстро набрал чей-то номер. В кармане Араки завибрировало. Непонимающе он уставился на Себа. Он сбросил вызов.
– Запиши номер. Вдруг пригодится.
– Прости меня,– после короткого молчания сказал Араки,– Я не знаю, что на меня нашло.
– Если кому и надо извиняться – так это мне. У тебя не было цели меня убить, я же был в шаге от этого.
– С чего ты взял, что я не хотел тебя убить? Ведь…
– Когда необученный этому человек пытается кого-то убить, он неосознанно целиться в жизненно важные органы. Ты же махал кулаками так, будто и не собирался меня задеть. Все, чего ты хотел – просто дать мне в морду и, что особенно странно, бил так слабо, что, даже если бы попал, вряд ли доставил бы мне этим неприятности. Я же целенаправленно бил с четким намереньем тебя прикончить.
– Это не так.
– Так. И я был очень близок к этому.
– Почему же тогда остановился?
– Кто знает? Может, потому что было бы глупо убивать тебя сейчас, может, потому что не захотел. Не знаю. Но…– Он замолчал и повернул голову в сторону Араки.
– Но?
– Но на твоем месте я бы это не повторял. В следующий раз я не остановлюсь.
Раздалось шуршание едущей по гравию машины. Такси подъехало. За рулем был все тот же водитель, что вез их сюда. Себастьян встал с холодной земли и отряхнулся.
– Куда теперь?– Араки повторил за ним.
– По домам. Хватит на сегодня. Я устал.
Они сели в автомобиль и безмолвно двинулись обратно. Араки хотел нарушить молчанья, так давящего на него, но что сказать, он не знал. Чувство вины за срыв и неловкость от испуга не давали ему покоя. Он ерзал на заднем сиденье, то делая вид, что смотрит на дорогу, то раскрывая рот, чтобы что-то сказать, то тут же его закрывал и отворачивался. За этим наблюдал в зеркало заднего вида белобрысый и, чувствуя лишь неприязнь к его, как ему кажется, придурковатым действиям, демонстративно отвернулся к окну, не желая как-то снять напряжение со сложившейся ситуации. Не то чтобы он презирал его или чувствовал отвращение, скорее даже наоборот.
«Несмотря на страх, он так спокойно к этому отнесся и даже чувствует себя виноватым. Да и боялся он смерти, а не меня, по-видимому. Сейчас же сидит и не знает, как подступиться, словно новорожденный олененок пытается бегать, едва научившись стоять. Если подумать, это даже забавно, но, уж извини, у меня нет сил исправлять твое неуклюжее положение»
Он не знал, что именно его так вымотало, но сейчас ему хотелось только покоя. Он отвернулся к окну и почувствовал, что еще немного и задремлет: веки тяжелеют, по телу разливается слабость и почему-то так странно тепло на душе. Непонятно уснул он все-таки или же нет, вся дорога стерлась у него из памяти, очнулся он уже рядом с домом Араки. Высадив его, таксист довез и белобрысого до дома. Зайдя в квартиру, он наскоро разделся и упал на кровать.
В эту ночь впервые за всю его жизнь ему приснилась мать. Он, правда, не помнил ее лица, но он точно знал, что эта женщина – она. Белоснежные локоны, как и у него, развивались на слабом летнем ветерке. Кажется, это был август. Яркий солнечный свет невыносимо бил в глаза и жег кожу. Он, еще мальчик, осторожно держался за ее легкую шелковую юбку в пол и с опаской смотрел вокруг. Они стояли на большой вокзальной площади и ждали кого-то. Вокруг постоянно проносились шумные, вечно спешащие куда-то толпы, только они вдвоем стояли, не шелохнувшись, уже невесть сколько времени. То и дело его мать смотрела на часы на своем запястье и всматривалась в мимо проходящих людей.
– Мам, кого мы ждем?
– Того, кто какое-то время поживет с нами,– она сказала это с приятной теплой улыбкой.
– С нами?
– Да. Я надеюсь, вы с ней подружитесь.
– Она меня все равно не заметит.
– Заметит. Ты же не прозрачный, в конце концов.
– Я хуже, чем прозрачный. Меня будто вовсе не существует.
– Ну как же не существует.– Она наклонилась к нему и схватила за нос. Он недовольно нахмурился.
– Отпусти,– сказал он гнусавым голосом.
– Вот видишь. Ты существуешь.– Она игриво захохотала, отпустила его нос, и нежно прикоснувшись своей худой бледной рукой его затылка, прильнула к нему, дотронувшись до его лба своим лбом. Себ улыбнулся, ведь это было очень приятно.
В этот момент к ним подошла женщина возраста его матери с маленькой дочкой ровесницей ему. Матери сразу пустились в пустую болтовню, которую ему слушать было совсем неинтересно. От нечего делать он стал рассматривать девочку. Она была небольшого роста даже для ее возраста, одета в короткое платье с яркими и, по его мнению, некрасивыми узорами, переливающимися кислотно-яркими цветами, волосы ее были небрежно растрепаны, а на щеке была грязь. Но пусть вид был в целом какой-то неухоженный, она по-своему очаровывала. Длинные темные волосы необычно переливались красно-рыжим оттенком на солнце; чуть смуглая кожа казалась на вид бархатной без единого изъяна; ни царапинки, ни синяка, ни одного даже маленького шрама; и большие блестящие, как два рубина, глаза, пытливо рыскающие по округе в поисках чего-нибудь интересного. Побегав немного глазами, она непонимающе уставилась прямо на Себастьяна.
«Она что, на меня смотрит? Да нет. Она, наверно, что-то сзади увидела»
– Мам, а что это за мальчик?– Jна дернула за кофту слегка заболтавшуюся мать.
Себ обернулся, думая, что может рядом стоит какой-то другой мальчик, которого он не заметил. Но вокруг не было ни одного мальчика кроме него.
«Она меня заметила?! Сама?! Да быть такого не может!»
– Ой, простите. Мы забыли вас представить,– сказала мать Себа.– Хикари, это – Себастьян. Себастьян, это – Хикари.
– Мам, а почему у него волосы такие белые?– голос ее был уверенный и слегка высоковатый, напоминающий трель жаворонка.
– Так спроси у него,– подначивала она ее, желая лишь, чтобы дети подружились.
– Почему у тебя волосы белые?– обратилась она уже к нему, но он, растерявшись, лишь недоумевающе хлопал глазами.
– Он сегодня не очень разговорчив,– тут же оправдала его мать.
– Это потому что он – дурак?
– Я же говорила тебе, нельзя так говорить!– одернула ее мать.
– Почему нельзя? Это же – правда. И вообще, все мальчишки – дураки! Еще и имя такое дурацкое – Се-ба-стьян,– имя его она исковеркала, специально повторив его по слогам и поставив ударение на последний слог.
Растерянность как ветром сдуло. После такого она сразу сменилась на раздражение. Все, что ему теперь хотелось – это ответить на гадость гадостью.
– Хикари!– еще более грозно сказала ее мать.
– Ну Хи-ка-ри, конечно, лучше! Еще и платье твое – ужас просто! У самой в глазах от него не рябит? – рассержено выпалил он.
– Ну-ка повтори!– Она ловко отпрыгнула, словно юркая кошка, не дав схватить себя своей матери, и стремглав помчалась к Себу. Он и не заметил, как она ударила его кулаком по лицу и, сбив с ног, села ему прямо на грудь, желая ударить еще раз.
– Прекрати сейчас же!– мать схватила ее за руку и подняла.
Потом началась ругань, ее отчитывали, понукали за ее скверный задиристый характер, а Себастьян все так и лежал радостный и думал:
«Она меня заметила! Заметила! Меня! Сама!»
Он открыл глаза, лежа в холодной постели, свернувшись калачиком. За окном было темно, а часы показывали два ночи. На душе будто скреблись кошки, физически было немногим лучше. Он дрожал от холода, от которого не спасало ни одеяло, ни обогреватель. Завернувшись в одеяло наподобие рулетика, он по привычке пошел на балкон курить. Только он прикурил сигарету, как увидел на улице то, что в мгновенье развеяло все остатки сна. По аллее шел, покачиваясь, Араки. Он был сильно пьян, а в руке держал еще недопитую бутылку виски.
«Да твою мать!» – в сердцах подумал Себ— «Ну как так а?! Нет, к черту его! Сам как-нибудь без меня домой доберется»
В этот момент будто доказывая обратное, он споткнулся и полетел лицом на асфальт. Раздался звонкий шлепок, и причиной было не падение Араки. Это Себастьян ударил себя ладонью по лицу.
«Нет. Я туда не пойду, там холодно. Сам справиться»
Он попытался подняться с земли, но у него не особо получилось. Он тут же упал снова. Какое-то время понаблюдав сие действие у себя под окнами, белобрысый, предварительно выругавшись, торопясь оделся и вышел на улицу. Застал он его уже сидящим на асфальте, похоже, смирившимся с тем, что подняться для него непосильная задача. Увидев Себа своим косым взглядом, Хиро сначала пару секунд смотрел на него, пытаясь сфокусироваться, а потом понять, что перед ним такое появилось. Поняв это, наконец, он невероятно удивился и расплылся в странной хмельной улыбке. Себ глубоко вздохнул, еще раз выругался и, решив, что до дома он его не дотащит, принял решение отвести его к себе.
– Ты откуда здесь взялся? – Язык его заплетался, но говорил он вполне понятно.
– У меня к тебе тот же вопрос, пьянчуга. Давай руку, помогу встать.
– Как тогда? – Ему вспомнилась их первая встреча.
– Как тогда,– чуть помедлив, ответил Себ.
Себ подал ему руку, и не без труда, конечно, он поднялся. Он мог стоять и без посторонней помощи, но качало его из стороны в сторону, словно корабль на волнах, поэтому белобрысый старался держаться рядом, чтобы, если что, успеть его поймать.
– Пошли.
– Куда опять?
– Внутрь. Холодно здесь.
Повинуясь белобрысому, Хиро покорно пошел за ним. Себ приложил магнитный ключ к панели домофона, раздался противный пикающий сигнал открытия, и они зашли в подъезд. Хиро то и дело вертел головой во все стороны, дивясь окружающей обстановке. После его старого, грязного, запущенного подъезда этот ему казался дворцом. Чистый просторный холл с лифтом и выходом к лестнице, ни единой похабщины на стенах, свежий ремонт. Стены были идеально белые, а пол был не обычный бетонный, а отделанный неоднородным светло-серым камнем, при ходьбе по которому по всему подъезду раздавался эхом гулкий стук. Белобрысый подошел к лифту и нажал на кнопку вызова. Сразу же металлические двери мягко растворились, и они зашли во вместительную кабину, вдоль стены установлено одно большое зеркало с пола до потолка. На панели лифта Себастьян нажал на последний четвертый этаж, что вызвало недоумение захмелевшего Араки. Когда он сидел на асфальте, то точно видел в этом доме пять этажей, а не четыре, но кнопки пятого этажа на панели не было. Глубоко задумавшись над этим, он вел себя необычайно тихо, не издавая ни звука. На табло указывающее этаж загорелась цифра два.
– Чего притих?
– Да вспомнить пытаюсь. Я же в доме видел пять этажей или нет… может, все-таки четыре.– Он хмурился, было хорошо видно, как сложно ему дается мыслительный процесс.
– Тут все просто. На четвертом этаже располагаются двухэтажные квартиры.
– Двухэтажные? Как в довоенных ситкомах что ли?– Он рассмеялся. На табло загорелась цифра три.
– Ну, если подумать то да, похоже. И не дыши в мою сторону, пожалуйста.– Он поморщился.– Я сейчас от твоего перегара сам опьянею.
– Хочешь? – Он протянул ему бутылку.
Себастьян пораженно уставился на бутылку, широко раскрыв глаза. Виски этот был не абы какой, а один из самых дорогих, коллекционных. Себ перевидал много по-настоящему дорогих напитков различной крепости, но даже он ни разу не держал в руках бутылку такой стоимости. А Араки спокойно хлестал такой виски с горла, будто дешевое пойло. На табло появилась цифра четыре.
– Где ты ее достал?
– Разве важно?
Двери открылись. Почти идентичный первому этажу холл за исключением разве что наличия дверей в квартиры. Они прошли чуть дальше вглубь, и Себ отворил одну из дверей. Пройдя внутрь, Хиро был еще сильнее поражен. Конечно, он ожидал, что квартиры в таком доме совсем не из простых, но то, что он увидел, никак не шло в сравнение с его убогой развалившейся квартиркой, в которой ремонт делали последний раз еще до войны.
Они вошли в небольшой коридор. На полу положен паркет из темного дерева, а все стены закрыты большими шкафами с жалюзийными дверцами такого же цвета, что и паркет. Себ бегло объяснил, что дверь напротив входа – в туалет, и, свернув направо, прошел в гостиную через арку. Сразу в глаза бросилось огромное панорамное окно во всю стену, за которым открывался прекрасный вид на аллею, по которой сам Араки ежедневно ходил в школу. Высокие потолки, минимум мебели: в гостиной стояли только диван, пару мешковатых кресел, стеклянный кофейный столик, несколько полок с фотографиями и другой мелочевкой, и телевизор с деревянной стойкой. Также в гостиной была большая лестница на второй этаж, стоящая позади дивана. Темные тона остались в коридоре, гостиная была светлая. На полу – мягкий светло-бежевый ковролин, а стены окрашены в белый цвет оттенка слоновой кости. Просторная гостиная плавно переходила в кухню, в которой преобладали три цвета: серый, светло-бронзовый и белый. Она была меньше гостиной, там располагалась только основная необходимая техника и мебель: плита, холодильник, микроволновка, кофеварка, кухонные тумбы, соединенные в единую панель с раковиной, маленький стеклянный обеденный столик с двумя табуретками и барная стойка, огораживающая переход с гостиной в кухню. В целом это был простой, но хорошо продуманный современный интерьер, без лишних изысков и деталей. Цвета были мягкие, не режущие глаз, сочетающиеся между собой. Находиться в такой квартире было приятно и уютно, но Хиро не покидало ощущение какой-то пустоты. Столько свободного места, так мало мебели, чего-то явно не хватало, но чего он не знал.
Он прошел за Себастьяном и сел на бежевый плисовый диван, все так же восхищенно глядя по сторонам. Белобрысый прошел на кухню, принес пару хрустальных бокалов и нарезанную колбасу, и, молча, поставил их на столик напротив дивана.
«17»
– Слушай, ты меня на органы продать решил?– Хмель совсем не отпустил Хиро, а разошелся еще больше в теплом помещении.
– Да, а ты думал, я просто так тебя привел?
Араки ощутимо напрягся и, видимо, уже обдумывал план побега, что не ускользнуло от наблюдательного белобрысого.
– Я пошутил.
– Такая квартира… Откуда столько денег? У тебя семья богатая?
– Можно и так сказать. Дай бутылку.– Хиро подал ему ее.
Себастьян аккуратно взял ее в руки и внимательно осмотрел этикетку.
– Где ты, говоришь, ее взял?
– Да у отца заначка была.
– Ты хоть знаешь, сколько она стоит?
– Нет, а что она такая дорогая?
– Это элитная марка виски 2000 года с выдержкой более 60 лет, прошедшая войну и удивительно сохранившаяся. Если я тебе скажу ее стоимость, у тебя будет инфаркт.
– Так ты пить-то будешь?– Похоже, он не услышал реплики Себа или, по крайней мере, хорошо сделал вид, что не слышал.
– Ага.
Он разлил виски по бокалам, и он тут же заиграл завораживающим янтарным цветом. Покрутив бокал в руке, понаблюдав за переливами, Себ отпил. Хиро повторил за ним, хотя зачем и сам не знал. Посидев еще немного в тишине и сделав еще пару глотков, Себ поставил бокал и уставился на Араки. Тот поежился от его взгляда и, на всякий случай, отодвинулся подальше.
– Ответь мне всего на один вопрос: какого черта?– сказал белобрысый своим спокойным безмятежным тоном.
– Какого черта что?
– В целом, но давай начнем с того, какого черта ты напился?
– Да не знаю я.– Он облокотился на спинку дивана и запрокинул голову. Алкоголь еще сильнее ударил в голову, и на лице его проступил характерный румянец, перед глазами все плыло и плясало.– Я просто пришел домой, и настроение было такое, что в пору пойти удавиться. Я не нашел, чем себя занять, и вспомнил про бутылку.
– Ну, это, конечно, причина открыть такой вискарь,– саркастично бросил он.
– Тебе-то какое дело?
– Действительно.– Он допил один бокал и налил еще себе и Хиро.
Какое-то время они, молча, пили. Араки сначала чувствовал себя некомфортно в такой непривычно шикарной обстановке, боялся ляпнуть лишнего или, что еще хуже, разбить чего, но алкоголь здорово раскрепощает, и вскоре без какого-либо стеснения он съел всю колбасу, принесенную Себом на закуску. Белобрысый был не против и после принес еще одну тарелку, которая тоже быстро закончилась. И сам он тоже опьянел почти до такого же состояния. В мешковатом кресле он позволил себе расслабиться и уже больше лежал, чем сидел, запрокинув голову так, что ни Араки, ни комнаты он не видел, его взгляд был устремлен в потолок.
Довольно скоро сидеть в тишине и заурядно выпивать Хиро надоело, и от скуки он встал с дивана и, слегка шатаясь, подошел к телевизионной стойке. Не спеша он осматривал то, что стояло на полках, и не смог скрыть своей радости, когда увидел игровую приставку и, уже предвкушая возможность окунуться с головой в ранее неизвестный ему виртуальный мир, он случайно заметил стоящую рядом рамку с фото. На фото был Себастьян, но на несколько лет моложе, в обнимку с обворожительно красивой длинноволосой девушкой. Это явно было не очень умело сделанное селфи, да и качество фото явно хромало, но было на нем что-то такое, что притягивало взгляд.
– А ты, оказывается, улыбаться умеешь,– едва слышно сказал Араки, взяв в руки рамку, чтобы лучше ее осмотреть.
– Положи на место,– так же, не меняя положения, сказал Себ.
– Слушай, а мы никого не разбудим?– Он положил ее обратно и нажал на кнопку включения приставки.
– Нет. Я один живу.
– Ясно, а это твоя сестра?
– Нет. И хватит меня донимать.
– Девушка, значит?
– Я что тебе только что сказал?– Тон его был все такой же безмятежный, но на этот раз он сказал чуть громче.
– Не хочешь говорить, значит?– он явно дразнил Себастьяна.– Бросила тебя, что ли?
– Не лезь не в свое дело. – Себ был непоколебимо спокоен.
– О! Хорошая фраза, почаще ее себе напоминай, ладно?– Он усмехнулся.– А если серьезно, не считаешь, что это как-то нечестно? Ты обо мне все знаешь вплоть до того, что мне иногда кажется, что ты – экстрасенс или что-то вроде того, а я о тебе – совсем ничего? Может, я имею право знать хоть что-то?
– Алкоголь остатки инстинкта самосохранения в тебе добил?– Он сел нормально и посмотрел прямо в глаза Хиро, от чего у него по телу пробежали мурашки.– Ее нет больше в моей жизни. И не будем об этом.
– Прости я…
– Тебе не кажется, что ты слишком часто извиняешься? Это раздражает.
Себастьян встал с кресла, одним резким движением допил виски в своем бокале, подошел к окну и открыл дверь на балкон. В комнату тут же ворвался свежий морозный воздух. Хиро вышел вместе с ним. Холодный ветер потрепал их за волосы, от чего они оба поежились, но, однако, холод привел обоих в чувство. Себастьян прикурил сигарету. Едкий дым затейливо извивался и, раскачиваясь от ветра, поднимался к потолку.
– Араки, помнишь, ты говорил, что хочешь защищать людей?
– Что? А ну да…– Он замялся ненадолго.– Помню, а что?
– Что это значит?
– В каком смысле?
– Я бы понял, если бы ты сказал, что хочешь работать в полиции или что хочешь ловить преступников, но защищать… Я не понимаю.
– А что тут понимать? Я просто хочу защищать людей.
– Всех? И таких как Шарифов?
– Он, конечно, тот еще ублюдок, но все же человек.
– Вот как. И ты стал бы его защищать?– Он обернулся к нему и его глаза сверкнули, словно у кошки в темноте.
– Да… Нет… Не знаю, я запутался!
– Хорошо, попробуем иначе. От чего ты их собираешься защищать?
– От зла, конечно.
– Скажи, кто есть это зло?
– Не знаю.
– Другие люди, Араки. Защищая одних, ты неминуемо вредишь другим. Тут ничего не поделаешь.
– Да не так все. Вечно ты все коверкаешь.
– Всех спасти или, если угодно, защитить невозможно. Да и слишком субъективны эти понятия: зло, добро, хорошие и плохие. Все зависит лишь от того, с чьей стороны посмотреть. В жизни мы постоянно выбираем не между добром и злом, и даже не между черным и белым, а скорее между синим и красным. «В этой повести нет ангелов и нет злодеев…» – процитировал он слова довоенного писателя Довлатова. – «Нет грешников и праведников нет». Просто кому-то больше нравится красный, а кому-то синий.
– Я смотрю, тебе алкоголь язык развязывает?
– Есть немного.– Он замолчал ненадолго, уставившись на аллею, а после продолжил. – Вот скажи, а если так случится, и мне потребуется защита, ты станешь это делать?
– Ну конечно.– Он явно не ожидал такого вопроса, но ответил быстро, не задумываясь.– Я многим тебе обязан, естественно, я встану на твою защиту, если потребуется.
– А скажи, убивать людей это плохо?
– К чему такие вопросы? Да, конечно.
– И убийцу ты защищать не стал бы?
– Нет.
– А если я тебе расскажу, что последний месяц я только и делал, что убивал?
– Меня уже бесят твои гипотетические вопросы!
– А это не гипотетически. В общей сложности за прошлый месяц я отправил на тот свет полсотни людей или около того. А за всю свою жизнь я убил столько, что уже не сосчитать и примерно.
– Хватит! Не смешные у тебя шутки.
– А это не шутка. И ведь я не перестану. Вот и выходит, защитив меня, ты подпишешь смертный приговор еще неопределенному числу лиц.– Он затушил окурок в пепельнице и собрался уходить.
– Дай мне, пожалуйста.– Араки намекал на сигарету. Себ остановился, достал ему сигарету и позволил прикурить ее. Первая же затяжка обожгла горло, он закашлялся и, облокотившись на ограждение балкона, затянулся еще раз.– Я знаю одно – иначе я поступить не смогу. Если тебе понадобиться помощь, я не отвернусь от тебя, но я имею право знать, какие причины тебя на это толкают.
– Если бы я их не убил, они бы убили меня.
– Но зачем им это?
– Потому что я – Альфа, или забыл уже?
– Альфа, Бета… Как меня бесит уже это деление. Все мы – люди. И все мы хотим одного.
– И чего же?
– Счастья.
– Счастья, говоришь? А что если для одного счастье – это тихая семейная жизнь, а для второго – всадить первому пулю в лоб? Каждому хочется разного, и нередко эти желания взаимоисключают друг друга. И как, ты мне скажи, всех их сделать счастливыми?
– И все равно. Все мы люди, я уже говорил, и ты тоже. Тебе так же страшно, как и мне, так же больно.
– И тут-то ты промахнулся. Я себя человеком не считаю, и в этом мире много людей такого же мнения. Альфы – не люди.
– Я вижу перед собой человека.– Он пристально посмотрел на Себастьяна.– Что бы ты ни говорил. И вообще, давай закроем эту тему, а?– Он устало вздохнул и затушил сигарету.
– Закрыть-то закроем, но, получается, мы на двух разных сторонах. Ты будешь спасать людей, а я убивать. Рано или поздно до тебя дойдет, что я – не благородный рыцарь. Я вообще не благородный. Я – убийца. Как ни посмотри, в твою систему ценностей не вписываюсь. И когда ты это осознаешь, то сам направишь на меня оружие.
– Не будет такого.– Они вошли обратно в теплую комнату.
– Посмотрим.
Себастьян не пошел к дивану обратно, а свернул к лестнице.
– Ты куда?– удивился Араки.
– Я спать. Слишком много выпивки.
– Ясно. Спокойной, что ли.
Себастьян поднялся по лестнице. Араки резко почувствовал себя брошенным. Неловко как-то вот так стоять посередине комнаты, не зная уходить или что. Вдруг белобрысый вновь появился на лестнице вместе с одеялом и подушкой и сразу запустил ими в Араки с лестницы. Поймав их, Араки недоуменно уставился на него.
– Можешь играть, ты мне не помешаешь, звукоизоляция, к счастью, в доме неплохая. Спать ложись на диване. Уйти можешь, когда посчитаешь нужным. Ни футболок, ни пижам по размеру тебе у меня нет, уж извини. И спокойной ночи,– сказал он и окончательно ушел.
Хиро постоял посредине комнаты какое-то время, а после, закинув подушку с одеялом на диван, сел в кресло. Ему, правда, можно остаться на ночь? Можно играть в приставку, и Себ не против того, что он находится в его квартире? Он никогда ни с кем из сверстников не общался так близко. Для него это настолько непривычно, что напрочь сбивает его с толку. И как следует себя вести? Что можно, а что нельзя? А сутра Себ не передумает? Он может теперь называть его другом или нет? На пьяную голову размышления об этом давались тяжело, он постоянно отвлекался на что-то другое, и в результате ни к чему путному так и не пришел. Он включил приставку, но поиграть особо не вышло. Большинство игр, которые он запускал, были либо слишком сложными для него, либо с очень непонятным управлением, либо играть в них нужно в компании. В результате он в полной мере разочаровался в столь заманчиво разрекламированных персонажах, графике и геймплее. Выключив приставку, он еще раз от безделья бросил беглый взгляд на фото. Ни разу Себ так не улыбался в его присутствии. Да что там говорить, он вообще ни разу не улыбнулся. Всегда с каменно-ледяным выражением лица, будто статуя. Он думал, что Себ – человек такой, которому совсем не свойственны обычные человеческие чувства. Что-то вроде киборга. В него просто не заложена такая функция. Он понимал, что это глупая мысль, но то, с каким холодным расчетом тот принимал решения касаемо человеческих жизней, как холодно относился ко всем окружающим, к их чувствам, переживаниям, как ходил всегда с таким видом, что все ему безразлично, поневоле навевало именно эту мысль. В каком-то смысле на балконе он ему соврал. Он не считал его полностью человеком. Точнее не совсем человеком, а пустой оболочкой человека. Так как любой человек что-то да чувствует, несет в себе какие-то страхи, желания, эмоции, а он полностью пустой. В нем ничего нет. Он заметил это еще в первую встречу, да только осознать получилось только сейчас под воздействием хмеля. Но это фото… Оно доказывало обратное. Он – человек. Он умеет радоваться, судя по фото, он может быть счастлив. Возможно, он так хорошо скрывает все эмоции. А возможно, все это было когда-то, когда-то он смеялся, радовался и был счастлив, но по какой-то причине это прекратилось, и он стал вот таким. Кто знает?
Настроение от этого стало хуже некуда, и он решил ложиться спать. На узком диване ему было некомфортно. Вечно что-то мешало, то спинка дивана, то его собственная рука, которую некуда было деть. Долго он ворочался, пытаясь найти более-менее удобную позицию, но даже когда он ее нашел, сон долго к нему не приходил. Голова шла кругом не только из-за алкоголя в крови. Он просто не мог выкинуть из головы все то, что сегодня пережил. И каждая сцена, каждое слово, проносящееся в мыслях, выдергивали его из сна липким чувством страха.
