Czytaj książkę: «Дочь Мента»

Глава 1

– Папа, нет!

Быстрый щелчок, глухой выстрел, и мой отец падает рядом. Из дыры в его лбу начинает сочиться кровь, а я стою и не могу пошевелиться. Не могу даже наклониться к нему, не чувствую рук.

Не знаю, что это: какое-то оцепенение, шок, непринятие. Мне все еще не верится, что это происходит со мной. Здесь, на этой неизвестной для меня трассе, в это ночное время.

Вокруг темнота, ночь на улице, и солнца не видно давно. Я плохо ориентируюсь в новом пространстве и лишь издали вижу очертания проезжающих машин.

Папа не встает, не шевелится. Один из мужчин наклоняется и проверяет его пульс, а затем коротко кивает:

– Готов.

– С этой что? Распиздит же все.

– Что-что?! С собой берем. Все, валим!

Их короткие фразы бьют по мне ножом. Мне надо бежать, звать на помощь, но я не могу отвести взгляд от отца. Он больше встанет. Никогда. Мы не успели уехать, все сломалось.

Из оцепенения выводит движение. Меня грубо хватают за куртку, быстро отрывают от земли и забрасывают в машину, точно мешок с картошкой.

Не упираюсь, не кричу, не плачу. Перед глазами все еще простреленная голова отца. Кровь на снегу и его неподвижное тело.

Папа, вставай! Вставай, ну же!

Как и любой ребенок, я еще надеюсь, что папа встанет и спасет меня, но он уже не встанет. Более того, он сам меня сюда привел, сказав, что тут недолго и мы уедем из города. Наконец-то мы будем спасены. Это была ложь. Конечно, не первая.

Мой отец – мент. Он не посвящал меня в свои дела, но я отлично знала, что у него проблемы и из-за этого нам срочно нужны деньги. Мы приехали сюда как раз за ними, но что-то пошло не так. Вместо делового разговора они начали ругаться с отцом, а я все еще не понимала: правда ли то, что отец привел меня сюда, чтобы продать, или мне так просто кажется.

Может, я ошиблась, не так поняла, не додумалась. Глупая Мила, да все вообще по-другому! Отец не может просто взять и отдать меня чужим людям ради денег. Родители так не делают с детьми. Так? Или нет…

В это не хотелось верить. Папа ведь хороший, да? Он просто устал. По крайней мере, я так себе часто представляла, когда он приходил домой пьяным и закрывал меня в кладовке. Чтобы не мешалась под ногами, не действовала ему на нервы да тупо не ныла про то, что голодна, не просила еды.

Пытаюсь согреть свои окоченевшие пальцы. На улице мороз, в салоне машины воняет алкоголем.

Тук-тук сердечко, облизываю сухие губы, смотрю в окно.

«Куда они тебя везут, позови на помощь! Мила, чего же ты молчишь?!» – где-то на подсознании орет мой инстинкт самосохранения, но я не говорю ни слова. Так странно. Я притихла, точно испуганный котенок. Ничего не могу с собой сделать, это взрослые мужики, и они забрали меня. Быстро. Тихо. Без промедления.

Ни один из них не похож на учителей из моей школы. Они больше похожи на задержанных из обезьянника. Я была несколько раз в отделе у отца. Видела.

Бросаю взгляд на тело отца. Они оставили его прямо на обочине. Как что-то ненужное, пустое, будто и вовсе не человек. Звери.

Пытаюсь собраться, думать логически, но почему-то тяжело дышать. Зачем мы сюда приехали? Почему это происходит? За что?

У папы очень сложная работа в милиции, а тут я. И мамы нет, хах, я ее даже не помню.

Шуршат шины на льду, машина резко срывается с места. Краем глаза замечаю лежащий на земле силуэт. Это последний раз, когда я вижу отца хоть в каком-то виде.

– На хуя ты ее взял, Адик? Проблем мало?!

– Это выручка, а не проблемы. Мозги включи, брат.

– Ну и сколько за такую дадут?

– Не знаю, думаю, двадцатку минимум.

– Гонишь, Адик!

– Не гоню. Я бизнес расширяю, сейчас совсем другая карта пойдет. За границу будем девок возить, у меня все налажено.

– Какой придурок такую купит?

– Ты в этом не разбираешься, потому сиди и молчи! На глаза ее, на волосы посмотри! Пойдет втридорога, у меня любители есть, такую на аукционе с руками оторвут.

Я слышу все это, и у меня кровь стынет в жилах.

Какой аукцион, какая заграница?

Нет, этого не может быть, я сейчас проснусь, все закончится!

Мне восемнадцать лет, я в машине с людьми, которые меня забрали и везут на продажу. И почему я не кричу? Почему я не могу выпрыгнуть из машины на ходу, защитить себя? Ну же, делай что-нибудь, делай…

Так лихорадочно думает мой мозг, пытаясь выжить и не желая понимать того, что именно в этот момент мое детство было отрублено раз и навсегда.

Глава 2

Их двое, и они переговариваются между собой. Никакой пощады, они определенно рады своему удачному улову.

Сглатываю. Мила, сейчас или никогда, ну же!

Решаюсь выпрыгнуть на ходу, хуже быть не может.

Дергаю за ручку двери, но замки заблокированы. Проклятье.

– Мой отец майор! Он вас посадит! – выпаливаю громко. Я знаю законы, так как вместо анкет для девочек моими настольными книгами были уголовный кодекс и право.

– Ага, когда пулю из мозгов вынет – так сразу и посадит!

Они похожи на крыс. Отвратных, жестоких, озлобленных, потому я не решаюсь больше качать права. Смысл? Отца больше нет, и он не успел меня никуда увезти…

«Мила, вообще-то, он и не хотел», – проносится в голове. Папа специально меня сюда привез. Это была не встреча по работе, а сделка на меня. Надо было раньше догадаться и не верить отцу. Снова.

Он уже так делал в этом месяце. Привел меня к одному влиятельному бандиту по кличке “Крутой”. Страшный мужик, наверное, втрое меня старше. Я думала, этот Крутой меня съест в своем кабинете, отец, кстати, был очень даже не против.

Мне повезло тогда. Я чем-то не понравилась Крутому, он фыркнул и выдворил нас с отцом за дверь. Но, к сожалению, папе все равно нужны были деньги, а из активов у него по-прежнему оставалась только я.

Звонок – у этого Адика, что за рулем, пищит телефон. Он коротко отвечает, а после матерится и резко ускоряет машину.

– Что стряслось?

– Да блядь… Планы меняются, но знаешь, так даже лучше. Компенсируем проблему. Круглов, походу, весь город наебать решился. Будет отвечать.

– Да подох же он.

– И что? Отпрыск-то его живой. Пока.

Жадно хватаю ртом воздух. Зима на улице, снег, слякоть, и у меня уже окоченели ноги в осенних кроссовках, но холода я не чувствую. Только ужас, ведь мы едем не в город, а из него. Далеко, проезжая несколько поселков.

Предательски урчит в животе, я не ела последние два дня, и все как в тумане. Мы съехали с квартиры, пришли какие-то люди, отец молча собрал вещи, и меня в том числе. Сказал, что уже не до учебы. У него были проблемы, а теперь… кажется, теперь проблемы у меня. Серьезные.

– Отпустите! Ну пожалуйста! У меня много денег в сейфе отца. Я богата, я вам заплачу! – вру безбожно, у меня нет ни рубля, нет и в помине никакого сейфа, но, может, это их заинтересует.

– Заплатишь, детка. Ты здесь как раз для этого. За все будешь платить. За все грешки папаши.

После этого Адик высаживает своего друга в одном из поселков, и дальше мы едем вдвоем. Прямиком в лес, сосновый.

Замки заблокированы, и выхода нет. Я просто жду неизвестно чего. Чего-то…

С трассы Адик сворачивает на тропу, а я невольно смотрю на его руки на руле. Маслянистая кожа, какие-то браслеты на обоих запястьях. Он не похож на того бандита Крутого, к которому меня тогда водил отец. Тот был хоть и страшный, но ухоженный и справедливый. А этот, он… он хочет тупо заработать на мне. Как на вещи.

Мы заезжаем в самую глубь леса, прямо к небольшому охотничьему домику – настолько неприметному, что я бы в жизни сама его не нашла.

– Жди, – командует Адик и выходит, а я вижу, как из этой избы ему навстречу подтягиваются еще двое мужчин.

Крепкие, в высоких ботинках и зеленых пятнистых робах. У них на плечах висят ружья, а дальше я уже не смотрю, так как истошно пытаюсь открыть эту чертову дверь.

Дергаю за ручку, чувствуя, что вот теперь реально становится сложно дышать. Это уже не смешно. Это страшно.

Папа, почему? За что ты так со мной… потому что я забрала маму при родах? Потому, наверное. Он ее любил. А я родилась, и ее не стало. Из-за меня.

Они коротко говорят. Адик кивает на машину, и эти громилы подходят ко мне.

– Вылазь. Будь послушной, – шипит мне на ухо и вытаскивает за рукав из машины. В этот момент к нам подъезжает еще один автомобиль.

Огромный джип с яркими фарами. Дверь открывается, оттуда тяжелой поступью выходит мужчина. “Чудовище” – тут же проносится в голове, потому что выглядит он именно так: очень высокий, здоровый и весь в черном, как смерть.

– Круглов где? Тебя за ним посылали.

– Мертв. Я не успел. Когда приехал, он уже был готов, – врет им в лицо, вот только подавать голос справедливости я не решаюсь. Стою рядом с Адиком, пытаюсь слиться с местным пейзажем, не отсвечивать.

– Пиздец… как, блядь?! Ты должен был привезти его на охоту!

– Ну Вальц, не успел я, на него, видать, слишком много долгов свалилось! Так вышло, но вот – отродье его! Родненькая доча, так что мой долг считается.

Потупляю взгляд, стараясь не дрожать так явно. Стать бы мне птичкой, улететь, да не летается.Они замолкают, смотрят на меня. Все смотрят, и тот, весь в черном, тоже.

– А ведь похожа, сучара! Одно лицо с папашей прям, – говорит тот, что в зеленой одежде, и улыбается, отчего у меня мороз идет по коже. Так черти в аду, наверное, тоже улыбаются.

– Берешь зайца, Волкодав? У вас ведь и так охота, – говорит Адик, перехватывая меня за капюшон куртки, точно котенка, практически открывая от земли.

Дрожу, не могу пошевелиться. Они все смотрят на меня как на какое-то… мясо.

Волкодав – этого последнего охотника в черном так они называют, и это чистая правда. Он высокий и жуткий, хотя лица его я почти не вижу в этой полутьме. Замечаю только, что его глаза очень светлые, они словно светятся в темноте.

И еще у них странные имена: Вальц, Харон и Волкодав. Мне бы рассмотреть их поближе, но я не решаюсь поднять голову. Думала всегда, что я смелая, но только не сейчас, не с ними.

Бунтую только внутри: это несправедливо. Где закон, где помощь, где моя защита? Ее нет. Я сама за себя, и никто мне не поможет. Никто.

Сглатываю, пытаясь удержать равновесие на ногах. Я была всегда уверена, что вдруг чего – смогу дать отпор, но на деле сейчас дрожу и правда как зайчонок. Настолько сильно, что даже не слышу цену, которую за меня выбивает Адик.

– Или так, или я дальше поехал. Найду куда ее пристроить, поверьте, покупатель всегда есть. Так что, согласны?

– Беру, – говорит этот Волкодав, и я вздрагиваю от одного лишь его голоса.

Глухо шелестят купюры. Этот мужчина в черном отсчитывает деньги из своего кошелька. За меня, за “зайца”. Много денег – наверное, моя жизнь не стоит столько.

– Удачи, зайчонок.

Адик хлопает меня по спине, довольно улыбается, пряча деньги в карман.

Я опускаю плечи, понимая, что никто из них спасать меня не будет. Никто не вступится.

Вот так просто. Меня продали. Только что и на этот раз точно. Продали как скот, как игрушку, вот только зачем? Для чего это?

Тук-тук, сердечко. Я стою по щиколотку в снегу, кутаясь в куртку, которая не греет.

Адик садится в машину и уезжает, охотники курят.

Я остаюсь в лесу.

Становится тихо. Под ногами хрустит снег вперемешку с гнилыми листьями и слякотью, слышны лишь шум деревьев и мое бешено колотящееся сердце.

Сглатываю, поднимаю голову.

Напротив меня стоят трое вооруженных мужиков, и темно настолько, что я с трудом вижу свои руки.

В какой же сказке это было? Или скорее… это антисказка. Моя. Личная.

Что значит быть зайцем в лесу? Их же и так здесь полно, да? Почему тогда они меня так называют?

Этот Адик теперь мне не кажется страшным. Нет.

Он был всего лишь пешкой, простым проводником, а теперь я попала к настоящим королям бала.

Глава 3

– Ко мне, – командует тот, кто заплатил за меня, Волкодав, но я не двигаюсь с места. Будто застыла вся, не могу ступить и шагу. Просто стою и смотрю на него, не смея произнести ни слова.

Это странно, ведь обычно я смелая, а тут… просто растерялась. Перед ним. Меня продали. Продали ему.

– Что с ней? Обдолбанная? – спрашивает Вальц, смотря на меня как на мусор.

– Такая же тварь, как и папик!

– Оно и видно. Одного поля ягоды. Сучья дочка.

Они курят, а потом чистят и заряжают ружья. Быстро, ловко, умело, точно не в первый раз.

Потом тот, который Вальц, выключает лампочку на пороге хижины, и становится реально темно. Не видно ничего, даже их силуэтов.

Все затихает, останавливается, натягивается струна.

Сглатываю, не зная, что делать. Зачем они выключили этот единственный источник света? До рассвета так темно, дожить бы.

– Включите свет… пожалуйста.

Не узнаю свой голос. Тихий писк на надрыве, простая просьба удержать контроль.

Последняя ниточка, надежда, которая разбивается о стену темноты. Мне никто не отвечает. Они уже начали игру. В меня.

Быстро моргаю, стараясь уловить хотя бы тени, но ничего не вижу. Просто черная пелена, но они здесь, я улавливаю за спиной их дыхание.

Охотники обошли меня сзади. Точно звери, рассредоточились на три стороны. И Он тоже позади. Этот мужчина в черном. Мой покупатель.

И вот теперь в темноте, оказавшись наедине со своими страхами, я слышу глухой короткий приказ:

– Беги.

Честно говоря, я не сразу понимаю, что это мне, но, когда рядом с моим ухом раздается громкий выстрел из ружья, до меня тут же доходит, что охота началась. Зайчишку загоняют.

Хуже того, я здесь совсем не в качестве свидетеля или туристки – я в роли живца.

***

Я никогда быстро не бегала, и по физкультуре у меня всегда была тройка, но сейчас совсем другая ситуация. Позади меня не учитель со свистком, а охотники с настоящими ружьями. Их трое, и я их единственная цель, которая не знает дороги.

Срываюсь и бегу вперед, не разбирая пути. Куда-то вдаль между деревьями.

На первых же ста метрах теряю свои старенькие кроссовки: они просто слетают с меня на ходу вместе с носками. Остановиться, попытаться найти обувь в этой тьме? У меня нет времени, и что-то подсказывает мне, что если остановлюсь, то это будет моя последняя передышка.

Где-то снег, грязь и острые колючки сосен, но что все это значит, если прямо за спиной верная смерть?

Я бегу босиком, не чувствуя холода. Я хочу жить.

Но судьба играет со мной злую шутку: я всего лишь дочь мента и понятия не имею, чем мой отец не угодил этим охотникам. Что такого страшного он им сделал и почему они меня ненавидят так же, как и его?

– Загоняй, слева!

– Виляет, сука. Круглова, выходи-и!

Это Вальц и Харон. Кажется, словно они идут прямо по пятам, но я их не вижу.

Сначала я слышу голоса, но после они намеренно стихают. Чтобы я не знала, где они, чтобы добыча не понимала, куда бежать.

Точно загнанный зверек, я забираюсь в самую глубь леса, проползаю мимо густых зарослей каких-то кустов, кажется, так далеко, что меня просто невозможно найти.

Я падаю в высокую траву. Подтягиваю под себя босые ноги, содрогаясь всем телом.

– Дай мне сил! Боже, помоги, прошу тебя! Прошу, пожалуйста, пожалуйста, спаси. Я хочу жить, я хочу жить, пожалуйста, – шепчу беззвучно, сгибаясь пополам от одышки, глотая ледяной ветер. Ужас, паника, адреналин и несправедливость – вот что чувствует добыча на охоте, понимая, что ей конец.

В боку уже не то что болит – там печет, а я задыхаюсь оттого, что все равно не хватает воздуха, но, кажется, я смогла оторваться. Я спасена.

Почему-то печет лицо. Я бежала, не разбирая пути, то и дело натыкаясь на острые иголки елок, на какие-то дикие кусты.

У меня дрожат руки, пальцы дергаются, словно играю на пианино, хотя я не играю. У отца на это не было ни времени, ни желания, ни сил.

Становится холодно. Зубы стучат, кажется, даже громче, чем сердце. Почему мне так холодно, почему…

Только сейчас замечаю, что я в одной только футболке. Нет куртки, она разорвалась и потерялась в пути, потому пробираться по кустарникам мне было так больно.

Что делать, что? Я ходила в походы с классом пару раз, но вот так, в открытом лесу, никогда не была. И ночь такая долгая, и кажется, звери здесь только позади, с ружьями.

Ложусь на спину, смотрю на небо. Сосны-великаны, шуршит трава, а позади смерть. Я их добыча, а они палачи.

Тот Волкодав дал за меня деньги. Я видела, как он смотрел на меня – с такой лютой ненавистью, что прощения мне не будет. Хотя я даже не знаю за что.

Природа живая, лес в ночи ужасный и прекрасный одновременно. Встаю на ноги, просто иди вперед, Мила.

Время замедляется, не понимаю, сколько так брожу в одиночестве, переходя с болот на поляны, пробираясь между теней деревьев и кустов, порой спотыкаясь о корни.

Я одна в этой тотальной темноте, хотя луна все же выходит из-за густых туч и теперь показывает дорогу. Куда мне идти, что делать?

Я в тонких штанах и футболке. Мои ноги вымокли до бедер.

Чувствую, как слезы текут по щекам от ужаса, холода и того, что, кажется, я потерялась. Вроде бы я шла и уже видела проблески дороги, но это оказался всего лишь мираж, пустышка.

Я в густом огромном лесу и не уверена, что не сбилась с пути, что не иду теперь обратно. Прямо к ним. К охотникам.

Позади что-то хрустит, тут же прислушиваюсь к звукам. Я больше здесь не одна. Он рядом.

Один из охотников меня догнал. Я улавливаю его шаги. Медленные, уверенные, глухие. Он выверяет каждый свой шаг.

***

Быстро вытираю слезы, а после замечаю, что рядом в кустах что-то шевелится. Это животное, молодая прекрасная лань – и она тоже услышала его!

– Нет, не надо…

Кажется, у меня открылось второе дыхание. Я бегу со всех ног, так же быстро, как и лань. Вот только проблема в том, что я босая и уже не чувствую этих самых ног, довольно скоро я отстаю от нее.

Я не успеваю, а после раздается выстрел. В меня.

Я спотыкаюсь и со всей дури лечу в заледенелый мох, падаю на него с хрустом, больно ударяясь спиной.

Все плывет перед глазами, а небо такое звездное, так и танцует предо мной.

Вот и все, Мила. Сказка кончилась, даже не начавшись. Я не выросла. Просто не смогла. Он догнал меня, поймал свою добычу.

Я лежу на спине и не могу встать. Почему-то не слушаются ноги: похоже, Великан прострелил мне позвоночник, а еще я слышу: он идет ко мне. Охотник. К моему несчастью, тот самый страшный – Волкодав.

Я вижу его приближающийся силуэт. Тяжелый шаг, высокие кожаные ботинки, крепкие ноги, черная одежда. Мужчина держит в руках заряженное ружье, прицеливаясь. В меня.

Зачем? Мне кажется, он и так попал – пусть не переводит пуль, мне и одной достаточно…

Все мое тело почему-то дрожит, я не могу говорить, но я вижу его – этого мужчину. Он подходит ко мне, а после направляет на меня оружие.

Внутри все сжимается, воздух кажется ядом.

Вижу огромное дуло. Двустворчатое, еще дымящееся от недавнего выстрела. Сейчас все закончится, но я все же боюсь боли. От него.

Он стоит рядом, такой высокий, как гора.

Улавливаю запах его кожаных ботинок. А еще кедр. Этот запах кедра колет мой нос.

Моргаю молча, слов не находится. Даже просить не способна – зачем? Чувствую, как слезы потекли по вискам. Он тоже это видит, но его ледяные глаза не выражают ничего, кроме ненависти. Ко мне. Адской.

Что я ему сделала, что сделал ему мой отец?

Этот миг – и вся моя коротенькая жизнь проносится перед глазами. Безысходность, я попалась, выхода нет, его не будет.

Щелчок. Охотник нажимает на курок. Раздается еще один выстрел, лес пронзает глухой стон, вороны взлетают с деревьев в небо.

Молодая лань падает прямо рядом со мной, та самая, с которой мы вместе бежали. Она лежит неподвижно, точно застывшая статуя, а после Охотник достает нож.

Огромный острый клинок, который отбрасывает тень на его лицо с четко очерченными скулами.

Разрез без наркоза. Быстрый, хлесткий, по еще теплой шее животного. Я молчу. Не могу шевелиться. Я ничего не могу, честно.

Вздрагиваю, чувствую, как на меня полилось что-то. На мою шею и голову, на грудь, живот, на руки. Липкое, густое, горячее. В этот момент луна выходит из-за туч, и я с ужасом понимаю, что это такое.

Я лежу в луже крови и, повернув голову, вижу стеклянный взгляд мертвой лани. Она никогда больше не встанет – впрочем, и я тоже.

Становится дурно. Меня тошнит, перед глазами все смазывается, точно некрасивая картина.

Последнее, что запоминаю, – как Охотник наклоняется ко мне с ножом в руке.

Агония переходит границы, сопротивление бесполезно, и он, конечно, в тысячу раз сильнее меня.

Я чувствую запах кедра и крови, прежде чем провалиться в густую, тягучую темноту.

Глава 4

Моя бедная голова – клянусь, она готова взорваться. В висках пульсирует – я уже умерла или нет?

Поджимаю губы, распахиваю тяжелые веки. Я жива и лежу на заднем сиденье машины, завернутая в какую-то огромную для меня куртку, как в капусту.

Чувствую себя Красной Шапочкой, которую забрал Волк из лесу, хотя, кажется, так оно и есть. А что было в этой сказке после? Красную Шапочку съели или что?

Я не помню, у меня вообще таких книг не было, одно только право да уголовный кодекс с работы отца.

Чувствую отчетливый запах крови. Он везде, как и этот отвратительный привкус металла. Мне плохо, меня мутит, и, кажется, я смертельно ранена. Это Он выстрелил, чужак с ружьем, Чудовище, Охотник…

Я ранена и умираю? Поворачиваю голову, вижу, как с моей руки стекает кровь. Все мелькает перед глазами, лицо жжет, а ноги… мои бедные ноги! Кажется, с них слезла кожа до костей – настолько сильно печет стопы.

Пытаюсь встать и не могу. Вижу только, что впереди сидит водитель, снова улавливаю этот запах кедра.

Боже, это же он – Охотник, и, кажется, он везет меня, чтобы закопать. Мы в лесу, я все еще вижу кроны деревьев в дымном рассвете.

Я бы могла попытаться, попросить, хотя смысл? Я ведь уже ранена. Он меня везет добивать за грехи, которых я не знаю.

На глаза точно песка насыпали, я держусь до последнего, но сама не замечаю, как окунаюсь в небытие, не вынося такого груза.

***

Распахиваю глаза: как ни странно, я все еще жива! И я больше не в машине, а в каком-то доме, точнее, во флигеле – или как это называется.

Я лежу в кровати, все в той же огромной для меня куртке. Из окна долетает яркий свет – наконец-то день наступил после такой безумно долгой ночи.

Быстро себя осматриваю, с трудом оперевшись на локоть. Кофта на мне не разорвана, правда я жутко грязная и вся в крови. Буквально, даже волосы.

Меня в этой крови словно искупали, хотя на себе я нигде не нахожу дырку от выстрела. Странно. Где же она, куда он выстрелил?

Слышу шорох за дверью и тут же ложусь обратно, закрываю глаза. Не шевелюсь, притворяюсь спящей, ну или мертвой – тут как посмотреть. По правде, бежать мне некуда, так что пока стратегия только такая.

Чуть распахиваю один глаз, чтобы увидеть напротив высокого мужчину, и нет, это не сон. Это Охотник, тот самый Волкодав из леса. Он молча ставит поднос на стол, а после садится, достает из кармана пачку сигарет и закуривает.

– Вставай. Ты уже давно проснулась.

Его голос. Очень низкий, разлитый, глубокий, совсем не такой, как у отца.

Распахиваю глаза, хочу нормально его рассмотреть.

Сейчас он в другой одежде: в черных брюках, обтягивающих крепкие бедра, и белой рубашке. Сверху пиджак, который сидит на нем как влитой, кожаные начищенные туфли. Стопа большая – наверное, сорок шестой или какой там носят Великаны?

На вид Охотнику лет… не знаю, много! Немолод он, короче, хоть и подтянутый, а еще страшный – пипец. Надо ж было таким уродиться.

У него резкие, выразительные черты лица. Волевой подбородок, широкие, четко очерченные скулы, большой рот с тонкими губами и нос с горбинкой. Но самое главное – его глаза. Яркие, холодные как лед, они очень контрастируют с его черными волосами.

Моргаю, смотрю на него. Осторожно поднимаюсь на кровати.

– Вы меня убили?

– Мертвые вопросов не задают, – чеканит строго, а я ловлю стайку мурашек по телу. Он выстрелил в меня тогда, я помню, да и я вся в крови.

Она везде: на животе, на руках, ногах. Тогда почему мне не больно? Может, рана там, где я ее не вижу?

– Иди прими душ.

Фраза, которая выводит из оцепенения, игры кончились, мы здесь одни.

Быстро соскакиваю с кровати, чтобы тут же плюхнуться на колени, больно удариться об пол.

– А-ай!

Мои ноги. Они все изрезаны и жутко просто болят.

Смотрю на него из-подо лба. Что будет, если я сейчас метнусь к двери? Как быстро Охотник меня догонит? Держу пари, за секунду, с его-то размером ноги, да и мои стопы огнем просто горят, как я побегу, боже!

– Зачем мне принимать душ?

– Чтобы мухи не летели.

Он смотрит на меня страшно, и взгляд такой тяжелый, что становится не по себе.

Что делать? Он заплатил за меня…

Поглядываю на дверь. На выход – уйти отсюда, спастись!

– Смотрите, чтоб на вас мухи не летели! – бурчу, конечно, зря.

Мужчина встает в полный рост и уверенно идет ко мне, а после с легкостью хватает за шкирку своими сильными руками.

Точно котенка беспомощного, поднимает под руки, буквально отрывая от земли.

– А-а, пустите, НЕТ!

– Заткнись.

***

Охотник открывает дверь и забрасывает меня в другую комнату, словно мешок с картошкой.

Больно плюхаюсь на плитку, торможу по ней руками, хлопает закрывшаяся дверь.

Осматриваюсь по сторонам: о боги, это душ! Он закрыл меня тут, и выйти я не могу!

Тарабаню по двери, убеждаюсь, что она заперта, а после оборачиваюсь и смотрю на себя в зеркало, замирая от увиденного.

– О божечки мои…

Я с трудом себя узнаю, трупы и то веселее выглядят.

Я же вся в этой крови! Даже уши, все мои волосы мокрые и слиплись в какую-то мерзкую паклю.

Шея перемазана, руки, ноги. Меня в этой крови, точно в соусе, вымакали. И та бедная лань… она была такой молоденькой.

Это ее кровь на мне. Она стала такой же добычей, как и я, тогда почему она мертва, а я нет? Зачем это?

Прислушиваюсь к звукам. Если этот мужик хочет меня насиловать здесь, то ему ничего не помешает – хоть будут на мне мухи, хоть нет! Какая ему вообще разница, чистая я или нет? Может, мне так нравится!

Но, по правде, мне самой уже тошно от этого запаха, потому я встаю прямо в одежде под душ и просто жду. Красная вода стекает с меня разводами.

На полке нахожу мыло или что-то подобное и с радостью натираюсь им, а после дважды смываю все.

Мои вещи, точнее, то, что от них осталось, испорчены. Штаны разорваны, кофточка тоже. Она свисает с меня как тряпка, потому все приходится снять.

Вымываю волосы, чувствуя облегчение. Они у меня длинные и тяжелые, вьющиеся, но все равно плохо растут.

Вижу на крючке халат и, вытершись полотенцем, быстро в него заворачиваюсь. Обматываюсь трижды, он реально на меня огромен, по полу волочится, но лучше так, чем ничего.

Осторожно открываю дверь, выхожу из ванной – и, о чудо, Охотник пропал! Помер где-то или просто заблудился – мне неважно.

Важно то, что я вижу на столе еще парующую горячую еду!

Там на тарелочке лежат прекрасное жареное мясо, порубленный крупными кусками (как для животного) помидор, сыр и хлеб.

Руками, не хватаясь ни за какую вилку, я просто беру эту еду и запихиваю в рот!

Я такая голодная и, честно говоря, не помню, когда последний раз нормально ела. И эти дни мы с отцом скитались, столько людей, мест, мы убегали от жизни.

Я так есть хочу. Мамочка, как же я голодна, спасибо, Охотник, хоть покормил!

К сожалению, мое блаженство длится недолго, потому что в следующий миг я снова слышу его голос:

– Не спеши. Хватит!

Слышу и не понимаю, продолжаю заглатывать это горячее мясо, практически не жуя. По правде, я сейчас мало похожа на девочку.

Я дикий голодный зверек с такими же повадками. По пальцам течет жир, я давлюсь, но продолжаю есть, боясь, что это моя последняя еда в жизни.

– А-ай! – кричу, когда чувствую, как меня буквально отрывают от пола. Охотник схватил меня за халат и поднял в воздух, а после вырвал из руки это ребрышко – или что там такое вкусное. Он отнял его у меня.

– Я сказал: хватит.

Его руки… они в десять тысяч раз сильнее, чем мои и чем я вся, вместе взятая. Я ничего не могу, ничегошеньки.

Великан меня отпускает, и я плюхаюсь на пол, отползаю назад, точно какое-то насекомое. Впрочем, он смотрит на меня именно так.

Честно говоря, я мало что поняла. Что, нельзя было есть? Мне же хотелось. Но он так смотрит, что тут уж точно кусок в горло не полезет.

Его ледяной взгляд меня пугает, глаза большие, руки тоже. Да он весь большой.

Я сижу перед ним на полу и в этот момент замечаю, что рукав моего халата задрался, на запястье видно синяки. И он тоже их видит. Боже.

Быстро опускаю ткань вниз. Я привыкла прятать такое. Чтобы не было вопросов. Так всем проще: и мне, и отцу.

Молчу, моргаю только, сердце прыгает в груди.

Стою перед ним на коленях, встать не могу: больно. У меня все стопы порезаны. На лице тоже ужас: я вся в царапинах, точно по мне ножницами водили, искусно вырезая узоры.

Страшно. Чувствую, как дрожат пальцы, но стараюсь держаться. Не покажу страх. Не буду. Я не опущу голову перед ним.

Этот мужчина – Охотник, он охотился на меня. Он заплатил за меня. За свою добычу.

Кто он такой? Простой егерь – или как это называется… Нет. Он вообще не похож на простого. Простого в нем нет ничего.

У него широкие плечи и военная выправка. Я знаю такую: на работе у отца все так ходили. Точно им в спину загнали кол.

Он больше меня, наверное, втрое по всем категориям.

Мы смотрим друг на друга. Читаю ненависть в его глазах. Ко мне, хоть и не знаю причины.

Бешеный пес, жуткий дикарь, ищейка.

– Вы меня сюда привезли, чтобы насиловать? – спрашиваю честно. Мне лучше горькая правда, чем сладкая ложь.