Czytaj książkę: ««Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР»»

© ООО «Яуза-пресс», 2016

* * *

С Екатериной Алексеевной Фурцевой мне довелось общаться много. Я узнал ее достаточно хорошо, поэтому могу сказать, что была она человеком незаурядным и на своем месте. Она любила свое дело, любила артистов. Многим она помогла стать тем, кем они стали. Но почему-то сейчас считается чуть ли не за доблесть бросать одни лишь упреки в ее адрес. Мне представляется это недостойным. Да, она была частью той системы, но, в отличие от многих, работала в ней со знанием порученного ей дела. Сейчас всем уже стало ясно, что лучшего министра культуры после Екатерины Алексеевны Фурцевой у нас не было. И будет ли?

Народный артист СССР Муслим Магомаев. (Магомаев М. М. «Живут во мне воспоминания»)

Ее женская притягательность оказалась весьма действенной. Она способна была обаять и мужчин, и женщин. Запад она открыла не с высоты министерского кресла, а через совсем «не уставные», дружеские отношения, вызывавшие большое недовольство компетентных органов. Эти «отношения» к концу ее 14-летнего министерского правления принесли стране богатейшие плоды. Третьяковская галерея получила картины из коллекции художника Савелия Сорина, вдова которого, Анна, стала близким другом Фурцевой, многочисленные дары Нади Леже, семьдесят пять литографий Марка Шагала, подаренных им Пушкинскому музею…

Нами Микоян, невестка Анастаса Микояна и близкая подруга Екатерины Фурцевой. (Ф. Н. Медведев, Н. А. Микоян, «Екатерина Фурцева. Любимый министр»)

Фурцева полна энергии и творческих замыслов и, как всегда, продуманно и быстро решает все вопросы. Я знаю Екатерину Алексеевну уже 22 года (секретарь МК, секретарь ЦК, министр культуры), у нас с ней были десятки деловых встреч, и всегда я восхищался ее уменьем быстро находить правильные решения самых непростых вопросов. Е. А. Фурцева – единственный министр-женщина в правительстве Советского Союза, но она, бесспорно, входит в десятку лучших наших министров и даже в десятку лучших государственных деятелей. Я знаю далеко не всех министров, но такие из них, как Афанасьев, Щелоков, Дементьев, Калмыков и даже Гречко, уступают Фурцевой в способностях и уменье работать с людьми.

Генерал-полковник авиации Николай Каманин, организатор и руководитель подготовки первых советских космонавтов. (Каманин Н. П. «Скрытый космос», кн. четвертая «1969–1978 гг.»)

От редакции

Знакомство Екатерины Алексеевны Фурцевой (в то время секретаря МГК КПСС) с женой Мао Цзэдуна Цзян Цин состоялось в Москве в 1953 году. Женщины произвели друг на друга хорошее впечатление. Фурцева, как единственная женщина в советской партийной верхушке, опекала Цзян Цин во время ее приездов в Москву. Очень скоро они подружились. Даже после того как отношения между СССР и Китаем испортились, две женщины продолжали переписываться и обмениваться подарками, поддерживая связь через посольство КНР в Москве. Чувствуя свой скорый конец, весной 1974 года Фурцева отправила свой дневник в Пекин к Цзян Цин. Чувствуя себя многим обязанной Фурцевой, Цзян Цин после смерти Екатерины Алексеевны издала ее мемуары в Китае небольшим тиражом в 1975 году. Это была дань памяти близкой и верной подруги.

Публикация дневника Екатерины Фурцевой прошла незамеченной. Поскольку мемуары носили личный характер и почти не содержали критики в адрес советской верхушки, маоистская пропаганда не могла их использовать для дискредитации «ревизионистского» советского руководства. Руководство Советского Союза, в свою очередь, решило проигнорировать публикацию дневника Фурцевой. Любое высказывание по этому поводу могло привести к тому, что о мемуарах экс-министра культуры стало бы известно в СССР. Этого по понятным причинам никому из советского руководства не хотелось.

В октябре 1976 года, спустя месяц после смерти Мао Цзэдуна, Цзян Цин, а также еще троих членов Политбюро Коммунистической партии Китая – Чжана Чуньцяо, Яо Вэньюаня и Вана Хунвэня (т. н. «Банда четырех») арестовали по обвинению в организации заговора с целью захвата власти и подделке завещания Мао Цзэдуна. Все документы, хранившиеся у Цзян Цин, в том числе и рукопись дневника Екатерины Фурцевой, были изъяты при обыске, и дальнейшая судьба их остается неизвестной. Но к счастью, в библиотеке Китайского народного университета сохранился один экземпляр печатного издания дневника Фурцевой. Рукописи не горят, хоть какой-то след остается.

В Китае мемуары Екатерины Фурцевой были изданы под названием «Дневник министра культуры». Предисловие к изданию написала Цзян Цин.

Предисловие к китайскому изданию

Товарищ Мао Цзэдун, который является величайшим марксистом-ленинцем нашей эпохи, придает огромное значение вопросам строительства новой социалистической культуры. Социалистическая культура – это меч, которым широкие массы рабочих, крестьян и солдат сокрушают эксплуататорскую буржуазную культуру, целью которой было подчинить массы буржуазной идеологии и разложить их, сделав неспособными к борьбе.

Гениальные идеи Председателя Мао встречают понимание и поддержку во всем мире. Товарищ Фурцева, бывшая министром культуры в ревизионистском советском правительстве, руководствовалась не извращенными догмами ревизионистов, а указаниями Председателя Мао. Несмотря на препятствия, которые ей чинили ревизионистские собаки, товарищ Фурцева самоотверженно боролась с феодальной культурой. Она служила маяком для тех, кто не свернул с коммунистического пути.

Товарищ Фурцева отдавала все свои силы делу культурной революции, но в стане ревизионистов ей приходилось бороться со связанными руками. Тем не менее она не сдавалась и настойчиво пыталась воплотить в жизнь указания Председателя Мао. Мы переписывались много лет. От меня товарищ Фурцева узнавала о новых идеях Председателя Мао. Мы вместе обсуждали их, я поддерживала мою верную подругу, потому что понимала, как трудно ей приходится в стане ревизионистов, окруженной лишь несколькими верными помощниками. Помню, как сильно переживала товарищ Фурцева, когда ревизионисты отвергли ее предложение «Ввысь в горы, вниз в села!»¹. Но она не сдавалась и не уступала, а продолжала борьбу с верой в грядущее торжество справедливости.

Товарищ Фурцева в последние годы своей жизни вела дневник. Она хорошо понимала, что в ревизионистском Советском Союзе ее искренний рассказ о своей жизни и своей борьбе напечатан не будет. Поэтому товарищ Фурцева переслала свой дневник мне с просьбой опубликовать его в КНР. Я исполнила просьбу моей подруги, настоящей коммунистки и верной ученицы Председателя Мао. В своей работе товарищ Фурцева руководствовалась правилом Председателя Мао, который сказал, что для коммуниста во всех его речах и поступках высшим критерием является то, в какой мере его слова и действия отвечают интересам народных масс. Она была настоящей коммунисткой, несмотря на то, что уделяла много внимания личным чувствам. Председатель Мао учит нас жертвовать личным во имя блага общества. Но из уважения к памяти товарища Фурцевой ее дневник опубликован в таком виде, в каком она его написала.

Коммунистам Китая отрадно сознавать, что в Советском Союзе, сошедшем с марксистского пути, сохранились настоящие коммунисты, преданные великим идеалам. Товарищ Фурцева была одной из них.

Цзян Цин, член Политбюро Центрального Комитета Коммунистической Партии Китая

Екатерина Фурцева. Дневник министра культуры

Без даты

Никогда не думала, что стану вести дневник. И не собиралась. Подтолкнула меня к этой мысли доктор Ольга Сергеевна. Когда-то давно она посоветовала мне необычное успокаивающее средство. Надо записать то, что меня взволновало, на бумаге, а затем бумагу порвать. Я сначала подумала, что она шутит, но попробовала. Оказалось, что помогает. Пока пишу, успокаиваюсь, а как порву бумажку, так вроде бы все прошло. Изорвала целую пачку бумаги, а потом что-то стало жалко рвать написанное. Захотелось сохранить. Недаром же говорят, что я бюрократка, бумажная душа. Вдруг когда-нибудь захочется перечитать. Я люблю вспоминать. Иногда кажется, что все хорошее осталось там, в прошлом. Но это минутная слабость, которой нельзя поддаваться. Это не по-большевистски. Надо смотреть вперед, а не оглядываться назад. Но вспоминать все равно приятно.

Решено – попробую не рвать написанное. Стану вести дневник. Порвать, если захочется, всегда успею. Пусть это будут моей маленькой тайной.

Странно. До сих пор у меня не было таких тайн, о которых знала только я одна и больше никто. А теперь вот будет. На старости лет.

Когда произношу слово «старость», пусть и мысленно, сразу же смотрю в зеркало. Тянет убедиться, что до нее мне еще далеко. Несмотря на возраст, я чувствую себя полной сил. Золотая пора, когда и опыт накоплен богатый, и сил много. Одного только хочу, чтобы мне не мешали работать.

9 марта 1971 года

«Никогда не зарься на чужое», – говорила мне мама. Она имела в виду не только чужое добро, но и чужих мужей. По поводу мужей я с ней спорила. Нынче не старые времена, когда приходилось всю жизнь жить с той, с которой обвенчался. К чему приводят буржуазные предрассудки по поводу брака наглядно показал Толстой в «Анне Карениной». Не надо ставить знак равенства между свободой выбора и моральной распущенностью. Распущенность означает вседозволенность, пренебрежение чувствами другого человека. А свобода выбора – это возможность исправить ошибку. Такая возможность должна быть у всех. Ну не подошли люди друг другу, так что же, мучиться теперь всю жизнь? Сама по молодости однажды сделала глупость, про которую теперь даже в анкетах не пишу. Дело было в 31-м, когда женились без бумажек². Но я настояла на регистрации брака. Думала, что встретила ту самую любовь, которая одна на всю жизнь. Неловко просто сойтись, нужна торжественность. Сейчас понимаю, что то была не любовь, а одиночество. Приехала из родного города в незнакомый район. Все чужое, и места, и люди. В Вышнем Волочке у меня было много друзей, а в знакомых весь город ходил. А тут – никого. Все косятся подозрительно – чужачка, присланная, комсомольский секретарь. Время было такое. Не жаловали тогда чужаков. Вдобавок мой предшественник наломал дров. Запятнал репутацию комсомольского активиста так, что в районе всех комсомольцев стали считать бабниками и пьяницами. В общем, тоскливо мне было, очень. Потому я и потянулась всей душой к человеку, который проявил ко мне участие. Тем более что он был хорош собой и умен. Я еще удивлялась, как это такой грамотей работает плотником? И еще больше уважала его – не хочет человек бросать рабочую специальность, вот какой сознательный. Планы строила. Маме написала. Похвасталась, что встретила свою судьбу. Мама ответила коротко: «Не дури!» Но я к тому времени уже успела «выйти замуж». Слова взяла в кавычки, потому что «замужество» мое продлилось всего десять дней. Я считаю, что его и не было вовсе. Десять дней – это несерьезно. Три дня я была счастлива, пять дней не понимала, что происходит, один день провела в раздумьях, а в последний, десятый, день, когда я начала серьезный разговор, мой «муж» поднял на меня руку. Решил поучить по-семейному. Но не на такую напал. Я его сама поучила и прогнала. Поплакала, написала маме, что перестала дурить и решила поскорее забыть обо всем. С кем не бывает. Это как болезнь, любовная горячка. Переболеешь и получишь иммунитет.

Я ошиблась. Думала, что все прошло, но на самом деле мои беды только начались. Ему показалось обидным, что я его выгнала и не желаю мириться. Несколько дней он меня уговаривал. Я на все уговоры отвечала одно и то же – нет! Поняв, что уговоры не помогут, он начал мстить. Подло, не по-мужски мстить женщине, да еще и такими недостойными способами. Он начал распространять про меня сплетни. Чего только не говорил. Ему верили, потому что он был свой, а я пришлая. И вообще мужчинам больше веры в таких вопросах. Бабы всегда заведомо виноваты в глазах людей. То, что он на меня руку поднял, ему в укор не ставили. Эка невидаль! Разве муж жену не может поучить? Район был отсталый до невозможности, поэтому-то нас, комсомольцев, туда и направили. Пережиток на пережитке, дремучесть. Опять же, как он меня ударил, никто не видел, потому что дело было дома. А как я за ним во двор с кочергой выскочила, видели многие. Дружки его начали писать на меня кляузы в оба райкома³ и в обком. Сам он на каждом углу рассказывал, какая я гадюка, проститутка и стерва. Изменяла ему, а когда он возмутился, избила и выгнала из дому. Первый секретарь райкома комсомола занял выжидательную позицию. Не вмешивался ни во что, не выступил в мою защиту. Ждал, что ему скажут сверху. Только провел со мной беседу. Формальную, для того, чтобы бумажку написать. А я ждала поддержки. Потом уже, много позже, догадалась о том, что Первый меня боялся. Думал, что я его подсижу. Непонятная штучка, по направлению ЦК комсомола приехала, мало ли. Сама я была девушка бойкая, это тоже настораживало. Поэтому он меня и не поддерживал. И, небось, втайне радовался происходящему. А сам выступить против меня боялся. Формально мог, повод кляузы давали, но не хотел связываться с «цэковской штучкой». В районе думали, что если нас ЦК направил, то значит у нас там связи. Дело закончилось тем, что мне пришлось уехать. Выглядело это как перевод с повышением, но на самом деле было бегством. Презирала себя за это невероятно. Гадко было на душе. Молодая была, твердости не хватало, растерялась. Случись такое несколькими годами позже, засадила бы этого мерзавца в тюрьму за рукоприкладство и клевету. А первый секретарь за свое беспринципное бездействие лишился бы у меня не только своей должности, но и партбилета. Но былого не вернуть. Урок получила на всю жизнь. И всю жизнь помогала женщинам, попавшим в похожее положение. Защищала их, утешала, ободряла и всем говорила одно и то же – боритесь за свое честное имя, не давайте мерзавцам спуску. Отстаивать свое честное имя не позорно, позорно молчать. Кто молчит, тот виноват.

А про «чужое» я вот к чему. Оба моих мужа, настоящие, с которыми я прожила долго, на момент знакомства со мной были женаты. Меня это настораживало. Я очень щепетильна в этом смысле. Не могу позволить себе разбить чужое счастье. Но оба они уверяли меня в том, что давно разлюбили своих жен, что их брак был ошибкой и т. д. Я верила им. Когда любишь, то веришь. Как можно заподозрить любимого человека в неискренности? Верила, а зря. Теперь подозреваю, что на самом деле все было не так, как они мне представляли. Петр, небось, и своей фронтовой жене говорил, что у него со мной все кончено, что мы с ним чужие друг другу люди. А я в то время от него беременная была и строила планы на счастливую нашу с ним послевоенную жизнь. А про то, что мы с Николаем⁴ якобы чужие друг другу, я узнала от посторонних. Слухи распространяются быстро. Он своей пассии сказал, та подруге похвасталась, подруга по всей Москве разнесла. Николай все отрицает, но я по глазам вижу, что это не так. Переживаю. На лишний гадкий слушок мне наплевать. Много их про меня ходит. Одним больше, одним меньше – не важно. Разочарование меня больно ранит, предательство. Но сама же вспоминаю мамины слова и говорю себе, что оба раза я получила то, что заслужила. С чего оба раза начиналась моя супружеская жизнь, тем она и закончилась. Кривое не выпрямить. Кто предал одну жену, тот предаст и вторую. Надо очень хорошо знать все обстоятельства, чтобы отличить белое от черного, понять, какие отношения связывают супругов. Я сильно переживала, когда Светлана развелась с Олегом⁵. Но еще сильнее переживала по поводу того, что у нее возник роман с женатым мужчиной. И до сих пор переживаю. Мне, как матери, больно, что дочь повторяет мои собственные ошибки. Игорь уверял, что его первый брак оказался несчастливым, что они с женой давно живут, как чужие. Он говорил те же самые слова, которые я в свое время слышала от Петра и от Николая. До свадьбы у меня с Игорем состоялся серьезный разговор. Я сказала все, что думала по поводу его женитьбы на Светлане. Сказала, что предпочла бы, чтобы моя дочь не разбивала чужую семью, но решать ей, она взрослая. Не знаю, довольна ли Светлана вторым браком или нет. Она очень скрытная, держит все в себе. На первый взгляд они живут ладно, а в то, что там на самом деле происходит, лучше и не вникать. Учусь этому у мамы. Та мне про моих мужей говорила, что думала, но поступать по своему усмотрению не мешала. «Я скажу, а ты решай». Это единственно верная позиция. Близким людям надо говорить правду в глаза. Кто же еще скажет правду, если не близкий человек, родная мать? Но нельзя мешать детям поступать по-своему. Это до добра не доведет. Помню, как сама дорожила своей самостоятельностью. Много шишек набила, пока начала прислушиваться к материнским советам.

4 апреля 1971 года

Утром поздравила Николая с днем рождения и уехала. Сначала в министерство, затем на съезд⁶. Постаралась, чтобы мое поздравление прозвучало как можно веселее и сердечнее, но сама чувствовала фальшь. И Николай ее тоже почувствовал. Веселые слова даются с трудом, когда на самом деле хочется спросить совсем о другом. О том, что нам делать дальше? Как жить? Сейчас для меня, нет – для нас обоих было бы спасением, если бы Николая отправили куда-нибудь послом. У нас бы появилась возможность вдали друг от друга спокойно обдумать наше будущее. Начиная с того – есть ли оно у нас, это общее будущее? Стоит ли на что-то надеяться? Долгая разлука нередко помогает наладить отношения. Но Николая никуда не отправят, нечего и надеяться. В Монголию он сам не поедет, а в Америку или Англию его не назначат. Не доверят такой важный участок. Николай работал в Югославии в сложнейшее время, сразу же после восстановления дипотношений⁷. Задачи перед ним стояли труднейшие. Он старался как мог, но всего сделать не мог. Времени не хватало, по-настоящему компетентных сотрудников было мало, югославы саботировали многие инициативы. Но в результате во всех недочетах обвинили Николая. Посол отвечает за все.

Жаль, что не отправят. Я бы могла спокойно собраться с мыслями. И Николай вдали от своих увлечений мог бы обо всем подумать. Пока что мы оба предпочитаем не затрагивать болезненную для нас тему. Не знаю, надолго ли нас хватит. И не знаю, болезненна ли эта тема для Николая. Может, он увиливает от серьезного разговора потому, что серьезным его не считает и не хочет напрасно тратить время? Но он должен же понимать, насколько это важно для меня.

10 апреля 1971 года

Закончился съезд. Было очень тяжело. Сидя в зале, постоянно вспоминала 61-й год. Никак не могла взять себя в руки. Гоню воспоминания, пытаюсь слушать докладчиков, но ничего не выходит. Слишком уж глубокая рана внутри. Незаживающая. И на прошлом съезде было то же самое. Сидела и день за днем вспоминала 22-й съезд. Вспоминать, конечно, полегче, но радости не доставляет. В 61-м жизнь моя сделала крутой поворот. В каком-то смысле я родилась заново. Стала совсем другой. Очень горько вспоминать себя прежнюю, и вообще горько на душе. Эх, если бы можно было стирать плохие воспоминания по собственному желанию.

Рецепт у меня один – спасаться работой. Дел за время съезда накопилось много. И это хорошо.

20 апреля 1971 года

Министр здравоохранения Петровский критически высказался в ЦК о репертуаре столичных театров. Министру геологии Сидоренко не понравилась выставка художника Пахомова⁸. Мнения высказывают не как зрители, а как руководители высокого ранга. В культуре у нас разбираются все. Мне эту критику ставят на вид. А когда я позволила себе высказаться по поводу фильма «Год как жизнь»⁹, меня сразу же одернули. Не в свое дело лезешь, товарищ министр культуры, кинематографом занимается Госкино! Да, это так. Но я считаю возможным высказывать мнение по поводу того, в чем я хорошо разбираюсь. То, что кинематограф передан в ведение отдельного комитета, не лишает меня права голоса. Если вижу, что картина плохая, то так и говорю. Единственным хорошим в ней была музыка, написанная Шостаковичем. Все остальное плохо. Неровно написан сценарий, слишком много персонажей, в игре актеров много пафоса, отчего картина приобретает чуть ли не пародийный характер и т. д. Разве можно так несерьезно относиться к делу? Тем более что речь идет об основоположниках марксистского учения. Когда я высказалась по поводу «Ватерлоо»¹⁰, то тоже услышала, что кино по моему ведомству не проходит. А министерство культуры можно критиковать всем желающим, независимо от ведомства. Обидно.

В работу Госкино вмешивалась и буду продолжать вмешиваться. Особенно в закупку заграничных фильмов. Выбор большой, а в Госкино привыкли руководствоваться только кассовыми соображениями. Художественный вкус, смысл, идейность – все приносится в жертву кассе. В результате покупаются такие ужасные фильмы, как «Фантомас», «Анжелика» или «Великолепная семерка». Платим валютой за какую-то дрянь, вместо того чтобы покупать стоящие фильмы. Я долго настаивала на том, чтобы купить такие картины, как, например, «В джазе только девушки», «Убить пересмешника», «Ричард Третий». Настояла. А вот настоять на том, чтобы не покупали «Анжелику», не смогла. Странно. Собираются умные люди, говорят правильные речи, а покупают всякую дрянь. Государственные деньги дважды выбрасываются на ветер – сначала платим за фильм, а потом за дубляж. В Госкино порядка мало, а в «Совэкспортфильме»¹¹ и того меньше. Представитель «Совэкспортфильма» в Египете в прошлом году был уличен во взятках. Брал деньги за то, чтобы рекомендовать фильм к приобретению. Стыд и позор! Устроили в Калашном переулке¹² что-то вроде закрытого клуба, куда ходят директора магазинов, модные парикмахеры, гостиничные администраторы и подобная им публика. Попасть в просмотровый зал «Совэкспортфильма» – это привилегия для избранных. Даже ко мне иногда обращаются – помогите туда попасть. И на просмотрах в Особом отделе Госкино¹³ много случайной публики. Если бы Госкино находилось в моем ведении, я бы такого не допустила.

Без даты

Тем, кто рассказывает сказки об операциях, которые я сделала то ли в Англии, то ли в Австрии за казенный счет, хорошо известно, сколько времени я уделяю физкультуре. Занимаюсь регулярно, независимо от графика. Даже в поездках. Соблюдение режима помогает мне поддерживать форму и хорошо выглядеть. Физкультура помогает, а не ухищрения врачей. Но никто не скажет: «Фурцева – железная баба, начинает каждое утро с зарядки и пробежки, регулярно ходит в бассейн и т. д.». Лучше сплетничать о том, будто я делаю операции у «личного врача Софи Лорен». Не думаю, что у Лорен есть свой личный хирург. Но языки людские без костей. Мелют, что в головы взбредет.

Польза от регулярных занятий налицо. При незначительной разнице в возрасте я выгляжу много моложе Николая, который всем видам спорта предпочитает шахматы.

26 апреля 1971 года

Не выношу интриганов. Особенно не выношу тех, кто пытается использовать меня в своих делишках. В театре Маяковского решили устроить «переворот» – убрать главного режиссера Гончарова¹⁴. Гончаров – талантливый режиссер, но стремление выделиться на фоне прочих порой идет ему во вред. Я осталась недовольна его последней постановкой. «Трамвай “Желание”» – слащавая мелодрама, без которой советский зритель вполне мог бы обойтись. Пьес, показывающих изнанку буржуазного общества, у нас было поставлено столько, что еще в одной нет никакой нужды. Особенно в ленинский год¹⁵.

Я высказала свое мнение по поводу спектакля и немного покритиковала Гончарова. Критика была заслуженной. Надо отдать Гончарову должное. Он правильно воспринимает критику. Не спорит, не оправдывается, а принимает к сведению, мотает на ус. С такими людьми приятно работать. Они стараются не повторять своих ошибок. «Трамвай» пользуется успехом у зрителей. «Наконец-то в “Маяке” маячит в кассу очередь», – пошутила недавно Марецкая¹⁶.

Вдруг история с «Трамваем» получила неожиданное продолжение. Секретарь театральной парторганизации Тер-Осипян решила воспользоваться моментом, чтобы избавиться от Гончарова. Она считала, что Гончаров ее недооценивает, дает мало ролей. Козыряя моим именем и представляя дело так, будто бы она действует по моему поручению, Тер-Осипян настроила против Гончарова дирекцию театра и кое-кого из актеров. Надо отметить, что большинство труппы не пошло у нее на поводу, но это не помешало Тер-Осипян заявлять в моем кабинете, будто она выступает от имени всего коллектива. Непонятно, на что она надеялась. Всем известно, что я принимаю решения только после всестороннего обдумывания. Семь раз отмерю, а потом уже режу. Я сразу же почувствовала, что дело неладно. Директор театра с удивлением смотрел то на меня, то на свою «предводительницу». Ясное дело – она сказала всем, что действует по моему поручению, а я, как выяснилось, ничего ей не поручала. На выяснение истинного положения дел у меня ушло два дня. Потом все виновные получили по заслугам. Тер-Осипян получила партийный выговор и была снята с секретарского поста. Вряд ли ее возьмут в какой-либо другой театр. Интриганы никому не нужны. Она рыдала у меня в кабинете, жаловалась на свою несчастливую жизнь, на то, что ее не ценят и не любят. Я на это ответила, что оценивают человека по его поступкам и любят за них же. Хотела еще добавить, что из-за своих интриг она не получит в этом году «народную», но промолчала. Пускай походит еще год-другой в «заслуженных».

30 апреля 1971 года

Невероятно устала. Если бы могла, то завтра бы весь день пролежала бы в постели. Но нельзя – праздник. Переживаю по поводу последней ссоры с Николаем. Эх, если бы она в самом деле была бы последней! Он не понимает, что супружеский союз – это прежде всего ответственность. Тень поступков одного ложится на другого. Странно объяснять прописные истины взрослому человеку, да еще и с большим опытом руководящей работы. Корень всех наших проблем в том, что я – министр, а мой муж – заместитель министра. Его уязвляет то, что я выше по должности, хотя я никогда не позволяю себе подчеркивать эту разницу. Для меня ее не существует. Для Николая же это очень важно. Это его уязвляет, тем более что когда-то он был выше меня по должности¹⁷. Он выдумал, будто я горжусь этой разницей и считаю себя выше него. Выдумал и травит душу себе и мне своей выдумкой. Но боюсь, что если меня снимут, лада в нашу семью это не принесет. Боюсь, что тогда Николай от меня уйдет, не захочет жить с неудачницей. Он не уважает неудачников. Себя к таковым не относит. Считает, что пал жертвой интриг, а это другое. Сняли, мол, за компанию с Поповым¹⁸ – пострадал ни за что. Николай любит порассуждать о том, как сущий пустяк может изменить карьеру человека. «Мал камешек, не видно его, а споткнешься и лоб расшибешь», часто повторяет он. Он имеет в виду себя, а я сразу же вспоминаю о том, как меня сняли с секретарской должности. Николай знает, что эта присказка мне не нравится, но продолжает повторять ее. Шутка, мол. Шутки иногда ранят больнее пуль.

5 мая 1971 года

Вот уже 11 лет я на министерском посту. Огромный срок. Горжусь тем, что успела сделать так много. Хотелось бы больше, но уж что есть, то есть. На днях открыли новый цирк¹⁹ – большая радость. Как же трудно было добиться разрешения на строительство! К цирку у нас относятся как к чему-то второстепенному. Иногда приходится слышать, что цирк это вовсе и не искусство. Одергиваю, стыжу. Искусство! Настоящее искусство! Очень люблю цирк и рада тому, что наш новый цирк – самый большой в мире. Знай наших!

12 мая 1971 года

Очередной тяжелый разговор в ЦК по поводу Ростроповича. От Андропова приехал генерал Бобков. Демичев²⁰ настроен весьма агрессивно. Он считает, что пора принимать решительные меры в отношении Ростроповича и Вишневской. Боюсь, как бы эти меры не повредили престижу нашего государства. Я уважаю Ростроповича. Он невероятно талантлив, он – гений, а гении требуют к себе особого отношения. Всякий раз, когда заходит разговор о Ростроповиче, я говорю, что во всем, что с ним происходит, есть и наша вина. Ростроповича недооценивали. Это его сильно задевало и в итоге подтолкнуло к опрометчивым поступкам. В ответ на это слышу одно и то же: «Как это – недооценивали? Народного в сорок лет получил, премии, награды…» Я на это отвечаю, что народных артистов у нас много, а Ростропович – один на весь мир. Конечно же ему не стоило устраивать у себя на даче общежитие для антисоветских элементов и выступать в их защиту²¹. Это ошибка. Но и с нашей стороны тоже были допущены ошибки. Не стоило действовать по отношению к Ростроповичу так резко. Нельзя было отлучать его от творчества. Я на правах старой знакомой пыталась поговорить с ним по душам, но другие руководители до меня наговорили ему столько всякого, что он и на меня начал смотреть волком. Разговора не получилось. С Вишневской тоже испортились отношения. Жаль. Те, кто собирается применить к ним «решительные меры», не выезжают за границу и не принимают иностранных делегаций. Им не придется отвечать на вопросы о Ростроповиче. Убеждала Демичева, что Ростроповичу нельзя ставить палки в колеса. Он должен иметь полную свободу творчества. Творчество отвлечет его от нежелательной деятельности. Я не могу назвать ее «антисоветской», поскольку антисоветчиком Ростроповича не считаю. Если мы хотим, чтобы Ростропович одумался, надо показать, что мы его ценим и уважаем. Пряник всегда лучше кнута. Не выпускать Ростроповича на гастроли и международные конкурсы – это тройной удар по государству. Во-первых, мы останемся без наград, которые он может получить. Во-вторых, мы останемся без валюты, которую он может заработать. А ведь речь идет о больших суммах. Я не раз говорила, что если правильно взяться за дело, то министерство культуры станет приносить государству такой же доход, что и министерство внешней торговли. Талантов у нас море. В-третьих, сразу же поднимут голову злопыхатели и очернители. Начнут лить на нас грязь. Не страшно, но неприятно.

Как я ни старалась, переубедить Демичева и остальных не смогла. «Мы не собираемся потакать антисоветским элементам», – сказал Демичев. Чувствую, что добром это не кончится, а виноватой снова окажусь я.

К Ростроповичу у меня отношение особое. Я хорошо понимаю, насколько он раним и как тяжело ему приходится. Другие этого не понимают. Стригут всех под одну гребенку. А так нельзя. На Ростроповича вообще нельзя сильно давить. Он доказал делом, что способен на отчаянные поступки²². Этого не понимают. А может, и нарочно стараются довести его до крайностей. Нет человека, нет проблем. Любят вспоминать двадцатые годы, когда все решалось быстро. Но сейчас 71-й, а не 21-й год. Надо же понимать, что времена изменились.