Czytaj książkę: «Чёрный гость. Часть 2»

Глава 12

Мне стало совсем тоскливо, было невыносимо присутствие постороннего мне человека, и я попросила таксиста остановить. До села немного, может, километра четыре, самое большее-пять. Мне захотелось пройтись, чтобы стряхнуть с себя липкий полумрак палаты Збыслова, его слов, всё это настроение, навеянное соприкосновением с загадками древности, всей этой деревенской магией, которая временами, не скрою, вселяла и ужас, и тоску, как теперь. Я не знала, что со мной происходит. Мне хотелось упасть в траву и кататься по ней, пока не отступит то состояние души, когда ощущаешь её издёрганной и изъеденной. “ Кошки скребут на душе: “так говорят в народе. У меня же на душе скребли совсем не кошки, а гигантские львы и тигры.

Я расплатилась с водителем и пошла вдоль трассы дальше вперёд; искать подходящее место-тропинку или лесенку, чтобы спуститься с асфальта и ощутить под ногами землю и траву. Мне казалось, что это меня успокоит, даст равновесия моему душевному состоянию. Придаст уверенности. И впрямь, было лучше прогуляться. Чистый горный воздух и легкий освежающий ветер обволакивали меня своими потоками, выветривая из размышлений мрак. Как же хорошо подставлять ветру своё лицо и отдавать его порывам все свои тревоги. Какое же это счастье-просто глубоко вдыхать чистый струящийся поток воздуха, напоённого запахами влажной земли, зацветающих трав и деревьев, несущего освежающий шлейф мельчайших частиц воды с горных потоков. Я нашла каменистую тропку и сбежала по ней вниз по небольшому склону. Впереди, вдоль дороги реденькие группки деревьев. Чем дальше, тем хоровод ясеней и чёрной ольхи становился плотнее и переходил уже в лес, который тянулся вдоль холмистых предгорий. Сразу за лесом и находится село Старая Кремна. Самая широкая тропа должна была вывести меня на село. Заблудиться здесь невозможно, в ширину лес не больше двух километров. Ну поплутаешь чуть-чуть, всё равно выйдешь на деревни. Так я думала, шагая по самой широкой тропе. Где-то через километр узнала поворот на деревню, в которую Милош возит молоко. Там большая сыроварня, делают вкуснейший сыр. Захотелось завернуть туда, купить сыр. Я на настроении свернула. Где-то через полчаса хода я поняла, что заблудилась, потому что широкая тропа вдруг оборвалась, упёршись в небольшую светлую полянку, заросшую чистотелом и ежевикой. Как же так! Я всё узнала и сориентировалась правильно и, шла правильно, никуда не сворачивала. Неправильно я сделала только одно: когда входила в лес – не задобрила лесного духа монеткой. Да ещё и над Милошем сегодня утром потешалась тихомолком. И чёрт меня дернул завернуть на сыроварню. “ Вот и нечего было бродить в малознакомой местности, да ещё и за границей: “-запоздало моё здравомыслие. Я решила, что осмотрю полянку и пойду назад. Такое умиротворение было разлито вокруг. Могучие вековые дубы сторожили этот солнечный кружок. Пахло их сопрелыми с осени желудями и листьями. В прогалы между деревьями вливались лучи солнца, щебетали какие-то птицы мелодичными голосами, белки шныряли по стволам, проявляя любопытство: что это за зверь такой в серебристой шубке пожаловал к ним. Про кабанов я как-то и не подумала тогда. Благо же и не встретила их. Мне захотелось посмотреть, есть ли здесь сморчки. И я пошла обходить полянку, поглядывая у деревьев, в прогалах между выступающих корней группки смешных необычных шляпок. Грибов я не нашла, зато на противоположной стороне поляны среди зарослей чистотела обнаружила, притаившийся в буйной растительности, небольшой родник. Он был незаметен, пока я не подошла ближе. Маленькое лесное озерцо с чёрной водой было обложено камнями. Кто это сделал: люди или природа-понять было невозможно. Родник давал начало ручью. Ручеёк был полноводным, и не широким своим потоком пробил себе ложбинку, размыв почву. От него так и тянуло свежестью чистой воды и радостью жизни. Я не устояла, поплескалась в нём руками от души. Попить из него я, конечно, не рискнула, но с удовольствием ополоснула лицо его холодной прозрачной водой. Уходить с родника не хотелось и я смотрелась в его гладь, низко наклонясь над водой, брызгала, плескала водой. Словом, потешалась, пока не застыли руки. Я ещё немного посидела на большом камне, отогревая кисти рук в карманах. В последний раз вымыла лицо родниковой водой, пригладила волосы мокрой рукой. На сердце было легко. Я пружинисто поднялась и направилась в обратный путь, рассчитывая по дороге в уме примерное время, которое займёт моё пешее путешествие. К роднику я шла минут тридцать. Ну и обратно значит тоже столько же времени займёт дорога. Потом, где-то час идти по лесу до села. Но обратная дорога от родника к основной тропе была изумительно коротка. Уже минут через пять я была на перекрестке. Мне так было легко и хорошо после знакомства с лесным родником, что я забыла испугаться от того, что обратный путь оказался гораздо короче. Просто удивилась. И только поправила пояс-оберег, который подарила Ружена. Я его и не снимала с себя, он всегда перетягивал мою талию. Повернула налево и потопала по самой широкой лесной дороге, где были видны следы колёс телеги и копыт лошади. Минут через десять меня догнал на своей телеге Милош. Он остановил возле меня свою огромную серую лошадь и напустился на меня, не здороваясь:

–Чего ты тут одна?! Ходишь, бродишь?! Садись, туристка! -сердито, с сердцем крикнул он мне. Я молча залезла в телегу, радуясь, что уже скоро будем в селе. Есть уже хотелось просто зверски и пить тоже. Я вспомнила про родник:

–Господин Милош, скажите, а вот здесь недалеко есть родник, такой… небольшой, с черной водой. На полянке с дубами. Его воду можно пить? -вопрос мой был самый простой и невинный, но Милош просто подскочил на своей скамеечке:

–Ты видела родник??! Здесь? Недалеко? – он остановил коня и развернулся ко мне, обезумевшим взором вцепляясь в моё лицо. Честное слово, других определений его взгляду до сих пор просто не нахожу. Он просто вытаращил на меня глаза, поддавшись минутному натиску ужаса и недоумения вперемешку. Что тому было причиной, знать я не могла, а вдаваться в объяснения Милош, как и все остальные жители села, с которыми я успела познакомиться, не спешил. “Все как будто сторожат свои секреты: “мелькнула у меня мысль. “ Наверное, тайн тут будет предостаточно. Просто за каждым деревом, камнем и словом. Ну и местечко. “ Я продолжала разглядывать его перепуганное лицо, склонив голову и взяв дурашливый ребячливый тон, отвечала:

–Видела, дядя Милош. И вода там чёрная пречёрная. А наберёшь в горсть – прозрачная! У него есть название? – продолжала я болтать, снова в душе потешаясь испугом Милоша. Он был просто презабавен в этот момент.

– Есть название. Так и зовут… Чёрный родник, – коротко ответил он, отойдя от своего испуга. Он бодро тронул лошадь вожжами и мы мягко покатили по колее, заросшей мелкой зеленой травкой. Немного погодя, как будто опомнившись, Милош поспешно и нервно пустил лошадь мелкой рысью, и мимо замелькало мелколесье с густым кустарником у дороги, а в просветах крон высоких буков бежали по голубому небу легкие белые облака. Милош больше не разговаривал и не оборачивался ко мне всю дорогу, только бормотал что то, и я отчетливо слышала сербское слово: “Вештица, вештица…:” повторял он, подгоняя своего коня, сгорбив спину и подняв плечи, надвинув свой картуз на глаза, как будто пытался спрятаться от чего-то за большим лакированным козырьком. Меньше, чем через полчаса мы были уже у дома лекаря. Едва я спрыгнула с телеги, Милош стегнул лошадь. Деревенский трудяга зафыркал, встряхнул гривой и легко понёс телегу с погромыхивающими пустыми флягами и одним седоком прочь.

Вацлав спал в кресле на веранде, прикрыв колени пушистым шерстяным пледом в бежевую и коричневую клетку. Очки он уронил себе на колени. Тишину во дворе нарушал только шорох ветра в саду, играющего молодыми листьями и ветвями деревьев. Я хотела проскользнуть в дом мимо травника, но он проснулся.

–Как Збыслав?-были его первые слова, как только он открыл глаза.

–Нормально. Только слабый очень. Быстро устаёт, – ответила я, уже держась за ручку двери. Так не терпелось выпить хотя бы чашечку чая с булочкой или сырником. Утро оказалось насыщенным на события и истощило меня. Вацлав заметил моё настроение и поднимаясь с кресла, сказал:

–Пойдемте, госпожа Катерина, пообедаем. И вы всё мне подробно расскажете. Да… Всё подробно! Ружена приготовила цыплёнка и овощи. А я заварю вам бодрящий чай с травами.

Пока мы обедали, я рассказала травнику, что Збыслав просит какой-то особенный сбор лекарственных трав, обладающих невероятной исцеляющей силой. Упомянула я и про 1927 год.

–Збыслав сказал, что вы должны помнить об этом. Ещё он говорил про гору, – подытожила я, стараясь не думать о том, что речь идёт о событии, которое произошло почти сто лет назад и что я сейчас общаюсь с его участниками. Как будто, это самое обычное дело, помнить то, что ты делал девяносто шесть лет назад во время сбора каких-то там трав на какой-то горе. Но пройдёт совсем, совсем немного времени и я и впрямь буду относиться к подобным вещам легко и спокойно, не пугаясь и не удивляясь ничему. Как к самым простым и обыденным явлениям. Про Чёрный родник и про разговор Збыслав, который касался непосредственно меня и сервиза я не помянула ни единым словом.

–В 1927 году, говоришь? -вполголоса бормотал травник.

–Да, он так сказал, – подтвердила я.

–Мне придётся поднимать свои записи…Вот что…Ваша помощь, госпожа Катерина, снова будет просто бесценна! Не откажите старику. Нужно будет найти и просмотреть все записи за 1927 год…Я помню., делал их очень аккуратно…-наконец определился травник.

–Хорошо,– согласилась я, – когда же вы, господин Вацлав, думаете приступить? – в моем понимании приступать нужно было немедленно. Хранитель рассчитывал на целебную силу этих трав. Вацлав высказал такое же мнение, и после обеда мы незамедлительно занялись разборкой бумаг.

Всю свою основную библиотеку и записи в том числе, Вацлав хранил на втором этаже, в комнате, прямо над моей спальней. Обстановка этой комнаты напоминала библиотеку и кабинет одновременно. Деревянные шкафы без стекол вдоль стен, заставленные пыльными книгами сверху донизу составляли основное убранство. Две банкетки, обтянутые зелёным бархатом, резной деревянный письменный стол и большое чёрное кожаное кресло на ножках привносили в обстановку налёт роскоши. Но гардины с тяжёлыми шторами были сняты и устроены на стопках книг, лежащих на полу. А пропыленные окна пускали мутный желтовато-серый свет. Большие амбарные тетради лежали в двух деревянных сундуках, которые я сначала и не заметила, так как они стояли за столом между креслом и шкафом. Вацлав выволок их на середину комнаты, поднимая пыль. Мы пододвинули к сундукам банкетки и уселись просматривать тетради. Кроме тетрадей в сундуках ещё лежали папки с отдельными листами бумаги разных форматов и качества. Видимо записи, которые травник делал наспех, на том, что было под рукой. Вся бумага пожелтела от времени. Кое – где обкрошились уголки листов и побледнели чернила. Записи, сделанные карандашом, вообще разобрать было невозможно. Всё это нужно было просмотреть, ориентируясь на весну-лето 1927 года по датам. Послеполуденное солнце било в окна, а мы с Вацлавом шуршали листами, осторожно перелистывая страницы и вчитываясь в даты и пояснения к ним. Я фотографировала записи и переводила с помощью интернета. Вацлав читал свои опусы, кое-где надолго задерживаясь на страницах. Воспоминания так поглотили его, что он на мои вопросы или не отвечал, или ограничивался “угу” и “ага”. Он перенесся в прошлое, поглощенный прочтением, не обращая внимания ни на меня, ни на бег времени. Я уже разобрала одну стопку тетрадей и начала просматривать папку с отдельными листками, когда закатное солнце зарделось красным и в такой же красный окрасило облака на горизонте. Света было уже недостаточно, глаза мои утомились. Приходилось напрягать своё зрение, чтобы разобрать дату на бумаге, в уголках глаз где-то сбоку метались неясные тени и всполохи зелёного и жёлтого света. Подняв глаза от листов с записями, чтобы дать им отдых, я оторопела от открытия, что тени и всполохи – это вовсе не явления в уставших глазах! Тени и видения метались и плавали по воздуху комнаты над полом, за спиной травника и за моей спиной, держась темных углов библиотеки! Я застыла, не в силах пошевелиться и смотрела на эти картины в воздухе как какую-нибудь пьесу в театре. Я боялась вздохнуть и пошевелиться, наблюдая за их движением и сменой. Откуда-то с полу от окна взметнулось облако мутной мглы и пролетело за спиной травника, таща за собой толпу цветных облачков. Облачка остановились, стали набирать цвет и обретать формы. И вот проступил кусочек зелёного луга, густо заросшего травами и залитого солнцем. Можно даже было разобрать цветущие травы. На лугу выступили фигуры людей – это молодежь: два парня и девушка, в деревенской одежде. Они смеются и бегают по траве, а я в восторге и ужасе неизвестного сижу на банкетке и пытаюсь понять, что же это такое. Вот луг бледнеет, и эта картинка тает, а следом тут же появляются из тумана другое видение. Полутёмная комната освещена только лампой, что-то вроде керосинки. Темная фигура человека, склонившегося над книгой. Вот он поднимает своё лицо, и я узнаю Вацлава, только он гораздо моложе, чем теперь. Одна секунда и всё исчезает, оставив тающее облако темного тумана. Вдруг у плеча травника ярко зеленый всполох прочеркнул молнией полумрак комнаты. Снова проступает картинка. Теперь над головой, ничего не подозревающего травника, проявилась огромная стеклянная колба, которая нагревается на спиртовке и в её пузыре закипает светло зелёная жидкость. Я не отрываясь смотрю на эту смену видений. С трудом овладев собой, перевожу взгляд на Вацлава. Он увлечён чтением и ничего не видит, не чувствует., плавает в своих мыслях. Значит, эти видения в полутёмной комнате доступны только мне, травник их не видит, не чувствует. Отчётливо понимаю, что эти движущиеся картинки в воздухе имеют прямое отношение к лекарю. Я видела на лугу его и Бажану, и Збыслава. Но что это? Увидеть прошлое так явственно, так близко… Или это мне удалось увидеть мысли и воспоминания травника? Все вопросы я могу задать только Хранителю… Все берегут свои секреты от посторонних. И мне не стоило много выкладывать лекарю. Я менялась. Перемены эти и пугали, и вызывали восторг. Восторг, которого я раньше никогда не знала. А ещё бесконечное любопытство, которое толкало и подстрекало заглянуть во все эти тайны и узнать их подлинную суть.

Видения постепенно отступали, таяли и рассеивались лёгким дымом, взлетавшим к потолку комнаты. Травник оживлённо перелистывал тетрадь, уже не заботясь о сохранности страниц и, по-прежнему, ничего не замечал вокруг себя.