Czytaj książkę: «Княже»
Плейлист к книге
• гр. «Мельница» – «Княже»
• гр. «Мельница» – «Огонь»
• Within Temptation – «What Have You Done»
• Nathan Evans «Wellerman Sea Shanty»
• гр. «Мельница» – «Волчья луна»
• КИШ – «Лесник»
• Green Apelsin – «Станцую на твоей могиле»
• Within Temptation – «All I need»
• Evanescence – «Haunted»
Часть I. Княже
Глава 1
Я замер на этой проклятой поляне. Луна только что вылезла из своей норки и лениво осветила одну сторону деревьев и сросшиеся намертво кусты чертополоха, остальная же часть поляны тонула во мраке, густом и едком. Даже моё звериное зрение отказывалось глядеть на ту тёмную сторону – надо полагать, ведь лес-то не простой. Осторожно прошёл в центр серебристого света и поднял морду: отчего-то захотелось завыть. Лгут все сказки, что волки – непростые волки – воют на ночное светило просто так: они кроют проклятую самой отборной бранью в порыве гнева и отчаяния, и, бьюсь об заклад, что не отыщешь такого оборотня, который ни разу не обругал бы свою желтобокую спутницу на чём свет стоит.
Тяжелые тучи вновь скрыли источник ночного света, я клацнул зубами от досады. Проклятая тьма, даже не видно, куда лапе ступить. Эдак я до конца осени буду пробираться сквозь Комуркальский лес, а потом ещё ищи-свищи Духа Леса – как он, интересно, выглядит? Странные размышления помогали оставаться «человеком», ведь «дедуля в халате» – чудной Старейшина из деревни Энаудели – предупредил, что только так и можно подобраться к Духу Леса и отдать себя на его милость в надежде на снятие родового проклятья.
Вот уже три недели я в пути и каждый новый рассвет мечтаю о трёх вещах: отмыться в горячей воде, отдохнуть на мягкой постели и увидеть Лину. Да, как же! Вру, конечно, – о четырёх вещах – ещё я хочу поесть вкусного густого супа и жаркое, сладких пирогов, томлёное мясо на вертеле с поджаристой корочкой, чтобы мясной горячий сок обжигал горло, в прикуску со свежим печёным хлебом, а запить всё это большой кружкой пенного…
Одним словом, я снова хочу стать человеком. Я часто думаю, как там мой друг, Ромэн, ведь мы так и не попрощались толком, лишь обменялись письмами с помощью его ненаглядной чародейки. Должно быть, нежится каждую ночь в постели со своей красавицей и горя не знает, чтоб его пронесло хорошенько, поганца счастливого… Нет, я не со зла, конечно, просто очень устал и соскучился по людям, по простой жизни. Я просил отыскать Лину при первой возможности, чтобы моя бойкая малышка не грустила – она поймёт, я знаю. Сколько раз на дню представлял, как бы мы с нею резвились, с лисицей моей, как бы жарко целовал изгибы её нежного тела, гладил и ласкал, а она бы смеялась и тяжело дышала, царапала меня невзначай, закусывала губу и вскрикивала…
Тонкий лунный луч пробился из-за туч, выхватывая у тьмы пятачок света, и только собрался я прыгнуть – рядом, освещенная луной, возникла девичья фигура, стоявшая ко мне спиной. Я притих. Давно не встречал ведьм или чародеек, хотя с этого леса станется. Но вот девица раскинула руки и обернулась.
– Маркус? Это ты, князь мой?
Я прыгнул к ней без раздумий – это была Лина. В нелепом белом платье и с венком в волосах, с бледной кожей как у мертвеца. Из глаз Лины текла кровь. Зарычал, пытаясь заглушить всколыхнувшийся в душе ужас. Мне хотелось схватить за плечи девицу и потрясти, будто это помогло бы ей прийти в себя. Я бы сорвал глупое платье и согрел холодное тело, вытер кровь и успокоил. Девушка испугалась моего рычания, а в голосе прозвучали слёзы и мольба:
– Маркус, где же ты? Приди же за мной, умоляю… мне так холодно, мне так холодно… Спаси меня, князь, спаси от темноты!
Я тихонько прикоснулся носом к её ледяной руке – Лина вскрикнула. Но я прижался жёсткой шерстью к стройной фигуре, хотел, чтобы она ощутила мой мех, чтобы догадалась и позволила свернуться клубком у её ног. Только она снова закричала от страха и попятилась в темноту, бормоча сквозь слёзы моё имя. У меня не оставалось выбора: амулет, заговорённый Старейшиной, должен был как-то мне помочь в крайних тяжёлых ситуациях. Тряхнув головой и помогая себе лапой, я стащил с шеи цепочку и наступил на амулет, едва не раздавив. Тело начало ломать, уже подзабыл это мерзкое ощущение, но сейчас принимал раздирающую боль с удовольствием: я становился человеком. Трансформация закончилась довольно быстро, заставив ослабеть, но не время отлёживаться, да и нагишом на промёрзлой земле сильно не расслабишься.
– Лина! Лина! Я здесь! – Закричал будто не своим голосом. Откашлялся, закричал вновь:
– Это я, Маркус!
Слабый голос послышался из темноты:
– Маркус? Иди же ко мне… я ничего не вижу…
– Сейчас, радость моя! Ах ты, вот дрянь, я на что-то наступил…
Ноги вдруг стали проваливаться во что-то мягкое. Я почувствовал запах гнилья и мха, болота, которое с каждой секундой засасывало все сильнее в свои глубины. – Лина, где ты? Тут что, болото?! Какого лешего?..
– Я всё ещё здесь, мой князь, – услышал я, но голос стал твёрже и говорил с усмешкой.
Луна осветила узкую дорожку впереди, и я всё понял. Дурак. Идиот! Доверчивый наивный простак, дуралей, тупица! Можно клясть себя как угодно, но делу это не поможет: я застрял посреди невесть откуда взявшегося болота, а недалеко, на кочке, сидела мавка в белом платье с венком в волосах и улыбалась. Улыбалась, тварь!
– Ну погоди у меня, гадина, я тебе голову мигом отгрызу!
– Да ты ж мой хороший, – пропела гадина, болтая ножкой в мутной воде, – ты сначала выберись отсюда, а уж после угрожать будешь, – и противно так засмеялась.
Ноги засосало по колено: всё, дорогой князь, ты влип.
– Слушай, водяное отродье, на кой ляд я тебе сдался? Сама же видела – оборотень я. Моя душа тебе ни к чему – она проклята, как и весь мой род. Сделай милость, нечистая, сгинь.
Мавка лукаво улыбнулась:
– А кто про душу говорил? Я, может, полюбоваться тобой хочу, молодец. Ты вон какой крепкий, красивый, тёплый, – она облизнулась и в миг вскочила, скидывая платье. – А я тоже хороша, погляди-ка, князь?
Луна высвечивала из тьмы хрупкую беленую фигурку с острыми грудками и покатыми бёдрами, с длинными ногами и волосами до ягодиц. Мавка крутилась, подставляя светилу свои мёртвые бока, пока я изо всех сил сжимал амулет, который вовремя вернул на шею после обращения. Я молил и духа, и того старца, чтобы поскорее вернуть себе облик зверя, зажмуривал глаза и ругал себя в сотый раз за пустоголовость.
Утопленница сердито закричала:
– Ну и поделом тебе! Сгинешь тут, коль не хочешь со мной побыть. Я бы приласкала, я бы убаюкала, а после проводила бы дальше, куда путь держишь среди магического леса.
– Ага, убаюкала бы, – буркнул я, – на дно бы уложила да камнем прикрыла. Так ведь, выдра болотная?
Мавка фыркнула и прыгнула в тягучую трясину, обдав меня вонючими брызгами.
– Утопнешь здесь – всё равно мой будешь, – сказала она на прощанье.
Наконец я почувствовал резкую боль – слава этой боли! Тело стремительно менялось, и лишь одну мысль я старался не упустить: нужно суметь так изогнуться, чтобы отскочить в сторону кочки, не позволив лапам увязнуть в жиже.
Мой рык слышал, наверное, весь лес. Я сделал невозможное: прыгнул со всей дури ещё в процессе обращения, получеловек-полуволк, и приземлился на твёрдую землю.
Услужливая жёлтая поганка-луна отвернулась от меня, забирая с собой неяркий свет, погружая в осточертевшую проклятую тьму. В самую пору завыть. Но мысли оказались заняты другим: неужто мавки могут наводить такой морок? Я ведь не сошёл с ума, а слышал голос Лины и даже касался её – именно её было тело, хоть и холодное. Откуда им, простой нечисти, знать, о ком мои печали, зачем прикидываться ею? И ведь даже не попыталась убить, пока была возможность, а уж мавки это дело махом устраивают. Но больше всего прочего меня возмутил вид Лины, а точнее, её глаза.
Что за глупость? Морок есть морок, зачем уродовать его? Меня передёрнуло, шерсть встала дыбом. Нет, тут что-то не так. Впредь буду умнее. Луна вернулась на место, а я снова оказался в дураках: стоял, как и прежде, на поляне, никакого болота и в помине не было, насколько свет позволял разглядеть пространство. Двойной морок? Мне привиделось то, что мне привиделось? Я тряхнул головой: может, приснилось? Не спал уже двое суток, как только вошёл в этот проклятый лес.
* * *
Лина рассмеялась. Всё так глупо сложилось, необъяснимо и по-дурацки. Малика приходила теперь каждый день, терпеливо выслушивала истерики и жалобы, соглашалась с несправедливостью и поддакивала в любой ситуации, а также помогала по хозяйству, ведь взрослую, хоть и ослепшую, племянницу содержать было в тягость. Дядя с тётей молчали, вздыхали, жалели, отчего девушке становилось лишь хуже.
Когда ей в руки попало письмо, Малика как раз гостила у неё и дрожащим голосом зачитала:
«Лина, это Ромэн, друг Маркуса. Он просил передать, чтобы ты не волновалась: живой, здоровый, злющий как дьявол из-за долгой разлуки (это буквально его слова). Сколько ещё пробудет вдали от тебя – неизвестно, ибо мы оба покинули деревню Старейшин, и наши пути разошлись: Маркус отправился на поиски Духа Леса в Затерянный Лес Комуркалья, чтобы снять своё родовое волчье проклятье. Да, ещё он просил передать, что отгрызёт всем головы по возвращении – что бы это ни значило, но ты, наверное, поняла».
– Он отправился на поиски какого-то там духа, ты слышала? – Лина зашлась в истерическом смехе. – В другую страну!
Девушка стучала ладонями по подлокотникам кресла, содрогаясь всем телом. В маленькой комнате, обставленной на манер гостевого номера, царил полумрак: закрытые глаза не нуждались в свете. Кроме родных и Малики никто не входил к Лине, и девушка не обращала внимание на царящий вокруг беспорядок: разброшенные вещи на лавке и на узкой кровати.
Ворожея молчала. Все разговоры подруги каждый день сводились к одному и тому же: вот приедет Маркус, и всё станет иначе. Может, зрение не вернётся, но что-то точно поменяется в лучшую сторону. Она была так уверена, что он не оставит её даже ослепшую; полна надежды, что князь вернётся со дня на день и первым делом примчится к ней. Малика не позволяла себе высказать крутившуюся в голове мысль относительно наивности подруги, не смела перечить этой всепоглощающей простодушной любви, которой она открылась. «Хорошо, что у неё есть я, – думала Малика, – уж я-то могу рассуждать трезво. Мои мысли никто и никогда не посмеет так затуманить, тем более, какой-то там оборотень. Я вижу всё как есть, этого у меня не отнять».
Лина успокоилась и попросила перечитать снова. Малика вздохнула и прочла. Она понимала, что этот Тёмный не виноват, напротив – он делает то, что должен. Но стал бы он соглашаться на такое опасное и длительное путешествие, зная, что случилось с Линой? Ворожея не знала ответа. Лина закрыла лицо руками. Больше месяца девушка держалась за мысли о князе, о его скором возвращении, а что ей осталось теперь?..
– Малика, я знаю, что говорю глупость, но всё же… попробуй посмотреть ещё раз, умоляю, вдруг, ты увидишь его?
– Лина, милая, может, не стоит? – тихо спросила Ворожея. – Вряд ли он…
– Ты так говоришь, потому что боишься увидеть, да? – резко перебила Лина. – Увидеть, что он не ищет никакого духа, а просто уехал? Бросил меня, забыл? А письмо прислал для очистки совести, так? Мол, наивная дура поверит и всё поймет, будет ждать у окна?
Девушка разрыдалась. Малика не нашлась, что ответить, и утешала дорогую подругу тёплыми объятиями. Но Лина действительно говорила глупости: Ворожея догадывалась, что Тёмный исчез из видений неспроста, ведь обращённые сущности были неподвластны её взору. Сложив картинку из простых фрагментов, самым важным из которых были северные Старейшины, Малика примерно представляла, на что согласился этот князь, и мурашки пробегали по её телу. Вот только пугать и без того расстроенную подругу никак не хотелось, пусть лучше думает о простых человеческих страстях.
– Хорошо, я попробую. Слышишь меня? Я попробую ещё раз, только если ты прекратишь выть в голос. Договорились? Ну то-то же.
Ворожея закрыла глаза, представила образ князя и едва не вскрикнула: видение показало его утонувшим в болоте в окружении многочисленной нечисти.
– Ты что-то увидела? Твоя рука дёрнулась, я почувствовала.
– Нет, я просто… сейчас, подожди. – Малика вновь увидела Тёмного, но в этот раз он оказался повешен на дереве, а после объят огнём, и та же разношёрстная компания нечисти гоготала рядом.
– Ерунда какая-то… – прошептала она. – Попробую ещё.
Но последующие видения показывали Ворожее одинаковый итог в разных вариациях: князь погибнет, и дьявольские прислужники в виде упырей, мавок, умертвий и леших встанут вокруг него и будут потешаться. Малика почувствовала сильную головную боль – перестаралась, придётся пить настойку и отлеживаться до конца дня. Но сначала необходимо объясниться с Линой.
– Лина…
– Да? Говори скорее, я сейчас с ума сойду! Что с Маркусом?
– Лина, это всё очень странно. Будущее подбирает варианты, но… твой Тёмный погибает в этом магическом лесу.
Лина замерла, откидывая с лица чёрную прядь.
– Что это значит, Малика?
Ворожея кусала губы. Теперь, когда её глаза видели весь мир вокруг, отношение к подруге изменилось: она забрала её боль, её недуг, пожертвовав собой ради магического послания, надеясь помочь князю. Малика видела, что Лина нырнула с головой в любовный омут, но сама ворожея сомневалась в истинности чувств со стороны оборотня. Да и сколько они были знакомы?.. Тревога за подругу усиливала чувство вины – слепота казалась непомерно высокой ценой, свалившейся на голову.
– Что значит «будущее подбирает варианты»? Как погибает, Малика? Ответь же мне! – Требовала девушка, беспокойно ёрзая в кресле.
– Линок, послушай, ты же знаешь, что это примерное развитие событий, мой дар не может ответить наверняка, но с твоим князем что-то непонятное происходит, произойдёт… и я думаю, что виной всему этот затерянный магический лес и его Хозяин.
– Дух Леса в самом деле существует? Это он убьёт Маркуса? – Голос Лины поменялся на встревоженно-нежный. Она находилась в смятении и страхе.
– Не могу сказать наверняка. Каждый вариант его гибели сопровождается компанией нечисти… я мало что знаю об этих духах и колдунах, вот только мне кажется, что Дух Леса тут не при чём.
Лина шумно выдохнула. Ворожея опустила взгляд в пол. В голову пришла мысль, что теперь Лина под её опекой, словно младшая сестрёнка. Беспомощная и беззащитная.
– Что делать, Малика? Что мне делать? Я не могу сидеть здесь и ждать, пока твои видения сбудутся. То есть, они НЕ сбудутся. Я пожертвовала многим за свою жизнь, чтобы обрести счастье, и не сдамся, пока не получу своё.
Ворожея снова молчала. А нужна ли была эта жертва? Ведь они обе так и не узнали, помогло ли Тёмному или его другу-чародею то пророчество? Если Ромэн сказал в письме, что их пути разошлись, означало ли это решение проблем? В мире магии устроено всё очень просто, на самом деле, но не для всех: маги и чародеи, колдуны и ведьмы черпают силы из заклятий, снадобий, зелий, а простые люди должны уплатить определённую цену, чтобы воспользоваться магической помощью. Деньги редко позволяли брать в уплату, скорее магия сама забирала что-то у человека, но как правило – на время. Далеко не все знали об этом, ведь остальной мир упрямо хранил тайну магии, и говорить открыто люди побаивались.
– Мне надо подумать, – обронила Лина. – Спасибо тебе за всё, но сейчас я хочу побыть одна.
– Я приду завтра, Линок.
* * *
Я проснулся от странных звуков и запахов. Вскочил на лапы, огляделся и принюхался: тянуло гарью и дымом, деревом и подпаленной шерстью. Рассвет уже занялся на небе, первые птицы затрещали и закликали на высоте своих гнёзд. Лес начинал свою привычную жизнь, но мне уже осточертели эти звуки, и волчий слух снова уловил «птыш-птыш…швак…птыш-птыш…швак» где-то в стороне, откуда исходил запах.
Я шёл осторожно, почти бесшумно, насколько позволяла промёрзшая заиндевелая трава осеннего леса. Звук становился громче, и запах обгоревшего дерева щекотал нос. Тропинка водила плавными зигзагами влево-вправо, затем вокруг непроходимых зарослей шиповника, растянувшихся на полмили, и вилась меж высоких стволов облетевших вязов, кое-где сцепившихся ветвями друг с другом и образующими природную арку. Мне надоела медленная осмотрительная прогулка, тем более что никаких других звуков и запахов так и не появилось, поэтому я перешёл на бег и вскоре увидел источник моего любопытства.
Около поваленного тлеющего дерева суетились зайцы: они по очереди купались в подтаявшей луже и подбегали к дереву, стряхивая с себя холодные капли. А самый упитанный и ушастый среди них непременно подрывал лапами ямку и делал несколько точных ударов задней ногой у самой земли, отчего и получались странные звуки: «птыш-птыш…швак». Я притаился довольно близко, у сросшихся стволов, но лесные жители пока не обращали на меня внимания. Оказалось, дерево преградило путь к их лёжке, где в ямке между сплетёнными корнями затаились маленькие зайчата. От дерева шёл жар, зайцы не могли подобраться ближе, не подпалив свои шкурки.
Несмотря на все усилия зайцев толстый ствол не переставал тлеть, трещал внутри, а из лёжки раздавался писк малышей. Стоило мне выбраться из укрытия, как ушастые мигом скрылись за дальними пнями, но пристально наблюдали оттуда за происходящим. «Что ж, зайчатина на завтрак – очень заманчиво, но это было бы совсем подло», – подумал я и вздохнул. Отыскав длинную увесистую ветку с тремя сучьями и сжав в зубах за самый конец, я всунул её под чёрный ствол, наподобие рычага, и надавил лапой, отчего дерево затрещало ещё сильнее, поддаваясь моим усилиям разве что на пару сантиметров.
«Эх, не помешали бы мне сейчас человеческие руки», – с досадой подумал я, но продолжал возиться с препятствием. Зайцы уже без страха высунули носы, и самый ушастый осторожно прыгнул в мою сторону. Моя палка-выручалка стала нагреваться, и я с нарастающей злобой встал на неё уже двумя лапами. Дерево издало прощальный треск и переломилось, осыпая влажную землю догорающими угольками. Откусив ещё зелёный лист невесть как сохранившегося лопуха, я бросил его на угли и сдвинул лапой в сторону. Проход к молодняку теперь был открыт. Уходя дальше, я обернулся разок: зайцы в два прыжка оказались у лёжки. Самый ушастый долго ещё глядел мне вслед – шкурой чуял.
Настроение было отличным, в душе я улыбался. Пустяк какой-то, а всё равно благостно. И мне почудилось среди деревьев, что впереди, на опушке, стоит маленькая избушка. Через три минуты я оказался уже на месте и обнюхивал место обитания: от избушки пахло человеком.
* * *
Ворожею охватило тревожное чувство – не видение, что-то иное пыталось прорваться в её разум. За свои тридцать лет, проведённые в темноте, Малика доверяла лишь своему дару, не полагаясь на внешние знаки, и уж тем более – на людей. Кругом обман, ведь все люди лгут, сладкие речи и обещания оборачиваются горечью и фальшью, почти всех интересует нажива, деньги, власть. Приходящие клиенты не отличались остроумными запросами, среди них лишь единицы (такие, как Лина) обращались за помощью в интересах своих родных и любимых.
Малика, хоть и одобряя про себя таких представителей рода человеческого, была непоколебимо уверена, что эта наивная любовь рано или поздно пройдёт, завянет, уступит место привычке и жалости, а может равнодушию и презрению. Не оказалось ни одного примера в её окружении, где искреннее чувство могло быть пронесено через годы жизни, через все испытания – всегда что-то да случалось.
Малика выучила этот урок ещё по детству: когда родителей не стало, она жила у своих тёток по очереди, вынужденно вплетаясь в круговорот чужих судеб. Она постоянно замечала, как упрёки и жалобы, оскорбления и осуждения, а ещё едкие сплетни всегда занимают место доселе умилительным признаниям в любви и томным вздохам, отчаянным подвигам и жарким поцелуям. Такова жизнь, и Ворожея приняла все её стороны, научившись вести дела отчуждённо, не соприкасаясь лично с чужими тайнами и желаниями.
Предчувствие окутало Ворожею. Беспокойное терзающее ожидание чего-то, связанное с ней самой. Неужели она снова лишится зрения? Но эта беда не в новинку, тем более, Малика чувствовала некую вину, будто дарованное зрение она не заслуживала. Было что-то ещё… но видений не возникало, а прогнозировать своё будущее путём предчувствий и догадок Ворожея не собиралась.
Лина на другой день выглядела решительной и нервной – девушке приснился Маркус, который стоял среди болота нагой и тянул к ней руки. Только лишь Ворожея вошла в дом, Лина потребовала отыскать Ромэна, ведь это из-за него произошло всё, он виновен в случившемся – так рассудила девушка и была готова лично предъявить ему своё недовольство и негодование, а также требовать помощи. Малика не стала спорить, покорно исполнила «приказ» подруги. Она увидела, что Ромэн отплывает на корабле с высокой, светловолосой, миловидной особой. Малика отметила, что корабль «Оракул» отчаливал из порта Мунар. Лина не знала, где это, но Ворожея подсказала: примерно в четырёх днях пути от столицы Альмиры.
– Что ты задумала, Линок?
– Я должна встретиться с Ромэном. Одна я не справлюсь, даже если бы была зрячая. Поэтому, Малика, дорогая моя, прошу, проводи меня до Альмиры и посади на тот же корабль. А там уж я разберусь, да и Ромэн поможет, я уверена.
Ворожея засмеялась.
– Вот так новости! Ты и впрямь стала глупенькой или притворяешься?
Лина непонимающе нахмурилась – тон подруги казался насмешливым.
– Малика, ты чего?..
– Ну кто же тебя отпустит одну в невесть какое путешествие?
– Я не стану отпрашиваться у дяди, вот ещё! – Фыркнула девица, но ворожея продолжала смеяться.
– А я и не про дядю вовсе. Ты намерена идти спасать своего Тёмного, я правильно поняла? Ослепшая, без каких-либо сил, плыть на корабле несколько недель, а что потом? Бежать по заколдованному лесу и кричать: «Ау, князь, ты где?», так? Дурёха ты моя…
Малика высказывала очевидную правду без злобы, без издёвки, и Лина понимала это, не обижаясь на подругу. Ворожея выглядела старше Лины – впрочем, так оно и было. Вьющиеся тёмно-каштановые волосы обрамляли круглое миловидное лицо, а глаза карамельного цвета смотрели с чуть заметным прищуром.
– Ну нет, не совсем так, – неуверенно ответила девушка, – для начала я хотела найти Ромэна, а там – как получится.
– А если он откажет? Ничего не знаю, скажет, и всё. Тем более, я тебе говорила, он с девушкой – мало ли, не захочет связываться? Или, допустим, выслушает, посочувствует и разведёт руками: не знаю, чем помочь, таких сил нет у меня. И что ты будешь делать? Плыть дальше, в чужие земли?
– Я.. я не знаю, – дрогнувшим голосом ответила Лина. – Но хоть что-то я должна сделать, пойми ты, невозможно сидеть здесь и задыхаться от неизвестности, строить догадки и надеяться, что он ещё не умер там, один, в чужой стране, в каком-то проклятом лесу… невыносимо видеть такие ясные сны, а потом весь день гадать: а вдруг не сон?..
– Постой, какой ещё сон?
– Да так, не важно, – рассеянно отозвалась подруга. – Можешь называть меня глупой сколько угодно, но я не могу бросить его. Я буду пытаться… сделаю всё, что в моих силах.
Ворожея вздохнула, окинув взглядом простенькую комнату Лины в доме дяди. В небольшом торговом городке Ташар именно дядина таверна первой встречала заезжих путников и купцов, поэтому личные хоромы располагались близко: в любой момент могла потребоваться помощь жены и племянницы, да и свои дети подрастали, активно участвуя хозяйских делах отца.
Лина тихо сказала:
– Я знаю, что ты не веришь в любовь. Но я верю в неё.
– Линок, не надо разыгрывать драму – я не бесчувственная статуя. Связь мужчины и женщины – это ещё не вся любовь. Я уважаю, ценю и люблю своих друзей, ведь только они у меня и остались на свете. И будь на его месте ты, я без раздумий бросилась бы в самую чащу любого леса.
Малика обняла подругу, у которой по щеке бежали слёзы.
– Я просто переживаю за тебя, Линок, и люблю. И не отпущу одну.
– Спасибо, спасибо, Малика, я тоже люблю тебя…
– Ну всё, не разводи мокроту, – засмеялась ворожея. – Я поеду с тобой. Вместе мы справимся.
Лина чувствовала, что сломлена. Её боевой характер и дерзкий нрав словно испарились, она сама не узнавала себя. Будто у девушки отобрали крылья и бросили ползать по земле – так она себя ощущала без привычного зрения и… без Маркуса. За короткое время она успела влюбиться в своенравного князя с «тайной», ведь на него и его род навлекли проклятье оборотня, и весь его образ и манера поведения как будто нарочно показывали внутреннего зверя. Буйный, нетерпеливый, отчаянный, горячий… такой же, как сама Лина. Была такой. Сейчас она испытывала отвращение к самой себе: беспомощная, жалкая и словно забытая, с тревогой на сердце и болью в душе. Как там Маркус? Что делает её князь? Как ему помочь? Видения ворожеи не на шутку напугали Лину, и всю ночь потом ей снились кошмары, в которых любимый раз за разом умирал у неё на глазах, а она стояла рядом и ничего не делала, будто это ничего не значило.
