Czytaj książkę: «Дитя Ириса. Фильтр»

Пролог

Я бежала по улицам семнадцатого Фильтра. Сегодня мне удалось улизнуть от охраны, и упускать такой шанс я не хотела. Левый бок кольнула предательская боль, но я от неё отмахнулась. Ищейки канцлера уже рядом, они всегда находят меня.

Перепрыгнув через груду покорёженного пластика, я застыла на перекрёстке. Знать бы ещё, где спрятаться. Глянцевые стены многоэтажек в этом районе отражали неприглядный вид улиц и мою тёмную размытую фигуру. Раньше в шестом секторе располагались жилые кварталы и торговые центры, о которых теперь напоминали только чудом уцелевшие вывески.

Визуальный зал «Арлекин…» – гласила надпись на седьмом этаже высотки. Когда-то она светилась огнями, как те, что в центре, но сейчас, когда уже несколько секторов отключили от энергообеспечения, была мрачным напоминанием о том, что Фильтр давно перестал быть обителью рая.

Заметив движение на одной из улиц, я скользнула в ближайший переулок. Снова бежать, не оглядываясь, не глядя по сторонам. Пусть я заблудилась, пусть здесь может быть опасно, зато хоть чуть-чуть смогу почувствовать себя свободной. Свободной от постоянного надзора канцлера, от бесконечных обследований доктора Вернео. Свободной от фальшивого дружелюбия и искренней ненависти.

Едва я, запыхавшись и почти падая от быстрого бега, достигла конца улицы, меня грубо схватили и потянули в сторону. Воздух в лёгких резко закончился, рёбра отозвались болью, и я свалилась на своего преследователя.

– Ты тоже видишь это? – напряжённый шёпот обжёг затылок. Я ошиблась, это не ищейки канцлера, а очередной сумасшедший. – Посмотри, вокруг чудовища, они лезут отовсюду!

Я вывернулась и, с трудом распрямившись, посмотрела на незнакомца. Он оказался моложе, чем показалось вначале, примерно моего возраста. Худощавый, чуть выше меня. Русые волосы были коротко острижены, а тонкие черты лица казались слишком мелкими на фоне широко раскрытых мутных голубых глаз. Вряд ли ему исполнился двадцать один год, так что он такой же нарушитель комендантского часа, как и я.

– Слушай, надо убираться отсюда. Если нас засекут, оба попадём в Комитет, – я толкнула его в сторону входа в высотку, ему лучше спрятаться там. А вот мне надо бежать ещё дальше от центра, к западным воротам Фильтра.

Парень кивнул и скрылся в здании. Пластиковые стены сверкнули, когда луч прожектора патрульного скайтрана отразился от окон верхних этажей. Я нырнула в приветливо приоткрытую дверь и прислонилась к ней спиной. Патруль полетит дальше только через несколько минут, так что можно и отдохнуть. Бросив взгляд на тёмный коридор первого этажа, я нервно сглотнула и осталась на месте.

Ну уж нет, осматривать заброшенное здание в отключённом секторе я не собираюсь. Не настолько ещё сошла с ума, чтобы подставляться в руки отщепенцев, или, не приведи Великий, в загребущие лапы последователей культа Лангласса. Уже хватило знакомства с ними: до сих пор руки трясутся при воспоминании.

Я тогда только проснулась после обнуления, ещё ничего не знала и не понимала. Даже ходить толком не могла, не то что думать. Не удивительно, что натолкнулась в коридоре госпиталя на одного из пациентов. Вот только он не принял мои извинения.

– Чудовище! Дитя тьмы! – заорал мужчина, схватив меня за плечи, и резко дёрнул к себе. – Из-за таких, как ты, наш мир погряз в мерзости! Тебе не место среди нас! Лангласс всемогущий очистит этот мир от научных монстров и их порождений!

Моё лицо оказалось почти вплотную прижато к подбородку сектанта. Пока он кричал, проклиная меня, из его рта летели слюни. Вырваться оказалось невозможно, несмотря на худобу, хватка мужчины была сильной.

Упрямый фанатик сжал свободной рукой моё горло. Я дёргалась и брыкалась, молясь про себя, чтобы он не задушил меня. Перед глазами мелькали тёмные пятна, и я едва не потеряла сознание.

Тогда мне на помощь пришла Хейзел, сиделка госпиталя, и один из охранников, одетый в больничную форму. Наверное, в его обязанности входило умение успокаивать особо буйных пациентов: от одного взгляда на внушительную комплекцию хотелось притвориться мебелью.

Да уж, те ещё воспоминания, брр. Я передёрнула плечами, стряхивая уже пережитый страх, ещё раз глянула в темноту вестибюля и уверенно выбралась на улицу. Несколько коротких перебежек, прятки с тенями и прожекторами, и длинный, самый последний рывок.

Я бежала к западным воротам Фильтра, тем самым, которые никогда не открываются. В историческом справочнике было написано, что их запечатали сразу после Катаклизма. Вот только документы, найденные мной в кабинете канцлера, утверждали обратное. Знаю, с моей стороны было не очень умно копаться в бумагах рабочего стола, но что поделать, вот такая уж я любопытная.

В шестом секторе царили тишина и темнота, но для ориентирования вполне хватало сигнальных огней. Они отражались от граней купола, мерцая и заманивая меня ближе к стене семнадцатого Фильтра – одного из последних оплотов человечества.

Приближаясь к воротам, высотой сравнимым с одной из многоэтажек, я остановилась перевести дух и осмотреться. Одиноко стоявшая за периметром шестого сектора высотка показалась надёжным укрытием. Спрятавшись за ней, принялась ждать. День недели, да и число те самые… они должны открыться. Только бы охранники не нашли меня раньше!

Я присела на корточки, прислонившись к пластиковой стене дома. От волнения и длительного бега кончики пальцев онемели, я растирала ладони и дула на ледяные руки. Ну же, давайте, открывайтесь – почти умоляла я, не отрывая взгляда от гигантских ворот.

– Попалась! – громкий окрик напугал меня. Ненормальный, которого я встретила в начале квартала, оказался рядом. Следил он за мной что ли? – Я тебя нашёл, что мне за это будет?

– Перелом или сотрясение… ещё не решила, – я оттолкнула его локтем. Присмотревшись, поняла, что он уже не так безумен, как при первой встрече. Парень схватил меня за запястья и рывком притянул к себе.

– Не дёргайся! Если позову патруль, тебя обнулят, поняла?

– Ага, вместе с тобой, или скажешь, что нарушил комендантский час ради меня? – я беспомощно потянула зажатые руки, почти не чувствуя пальцев. Зря я его спровоцировала – он всего лишь играл в прятки – просто испугалась.

– За меня не переживай, я могу о себе позаботиться, – парень хохотнул, прижав меня к углу здания, а затем резко толкнул вперёд. Удержать равновесие было непросто, но каким-то образом рефлексы всё сделали за меня. – Смотри! Они открываются!

И я смотрела, не веря своим глазам, на то, как медленно раздвигаются ворота, как отражатели снаружи выхватывают куски радиоактивной пустыни. Как к стене Фильтра приближаются несколько человек, без защитных костюмов и скайтранов. Через несколько минут ворота, пропустившие не только воздух, отравленный радиацией, но и путников, закрылись.

– Теперь тебя точно обнулят. Так что ты не вспомнишь меня, теперь уже точно, – просипел сумасшедший.

Голова взорвалась болью, когда парень несколько раз ударил меня о стену. Теперь, если встречу патруль, просто так меня не отпустят. Не с разбитым лицом. Он всё продумал. Я завалилась на бок, скользя щекой по высокопрочному пластику. Хорошо, что темно, может, никто не заметит, как на глянцевой поверхности растекаются не красно-бурые разводы, привычные всем. Ещё одно доказательство того, что я не такая, как они.

Глава 1

Первое, что я почувствовала – боль. Она иногда затихала, а потом нарастала с новой силой и, казалось, что эта пытка будет продолжаться вечно. В голове что-то звенело и пульсировало. Временами я забывалась и боль уходила… ненадолго, но всё же эти мгновения казались блаженством. Не хотелось просыпаться. Там в мире снов спокойно и тихо, там безопасно.

Я вспомнила лицо незнакомца, его мутные глаза, яростно сжатые губы, и вздрогнула. Они оставили мне воспоминания. В этот раз оставили. Так, нужно открыть глаза. Это оказалось даже проще, чем я думала. Яркий свет ослепил меня, и пришлось зажмуриться.

Попыталась снова приоткрыть веки… ничего не изменилось – всё та же пустота, заполненная ярким светом, от которого слезятся глаза. А затем расплывчатым пятном надо мной склонилась тень, в которой я узнала сиделку.

– Хейзел? Что произошло? – спросила я и тут же поморщилась от боли в разбитой губе.

– Не волнуйся, всё хорошо, теперь ты в безопасности. Я добавлю ещё обезболивающего, – она ввела лекарство в катетер на моём запястье. – Ну вот, теперь должно стать лучше. Хочешь пить?

Женщина протянула мне стакан с водой и сочувственно улыбнулась. Несмотря на то, что уголки полных губ всегда были чуть опущены вниз, улыбка была доброй и понимающей. Она убрала волосы под белый колпак с эмблемой госпиталя – спиралью ДНК, переплетённой с одним из химических элементов.

На бледном лбу сиделки пролегли две глубокие морщины; карие глаза, излучающие неподдельную отзывчивость, делали лицо приятным, но всё портила некрасивая родинка на подбородке, похожая на грязное пятно.

– Тебе нужно отдохнуть, дорогая, – глухой голос Хейзел звучал всё тише. Я уже засыпала, вновь погружаясь в мир грёз. Там было хорошо, я, кажется, даже смеялась.

Мои длинные волосы развевал тёплый ветерок. Тень от тугих голубоватых листьев, сплетённых над головой, падала на лицо, закрывая его от палящего солнечного света. Свисающие с деревьев оранжево-красные цветки бигнонии почти задевали обнажённые плечи. Влажный утренний воздух был приятен на вкус, а запах только распустившегося корилопсиса, растущего на кромке леса, опьянял своим нежным, пряным, почти осязаемым ароматом.

Это был, конечно, сон, шутка ослабленного мозга, ведь в мире, в котором я проснусь, не может быть таких воспоминаний.

Я резко открыла глаза и осмотрелась: вокруг меня стены, безукоризненно белые, не тронутые ни одним цветным пятнышком, белый потолок, будто продолжение одной из них, и круглая лампа наверху, парящая в воздухе. Чересчур яркая, слепящая голубоватым светом.

Дверь палаты распахнулась слишком неожиданно, и я не успела притвориться, что сплю. Вошедший мужчина посмотрел на меня с укором. В его коротких светло-русых волосах, зачёсанных на правую сторону, неровными пятнами белела седина. Густые брови нависали над прищуренными голубыми глазами, нацеленными на моё лицо. Очки в нелепой круглой оправе ничуть не смягчали взгляд, от которого мои плечи покрылись мурашками.

– Вижу, тебе уже лучше, – канцлер прошёл к моей кровати и взял в руки стоявшее на тумбочке зеркало. Мне показалось, всего на секунду, что в его глазах промелькнула грусть. – О чём ты думала, Оливия? Тебя ведь предупреждали!

Ну, конечно же, предупреждали. Вот только с чего бы мне верить? Сначала они стёрли мою память, обрили налысо и оставили без ответов. А потом начали убеждать в том, что я сама во всём виновата. Может быть, я действительно залезла куда-то не туда, но разве это повод для обнуления. Хотя… западные ворота, якобы запечатанные после Катаклизма, стёртая память, странный шрам, тянущийся через всю мою грудь…

А ведь канцлер говорил, что я могу спрашивать его обо всём, и он непременно мне расскажет. Ага. О том, что он мой отец, я узнала вообще случайно, и то перед самой выпиской отсюда.

Я присмотрелась к нему в надежде, что смогу вспомнить хоть что-то из прошлого. Твёрдый квадратный подбородок, выступающий вперёд, крепкое телосложение и высокий рост. Белоснежный мундир с многочисленными нашивками, означающий, что мужчина занимает высокий пост в военном ведомстве. Начищенные до блеска сапоги отражали свет лампы, прямая гордая осанка так и кричала о властности. Нет, спрашивать у этого мужчины о том, кем я была, или о том, что происходит в Фильтре, я уж точно не стану.

– Молчишь… это так не похоже на тебя, Оливия. Почему ты сбежала? – несмотря на фальшивую улыбку мужчины, слова казались колючими и холодными, как и губы, которые их произнесли. Мне показалось, что в палате стало холоднее, я еле сдержалась, чтобы не передёрнуть плечами или завернуться в простыню.

– Я устала… от бесконечного контроля. От охранников, следующих по пятам, – я стиснула кулаки, сдерживая дрожь, пробежавшую по пальцам. – Мне надоело безвылазно сидеть дома. Даже, чтобы почитать, нужно спрашивать разрешение. Или это нормально? Я просто не помню, как жила раньше, но точно знаю, что не так.

– Ты снова попала в неприятности, Оливия. В прошлый раз одно из твоих… кхм… лёгких было повреждено, его пришлось удалить. Ты хочешь повторения? – канцлер приподнял левую бровь, как бы спрашивая, насколько он убедителен. Я молчала. – Твой организм отвергает антибиотики и многие другие лекарства, я ведь уже говорил тебе. Нам пришлось отключить твои органы от жизнеобеспечения. Это провоцирует сбой мозговой деятельности и обнуление нейронных связей. Ты же не хочешь, чтобы тебя обнулили ещё раз?

Ну, понятное дело, не хочу. Вот только совсем не обязательно давить на меня и забрасывать медицинскими терминами. Как будто я не понимаю, что обнулят меня сразу же, как только докопаюсь до запрещённой информации. И вся эта фальшивая забота – только видимость. Они ведь могут выбирать, какие зоны нейронных связей блокировать, какие обнулять, а какие стимулировать. Значит, могли оставить мне воспоминания, просто не захотели.

– Куда ты бежала? Ты не знаешь города, не ориентируешься на местности. Хотя бы запомнила, кто на тебя напал? – канцлер выжидающе следил за моим лицом. Знаю, он хотел узнать не о том, кто напал, а о том, что я успела увидеть.

– Я… кхм… – я облизнула сухие губы и растерянно посмотрела на мужчину. Он снова вынуждал меня лгать, потому что сказать правду – подписать себе приговор. – Я заблудилась, а потом мне стало плохо… помню только, что упала, а потом стало больно… и всё.

– Так я и думал. В этот раз ты отделалась сотрясением, дочь, – фальшивая улыбка исчезла, её место заняла раздражённая гримаса. Он небрежно бросил зеркало, которое всё это время вертел в руках, на кровать. – Это был твой последний побег из дома.

Канцлер по-военному быстро развернулся и шагнул к выходу из палаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я ударила кулаком по изголовью кровати, с наслаждением почувствовав слабую боль в руке. Похоже, иногда, чтобы прийти в себя, немножко боли не помешает.

Несмотря на мою показную смелость, я всё ещё не могла понять, кто же я. Кем была до обнуления. Они стёрли мою личность, уничтожили прошлое, а сейчас пытаются контролировать настоящее. Я схватила зеркало, собираясь не то отшвырнуть его подальше, не то поставить обратно на тумбочку.

Руки почти не дрожали, я крепко сжимала тонкое стекло, отражающее белую стену позади меня. Интересно, этот псих сломал мне нос, или я отделалась парой синяков? В зеркало я заглядывала не часто, но теперь уже не пугалась собственного отражения.

На меня смотрели всё те же невероятно яркие фиолетовые глаза, опушённые позолоченными ресницами, с вытянутым продолговатым зрачком. Ни у кого в Фильтре я не видела такого. Ни у пациентов госпиталя, ни у охранников. Даже у отца были обычные – голубые с синей окаёмкой, с нормальными круглыми зрачками.

В зеркале отражалось моё лицо – бледное, худое, с острым подбородком и высокими оцарапанными скулами. Прямой и узкий нос на кончике немного сплющивался, переходя в широкие ноздри. На переносице красовался заживляющий пластырь, а лоб был густо обмазан жёлтой мазью – всё же неплохо меня приложил тот парень. Верхняя губа, которая была чуть больше прикушенной нижней, придавала лицу растерянное, обиженное выражение. Ну, могло быть и хуже…

После приступов, к счастью не слишком частых, мной овладевала невероятная усталость. Доктор Вернео предупреждал, что любая нагрузка – физическая или психологическая – провоцирует их. И я поверила в это после того, как моя голова чуть не разлетелась на части от одних лишь попыток вспомнить хоть что-то из прошлого. В первый раз я даже не могла поднять ложку с едой, пришлось питаться пару дней через трубочку.

Я откинула простынь и посмотрела на белую больничную пижаму, скрывающую ноги. Чтобы спустить их с кровати понадобилось такое усилие, что я совершенно ослабела. Голова закружилась, когда я попыталась сделать шаг, держась за кровать. Это ведь совсем не сложно… просто передвигать ноги и всё! Только-то и нужно – добраться до стены.

Когда я рухнула на твёрдый пол, из глаз брызнули слёзы, но я попыталась встать. Ничего не вышло. Схватившись за край кровати, неуклюже попыталась подтянуться. Пот катился по спине, в висках пульсировало от напряжения. Ещё немного… почти получилось. Рука подвела меня, и я снова оказалась на полу.

– Что у нас тут? Девочка решила немного погулять? – и надо же было именно в этот момент кому-то зайти в мою палату. За фразой последовал короткий смешок, и сильные руки подхватили меня.

– Ну вот. Скажи, оно того хоть стоило? – сквозь слезы я разглядела Эдну Уайт, сиделку, упрямо сжавшую сухие губы.

Казалось, она специально сжимала меня всё сильнее, чтобы доставить ещё больше боли. Эдна рывком подняла меня с пола, и грубо бросила на кровать. Вообще-то, она была даже симпатичной. Стройная, если не считать слишком широких для её комплекции бёдер. Белоснежный колпак с эмблемой госпиталя немного съехал набок, пока она поднимала меня, и из-под него выбивались русые пряди, чуть тронутые сединой. В серых глазах сквозило равнодушие. Да уж, Хейзел мне нравилась гораздо больше.

– Угу… определённо… – прошептала я, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли.

Сиделка что-то ввела в катетер на моём предплечье, и головокружение прекратилось. Я осторожно спустила ноги с кровати, ожидая новой вспышки боли, но её не было. Осторожно, цепляясь за руку Эдны, я добралась до двери. Как хорошо, что я могу самостоятельно передвигаться, и не придётся снова разъезжать по госпиталю на ужасной скрипучей каталке для немощных.

Опираясь на медсестру, я добралась до столовой, в которой слышались тихие голоса и не очень аппетитно пахло едой. Посреди полупустого зала стояли продолговатые пластиковые столы, за которыми сидело несколько пациентов госпиталя. На небольших подносах перед ними стояли тарелки с чем-то, очень напоминающим уже пережёванную еду.

Пока я размышляла, настолько ли я голодна, чтобы снова это есть, Эдна подтолкнула меня к свободному столу и плюхнула на него такой же поднос, заполненный едой. Небольшая, приплюснутая с одного бока, булочка, обсыпанная мелкими зёрнышками; тарелка с пюреобразным зелёным варевом и стакан морса, в котором плавали сморщенные синтезированные ягоды.

Я ковырялась в тарелке, переливая из ложки подозрительную жижу обратно, так и не рискнув попробовать. Булочка оказалась тёплой и, на удивление, вкусной, с хрустящей корочкой. Морс я выпила весь, сплюнув попавшую в рот кислую ягоду – ну и гадость!

– Ты привыкнешь, – я вздрогнула от звонкого голоса рядом с собой и обернулась. Бледная девочка, настолько худая, что я могла бы при желании пересчитать все её косточки, смотрела на меня светло-карими глазами. Русые волосы девочки были заплетены в тоненькую косичку, которая смотрелась нелепо.

– Вряд ли… – после обнуления мне было всё равно, что есть, но две недели сытной жизни в доме канцлера приучили меня к вкусной пище.

– Да брось, не всё так плохо. Я – Луиза, кстати, – больничная пижама болталась на девочке. Она продолжала о чём-то говорить, жадно заглатывая скудный обед.

Я пожала плечами и задумчиво оглядела остальных пациентов: помимо больничной еды и белой пижамы было у них ещё что-то общее – обречённость. Устав Фильтра номер семнадцать состоял из двухсот восьмидесяти четырёх пунктов, и в одном из них было чётко указано, что все нуждающиеся могут получить необходимый запас одежды и еды. Так отчего же эта измождённая девочка так радуется безвкусной еде? В прошлый раз я ещё не знала подробностей мира, в котором очнулась, но сейчас…

Нас уверяют, что внешний мир – это безжизненная пустыня, а наш Фильтр, расположенный на единственном оставшемся материке, всего лишь один из двух десятков других. После Катаклизма выжили только те, кому повезло оказаться в них, так как земля больше не пригодна для жизни.

Технологии и ресурсы Бывшего мира утрачены из-за сильного радиационного фона. Все продукты и предметы в Фильтре создают при помощи определенных реакций ядерного синтеза. И я должна верить, что это единственное место, в котором можно жить? Это даже жизнью нельзя назвать! Официальные документы давно не соответствуют действительности. Возможно, когда-то всё было так, но не теперь.

Мне часто снилось, как я гуляла между высоких деревьев, кроны которых сплетались так тесно, что не было видно ни единого лучика света. Я помнила прикосновение влажной травы к босым ногам; нагретую за день землю, прилипающую к пяткам во время бега. Помнила вкус ледяной воды, бьющей из подземных источников.

Доктор уверял, что это – «галлюциногенная подмена ситуативных воспоминаний». Только во снах я смеялась и дышала полной грудью. Но, стоило проснуться, и чудеса другого мира ускользали от меня, оставляя лишь послевкусие, которое не запить синтезированным соком. Неужели это всего лишь сны?