Cytaty z książki «The Purloined Letter»

Однажды некий богатый скупец задумал получить от Абернети врачебный совет,

ничего за него не заплатив. И вот, заведя с Абернети в обществе светский

разговор, он описал ему свою болезнь, излагая якобы гипотетический случай.

"Предположим, - сказал скупец, - что симптомы этого недуга были такими-то и

такими-то; что бы вы рекомендовали сделать больному, доктор?" - "Что

сделать? - повторил Абернети. - Обратиться за советом к врачу, что же еще?"

Существует игра в загадки на географической карте, - продолжал Дюпен. - Одна сторона должна найти слово, задуманное другой, - название города, реки, области, государства, - стоящее на пестрой, испещренной названиями поверхности карты. Новички стараются обыкновенно затруднить своих противников, загадывая названия, напечатанные самым мелким шрифтом, но опытный игрок выбирает слова, напечатанные крупным шрифтом от одного края карты до другого. Эти названия, как и вывески или объявления, написанные чересчур крупными буквами, ускользают от внимания, ибо видны слишком ясно. Эта физическая слепота вполне аналогична духовной, в силу которой ум опускает слишком очевидное, слишком осязательное.

Математика

- это наука о форме и количестве, и математическая логика - это всего лишь

логика, прилагаемая к наблюдениям над формой и количеством. Предположение,

будто истины даже того, что зовется "чистой" алгеброй, являются абстрактными

или всеобщими истинами, представляет собой великую ошибку. И эта ошибка

настолько груба, что мне остается только изумляться тому единодушию, с каким

ее никто не замечает. Математические аксиомы - это отнюдь не аксиомы

всеобщей истины. То, что справедливо для взаимоотношений формы и количества.

часто оказывается вопиюще ложным в применении, например, к морали. В этой

последней положение, что сумма частей равна целому, чаще всего оказывается

неверным. Эта аксиома не подходит и для химии. При рассмотрении мотивов она

также оказывается неверной, ибо два мотива, из которых каждый имеет какое-то

значение, соединившись, вовсе не обязательно будут иметь значение, равное

сумме их значений, взятых в отдельности. Существует еще много математических

истин, которые остаются истинами только в пределах взаимоотношений формы и

количества. Однако математик, рассуждая, по привычке исходит из своих

частных мыслей так, словно они обладают абсолютно универсальным характером -

какими их, бесспорно, привык считать свет.

Не дурак, но он поэт, а это почти тоже самое.

Материальный мир, изобилует аналогиями с миром нематериальным, а потому не так уж далеко от истины то правило риторики, которое утверждает, что метафору или уподобление можно не использовать не только для украшения описания, но и для усиления аргументации

"— Но действительно ли речь идет о поэте? — спросил я. — Насколько мне известно, у министра есть брат, и оба они приобрели определенную известность в литературном мире. Однако министр, если не ошибаюсь, писал о дифференциальном исчислении. Он математик, а вовсе не поэт.

— Вы ошибаетесь. Я хорошо его знаю — он и то и другое. Как поэт и математик, он должен обладать способностью к логическим рассуждениям, а будь он всего только математиком, он вовсе не умел бы рассуждать логически, и в результате префект легко справился бы с ним.

— Меня поражают, — сказал я, — эти ваши суждения, против которых восстанет голос всего света. Ведь не хотите же вы опровергнуть представление, проверенное веками! Математическая логика издавна считалась логикой par excellence [В высшей степени (франц.).].

— «II у a a parier, — возразил Дюпен, цитируя Шамфора, — que toute idee publique, toute convention regue est une sottise, car elle a convenue au plus grand nombre» ["Можно побиться об заклад, что всякая широко распространенная идея, всякая общепринятая условность есть глупость, ибо она принята наибольшим числом людей" (франц.)] Не спорю: математики сделали все, от них зависевшее, чтобы укрепить свет в заблуждении, на которое вы ссылаетесь и которое остается заблуждением, как бы его ни выдавали за истину. Они, например, с искусством, заслуживающим лучшего применения, исподтишка ввели термин «анализ» в алгебре. В данном обмане повинны французы, но если термин имеет хоть какое-то значение, если слова обретают ценность благодаря своей точности, то «анализ» столь же мало означает «алгебра», как латинское «ambitus» [Круговое движение (лат.).] — «амбицию», а «religio» [Добросовестность (лат.).] — «религию».

— Я предвижу, что вам не избежать ссоры с некоторыми парижскими алгебраистами, — сказал я. — Однако продолжайте.

— Я оспариваю универсальность, а тем самым и ценность любой логики, которая культивируется в какой-либо иной форме, кроме абстрактной. И в частности, я оспариваю логику, выводимую из изучения математики. Математика - это наука о форме и количестве, и математическая логика — это всего лишь логика, прилагаемая к наблюдениям над формой и количеством. Предположение, будто истины даже того, что зовется «чистой» алгеброй, являются абстрактными или всеобщими истинами, представляет собой великую ошибку. И эта ошибка настолько груба, что мне остается только изумляться тому единодушию, с каким ее никто не замечает. Математические аксиомы — это отнюдь не аксиомы всеобщей истины. То, что справедливо для взаимоотношений формы и количества часто оказывается вопиюще ложным в применении, например, к морали. В этой последней положение, что сумма частей равна целому, чаще всего оказывается неверным. Эта аксиома не подходит и для химии. При рассмотрении мотивов она также оказывается неверной, ибо два мотива, из которых каждый имеет какое-то значение, соединившись, вовсе не обязательно будут иметь значение, равное сумме их значений, взятых в отдельности. Существует еще много математических истин, которые остаются истинами только в пределах взаимоотношений формы и количества. Однако математик, рассуждая, по привычке исходит из своих частных мыслей так, словно они обладают абсолютно универсальным характером - какими их, бесспорно, привык считать свет. Брайант в своей весьма ученой

«Мифологии» упоминает аналогичный источник ошибок, когда он говорит: «Хотя

мы не верим в языческие басни, однако мы постоянно забываемся и делаем из

них выводы, как из чего-то действительно существующего». Тем не менее алгебраисты, сами язычники, неколебимо верят в «языческие басни» и выводят из них заключения не столько по причине провалов памяти, сколько благодаря

непостижимому затмению мыслей. Короче говоря, мне еще не доводилось встречать математика, которому можно было бы доверять в чем-либо, кроме равенства корней, и который втайне не лелеял бы кредо, будто x2+px всегда абсолютно и безусловно равняется q. Если хотите, то попробуйте в качестве опыта сказать кому-нибудь из этих господ, что, по вашему мнению, бывают случаи, когда x2+px не вполне равняется q, но, втолковав ему, что вы имеете в виду, поторопитесь отойти от него подальше, иначе он, без всякого сомнения, набросится на вас с кулаками."

Однако префект остался в дураках. Главная причина его ошибки в том, что он считает министра сумасшедшим, зная, что тот поэт. Все сумасшедшие - поэты, об этом наш префект догадывается; только он нарушил правило non distributio mendi, сделав обратный вывод: что все поэты - сумасшедшие.

Когда я хочу узнать, насколько мой противник умен или глуп, добр или зол и какие у него мысли, я стараюсь придать своему лицу такое выражение, как у него, и замечаю, какие мысли или чувства появляются у меня в соответствии с этим выражением.