Czytaj książkę: «Культура Древнего Египта. Материальное и духовное наследие народов долины Нила»

Посвящается Мэри

Пророчество о Египте. – Вот, Господь восседит на облаке легком и грядет в Египет.

Ис., 19: 1

Как скажете вы фараону: «я сын мудрецов, сын царей древних?» Где они? Где твои мудрецы?

Ис., 19: 11–12

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2017

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2017

* * *

Предисловие

Эта книга посвящена древнеегипетской истории. Автор, однако, не стремился искать и устанавливать факты, составлять цепочки из непосредственно связанных друг с другом событий и сплетать из них логичный и содержательный научный текст. Он, несомненно, понимает важность работы с историческими фактами, но в то же время доказательство их подлинности не является его приоритетом. Он воспринимает определенные сведения как данность и пытается установить их значение. Такой подход представляется ему справедливым.

В результате появился своего рода справочник, где собраны проверенные данные о различных периодах истории. Они преподнесены таким образом, чтобы другие исследователи имели возможность проверить, проанализировать и подтвердить их. Интерпретация фактов, а именно попытка историка определить их последовательность и значение, должна быть четко выделена, чтобы дать возможность другим ученым составить собственное независимое суждение о представленных данных. Идеалом могла бы стать библиотека, в которой были бы собраны тома с современными переводами древнеегипетских текстов, снабженными исчерпывающими комментариями, позволяющими читателю проверить правильность переводов; книги, содержащие систематизированное описание памятников материальной культуры Древнего Египта, включая произведения искусства, с хорошими иллюстрациями и точными датировками, которые позволили бы читателю проверить эту информацию; специализированные исследования по религии, государству, экономике, социальной структуре, ремесленным производствам, научным знаниям, искусству, литературе и другим предметам, включая изучение их особенностей в разные исторические периоды; и, наконец, серьезные труды по истории культуры, объединяющие все вышеперечисленные и говорящие сами за себя. И лишь только после такого объективного исследования историк имеет право высказать свое мнение и представить гипотезу о значимости фактов. Здесь же мы ставим телегу впереди лошади. По большому счету, настоящее исследование представляет собой телегу – субъективные и гипотетические заключения, которую мы запрягли впереди лошадей – кропотливой работы с источниками и серьезного исторического исследования.

В то же время источники, на которых строится историческое исследование, стали настолько многочисленными, что одному ученому уже чрезвычайно сложно на писать объективное и исчерпывающее обо всей истории Древнего Египта. Хорошо это или плохо, но все мы стали узкопрофильными специалистами.

Ученые, специализирующиеся на изучении древности, все более ясно стали осознавать еще одну проблему, связанную со своеобразной природой источников, на основе которых строятся их исследования. Всегда ли древнеегипетские источники соотносятся с историческими фактами? Сейчас мы понимаем – возможно, лишь немного лучше – психологию людей, живших в древности и создававших источники. Понятия «факт» или «истина» в современном смысле были чужды им. Присущие им побуждения в корне отличаются от современных. В этой книге речь пойдет в том числе и о том, насколько мировосприятие древнего человека отличалось от свойственного нашему современнику. Здесь мы также частично охарактеризуем эти различия. Их суть заключается в том, что у древних людей было принципиально другое отношение ко всем событиям, которые они наблюдали. Мы привыкли рассматривать их в хронологической последовательности, видеть предпосылки и последствия событий, их причины и результаты. Чтобы оценить какое-то явление, нам необходимо знать, что ему предшествовало и что последовало за ним. Мы представляем историю в виде движущейся системы – кадр, связанный с полученным опытом, должен занять свое место на кинопленке. Для древних же явления, свидетелями которых они становились, не были частью последовательной цепи событий. Все, что предшествовало тому или иному явлению, никак с ним не связывалось и не считалось примечательным. В древности люди считали события одноразовыми вспышками в безграничной и безвременной вселенной, в мире богов, и поэтому в них всегда видели следствия Божественного промысла. Наши далекие предки видели мир в зеркальном отражении: все происходившее считалось проявлением первоначального замысла богов. Если полностью принять то, что боги создали изначально неподвижную вселенную, и поверить, что любое событие является следствием действия божества и человек никак не может быть причастен к этому, то вряд ли у кого-то возникнет потребность в поиске объективных причин явлений или интерес к хронологической последовательности событий.

Древневосточное мышление называют мифологическим. Древний человек соотносил собственный опыт с мифами, которые повествовали о деяниях богов. Он чувствовал себя комфортно, считая частности лишь одним из проявлений чего-то огромного и всеобъемлющего. Соотнесение собственных наблюдений или опыта с мифом освобождало человека от необходимости поиска причинно-следственных связей в прошлом или принятия каких-то чрезвычайных мер в будущем.

Коль скоро у древнего человека не было чувства времени, относительности или объективной причинной обусловленности, его никак нельзя назвать историком. Он не хотел копаться в прошлом для того, чтобы объяснить какое-то явление, ему было достаточно верить в его божественное происхождение. Он не занимался поиском настоящих причин и не прослеживал от начала и до конца цепочку хронологически и логически связанных друг с другом событий. Кроме того, он занимался лишь мифотворчеством и не пытался разработать философию истории, которая, благодаря осмыслению причинно-следственных связей, позволила бы ему объяснить последовательность событий.

Это означает, что наши основные источники – надписи и произведения искусства – не имеют ничего общего с отражением хода времени и причинно-следственных связей. Следовательно, в древности представления людей об исторической истине отличались от наших. Там, где истину видели во вмешательстве и действиях божества, основным критерием оценки событий было чудо. Там, где, как в Древнем Египте, царя почитали как бога, он олицетворял собой государство и все силы государства были направлены на поддержание этой догмы, целью письменных источников было запечатлеть божественное, чудесное и непреходящее. Это можно называть «пропагандой», направленной на укрепление представлений о божественной власти. Были случаи, когда она приводила к искажению реальных событий или полному их подлогу, но нельзя отрицать, что сознание древнего человека воспринимало эту «пропаганду» как непреложную истину.

К сожалению, это ставит под вопрос все используемые нами исторические данные. Ведь если факты представлены предвзято или и вовсе искажены, то как мы можем быть уверены в том, что они вообще имели место? И у нас нет возможности привести древних писцов в суд, найти еще несколько их современников, которые выступили бы компетентными, незаинтересованными и не подверженными самообману свидетелями. Для объективной оценки событий прошлого подобной возможности не существует. Ее нет и в древнеегипетском изобразительном искусстве, которое находилось вне времени и было таким же агитационным, как и литература. Однако она присутствует в памятниках материальной культуры, найденных при раскопках, но лишь в немногих случаях с их помощью можно опровергнуть или скорректировать данные, полученные нами из письменных источников.

Все, что нам остается, – это тщательно, насколько позволяет огромный объем материала, изучать все имеющиеся данные, проверять их достоверность по другим египетским памятникам, по источникам, созданным представителями других народов и культур, и посмотреть на них с точки зрения здравого смысла, потом сделать предварительные обобщения о древнеегипетской культуре в целом и только после этого наконец применить эти обобщения для интерпретации частностей. Такой подход может показаться неубедительным, ведь предлагаемая методология настолько же дедуктивна, насколько и индуктивна, но она в равной степени субъективна и объективна. Мы не ставим телегу впереди лошади; напротив, мы впрягаемся сами и неспешно начинаем самостоятельный путь.

Возможно, этот подход не будет казаться неуместным, если взять в расчет разницу между историей Древнего Египта и, например, современной Европы. Если древние источники скупы, предвзяты и пропитаны мифотворчеством, имеем ли мы право принимать их без критики? Можно возразить, что в догреческом мире не существовало исторической науки в строгом смысле этого слова, были только историки – люди передовых взглядов, пытавшиеся систематизировать, осознать и объяснить то, что не говорит само за себя и отсылает к мифам о богах. Если так было на самом деле, то нам стоит честно признать это и работать в субъективной и дедуктивной атмосфере. В этой книге содержится множество личных размышлений о значении культуры Древнего Египта, и при чтении возникнет значительно больше вопросов, чем ответов на них.

Сразу же стоит задать еще один вопрос: если культура, о которой идет речь в этой книге, так отдалена от нас во времени и в пространстве и все, что здесь будет сказано, субъективно и гипотетично, то стоит ли тратить время на чтение? Мы живем в тесном, задыхающемся мире, за нашими плечами еще слышны раскаты грома кризиса. Наш стиль жизни в корне отличается от древнеегипетского, поскольку силу человека или животного заменили машины, а натуральное хозяйство уступило место городской торговле. Мы стоим на пороге принципиально новой жизни, в мире, испещренном сетями коммуникаций и экспериментирующем с новыми источниками энергии. Возможно, прошлое – это нечто отмершее, и ему нельзя позволять сдерживать наше будущее развитие. Возможно, доклассическое прошлое настолько отличается от современности, что не имеет ничего общего ни с настоящим, ни с будущим. Может быть, изучение Древнего Египта – это всего лишь способ отвлечься, обратиться к чему-то необычному, причудливому и занимательному, не похожему на нашу жизнь. Можем ли мы оправдать появление еще одной книги о Древнем Египте?

Ответом на эти вопросы станет сама эта книга, где мы сосредоточимся на ценностях, присущих древнеегипетской культуре, и они неизбежно будут обсуждаться с позиций современного человека. Тем не менее стоит сразу сделать одно общее замечание касательно древней истории.

Обычно считается, что мы – люди, стремящиеся улучшать условия своей жизни, и поэтому любая культура, существовавшая ранее, вызывает интерес и имеет для нас значение, особенно если она оказалась настолько самодостаточной, что смогла просуществовать в течение долгих веков. Даже если мы выясним, что принципы этой культуры неприменимы более в современном мире, они все равно отложатся в нашем сознании.

Наше время требует здравого смысла, который, в свою очередь, основывается на знании непреходящих ценностей. Страхи, предубеждения или амбиции могут повлиять на суждение, но при глубоком знании прошлого оно будет основательным. Прошлое необходимо. События настоящего можно оценить всесторонне и трезво только в связи с прошлым. В противном случае можно не разглядеть за деревьями леса.

Таким образом, мы говорим скорее о перспективах, чем о чем-то конкретном. Поэтому для нас не имеет принципиального значения, насколько истинно то, что древнеегипетская медицина была прародительницей современной, или то, что наша концепция социальной справедливости берет истоки в эпохе Среднего царства, или то, что монотеизм впервые появился во времена правления фараонов XVIII династии. Эти проблемы очень интересны и крайне важны, и им следует посвятить специальные исследования. В данной книге мы также уделим им внимание, но они все еще остаются дискуссионными и поэтому пока не имеют принципиального значения. То, что сейчас действительно необходимо, – это найти наше место в истории развития человечества и выявить общие ценности, которые обусловят нашу дальнейшую эволюцию. Для этого и необходимо разностороннее изучение истории.

Это не означает, что рассказ о Древнем Египте или другой культуре должен быть кратким и максимально обобщенным. Трезвые суждения необходимо основывать на уверенности, и нужно исходить из того, что историки сделали все возможное, чтобы ответственно и досконально собрать все источники, логически выстроить и объединить их в фундаментальных исследованиях, на основе которых можно делать различные обобщения. Если у нас нет уверенности в том, что историки достаточно компетентны и владеют необходимыми методами и подходами, то мы не можем опираться на их открытия для определения датировки и относительных ценностей, а значит, делать обоснованные выводы. Однако это не означает, что всем непременно нужно вникать во все детали. Достаточно удостовериться, что историк уже собрал все возможные данные. И, основываясь на его работе, мы можем делать собственные обобщения о путях развития человечества.

В этой связи трехтысячелетняя история культуры Древнего Египта кажется своеобразной притчей, рассказом о людях, которые совершали великие дела, достигали успеха, испытывали поражение, чувствовали надежду на будущее и разочаровывались в настоящем. Мы изучаем жизнь в далекие времена и поэтому можем судить о ней без предубеждений. Таким образом история становится доктриной, которую можно спроецировать на нашу жизнь. Длительная борьба людей, живших в другие времена, в других странах и при совершенно иных обстоятельствах, со временем превращается в притчу о том, что происходит с человечеством, точнее, с нами самими. Мы можем одобрять или осуждать то, что египтяне совершали тысячелетия назад, и, поступая таким образом, невольно подвергаем критике и то, что сами делаем сегодня. И не важно, что египтяне использовали другие источники энергии, нежели мы, что структура их общества и хозяйства отличалась от нашей или что у них было другое мировосприятие – они были такими же людьми, стремившимися к полной и гармоничной жизни, и это стремление проходит непрерывающейся линией из древности в наши дни. Бремя Египта, о котором пророчествовал Исаия, остается и нашим.

Глава 1
Черная земля: географические факторы Египта

Многие из тех, кто побывал в Египте, несомненно знают об исключительности климата и топографии долины Нила. Они приехали из стран с умеренным уровнем осадков, где луга покрывают единым ковром низины и возвышенности, а облака могут днями скрывать солнце, луну и звезды. В краях, откуда они родом, дороги идут в любом направлении. Этим людям известно, что ландшафт и климат сильно переменчивы: они знакомы со всеми сторонами света, знают, что в марте или августе может лить дождь, но в то же время не уверены в том, какая погода будет на выходных, они могут сажать сельскохозяйственные культуры в низинах или горных долинах. И вот, попав в Египет, они видят землю, ограниченную долиной реки Нил и поэтому четко привязанную к оси север – юг, местность, где почти не выпадают осадки. Путешественники замечают большую разницу между речной долиной и гористой пустыней (фото 1). Этот контраст между плодородной черной землей и красными песками пустыни отмечен четкой границей, коей являлся максимальный предел разливов Нила. Она настолько резкая, что можно встать одной ногой на плодородную аллювиальную почву, а другой – на безжизненный пустынный песок. Нильская долина перенаселена и бурлит жизнью. Если посмотреть на холмы из песчаника, то становится очевидно, что жизнь абсолютно невозможна на этих огромных пустынных пространствах. И поэтому все неизбежно стремятся к огромной заиленной реке, приносящей столь необходимые для поддержания жизни воду и ил. Если вдруг по каким-то причинам Нил пересохнет, плодородная земля будет выжжена солнцем, превратится в пыль и будет унесена ветром. Египет превратится в часть гигантской пустыни Сахара – в обширное сухое вади.

Из-за этого резкого контраста между безжизненностью песков и плодородием ила все мы повторяем слова Геродота о том, что Египет – это дар Нила¹. Лишь немногие знают о существовании в Ливийской пустыне нескольких оазисов. Щедрый Нил берет истоки в Экваториальной Африке и в горах Эфиопии и одаряет своим сказочным богатством беднейшие районы мира. Земля здесь существует только благодаря разливам реки, и в условиях субтропического климата эти ежегодные дары в виде свежей воды и плодородного ила обусловили крайне успешное сельское хозяйство. При правильном использовании земля может приносить два или три урожая в год.

Однако жизнь в Египте показывает, что дар Нила накладывает на местных крестьян и тяжкие обязательства. Во время разлива стремящиеся к морю воды реки врываются в долину. Если их не направить в нужное русло и не пытаться сохранить эту воду, земля будет плодоносить всего в течение нескольких месяцев. Весной слышится монотонный скрип водяных колес, поднимающих воду из глубоких колодцев; видны спины крестьян, целыми днями качающих воду журавлями (фото 3б); можно увидеть сложную работу по ремонту маленьких каналов, что отводят воду к полям. За великий дар Нила египетские крестьяне беспрестанно расплачиваются тяжелым трудом. Если бы не этот труд по сохранению и рациональному использованию воды, Египет был бы значительно уже, а его земли давали бы лишь один урожай сразу после периода разлива.

Это наблюдение позволяет нам представить себе, какой была жизнь в далекие доисторические времена и как выглядела долина Нила до того, как человек соорудил первые ирригационные системы. Тогда люди, возможно, селились еще ближе к берегам реки. Каждое лето нильские воды свободно выходили далеко за пределы берегов, покрывая земли тонким слоем и быстро испаряясь. Должно быть, красная пустыня была значительно ближе к реке и почти граничила с ее болотистой поймой. Покрывавшие берега заросли тростника и кустарников, где в изобилии водилась дичь, привлекали мелких хищников. То, что эти речные заросли существовали до того, как человек осушил болота, отведя воду к подножию гор, подтверждается изображениями исторического периода (рис. 2а). В многочисленных сценах охоты есть отсылка к этому далекому прошлому, когда болотистые берега Нила были покрыты зарослями, которые кишели птицей и мелкими животными. В доисторические времена флора и фауна Египта были очень схожи с современной дикой природой на юге Судана. Например, в Египте уже не найти некогда знаковых ибиса и папирус, но они встречаются в нильских зарослях в полутора тысячах километров к югу².

Таким образом, первые люди в Египте были заключены между надвигающимися песками пустыни с одной стороны и пышными речными зарослями – с другой. Чтобы жить на этой земле, людям приходилось осушать болота, вырубать тростник и вести ежегодную борьбу по отводу воды, чтобы противостоять всепоглощающей пустыне. Это было непросто, и, вероятно, на эту медленную упорную работу ушли тысячелетия доисторического периода. Мы не располагаем доказательствами существования в додинастическое время сколь-нибудь развитых ирригационных систем, требовавших коллективной работы по сооружению каналов и водоемов. Можно предположить, что их появлению предшествовало постепенное осушение болот. Существует гипотеза, согласно которой в конце додинастического периода этот процесс завершился заметным развитием ирригации. Но это лишь предположение. В качестве доказательства данной гипотезы ее сторонники приводят следующий аргумент: благодаря развитой системе ирригации площадь обрабатываемой земли значительно расширилась, что привело к увеличению количества производимой пищи, которое превысило потребности населения; с появлением этого остаточного продукта началось развитие цивилизации. Сооружение развитой ирригационной системы требует коллективного труда, объединяющего разные сообщества, и этот фактор сыграл важную роль в формировании государства. Судя по более поздним источникам, за несколько столетий до этого воду использовали крайне экономно, что обусловило все дальнейшее развитие. Мы вернемся к этому вопросу в следующей главе.

Нил накладывает на египтян еще одно обязательство. Его разлив изменчив по времени и количеству воды. Человек должен быть все время готов к непредсказуемости реки. В частности, огромное значение имеет высота разлива. Разница всего лишь в несколько сантиметров может обернуться голодом или вызвать катастрофические разрушения. В прошлом столетии, до строительства Асуанской плотины, подъем Нила на 7,62—7,92 метра означал хороший разлив, который было легко контролировать и которого хватало для орошения всей земли и получения богатого урожая. Низкий разлив, на 76 сантиметров ниже нормы, предзнаменовал неурожайный год и нужду. Когда же Нил поднимался лишь на 40–20 процентов от нормального уровня, в стране наступал неминуемый голод, преследовавший население в течение всего года. Но и высокий разлив нес опасность. Глубина каналов и высота защитных дамб были рассчитаны на обычный разлив, подъем воды всего лишь на 2,5 сантиметра означал повреждение насыпей; когда же разлив был выше на 9,14 метра – 20 процентов от нормального уровня, вода сносила все дамбы и берега каналов и разрушала целые деревни, выстроенные из сырцового кирпича. Легенда о семи сытых и семи тощих годах в Египте не была вымыслом, они всегда оставались опасной возможностью. Грань между сытой жизнью и голодной смертью была очень тонкой. Постоянное наблюдение за непредсказуемым животворящим Нилом было неизбежной необходимостью, и обеспечить контроль над стихией во всей стране могло лишь организованное государство. И оно стало еще одним тяжким обязательством, которое наложил дар Нила.

Такова была среда, где процветала древнеегипетская цивилизация; она стала стимулом, побуждавшим египтян бороться за полноценную жизнь, в основе которой лежала плодородность их земли. Эта страна не была теплым краем лентяев и мечтателей. Согласно теории Тойнби, говорившего о вызовах природной среды и ответах на них человека, египтянам приходилось сталкиваться со все более сложными проблемами. Получение выгоды от климатических условий, воды и почвы стало вызовом, в ответ на который люди должны были столетиями работать не покладая рук, осушая болота и отвоевывая земли в пойме реки; потом столетия ушли на то, чтобы тяжелым трудом соорудить каналы и водоемы для орошения всепожирающей пустыни. Так древние люди смогли получать богатейшие урожаи, что, в свою очередь, стало причиной новых проблем. Как организовать огромное трудовое население и распределить избыточный продукт? В этой части книги нас интересуют географические факторы и их влияние на развитие цивилизации. Следующая глава будет посвящена ответу, который общество и государство дали на вызов, связанный с ростом населения и распределением богатства.

Другой фактор – изолированность египетских земель – заслуживает не меньшего внимания. Вытянутая вдоль Нила долина была закрыта для внешних контактов. На западе и востоке расположены огромные пустыни, через которые могли передвигаться маленькие торговые караваны и которые оказались непреодолимой преградой для любых захватчиков. На северной границе Синайская пустыня ослабляла контакты с Азией, в то время как более доступным было ливийское побережье, через которое проходили пастухи и мирные народы. Чтобы отправиться по суше на запад или восток, каравану на странствие по пустыне нужно было потратить от пяти до восьми дней, пройдя через Синай в Палестину, через Вади-Хаммамат к Красному морю или ближайшему из западных оазисов.

Путешествия по воде были тоже не из простых. Доисторические люди, передвигавшиеся на маленьких хлипких лодках и не имевшие опыта навигации, редко решались пересекать Средиземное море. Египтяне строили судна для передвижения по Нилу и попытались приспособить их для морских путешествий. Первые корабли, которые использовали для обороны и командования, могли ходить вдоль береговой линии. Если это так, то на путешествие из Дельты к побережью Финикии, занимавшее четыре дня плавания напрямую, могло уходить вдвое больше времени. Сообщение с Критом было более проблематичным, поскольку путь от этого острова в Африку проходил через открытое море. Вероятно, сами критяне, жившие посреди моря, первыми установили это сообщение. В любом случае данный путь занимал не меньше четырех дней.

С юга Египет был также закрыт природными барьерами. Первый порог не был серьезным препятствием, его можно было легко преодолеть по воде или обойти. Однако природа в этом районе не слишком гостеприимна: пустынные скалы подходят почти вплотную к реке, оставляя лишь узкие полосы плодородной земли. Пространство между первым и третьим порогами было малопригодно для существования крупных и сильных культур. Зато к югу от третьего порога открывается земля, пригодная для земледелия и выпаса скота. Но сами второй и третий пороги, а также Нубийская пустыня были серьезным препятствием для передвижения на юг или на север. Возможность проникнуть в Египет с юга, как и из Ливии и через Синайский полуостров, существовала всегда. Однако природные условия сводили эту опасность к минимуму, и обычно охрана границ не стоила египетской администрации большого труда. В глубокой древности Египет был надежно защищен от вторжения.

Многие обобщения, сделанные в этой книге, со временем будут пересмотрены, изменены или полностью отвергнуты. Справедливость замечания о том, что Египет был защищен от внешнего вторжения, во многом зависит от времени и места. В истории Египта бывали времена, когда передвижение людей было настолько интенсивным, что они преодолевали преграды – пустыню или море. Но такие значительные события, как нашествие гиксосов или нападение «народов моря», происходили в более поздние периоды, на ранних же стадиях чувство безопасности было частью доминирующего мироощущения. В некоторых частях Египта: в районе первого порога Нила, на северо-западной границе с Ливией или на границе с азиатами в районе Суэца – всегда существовала угроза нападения. В этих районах требовалось постоянно охранять границы, и неусыпная бдительность стала частью самосознания их жителей.

Ощущение защищенности от внешнего врага становится очевидным в сравнении с другими культурами. В отличие от живших в то же время соседей: месопотамцев, сиро-палестинцев или анатолийцев – египтяне находились в удачной географической изоляции. Им не было нужно содержать постоянную и сильную армию на границе. Любая возможная угроза обнаруживалась издалека, и было маловероятно, что ее разрушающая мощь дойдет до Египта. Это чувство относительной безопасности привило древним египтянам уверенность в успешном существовании в этом и загробном мирах, и оно обусловило ощущение личной свободы простых жителей Египта. В отличие от соседей: вавилонян или евреев – древние египтяне не были рабски подчинены власти и полностью растворены в обществе. Правила, по которым они жили, были весьма общими и понятными, и в рамках этих правил египтяне обладали относительно большой свободой для проявления индивидуальности. Эта свобода основывалась на вере в себя и в свой мир, которая происходила от ощущения географической безопасности. Как мы увидим в последующих главах, когда это чувство безопасности все же было разрушено, мировосприятие египтян полностью изменилось, и на смену свободе и оптимизму пришло сознание государственной необходимости. Но речь в них пойдет уже о закате, а не о расцвете Египта.

Следует различать чувство опасности, вызванное возможностью военного вторжения, и то, которое было связано с вероятностью низкого разлива Нила и страхом голода. Не испытывая первого, египтяне всегда ощущали присутствие второго. Но их никогда не оставляла надежда на то, что за годом низкого Нила последует год с хорошим разливом. С низким разливом Нила всегда можно было бороться, осторожно расходуя ресурсы, чтобы пережить месяцы голода, пока не начнется новый разлив, всегда происходивший вовремя. Периодичность живительных разливов во многом определила сознание египтян. Каждую весну Нил возвращался в свое русло, оставляя поля иссыхать под порывами горячих пустынных ветров, захватчиков, пришедших из ниоткуда, но каждое лето река снова наполнялась, поднималась из берегов, и половодье оживляло поля, принося на них влагу и новый ил. Нил никогда не прекращал совершать это великое возрождение. Эта цикличность заложила основу веры египтян в то, что и они сами смогут одержать победу над смертью и получить вечную жизнь. И действительно, даже если Нил не являл щедрость в годы голода, его течение никогда не прекращалось, и оно обязательно вновь богато одаряло Египет.

Постоянная периодичность циклов реки дополнялась цикличностью солнца. Каждый вечер оно исчезало в почти безоблачном небе, но каждое утро вновь являлось во всем своем могуществе. К его жару египтяне относились с почтением: они были благодарны прохладному северному ветру или освежающей воде, но радовались солнечному теплу после холодной тьмы ночи. По утрам они грелись в лучах солнца и наблюдали, как животные делают то же самое. Световой день был временем жизни, ночью же все замирало; и в Египте, где смена дня и ночи происходит внезапно, это ощущение имело большое значение. Ритм повседневной жизни полностью зависел от солнца. Каждую ночь оно одерживало верх над смертью и, сверкая, появлялось на утреннем горизонте, и это придавало египтянам уверенность в том, что они, как солнце и Нил, тоже смогут победить смерть.

Теперь давайте посмотрим на египетскую землю с другой стороны. Черная земля, пригодная для жизни и сельского хозяйства, составляет лишь ¹/₃₀ часть территории современного Египта; более 95 процентов площади этой страны занимает бесплодная пустыня. На этой ¹/₃₀ территории в наши дни живут 99 процентов египтян. Плотность населения составляет более 465 человек на квадратный километр. Египет все еще остается сельскохозяйственной страной, но с такой необычайно высокой плотностью населения, что маленькие городки, переполненные людьми, располагаются один за другим. Исключения составляют лишь удаленные районы, где существует своего рода полуурбанизм, обусловленный интенсивностью контактов.