Czytaj książkę: «Не смотри назад»

Джо Спейн

Czcionka:

Убийство в кармане

Jo Spain

DON’T LOOK BACK

Издательство выражает благодарность литературному агентству

Andrew Nurnberg Literary Agency за содействие в приобретении прав

Перевод с английского Марии Валеевой

Серийное оформление и оформление обложки Татьяны Гамзиной-Бахтий

Издательство Иностранка®

Часть I

Остров Святой Терезы

21 сентября 2022 года

Настоящее время

«Не все пропало: волю не сломили» ¹.

Строчка из великой поэмы крутится у Люка в голове, пока он бредет по белому песку пляжа, кривясь от неотвязной мысли, что сегодня рай будет потерян.

Снова будни.

Пляж мал по меркам острова. Люк уже обошел половину бухты и теперь возвращается по другой стороне. Это один из частных пляжей, для особо взыскательных туристов. Идиллический, нетронутый – само совершенство за немалые деньги.

Сквозь слегка подернутые дымкой солнечные лучи позднего утра виднеется их с Роуз вилла. Высокие пальмы по обеим сторонам, всплеск ярко-розовых бугенвиллей на фоне белых досок фасада.

Люк бредет по самой кромке воды, позволяя пене от лениво набегающих волн лизать ступни. В левой руке, перехваченная за длинное горлышко, покачивается бутылка местного островного пива. Слишком рано для алкоголя, но он пока в отпуске. По крайней мере, еще несколько часов.

Здесь так спокойно, как… нигде и никогда.

Что угодно отдал бы за еще один день!

Люк вспоминает, как отреагировал, когда Роуз огорошила его новостью о внезапной поездке. Она забрала его с работы, приехав на такси с чемоданом, паспортом и неуверенной улыбкой на лице. Обрадуется он или разозлится?

Люк растерялся.

Он по уши погряз в работе – по этой причине и не состоялся их медовый месяц. Как будто существует прямая связь между осенью и пенсией. В определенном возрасте люди начинают задаваться экзистенциальными вопросами и размышлять о закате жизни.

Достаточно ли отложено на старость, чтобы бросить работу?

В компании Люка сентябрь – самая горячая пора.

Но ему грех жаловаться! Это путешествие – первый случай, когда Роуз все взяла в свои руки и организовала полностью самостоятельно, и, когда жена изложила план, Люк постарался поощрить ее, а не обескуражить.

В любом случае он хотел этого отпуска. Нуждался в нем. В солнце, пляжах, ресторанах, коктейлях, ленивых поздних пробуждениях и прогулках рука в руке.

Должно быть, Роуз, как и он сам, если не больше, нуждалась в отдыхе, поскольку, стоило отпуску перевалить за половину, приближая неминуемую дату отъезда, Люк почувствовал перемену в настроении жены.

Он знает, почему она себя так ведет.

Роуз приехала в Лондон, чтобы начать жизнь с чистого листа. В мегаполисе, где легко сохранить анонимность. Но она по-прежнему не чувствует себя в безопасности. И хотя Роуз пытается это скрывать и регулярно заверяет, что у нее все хорошо, он замечает знаки.

Как она пугается, когда ей кажется, что увидела знакомого. Как вздрагивает от резкого звука или чужого прикосновения, если кто‑то, проходя мимо, нечаянно ее заденет.

Может, остаться на острове, размышляет Люк. И черт с ней, с Англией.

Хотя изначально Святую Терезу колонизировали французы, сейчас местное население в большинстве своем говорит на английском.

Он нашел бы работу. Спрос на пенсионных консультантов на роскошных Карибских островах, вероятно, полностью закрыт, но он мог бы заняться чем‑то менее серьезным. Стать тренером по погружениям с аквалангом или красить виллы.

Роуз учительница. С такой профессией можно смело переезжать куда угодно.

Интересно, как она отреагирует на предложение остаться? Скорее всего, проявит благоразумие и скажет, что идея нежизнеспособна. Что это бегство и она, в отличие от Люка, знает, каковы будут последствия.

Он видит, как далеко впереди Роуз выходит из виллы и останавливается на дощатой террасе. Она проспала все утро, пытаясь оправиться от чудовищной мигрени, накатившей вчера вечером. Их последний вечер на острове, но, видя бледное лицо и красные от полопавшихся сосудов глаза жены, Люк без слов понял: все, на что ее хватит, это лечь спать пораньше.

Сейчас он смотрит на нее. Ветер треплет красное платье-саронг, просвечивающее на солнце, четко обрисовывая силуэт: плавный изгиб бедер, округлость груди. Роуз стоит, запрокинув лицо к солнцу; длинные светлые локоны свободно струятся по спине.

Он не может насытиться ее телом. Его ощущением, вкусом, запахом. Сколько бы раз они ни были вместе, Люку мало; каждый раз, глядя на нее, он ее желает.

Да будет так и впредь.

Он поднимает бутылку к губам, допивает последний глоток и шагает прочь от воды, чтобы присоединиться к жене.

Вещи почти собраны. Пока Роуз оставалась в постели, Люк сложил чемодан.

У них еще есть время до того, как пора будет вызывать такси в аэропорт.

Он посмотрит на ее самочувствие. Возможно, теперь, после отдыха, ей захочется искупаться напоследок или выпить вина на террасе.

Когда он подходит к жене, Роуз отрывает взгляд от горизонта, и он видит ее лицо.

Люк знает, что последние пару дней она была сама не своя, но это что‑то новое.

Роуз выглядит опустошенной.

Люк преодолевает оставшиеся несколько шагов до террасы почти бегом. Поставив пустую бутылку на пол, он обеспокоенно обнимает жену за талию.

– Эй, – спрашивает он, – что случилось?

– Ты собрал вещи, – всхлипывает она.

Люк хмурится.

– Если тебе что‑то нужно, я могу достать из чемодана. До вызова такси у нас целых два часа. Или у тебя все еще болит голова? Хочешь, прогуляемся по пляжу?

Роуз кладет голову ему на грудь. Все ее тело ощущается как один гигантский вздох.

– Понимаю, – говорит он тихонько. – Я тоже не хочу возвращаться. Но знаешь, я тут подумал…

– Люк, – перебивает она.

– Подожди, выслушай меня. Что, если мы вернемся домой ненадолго и спланируем другое путешествие? Длинное, настоящее приключение. На несколько месяцев, может, даже на полгода. Поедем в Европу. Или в Австралию. Тебе ведь дадут годовой академический отпуск, разве нет? Стоит решиться, пока у нас нет детей. Как говорится, путешествия – единственное, о чем никогда не пожалеешь. Так почему бы и нет?

Люк замолкает, а Роуз начинает плакать.

Что‑то явно пошло не так.

– Прости, – бормочет она сквозь слезы. – Я не могу вернуться в Лондон.

Люк крепче стискивает ее в объятиях.

– Дорогая, ну что такое? Расскажи.

– Люк…

Роуз отстраняется и взглядывает ему в лицо снизу вверх. Плакать она перестала, но вот выражение лица…

Люк никогда такого не видел.

Оно наводит ужас. И сама Роуз в ужасе. Как будто у нее язык отнялся от страха.

Наконец она находит слова и с нажимом повторяет:

– Я не могу вернуться.

Люк вдруг холодеет. Мозг по инерции продолжает думать: что бы там ни было, все наладится, приедем домой и разберемся. Не могло случиться ничего такого, что вызывало бы подобный ужас.

Но Роуз дрожит всем телом, и Люк понимает: что бы она ни рассказала, добром это не кончится.

– Он мертв, – говорит она.

– Мертв? Кто, дорогая?

Роуз со свистом втягивает воздух, всхлипывая.

– Он. Я убила его.

Люк разжимает объятия, уронив руки вдоль тела. Он стоит, уставившись на жену, – наверное, ему послышалось?

– Что? – говорит он. – Говоришь, ты кого‑то убила? Кого? Роуз, ты о чем?

– В день нашего отъезда. Перед тем, как забрать тебя с работы. Я убила человека.

Люк мотает головой. С тем же успехом Роуз могла бы говорить на иностранном языке.

– Я не понимаю, – бормочет он. – Никого ты не убивала. О чем вообще речь?

Роуз хватает его за руки, больно впиваясь пальцами в предплечья, и только когда жена удерживает его от падения, Люк осознает, что его бьет крупная дрожь.

– Люк, послушай меня. Услышь то, что я говорю. Я его убила. Убила. В нашей квартире. Я не могу вернуться. Ты понимаешь? У нас в квартире труп.

Лондон

Декабрь 2021 года

Меньше всего на свете Роуз хочется присутствовать на этой рождественской вечеринке после работы.

Ей нравятся коллеги, но только когда они трезвые. Особенно мужчины. В школе они любезны, всегда готовы помочь. Отличные коллеги. Полны творческих идей и дружеской поддержки. Воспринимают педагогику как призвание, а не как работу с неплохой зарплатой, ради которой можно потерпеть полный класс детей.

Здесь, после шестого раунда напитков, они развязны. Напористы. Прилипчивы.

Рука мистера Симмса (которого Роуз не собирается называть Джулианом, сколько бы раз он ни промычал эту просьбу ей на ухо) уже дважды оказывалась на ее колене. Завуч Макграт открыто заявил, что им – подразумевая под этим себя и Роуз – стоит продолжить вечеринку в другом месте. Наедине.

Лучшая подружка Роуз по учительской, Энн-Мэри, уверяет, что это обряд посвящения и единственный способ его пройти – вежливо отказать всем подряд. За исключением мистера Симмса, конечно, с которым вежливый отказ не работает: «Этот понимает только удар коленом по яйцам!»

Энн-Мэри желает пить дальше. Они весь год скидывались на праздники, как и все остальные. Так что Энн-Мэри не позволит Роуз улизнуть домой пораньше, пусть и не мечтает.

Роуз стоит у барной стойки, когда замечает его.

Высокий, бледный, с умными серыми глазами и темными волосами, чуть тронутыми серебром.

Он тоже с компанией. Они выглядят сплоченным коллективом, но, похоже, трудятся в организации, расположенной на несколько ступеней выше по карьерной лестнице. Вид у всех такой, будто они собираются в куда более благоприятное место, а сюда забежали пропустить стаканчик после работы. Следующая остановка – ресторан с мишленовскими звездами.

В его компании все разговаривают и смеются, а он будто держится особняком. Кто‑то протягивает ему пинту эля. Он берет стакан, отпивает, поднимает глаза и ловит Роуз на разглядывании.

Она поспешно отводит взгляд. На щеках вспыхивает румянец, оттого что ее застали врасплох.

Сзади возникает какое‑то движение, чужая ладонь ложится на спину.

Роуз обмирает. Оборачивается. Проклятый мистер Симмс, опять.

– Я отнесу напитки, юная Роуз!

– Мистер Симмс…

– Джулиан. Миленький паб вы отыскали, Рози, много лучше той дыры, в которую замдиректора притащил нас в прошлом году. Вы с Энн-Мэри знаете толк в барах! Серьезно, этот раунд за мной. Вам, молодым, нужно считать денежки.

– Мистер Симмс, деньги общественные. – Она делает паузу. Все равно ведь не отвяжется. – А знаете что? Действуйте. Если вы договоритесь с барменшей, когда она вернется, то вперед. Мне нужно отлучиться в туалет.

Роуз вручает ему пятидесятифунтовую банкноту. Мистер Симмс в восторге. Она сама попросила об одолжении. Теперь будет ему обязана!

Роуз не собирается прикасаться ни к одному из шотов, которые только что заказала.

Она собирается посетить туалет и сразу уйти.

Она не в силах здесь находиться.

Когда Роуз появляется из коридора, ведущего в дамскую комнату, незнакомец из бара оказывается ближе к ее столу.

Роуз нужно пройти мимо, чтобы забрать пальто и сумку.

Бар, однако, набит под завязку, и тропинка к ее вещам сузилась.

Роуз пытается протиснуться. Дверь бара открывается. Вместе с порывом холодного воздуха вваливаются очередные посетители. Толпа все больше раздувается.

Поравнявшись с незнакомцем, Роуз застревает в узком проходе, упираясь взглядом в грудь человека из бара. Пути отхода перекрыты во всех направлениях.

– Привет, – говорит он.

Роуз смотрит наверх.

Ну и глаза! В них можно запросто утонуть.

– Привет, – отвечает она.

Их тела почти соприкасаются.

– Часто здесь бываете? – спрашивает он.

Роуз фыркает.

– Не верится, что вы это сказали.

– Сказал, – подтверждает он. – Именно это я и сказал. Вернусь домой, отрежу себе язык. Кстати, вы, кажется, застряли.

– Я догадалась. Просто пытаюсь пройти к своему столу.

– Может, попытаемся вместе? Одолеем численностью.

– Или будем выглядеть нелепо, как участники забега на трех ногах.

– Как кто?

Он смеется. Она смеется.

Они приклеились друг к другу, и Роуз не сказала бы, что ей неприятно ощущение крепкой груди, к которой она прижата.

А потом толпа немного подается, и ему удается отступить назад. Он слегка кланяется Роуз. Хорошо воспитан. А ведь мог воспользоваться преимуществом и прижаться теснее. Но он дает ей пространство.

Роуз чувствует на себе взгляды. Взгляды во множественном числе: Энн-Мэри одобрительно взирает на нее из-за стола; мистер Симмс, который приближается с подносом, полным стопок самбуки, смотрит не столь одобрительно.

Интересно, скоро ли она превратится из «юной Роуз» в «дешевую шлюху» в глазах дорогого Джулиана?

– Видимо, нам больше не придется искать веревку, чтобы связать ноги, – говорит незнакомец.

Роуз улыбается. Она не знает, что сказать и как себя вести теперь, когда неожиданно интимный момент миновал.

Она собирается уйти, как вдруг он легонько касается ее руки.

– Я Люк, – говорит он.

– Роуз, – отвечает она.

Ей хочется сказать больше.

Вот бы сказать: да, я тоже это чувствую. Странно, правда? Я ощутила ее в тот момент, когда заметила тебя и ты поймал меня на подглядывании, – связь между нами. Но мы в баре, и, хотя я трезва, ты, вероятно, пьян, и вполне возможно, что для тебя подобные знакомства не в новинку, а вот хорошие девочки вроде меня так не поступают. Я не снимаю мужиков в баре. Не вожу домой мужиков, с которыми познакомилась в баре.

Я не вожу домой мужиков, точка.

Это небезопасно.

Я сама небезопасна.

Ты не захочешь быть со мной рядом.

Ничего из этого она не говорит.

Просто пожимает плечами и направляется к своему столу, всю дорогу чувствуя на себе взгляд Люка.

Но она надеется, что еще как-нибудь встретится с ним. Очень надеется.

Остров Святой Терезы

Люк и Роуз все так же стоят на террасе.

У него в груди сердце колотится молотом. Она больше ничего не говорит, только смотрит на него полными отчаяния глазами, и он знает, просто знает, что жена сказала правду.

– Роуз, – говорит он, – что ты наделала?

Она опускает голову и, отстранившись от него, обхватывает себя за плечи. Смотрит на прозрачное, как стекло, море, разворачивается и уходит в дом.

Люк остается стоять на прежнем месте, потому что ноги его не слушаются.

Кое‑как собравшись, он следует за женой в дом, гнев и тревога волнами прокатываются по телу.

Роуз сидит на огромном белом диване, стиснув руками пухлую подушку.

Пару ночей назад они занимались любовью на этом диване. Люк помнит, как смотрел на жену, перед тем как кончить. Как хотел, чтобы Роуз тоже посмотрела на него, но глаза у нее были закрыты, и она… он думал, испытывает удовольствие, но, возможно, лицо у нее исказилось гримасой не поэтому? Возможно, Роуз думала о другом?

Например, о том, что она – охренеть! – убила человека?

Люк опускается на колени перед диваном, боясь дотронуться до жены. Жалкие две минуты назад он считал, что все нормально, а теперь не знает, что сказать и как быть.

– Это правда? – спрашивает он.

Роуз поднимает взгляд и коротко отвечает:

– Да.

Люк делает глубокий вдох.

– Ты должна рассказать, что случилось.

Краем глаза он видит собранный чемодан, стоящий у двери. Их рейс через пять часов. А через два часа на виллу придут уборщики, чтобы подготовить ее для следующей пары.

Роуз молчит.

– Да ради бога, Роуз! – взрывается Люк. – Говори! Что произошло?

– Это был несчастный случай, – шепчет она.

– Кого ты убила? Как? Это что… это был он? Говоришь, все произошло у нас дома?

Люк перебирает в уме все возможные сценарии, надеясь, что неправильно понял. Что Роуз ошиблась. Может, она наткнулась на грабителя в квартире и бросилась на него? Испытала что‑то вроде приступа ПТСР?

Он способен придумать множество альтернативных вариантов, но в глубине души знает, что Роуз собирается сказать.

– Это был Кевин.

Кровь бросается Люку в голову, шумит в ушах.

Кевин Дэвидсон. Бывший Роуз.

– Я не хотела, – оправдывается жена. – Он уже был в квартире, когда я вошла, и тогда…

Роуз пытается глубоко вдохнуть, но не получается. Она начинает задыхаться. Люк видит, что случившееся прокручивается у нее в уме и она на грани гипервентиляции легких.

– Роуз, детка… – Люк пытается обнять жену, но ей нужно свободное пространство, нужен воздух. Она отталкивает Люка.

Вскочив, он отчаянно озирается, пытаясь найти способ ее успокоить. Натыкается взглядом на кувшин с водой и льдом на кухонном островке.

Наливает стакан и бегом бросается к Роуз.

– Пей, – говорит он, снова опускаясь перед ней на колени и стараясь, чтобы голос звучал уверенно, будто он знает, что делает. – Ну же, Роуз. Один глоток.

Она отпивает, закашливается. Пьет еще.

– Прости, – говорит она. – Люк, мне ужасно жаль.

– Не нужно извиняться. Просто дыши. Я хочу, чтобы ты успокоилась и в точности рассказала, что случилось. Все будет хорошо. Ты сейчас не там, понимаешь? Сейчас ты здесь, со мной. В безопасности. Услышь меня. – Люк забирает стакан воды из дрожащих рук жены и ставит на пол. – Услышь меня, – повторяет он. – Что он сделал? Как он тебя нашел?

– Я не могу, – стонет она.

– Можешь, – уговаривает он. – Можешь.

Роуз смотрит на него и делает глубокий судорожный вдох. Потом кивает, решившись продолжить, ободренная его поддержкой.

– Он… не знаю. Я только вернулась домой. Когда вошла, мне показалось, что в квартире кто‑то ходит, но я подумала, это ты. Приехал домой пораньше. Я забыла об осторожности… Забыла и думать о том, что он может появиться. Ослабила бдительность.

Поначалу Люк согласно кивал, но теперь мотает головой. Нет, он не позволит ей винить себя. Он пообещал Роуз, что ей больше не придется жить в страхе, что теперь она в безопасности.

– Я обошла квартиру, раскладывая на место покупки. Ходила на рынок: купила цветы и гребешков. Собиралась приготовить их с шафрановым соусом, как ты любишь. Я услышала какой‑то звук из спальни и пошла туда. А там… – Роуз прячет лицо в ладонях, словно хочет заблокировать образы, возникающие перед глазами. – Он сидел на нашей кровати и сказал… сказал…

Люк закусывает щеку изнутри почти до крови.

Роуз ловит его взгляд.

– Он сказал: «Вот, значит, где он тебя пялит, да?», и я попыталась убежать, но он оказался быстрее.

Роуз сутулится. Люк видит, что ей приходится делать над собой усилие, чтобы поведать даже такую малость.

Поднявшись с пола, он пересаживается на диван рядом с женой и заключает ее в объятия.

– Он тебя ударил? – спрашивает он, и собственный голос кажется ему чужим. Отстраненным. Пребывая в этом сюрреалистическом состоянии, Люк вдруг осознает: сама мысль о том, что труп Кевина Дэвидсона лежит в их лондонской квартире, волнует его куда меньше, чем тот вред, который бывший мог причинить Роуз.

Если он хоть пальцем до нее дотронулся…

Это любовь, думает Люк и едва не фыркает от смеха. Несмотря на ощущение нереальности, мысль прилетает четко и резко, как удар под дых.

– Он толкнул меня, – шепчет Роуз. – И начал бить. Я кричала. Знала, чего он добивается. Но на этот раз я сопротивлялась. Он… Я никогда раньше не давала ему отпор. Ему, наверное, и в голову не приходило, что я способна защищаться.

Молодчина, думает Люк, хотя на самом деле ему одновременно хочется блевануть и разбить что‑нибудь. Его реакции примитивны, и в глубине души он это знает. Роуз сильная, независимая женщина. Она в нем не нуждается; она ни в ком не нуждается. И не раз это доказала. Но сейчас на первый план выходит древний первобытный инстинкт: почему я не защитил свою женщину?

– Я ужасно боялась того, что он может сделать, – продолжает Роуз. – Думала, он убьет меня, если я не подчинюсь. Ты помнишь наш комод?

Комод Люк помнит. Огромная глыба темного дерева, которую он купил, когда въехал в квартиру.

Роуз ненавидит этот комод, потому что ей нравятся пастельные цвета и мягкая обивка, но Люк не сдается: в конце концов, у мужчины должна быть солидная мебель, чтобы внести баланс в новый, бледно-серый и небесно-голубой дизайн его жизни.

Комод тяжелый, массивный, а углы ящиков – сами по себе опасное оружие.

– Он упал на выдвинутый ящик? – спрашивает Люк.

– Он не упал, – говорит Роуз. – Я его толкнула.

– Ты его толкнула, – повторяет Люк.

– Я заорала и… ну, бросилась на него, а он упал навзничь. Я хотела сделать ему больно. Хотела убить. А потом услышала хруст, и… – Роуз умолкает и зажимает рот ладонью.

У Люка каменеют внутренности.

– Все в порядке, – говорит он. – Роуз, послушай меня, все нормально. Твой поступок… это была самооборона, понимаешь? Ты имеешь право защищаться. Это он не имел права…

Люк не в силах закончить фразу. Он крепко обнимает Роуз, но та снова отстраняется.

– Люк, как же ты не понимаешь! Все могло быть нормально. Теперь не будет.

– Что ты имеешь в виду?

Роуз смотрит на него, как на умалишенного.

– Люк, я оставила его лежать на полу. Собрала чемодан. Вышла в соседнюю комнату и стала просматривать онлайн расписание полетов. Я собиралась сбежать. От него. От тебя. А потом… я просто не смогла уехать одна. Поэтому собрала и твои вещи, снова вышла в интернет и заказала два билета сюда, а потом поехала к тебе на работу и сообщила, что наш медовый месяц все же состоится – сюрприз! Неужели ты не понимаешь, что это значит?

Люк отрицательно мотает головой, но постепенно до него начинает доходить.

На Роуз напали. Роуз защищалась. Она случайно убила нападавшего.

Затем сбежала с места преступления. И вообще из страны.

И он сбежал вместе с ней.

Люк смотрит на жену.

Они глубоко в дерьме, по самые уши.

– Нам нужна помощь, – говорит Люк.

– Никто нам не поможет, – возражает она.

– Нет, мы могли бы…

– Люк, никто нам не поможет. Но ты сам можешь помочь себе. Тебе нужно вернуться домой.

– Что?

– Ты должен вернуться домой, войти в квартиру и сообщить о том, что́ обнаружил. Вернуться один, без меня. Я хочу, чтобы ты заявил о моем преступлении в полицию. Ты меня слушаешь? Скажи им, что я ни в чем не сознавалась до последнего дня. Твои коллеги заверят, что в день нашего отъезда ты был на рабочем месте. Таксист подтвердит, что отвез нас прямиком в аэропорт. Расскажи правду. Так ты сможешь себя обелить.

Люк слышит каждое слово. Но не слушает.

Он встает и подходит к окну.

Время бежит. Скоро сюда придут уборщики.

Ему надо подумать.

Ему нужен план.

И нужна помощь.

Лондон

Настоящее время

Никто из них не хочет подниматься в квартиру.

Это ясно как день, и обе медлят, сидя в припаркованной машине.

Однако время поджимает.

Микки Шейлз поворачивается и смотрит на женщину рядом, на пассажирском сиденье.

Петра Юргис, отвернувшись, глядит в боковое окно сквозь льющий стеной ливень на свой бывший дом. Во многих квартирах элитного здания в этот пасмурный промозглый день теплыми маячками горит свет. Но окна пентхауса Петры темны.

– Вам не обязательно подниматься. Можете дать мне список. Мой помощник…

– Нет. – Петра непреклонна.

Микки вздыхает. Значит, пойдем трудным путем. Трудным, но зачастую необходимым.

– Ладно, – говорит она. – Пора двигать. – Она с намеком переводит взгляд на старомодные часы на приборной панели «бентли».

Иногда Микки поражается, до чего же все‑таки странно. Всего в сорок два водить «бентли». С другой стороны, Микки постоянно влипает в невероятные ситуации, так что эта странность не самая большая.

К тому же машина куплена на деньги мужа.

Микки отдает себе отчет, в насколько контрастных мирах живет. Вчера вечером она сидела в мишленовском ресторане в Ковент-Гарден, ела устриц и запивала их шампанским «Крюг».

Сегодня… Что ж, сегодня все будет по-другому.

Петра кивает, но не двигается с места.

Рыжие волосы почти скрывают синяки на той стороне лица, что повернута к Микки. Но она знает: синяки свежие, и воспоминания о них тоже. Потому‑то Петра и застыла на пассажирском сиденье.

Телефон Микки звонит. Она достает мобильный из кармана, хмурится, увидев номер, и сбрасывает вызов. Неожиданный звонок. Но дело терпит, так что можно отложить. Она переводит телефон в авиарежим, чтобы тот не начал трезвонить, если в квартире придется сохранять тишину.

Микки берет инициативу в свои руки. Заправив каштановые, чуть ниже плеч волосы под воротник пальто, она открывает водительскую дверь.

Несколько секунд спустя Петра следует за ней.

Они припускают через дорогу бегом.

Просто две женщины, которые торопятся под крышу, пока не промокли.

Лифт в здании занят. Ни Микки, ни Петра не хотят задерживаться – только не теперь, когда они перешли к делу, поэтому сворачивают на лестницу.

Пентхаус расположен на восьмом этаже.

Когда они поднимаются на последнюю площадку, Микки опускает руку в карман плаща и нащупывает электрошокер.

Он заряжен и готов к работе.

У двери в квартиру Петра мешкает, перебирая ключи.

Находит нужный, но тот не поворачивается в замочной скважине.

– А вдруг он поменял замок? – спрашивает она у Микки, и в голосе звучит отчаяние.

Микки спокойно протягивает руку из-за спины Петры и поворачивает ключ.

Дверь открывается.

Зайдя внутрь, Микки оглядывается, обозревая царящий вокруг беспорядок. Квартира роскошная, но теперь она полна свидетельств последнего раза, когда Петра была здесь. Разбитый хрусталь, поломанная мебель, кровь, размазанная по ореховому паркету.

– Как можно скорее, – напоминает Микки. – Только самое необходимое.

Петра согласно кивает. Она не рассматривает обломки прежней жизни, а устремляется прямиком в спальню, чтобы забрать уцелевшую одежду и личные вещи.

Микки проверяет время на экране телефона, стараясь унять тревогу. Сегодня она нервничает сильнее обычного. А она приучилась не игнорировать свои предчувствия.

Она поощряет женщин забирать у бывших свои вещи. Не говоря уже о том, что сама получает удовольствие, принимая в этом участие. За годы работы она обнаружила, что женщины, которые уходят от мужчин, не взяв с собой ничего, позже, окрепнув, жалеют об этом. Сетуют, что следовало бороться за кусок своей жизни. Даже если это были обычные, практичные вещи вроде паспорта или водительских прав.

Раньше Микки поражало, как кто‑то может уйти, не взяв с собой из прежней жизни даже малейшей крохи. Но такое случается чаще, чем наоборот. Беглянки появляются на пороге офиса Микки, не имея с собой ничего, кроме одежды, в которой были, и решимости, которая их сюда привела.

Когда клиентке требуется что‑то из вещей первой необходимости, а заставить себя вернуться она не может, Микки едет вместо нее со своим деловым партнером, Эллиотом Ибекве. И хотя он отнюдь не громила, а скорее большой добряк, Эллиот ходит качаться в спортзал, так что хлюпиком тоже не выглядит. Обычно его присутствия хватает, чтобы заставить большинство бывших мужей и бойфрендов дважды подумать.

Петре нужно исчезнуть. А тут, в квартире, остались средства, чтобы это осуществить. Она не успела сбежать по собственной воле. Дело кончилось больничной койкой, прежде чем она смогла собрать вещи. Так что пачка денег, припрятанная в квартире, все еще здесь.

Они обе на это надеются.

Проходит несколько минут. Микки нервничает, поглядывая то на часы, то на входную дверь.

– Петра, вы закончили?

Клиентка появляется из спальни с чемоданом. Она не улыбается, но на лице написано удовлетворение.

– Уходим, – торопит Микки.

– Еще одно, последнее, – отвечает Петра.

Микки не хочет ждать ни секунды. Дурное предчувствие орет в голос.

Нужно было взять с собой Эллиота.

Она тщательно оглядывает квартиру. Все в ней просто кричит о богатстве, начиная от мраморных столешниц на кухне с открытой планировкой и заканчивая ореховым паркетом. Многие полагают, что домашнее насилие ходит рука об руку с бедностью и случается с теми, кому меньше повезло в жизни. Микки знает, что это не так. За закрытыми дверями… насильники остаются насильниками. И неважно, есть у них деньги или нет.

Микки следит, как Петра снова заходит в спальню и возвращается с футбольной майкой – одной из команд литовской лиги, как определяет Микки, поскольку ее муж Нейтан любит футбол не меньше денег.

– Он страстный болельщик футбольного клуба «Жальгирис», – говорит Петра вместо объяснения.

Микки моргает. Похоже, к ее клиентке уже вернулось самообладание.

– Тогда убирайте в сумку, и пошли отсюда.

Но Петра не кладет футболку в сумку. Она расстилает ее на полу.

А потом Микки видит, как она расстегивает джинсы, стаскивает их вместе с трусами и присаживается на корточки над майкой.

Женщины, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза, пока Петра опорожняет мочевой пузырь.

Потом Петра застегивает джинсы, а Микки таращится на безобразие на полу.

– Однажды он проделал это со мной, – пожав плечами, говорит Петра.

Микки осторожно дотрагивается до ее руки и мягко замечает:

– Да и черт с ним.

В холле перед лифтом Петра поднимает руку, чтобы нажать на кнопку, но тут же отдергивает пальцы.

Лифт уже движется.

Окошечко экрана над дверями показывает, что кабина едет в пентхаус.

Петра и Микки быстро обмениваются взглядами. Это может быть уборщица или курьер с доставкой. Ничего страшного.

Петра смотрит в окно, выходящее на улицу.

И по тому, как искажается ее лицо, Микки понимает: едущий наверх лифт – не совпадение.

Машина бывшего припаркована перед домом.

– Бегом, – командует Микки.

Ухватившись за чемодан с двух сторон, они бросаются к лестнице и мчатся вниз, стараясь производить как можно меньше шума.

Сердце колотится у Микки в горле.

Поймет ли он, что они только что ушли? Погонит ли его инстинкт вниз, за ними следом?

Женщины выскакивают из здания.

Петра хочет оглянуться, но Микки не позволяет.

Они бегут к «бентли». Микки забрасывает чемодан на заднее сиденье, Петра запрыгивает на пассажирское место.

Микки огибает машину, чтобы метнуться за руль. На дом она по-прежнему не оглядывается.

Трясущимися руками толкает ключ в зажигание.

– Микки! – вскрикивает Петра, и ее голос уже больше не похож на голос решительной женщины, только что из чувства мести помочившейся на любимую футболку бывшего мужа. Это вопль настоящего ужаса.

Микки поднимает глаза и видит, как через дорогу к «бентли» несется озверевший литовец – почти два метра и сто с лишним килограммов чистой агрессии.

Машина наконец заводится.

Втопив педаль в пол, Микки сдает назад, даже не проверив, нет ли там проезжающих машин.

Бывший Петры успевает только хлопнуть по багажнику, и они уезжают.

Микки ведет быстро, делая поворот за поворотом, пока не выезжает на главную дорогу.

Обе женщины молчат.

Когда они останавливаются на красный свет, Микки, пошарив в кармане, достает телефон. Сняв режим полета, она включает беспроводную гарнитуру. Маловероятно, но, если бывший Петры сядет в машину и нагонит их, она немедленно вызовет полицию.

Микки как раз собирается взглянуть на Петру – не случился ли у той сердечный приступ, – как вдруг раздается смех.

Она косится на пассажирское место.

Петра смеется от облегчения после схлынувшего адреналина.

1.Дж. Мильтон. Потерянный рай. – Здесь и далее примеч. пер.