Czytaj książkę: «Дело о четырёх стаканах», strona 8

Czcionka:

–Но гражданин Б тогда не виноват. То есть, он ничего не делал, чтобы спровоцировать удар гражданина А – не бил его, не обзывал разными словами, кошелёк из рук не вырывал.

–Да, не виноват. Но причина этого удара всё равно есть.

–Убийцы хотели спрятать улики.

–Какие? Что могут представлять собой стаканы, как свидетели расстрела мирных пассажиров?

–Не зн… – окончание фразы Феликс поспешно проглотил.

–Вот и не спеши. Надо подумать. Отпечатки пальцев можно стереть даже рукавом. Разбили стакан и на нём осталась кровь убийцы?

–Точно!

–Что, все четыре стакана разбили? И все в крови? Нереально. Да и мелкие осколки стекла должны тогда остаться в купе. Даже сейчас по углам их можно будет найти.

–А если забрали, чтобы запутать следствие?

–И в чём путаница? Наоборот, мы с тобой сразу обратили внимание на этот факт. Если бы один стакан пропал, то это объяснилось бы случайностью. А все четыре?

–А ты как предполагаешь?

–Убитые уходили в чужое купе надолго, поэтому прихватили свои стаканы с собой. В другом вагоне стаканы им уже не выдадут.

–Почему тогда убийцы не вернули их в купе убитых?

–А вот тут они как раз не хотели дополнительные улики приносить с собой. Или подумали, что никто не обратит внимание на лишние стаканы в их собственном купе. Не будет же проводница этого вагона бегать по поезду и искать хозяйку стаканов. Прибрала себе тихонечко и будь здоров.

–И как мы её крутить будем?

–Пояснением, что становится соучастницей убийства. Что дороже: четыре дешёвых стакана или вылет с работы, а то и условный срок в довесок? А если очень повезёт, то проводница запомнила тех из убитых, кто бегал за кипятком, и тогда мы точно будем знать, что убитые были в другом вагоне.

В первом и втором вагоне на странные вопросы уголовного розыска только пожали плечами и усмехнулись. Что должны подумать люди о сотрудниках милиции, разыскивающих пропавшие четыре стакана, когда на их шее висит нераскрытое убийство? Овсов прекрасно расшифровывал косые взгляды проводников, но невозмутимо всматривался в их лица в поисках даже малейшей тени сомнения.

Проводница четвёртого вагона разгадывала журнальный кроссворд в своём купе, услышав вопрос старшего лейтенанта, слегка оторопела, поднялась с нижней полки и удивлённо уставилась на обоих мужчин:

–А как вы узнали про стаканы?

Да, в то утро она обнаружила лишние предметы из сферы обслуживания пассажиров на столике одного из купе, но почти сразу же набежала милиция и стала всех теребить расспросами. Она про эти стаканы даже и забыла. Потом поезд поехал дальше, потом она вернулась домой, а там уже и не до мелочей стало.

–Кого-нибудь из этого купе запомнили? Другие пассажиры там появлялись?

–Когда в поезд садились, то ребята в купе были одни, а когда вечером они чай пили, то один из них точно был другой.

–Как Вы это определили?

–Этот другой был веснушчатый. Вокруг носа небольшое рыжее скопление. Он в две кружки сразу кипяток наливал. Я ещё подумала, что в школе его наверняка дразнили. А среди тех, кто садился с перрона, рыжих не заметила.

–Был такой среди трупов, – негромко подтвердил Феликс Овсову.

–Ой, – проводница схватилась за сердце и рухнула на укрытую синим одеялом спальную полку, – это его убили?

–И его в том числе, – Овсов показал Феликсу на стакан и краник для холодной воды, – четверых парней убили.

Через несколько секунд охающая женщина, жадно проглотив воду большими глотками, откинулась на мягкую коричневую полосу над спальной полкой и громко задышала.

–А первых пассажиров в этом купе можете описать?

–Нет, – проводница устало махнула рукой, – когда проходишь в момент отправления и забираешь билеты, то смотришь мельком. Очень много спешных дел. Запоминаются дети маленькие, или наоборот, старички немощные. А этих как упомнишь? Да они из купе и не выходили. Всё время один и тот же прибегал: то за стаканами, то пачку чая купил, то кипяток наливал. Точно, один и тот же.

–Вы это наверняка запомнили?

–Да, голубые джинсы и светлая рубашка. И не улыбнулся ни разу.

–Вы смотрели на его рот?

–Делать мне больше нечего, как в чужой рот заглядывать!

–Но Вы же как-то поняли, что он не улыбался, – Овсов помолчал пару секунд и спросил, – может быть, он усмехался всё время? Или губы кривил? Или зубы показывал?

–Подождите, не мешайте, – проводница задумалась, – а ведь и верно, у него болячка была на губе. Опухла губа. Нет, не опухла. Что-то другое, – она потрогала правый угол своего рта, – что-то было у него здесь.

–Может, вот так, – Овсов упёрся языком в верхнюю губу и начал двигать в разные стороны.

–Да, точно! Только не по всей губе, а справа, – женщина поднесла свой палец ко рту Овсова и ткнула в правый угол, – вот здесь всё время был его язык.

–Скажите, – в интонациях Феликса звучало плохо скрываемое неудовольствие, – Вас не смутило, что чужие пассажиры находятся в Вашем вагоне?

–Мало ли, кто в гости приходит, – проводница усмехнулась, – всем свечку не удержишь. Тем более, что видела я только одного «чужого», рыжего, а утром с поезда сходили мои пассажиры, не придерёшься.

–Ну и где мы их будем искать? – Феликс и Овсов шагали по тропинке, пересекающей бесчисленные запасные пути и высматривали свободный проход между закрытыми товарными и пассажирскими составами. Движение в сторону отдела милиции железнодорожного вокзала было затруднительным, стук проходящих мимо поездов то заглушал их разговор, то переходил в негромкую шелестящую дробь. Пару раз от гудков электровозов едва не лопнули барабанные перепонки. Оба офицера, чертыхаясь и оглядываясь, иногда орали, надрывая лёгкие, иногда понижали голос чуть ли не до шёпота. Пахло горячим металлом и жженой резиной.

–Сейчас расскажу. Но теперь гораздо более важными становятся поиски мотива преступления. Твоя задача на ближайшие два дня следующая: возьмёшь фамилии убитых и соберёшь по ним всю информацию. Кто такие, в какой город направлялись, с какой целью, откуда ехали, какие между ними связи. Любые пересечения могут подсказать мотив убийства, – Овсов указал на виднеющийся невдалеке купол вокзала с редкими белыми облаками над ним, – Почему поезд ещё дальше не отогнали? Отсюда выбираться несколько дней придётся.

–Это только кажется. Что по убийцам?

–Здесь проще. Скорее всего, их паспорта поддельные. Ведь достаточно милиции проверить соседний вагон, четвёртый, и они сразу попадутся. Поэтому идти на убийство имеет смысл только в том случае, если их нельзя найти по паспортам, по которым они брали билеты в поезд. Если же это их настоящие документы, то ты тогда уже всё раскрыл. Просто объявишь их в розыск и дело в шляпе, – они вышли к стенам линейного отдела и Овсов оглянулся на задумчивое лицо Феликса, – но ты не радуйся прежде времени, я убеждён, что в железнодорожной кассе фамилии и адреса убийц тебе продиктуют фальшивые.

–Для чего мы сюда пришли? – Феликс указал на стекло дежурной части, к которому его подвёл Овсов.

–Ты собираешься получить своё табельное оружие.

–Зачем? – глаза Феликса округлились, но в них тут же загорелся охотничий азарт, – а подмога нам не нужна?

–Не думаю. Во-первых, скорее всего, мы уже опоздали, во-вторых, не хочу подымать никакого шума. Мы же с тобой до конца не уверены, что наша версия правильная? Мы просто проверим её осторожненько.

–А пистолет тогда зачем?

–Мало ли, – Овсов с улыбкой наблюдал, как старший лейтенант подошёл к дежурному офицеру и последний от сказанных ему слов поперхнулся чаем, затем покосился на капитана из УВД и пошёл открывать тяжёлую стальную дверь оружейного хранилища. Вчера было уже восемь трупов и только четыре стакана, сегодня всё ещё восемь трупов, но количество стаканов также выросло до восьми. Счёт сравнялся. Глупости, не о том думаешь, капитан. А о чём надо думать?

–Ты молчи и ничего не говори, – Овсов неспешно заворачивал на Цветочную улицу и пытался решить, кого из персонала опрашивать в первую очередь, – мало ли, вдруг действительно спугнём.

–Если на нас наведут оружие, стрелять можно?

–Желательно только отстреливаться. Но, учитывая твой молодой возраст, количество любимых женщин и пламенное сердце, разрешаю, в случае чего, стрелять по ногам.

–Добрый ты, – Феликс вздохнул, – буду прятаться за твоими широкими плечами.

–По ситуации, как пойдёт.

Администратором в «Волшебном маяке» дежурила не Анна, поэтому Овсов, предъявив служебное удостоверение, пояснил, что ему нужно посетить второй этаж и работающих там сотрудников гостиницы. На повороте с лестницы в коридор второго этажа он с трудом удержал за локоть рванувшего туда Феликса и показал пальцем вверх. Недоумённое выражение лица старшего лейтенанта вызвало целый шквал объясняющих жестов Овсова. Кистями рук, локтями, пальцами, губами и глазами, наконец, даже папкой, Дмитрий попытался передать Феликсу весь смысл конспиративной теории. Когда Феликс показал в ответ всего один, но зато очень понятный жест – покрутил пальцем около виска, Овсов догадался, что немой язык – явно не его стихия. Он вздохнул и махнул рукой следовать за ним.

На следующем этаже они едва разминулись с тележкой горничной. Широкое прямоугольное сооружение имело массивную металлическую ручку, почти встретившуюся с печенью Феликса и квадратную корзину, в которой лежала небольшая пачка чистых простынь.

–Уже хочется стрелять, – старший лейтенант недовольно огляделся в поисках хозяйки тележки, очевидно, решив пожелать ей железного здоровья.

–Погоди, – Овсов задумчиво уставился на застиранно-голубые простыни, – тележка, и правда, стоит неудобно для проходящих людей. Но не в этом дело…

–Здравствуйте, – из соседнего номера появилось знакомое лицо горничной, – Вы снова к нам? А вчера разве не Ваш сотрудник приходил? Такой толстый, важный, всех мошенниками называл и обещал посадить в тюрьму к Новому году.

–Возможно, наш.

–Брал у меня объяснение и всё спрашивал, нет ли у меня лишних подушек.

–Почему Вы ему не подарили?

–Так это он для себя просил? – женщина приоткрыла рот чуть больше, чем следовало и стало казаться, что она собирается офицеров милиции укусить, – а я думала, хочет меня за руку поймать. Он со всеми так строго себя вёл…

–Сможете ответить на парочку вопросов?

–Ещё вопросы? Сначала Вы, потом этот толстый, затем опять Вы. А завтра ещё кто-нибудь что-нибудь захочет узнать. И что, всем отвечать? Это же не я их убила, в конце концов.

–Если бы не Вы нашли трупы, то никто бы Вам и слова не сказал.

–Я занималась своей работой.

–А мы занимаемся своей работой, – раздражённым голосом влез в разговор Феликс.

–Что ж делать, – вздохнула горничная, – спрашивайте.

–В то утро, когда нашли убитых, было ли что-нибудь, связанное с цифрой четыре?

–В каком смысле?

–Четыре стакана, – ехидно пояснил Феликс, – четыре тележки, четыре простыни…

–Да ничего страшного, – женщина отмахнулась от сотрудников, как от надоедливых насекомых, – я уже провела своё расследование.

–Какое расследование? – челюсть Овсова отвисла.

–У меня откуда-то появилось четыре лишних простыни, – тон горничной стал снисходительным, – а потом я всё разузнала: они не лишние, общее количество сходится с тем, что лежит на складе. Так, что всё нормально, можете не беспокоиться.

–Мы не беспокоимся за Ваши простыни, – Феликс досадливо поморщился, – у нас своих трупов хватает.

–Подожди, Феликс, – Дмитрий повернулся к горничной, – когда Вы обнаружили лишние простыни?

–Так вечером в тот день, когда этих нашла, – горничная указала рукой на триста двадцать пятый номер, – они точно в этот день появились, потому что я всё постельное бельё пересчитываю каждый вечер. Должно быть двенадцать штук простыней, а оказалось шестнадцать.

–Включая с кровью?

–Да, – сглотнув, ответила горничная.

–Поменялись этажами, – судя по выражению лица, Феликс не шутил, а пытался выстроить версию по образцу Дмитриевой с вагонами.

–Подожди, Феликс, помолчи, – Овсов потрогал пальцами чистые простыни и взглянул на горничную, – Вы тогда мне сказали, что сначала зашли в ванную комнату, поменяли полотенца. А простыней там не было? Четырёх лишних простыней?

–Ой, – женщина схватилась за сердце и опёрлась локтями на ручку тележки, голос её задрожал, – были.

–В комнату дежурной, – скомандовал Овсов, засунул папку подмышку, подхватил горничную и указал Феликсу на тележку, чтобы он убрал её с прохода.

–Ей плохо? – дежурная также была незнакомой, но рефлекс со стаканом холодной воды оказался прежним.

–Спасибо, – горничная сделал пару глотков, и отдала стакан, – это из милиции. Да, Вы правы, я взяла и полотенца и простыни. Они там кучей лежали.

–И Вы не знаете, чьи это простыни?

–Понятия не имею.

–Наберите мне номер администратора внизу, – Овсов указал на телефон внутренней связи, приткнувшийся на углу столика.

–Пожалуйста, – через пару секунд дежурная подала Дмитрию трубку.

–Здравствуйте, это говорит капитан милиции Овсов, из УВД. Я расследую убийство, которое произошло у вас недавно.

–Так вчера уже арестовали убийцу. Или это не он? – на том конце провода понизили голос, – Ещё кого-то будете арестовывать?

–Пока не знаю, но срочно нужна информация.

–Да, да, конечно. Что Вы хотели?

–Мне нужно знать, кто в течение последней недели просил четыре дополнительные простыни. Я нахожусь в комнате дежурной по третьему этажу, пожалуйста, перезвоните сюда.

–Хорошо.

Ждать пришлось недолго, не более пяти минут.

–Это администратор.

–Да, я слушаю.

–Я поговорила с остальными девушками и одна вспомнила, что пришёл мужчина, искал номер, чтобы побыть в тишине. Их четверо друзей и они хотели уединения, насколько это возможно. Для этого расспросил обо всех четырёхместных номерах, свободных и занятых. Расспрашивал даже о тех, кто живёт в других номерах. Мол, чтобы знать, что за соседи будут по этажу. После заселения они купили ещё четыре комплекта постельного белья.

–Так в какой номер они заселились?

–Триста двадцать семь.

–Спасибо, – Овсов положил трубку. Он отлично помнил, что в этом номере краска была повсюду, в том числе и красная, – Где сейчас художники?

–А они уехали через полчаса после вашего отъезда, – ответила горничная, – помню, ещё сказали, что в этом месте творить больше невозможно. Аура отрицательная. Наши девочки над ними потом долго смеялись, хоть это и нехорошо.

–Скажите, у одного из них не оттопыривалась губа, – Овсов задвинул язык в правый верхний угол рта, – вот так.

–Нет, – одновременно ответили обе женщины.

–Вы уверены?

–Да, из-за бород и усов вообще ничего не было видно – дежурная поднесла указательный палец к верхней губе, – но зато у одного из них правый ус всё время торчал в разные стороны. То вверх, то вниз.

–В триста двадцать седьмом номере сейчас кто-нибудь проживает?

–Никого нет.

–После художников его убирали?

–А как же, – возмутилась горничная, – каждый день.

–Что оттуда выносили?

–Только грязное бельё и мусор.

–Мусор мелкий?

–Что Вы имеете в виду? – глаза обеих женщин округлились.

–Павел, – Дмитрий набрал номер телефона экспертов, – надо будет сфотографировать пол и стены комнаты в нашей любимой гостинице.

–Зачем?

–Снимок покажет кровь, если её плохо вытерли?

–Да, абсолютно точно. Какой номер?

–Триста двадцать седьмой.

–Сегодня вечером заеду, предупреди людей в гостинице.

–Хорошо, – Дмитрий развернулся к дежурной по этажу, – вечером подойдёт наш сотрудник, откроете ему номер художников, он сфотографирует то, что сочтёт нужным.

–Конечно, – любопытство обеих женщин прорисовывалось на их лицах таким вопросительным знаком, что Овсов понял: они не только распахнут двери всех мало-мальски приглянувшихся номеров третьего этажа, но и сами выступят в роли фотомоделей, натурщиц, любых мировых звёзд областного уровня.

–Давайте осмотрим номер, – Овсов решил сначала пощупать всё своими руками, а потом уже задавать вопросы, – кстати, вы мне обе нужны.

Он вручил Феликсу свою папку, попросив его и женщин постоять у дверей с наружной стороны, а сам прошёл в номер. Если следовать логике убийц, то они опять поменялись комнатами с теми, кого убили. Правда, с мотивом стало посложнее. Зачем убивать четырёх парней в поезде, а затем убивать следующих четырёх в гостинице? Играют между собой на чью-то жизнь? Это очень рискованно. Ведь и в вагоне им могли наступить на пятки, и здесь Овсов видел двух убийц в лицо. Надо не забыть фоторобот составить, пока их физиономии не затёрлись в памяти. В поезде перенесли трупы и здесь проделали то же самое. Почему я так думаю? Потому что в номере убитых крови на полу не было. Пару капель, не больше. А разрезы на шеях шикарные, любое декольте позавидует. Ну и сравнил. Комплимент хотел кому-то сказать? Да за такие слова Алина оторвала бы всё мужское и кусок культуры присобачила. Чтобы знал, какая спина, до какой попы имеет право для вожделенных взглядов обзор открывать. В шкафу ничего, за шкафом тоже. А на нём? Овсов подхватил стул и встал на него, оглядывая весь номер сверху. А чтобы свой номер кровью не заляпать, плёнку под матрасы постелили. Знали, что мальчишки придут пьяными и плёнку просто не заметят. Затем на плёнке их перенесли, благо тащить пару метров всего, и на койки в триста двадцать пятом номере уложили. Затем вытянули плёнку из-под матрасов и унесли. Вот поэтому разводы на нижней стороне матрасов и остались. Очень характерные полосы. Кровь загустела и на пол уже не капала. А ведь Новиков оказался тогда прав – убитых действительно переносили.

–На матрасах не написаны номера комнат, в которых они лежат?

–Вот ещё, – дежурная громко фыркнула, – мы не такие бюрократы, как Вам кажется.

–Жаль, – вздохнул Овсов. Вот стоял бы сейчас на матрасах номер триста двадцать пять и этим бы всё было сказано. Нет, наверное, не всё. Потом бы оказалось, что их выносили во внутренний двор посушиться и случайно перепутали. Это косвенная улика, ни о чем, по сути, не говорящая. Где же эта плёнка может быть? Овсов зашёл в ванную комнату и внимательно оглядел шкафчик и голубую стальную ванну. Художники облачно-туманные. Абстракционисты чёртовы. На дверце шкафчика виднелась небольшая царапина. Овсов потёр её пальцами. Вроде старая, затёртая, вряд ли имеет какое-нибудь отношение к убийству. За ванной виднелся краешек белого пакета. Дмитрий нагнулся и заглянул вниз. Затем лёг на пол и дотянулся до пакета рукой. Похлопал по нему, внутри что-то зашуршало.

–Идите все сюда.

Феликс залетел первым, держа руку на кобуре с пистолетом.

–Только меня не застрели, – мрачно сострил Овсов, – смотрите под ванну.

–Там грязь? Я там не убирала, – поспешно проговорила горничная.

–Там пакет, – дежурная по этажу продемонстрировала удивительную гибкость, сильно нагнувшись вниз без всякой помощи и не опираясь ни на что.

–Да, пакет, я его достаю, – Овсов медленно и осторожно, зацепив одним указательным пальцем, вытащил белый пакет с рекламным логотипом обувного магазина. Затем, не вставая, он его приоткрыл и все увидели сложенную в несколько раз прозрачную плёнку.

–Это всё? Мы для этого оружие брали? – на лице Феликса было написано не просто недоумение, а твёрдая уверенность в психической неполноценности капитана из УВД. Последний встал, отряхнулся, слегка усмехаясь и покачивая головой.

–И что нам с этим богатством теперь делать? – дежурной по этажу явно хотелось найти, как минимум, кровавые отпечатки пальцев и, как максимум, эти самые пальцы в порубленном виде.

–Все в коридор, – Овсов проскользнул первым и стал осторожно доставать целлофан, – не трогайте руками. И пакет не трогайте. Феликс, бери очень аккуратно, кончиками пальцев и помогай мне.

–Делать-то что?

–Сейчас мы его полностью разложим и внимательно рассмотрим, – именно так они и поступили. В белом пакете оказалось четыре плёночных листа. Они легли на пол коридора один на другой. Овсов внимательно осмотрел каждый лист со всех сторон и на одном месте задержался. С краю целлофановой плёнки был вырван клок. По форме и размеру он напоминал найденный в одной из кровати зарезанных парней.

Овсов открыл свою папку, осторожно и медленно, стараясь не повредить, вытащил целлофан и, тщательно расправив, приложил к месту, которое его заинтересовало. Кусок плёнки и большой лист сошлись в единое целое.

Глава 7. Четыре химика

-Феликс, я запамятовал твою фамилию.

–Нет.

–Что «нет»? – сперва Овсов подумал, что Феликс решил окончательно законспирироваться, затем, что он сошёл с ума, ну, а после, что старший лейтенант стесняется своей фамилии, – что «нет»?

–Ты не мог забыть мою фамилию. Такое не забывается. Ты её просто не знаешь.

–И как же она звучит? Я весь в нетерпении.

–Яблоков.

–И почему её нельзя забыть? – Овсов взглянул на женщин, словно желая расспросить, что помнят они о чужих именах, – Я знаю и другие названия фруктов. И даже овощей.

–Это же яблоко, – Феликс томно понизил голос, – плод греха. Символ всей моей жизни.

За плечом Яблокова громко прыснули, Феликс оглянулся, но обе женщины уже смотрели в другой конец коридора.

–Так и запишем, – пробурчал Овсов, – кисло-сладенький ты наш.

–Мне казалось, что на расследовании убийств вести себя следует гораздо серьёзнее, – недовольно проговорил Феликс.

–Ты будешь смеяться, но мне тоже так казалось, – усмехнулся Дмитрий, – всё, осталось только расписаться. Прошу всех начертать свои автографы.

–Теперь куда? – они захлопнули за собой дверцы Жигулей, и Феликс нетерпеливо заёрзал на жёстком автомобильном кресле.

–Сам думаю, – Овсов бросил папку на заднее сиденье и положил ладони на руль, – теперь следует доложить начальству. Вот только в какой последовательности, чтобы правильно получилось? И по шапке сильно не схлопотать, и дело с точки Алялина сдвинуть.

–Так мы больше нигде никого ловить не будем?

–Пока нет. Настало время подумать о фактах: о тех, что сегодня узнали, и тех, которые нужно просчитать.

–Мне необходимо сдать пистолет в оружейку.

–Время ещё позволяет. Сейчас мы съездим в прокуратуру, к Новикову, и всё расскажем. Затем я тебя подкину до вокзала. Согласен?

–Поехали.

Кабинет старшего следователя городской прокуратуры находился на втором этаже. Дорогая итальянская жёлто-чёрная офисная мебель, подвесной французский потолок, девственно белый и идеально ровный, набор дистанционных пультов: от матового жалюзи, от кондиционера над средним окном, от широкого телевизора на стене напротив, от видеокамеры за спиной хозяина кабинета, нацеленной на собеседника.

–Что-то случилось? – Новиков поднялся навстречу и пожал протянутые в приветствии руки.

–Александр Валерьевич, появилось множество косвенных улик, которые выстраиваются в новую версию.

–Любопытно, рассказывай.

На то, чтобы описать весь сегодняшний день, у Овсов ушло не более получаса. Хватило бы и пятнадцати минут, если бы не ехидные замечания Феликса, которые ясности не вносили, но мешали повествованию капитана милиции.

–Итак, – Овсов перевёл дух и строго посмотрел на Яблокова, – самый главный недостаток моей версии – полное отсутствие мотива преступления. Сложно даже представить себе более менее вменяемую причину такого убийства.

–С другой стороны, – задумчиво проговорил Новиков, – если перебрать не спеша все схемы, то очень немногое впишется в такое замысловатое преступление. Решение простое и лежит на поверхности.

–И оно одно, – добавил Овсов, – только мы его не видим.

–Пока не видим, – уточнил Новиков, – а теперь коротко обо всех действиях убийц, исходя из того, что мы уже знаем. Назовём их для удобства «четвёркой».

–Из-за своего мотива они садятся в поезд с целью убить четверых парней. Перед этим покупают несколько газет и журналов, чтобы ходить по вагонам, не привлекая к себе особого внимания. Считаю, что периодику они приобрели на вокзале непосредственно перед убытием. Думаю, надо послать Яблокова в тот город в небольшую командировку. Собрать данные по убитым и опросить все киоски железнодорожного вокзала. Улика для опознания только одна – оттопыривающаяся губа, но зато она очень редкая и в сочетании с тем фактом, что их было четверо, улика становится практически стопроцентной.

–Согласен, – Новиков кивнул головой и посмотрел на Феликса, – сразу после нашего разговора я перезвоню твоему начальству. Кстати, откуда четвёрка приехала?

–У меня всё записано, – в голосе Феликса прозвучали горделивые нотки, – купе, где нашлись лишние стаканы, мы зафиксировали, как только я вернусь к себе в кабинет, немедленно подниму списки и установлю город, откуда четвёрка выехала.

–А почему вы это сразу не сделали? – Новиков повернулся к Овсову, но Дмитрий не успел ответить.

–А наш капитан торопился всех мух в гостинице распугать, – теперь интонации Феликса поменялись на радостно-ехидные, – даже заставил меня табельное оружие получить.

–Надеялся, вдруг успеем, – Овсов вздохнул, – наивно, да?

–Не скажи, – Новиков покачал головой, – правильно торопился. Мы же не знаем, что у них в голове крутится, какие мысли о милиции преобладают. Вот чувствовали бы они себя в безопасности, и сидели бы в гостинице дальше, в ус не дуя, и всех дураками считая. А тут вы, без оружия, – следователь прокуратуры строго посмотрел на Яблокова, – какое к чёрту тогда задержание, они бы вас просто послали, да и всё.

Феликс втянул голову в плечи и сделал вид, что внимательно рассматривает телевизор на стене.

–Продолжай, – Новиков повернулся к Овсову.

–В соседнем вагоне они находят таких же парней и договариваются с ними поменяться на ночь (или до конца поездки) купе. Где-то под утро четвёрка заходит в купе и расстреливает намеченные жертвы. Один стреляет, остальные следят за вагоном. Затем переносят трупы обратно в третий вагон и возвращаются в свой, четвёртый, досыпать. Утром встают, собираются и выходят из поезда. Стаканы убитых не трогают, оставляя в своём купе на столике, где мы их и находим. Жалко, отпечатки пальчиков убитых на них давно уже стёрты. Было бы прямое доказательство того, что застреленные парни пили в этом купе чай. Продолжу. В городе убийцы практически сразу начинают заниматься поисками подходящей гостиницы. Чтобы имелись номера на четверых проживающих и в каком-нибудь, желательно по соседству, номере обязательно находились четверо парней. При заселении берут или покупают у персонала второй набор постельного белья. Это напрямую говорит о готовящемся преступлении.

–Кстати, почему? – заинтересовался Феликс, – в гостинице ты так и не объяснил.

–Они поменяются номерами, спать на чужих грязных простынях не очень хочется, они их снимут и застелют чистые, а грязные простыни просто бросят в ванной номера зарезанных ребят, где их горничная и найдёт. Ещё один комплект будет запачкан кровью. Итого на два номера три комплекта. Поэтому им и нужно дополнительное бельё.

–Понятно, – Яблоков почесал в затылке, – после твоего объяснения всё выглядит просто.

–Итак, они договариваются со следующими жертвами и меняются на ночь комнатами, – Овсов достал из папки нарисованный собственной рукой план этажа гостиницы с фамилиями проживающих. Новиков и Феликс внимательно и напряжённо уставились на палец капитана милиции, гуляющего по листку бумаги, – Возможно, от пистолета, как от улики первого убийства, избавились, ну, чтобы не связывалось между собой первое и второе убийство, поэтому убивают ножом или чем-то подобным. Заранее стелют под матрасы плёнку. Затем переносят трупы обратно в их номер, плёнку отмывают в ванной комнате, спокойно дожидаются милицию, общаются с нами и уезжают. Белый пакет с листами плёнки то ли забывают, то ли бросают, как в случае со стаканами. Скорее второе: если лишние стаканы видны сразу, то плёнку под ванной ни с кем связать просто невозможно. Ну, валяется и валяется, знать не знаю, ведать, не ведаю.

–Если бы не найденный тобой в кровати вырванный клок…

–Да, согласен, но и тут: соединить клок в кровати в одном номере и пакет под ванной в другом – полный бред. Они не соединяемы ни при каких условиях.

–Ещё как соединяемы, – буркнул Феликс, – сам сегодня видел.

–Всё это хорошо, – Новиков вздохнул и посмотрел на Овсова, – всё это логично и лично я считаю, что так оно и было.

–Но? – Овсов и Яблоков задали вопрос одновременно, переглянулись и уставились на старшего следователя прокуратуры.

–Только один момент, но, к сожалению, в нашей системе он решающий, – оперативники уголовного розыска выжидающе молчали и Новиков продолжил, – общая тенденция, общая статистика, общее мышление, если говорить прямо. Чаю?

–Зелёный, – машинально ответил Овсов, – в большую кружку.

–Лучше чёрный, – пробормотал Феликс.

Новиков поднял трубку телефона и набрал короткий номер:

–Ирочка, пожалуйста, в мой кабинет три чая, один мне, один зелёный в большую кружку и один чёрный…

–Тоже большую с сахаром, – поспешно добавил Феликс.

–…тоже большую с сахаром. Огромное спасибо, – Новиков положил трубку на рычаг аппарата и немного помолчал, – обычно Ирочка оперативна, подождём её.

Не прошло и трёх минут, как дверь кабинета распахнулась и вошла низенькая пожилая женщина в чёрной юбке ниже колен и блузке горчичного цвета. Её карие глаза пристально оглядели присутствующих, при этом высоко поднятая седая голова совершила небольшую воздушную траекторию в виде круга, и остановились на Феликсе. Последний невольно поёжился.

–Молодой человек, помогите мне, – голосом строгой бабушки произнесла Ирочка, развернулась на чёрных туфлях с низкими широкими каблуками и вышла из кабинета. Яблоков подскочил и побежал следом.

–Старейший работник нашей прокуратуры, – Новиков понизил голос, – в советскую эпоху уже была старожилом…

–Ничего себе.

–…память изумительная, а слух, вообще, исключительный, – Новиков сделал паузу, – наверняка, Феликс меня сейчас не слышит, а она – все звуки вплоть до наших вздохов. Каждый новый прокурор при знакомстве удивляется и справляется об её здоровье.

–А она?

–А что она? Четверо руководителей из шести предыдущих только на моей памяти уже там, – старший следователь выразительно поднял глаза на импортный потолок, – а она бодрячком. Через месяц после вступления в должность каждый новый прокурор уже не может без неё обходиться. Советуется, спрашивает, как было раньше. Некоторые даже Союз вспоминают. Ещё не сделали тот компьютер, который лучше Ирочки ответы выдавал бы.

Вернувшиеся Феликс и укоризненно покачавшая Новикову головой Ирочка поставили на стол поднос с тремя кружками чая, тремя ложечками, сахарницу, вазочку с мёдом, вазочку с вареньем, корзинку с печеньем и несколько льняных салфеток.

–Вы знаете, куда вернуть, – Ирочка улыбнулась Феликсу и удалилась, закрыв за собой дверь.

–Хочу здесь работать, – жалобно проговорил Яблоков, усаживаясь за стол и перебегая взглядом с одной вазочки на другую. Он поднёс варенье к носу, втянул начинающий разбегаться по кабинету аромат и горестно добавил, – очень хочу.