Гусси. Защитница с огненной скрипкой

Котелок с магией. Подростковое фэнтези

Jimmy Cajoleas

Gussy

Copyright © 2021 by Jimmy Cajoleas

All rights reserved.

© Погосян А.А., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1

Моё любимое время – это когда мы со Сверчком тушим Последние Огни, завершая дневной Ритуал: все дела закончены и защита на месте. На песке нарисованы волк и звезда, перья кардинала развешаны на деревьях, как язычки пламени по четырём углам ограды посёлка, а куриная лапка закопана в пустыне как раз перед воротами. Это время перехода, короткий промежуток после заката: дневной свет ещё не погас полностью, сопротивляясь ночи. Это первые минуты моего настоящего отдыха и самое чудесное время дня: мы со Сверчком, довольные жизнью, сидим на крыльце, а дедушка Вдова курит трубку и рассказывает нам истории. Никогда больше я не чувствовала себя в такой безопасности. Ночью, когда в пустыню приходит Погибель, ветер может яриться и реветь сколько угодно, звёзды меркнуть сами собой, а луна кататься вверх-вниз по небосклону, – я знала, что нашему посёлку ничего не грозит, потому что безукоризненно выполнила Ритуал. Я сама за этим следила, а вместе со мной дедушка Вдова и даже Сверчок.

Сверчок – это мой пёс, он у меня уже много лет. Однажды он явился из пустыни, облезлый и еле живой от голода, и дедушка Вдова позволил мне его оставить. Понятия не имею, откуда взялась эта кличка – Сверчок, просто он хотел, чтобы его так звали, это было ясно с самого начала. Да вы и сами бы это поняли, если бы увидели умильную улыбку у него на морде, когда он слышит свою кличку. Вообще-то он очень весёлый, любит гавкать, скакать вокруг сломя голову и совать нос куда не следует, но к Ритуалу относится серьёзно, совсем как я. Потому что от нас зависит весь посёлок.

Стоит только подумать про Погибель там, за оградой в пустыне, как она вертится у ворот и воет над бескрайними песками и камнем, и носится на крыльях дикого ветра… ничего не могу с собой поделать – меня пробирает дрожь. Погибель всегда старается пробраться к нам с ветром, ищет и ищет малейшую щёлочку, ошибку в Ритуале, ждёт, что я нарушу правила. Но пока ворота на запоре, Погибели к нам не проникнуть. И если вы думаете, что имеете дело с какой-то перепуганной до смерти малявкой, плохо вы меня знаете.

Просто поверьте мне. Когда приходит ночь, вы сами не захотите остаться там, снаружи, за нашими воротами.

Но в тот день, едва мы потушили Последние Огни, всё пошло немного по-другому. Так вот и начались те неприятности, из-за которых пришлось измениться и нам со Сверчком, и дедушке Вдове, и всему нашему посёлку. Да-да, как раз с последними отблесками дня, когда Большой Гордо совсем уже собирался запереть ворота на ночь, я заметила на горизонте тёмную точку. Поначалу маленькая и странная, ни дать ни взять летучая мышь, перепорхнувшая через бархан, она мелькала в сумрачном свете. Но вскоре стало видно, что это одинокий всадник, – наверное, какой-то запоздалый вестник мчался наперегонки с ночной тьмой.

– Ты видишь? – спросила я.

Дедушка Вдова пробурчал что-то мрачное. Конечно, ему это нравилось не больше, чем мне. Всадник на закате дня никогда не приносит добрые вести. Честно говоря, я не понимала, как мы до сих пор его проглядели: обычно отсюда был отличный обзор на многие мили вокруг и никто не мог бы подкрасться к посёлку незамеченным. Это была ещё одна загадка пустыни, её тайная игра со светом и тенью.

– Вот что я тебе скажу, – наконец произнёс дедушка Вдова. – Этому всаднику лучше поспешить, потому как мы закроем ворота с последним светом, что бы ни случилось.

Наш посёлок расположен в распадке посреди пустыни – в Хмурой долине, названной так из-за пыльных голых холмов вокруг, уходящих вдаль на многие мили. Это укромный пятачок, оазис в бескрайнем мёртвом ничто. Я сказала «ничто», имея в виду, что здесь нет следов других людей. Вообще-то тут полно самых разных тварей, обычно населяющих пустыню: змей, пауков, ящериц и диких котов, и орлов – и всех, кого вы только могли бы себе представить. Им хватает смекалки, чтобы выжить в песках, а это, смею заверить, далеко не всегда можно сказать о людях. Были бы мы хоть наполовину такие же ушлые, как эти твари, жили бы себе припеваючи.

Не то чтобы в пустыне не бывает путешественников, время от времени мы видим тут всяких-разных пришлых: гонцы, мелкие торговцы, бродяги и охотники, – да кому только не сидится на месте, вот и носятся мимо, как перекати-поле. Но даже им обычно хватает ума не пускаться в путь на ночь глядя, когда подступает время разгуляться Погибели. Хотя бывает и так, что проснёшься посреди ночи и замечаешь, как по дороге движутся огни: это факелы горят на фургонах. Я слышала тогда отголоски пения: своими гимнами и молитвами они надеются спастись от Погибели. И я сама начинала молиться, если видела их там, и когда ветер завывал особенно жутко, благодарила судьбу за то, что нахожусь в безопасности, в посёлке, под защитой.

– Но ты ведь не закроешь ворота перед всадником, правда? – спросила я, потому что знала, что ближайшее к нам поселение в трёх днях пути. – Ты не бросишь его там на ночь?

Дедушка Вдова сплюнул на песок.

– Я сделаю, как будет лучше для посёлка, – сказал он. – И ты отлично знаешь, что это наша первая обязанность.

На вид дедушка Вдова – ветхий столетний старичок, однако я не видела в жизни никого крепче. Могу поспорить, что половину мужчин из нашего посёлка он запросто уложит одной левой. Не то чтобы он стал это делать, вот что я скажу. Дедушка Вдова никакой не драчун.

– Послушай-ка, Гусси… – Это дедушка Вдова так меня зовёт – Гусси, или просто Гус, хотя моё полное имя Густавина Митридатес Перл – а это явно перебор. В общем, он бы сказал: – Жестокость всегда ошибочна. Даже если необходима.

Я не очень-то разбираюсь, что это значит, потому что если ошибка – то зачем её совершать? Но таков уж наш дедушка Вдова. Любит выдать что-нибудь этакое, а ты потом сиди да ломай голову. И я прямо вам скажу: эти размышления над значением какой-то вещи иногда гораздо важнее самого значения. Правда, иной раз меня это жутко бесит – не без того, конечно.

Да только на дедушку Вдову долго сердиться невозможно. Ведь это он меня вырастил и научил тому, как сохранить нас в безопасности. Он главный, кто отвечает за то, чтобы не впустить к нам Погибель, и не даёт ей всё тут заразить, выполняя Ритуал. Уже много лет прошло с того дня, как через посёлок прошёл Защитник и научил Ритуалу дедушку Вдову. Он был здесь больше пятидесяти лет назад. Потому что если Погибель прорывается внутрь: через щель в воротах, или плохо привязанное перо кардинала, или если какая-нибудь собака в пустыне выкопает куриную лапку – словом, стоит что-то сделать не так, тут-то она и сеет свою заразу. А уж если в доме поселилась зараза, хуже и быть не может, потому как эта нечисть разносится быстрее пожара. Дедушка Вдова может вылечить дом – насколько я знаю, он может вылечить кого угодно и что угодно, но только это ужасно тяжёлая работа, особенно для такого старика, как дедушка Вдова. Вот потому он и учит нас со Сверчком. Нам придётся его заменить, когда он совсем состарится.

Мне сделалось не по себе, пока я следила за этим всадником, так и остававшимся слишком далеко от посёлка. Поторопился бы он, что ли. В пустыне всегда так: ждёшь – не дождёшься. Даже если и видишь, как кто-то едет, целая вечность пройдёт, пока он доедет до нас. Я не хотела, чтобы его бросили за воротами и он достался Погибели.

Вот только и Большому Гордо, как пить дать, тоже было не по себе. Его ведь недаром так прозвали. Высоченный, лысый, как луна, он говорил гулким низким басом, и кроме него, никто в посёлке не смог бы в одиночку ворочать створки ворот. Да у него рука была толщиной с мою голову. Но Большой Гордо не был злым – стоит лишь узнать его получше. Начать хотя бы с того, что он читает днями напролёт. Я вечно втихаря таскаю ему книги из библиотеки дедушки Вдовы – всё лучше, чем если бы он просто сидел да пялился в пространство в ожидании какого-то неведомого чуда. Глаза у него голубые, светлые и блестящие, как градины, и ещё он умеет свистеть, как птица. А кроме того, он поэт, вот только об этом я никому не должна рассказывать. Больше всего стихов у него про какие-то невероятные цветы, про снежные бури и целые горы льда, которые он называет ледниками. Он уверяет, что они движутся, только очень медленно, как самые древние твари, и сносят всё на своём пути.

– Ну почему бы тебе хоть раз не написать стихи о том, что ты видишь вокруг себя? – однажды спросила я. – Типа, почему бы тебе не написать оду сухой траве, или грифам-индейкам, или коровьему черепу с цветком в глазнице, или чему-то в этом роде?

Он пожал плечами, как будто я сморозила глупость:

– Я люблю путешествовать, малышка.

Я подумала, что этот ответ не хуже других.

А всадник тем временем был всё ближе и ближе, и конь под ним нёсся во весь опор. Лучше бы мы сейчас сидели в Приюте и ели неповторимый супчик дедушки Вдовы. Я бы играла на скрипке самые любимые его баллады. Он обожает баллады, особенно про то, как все корабли потонули и юноши пошли ко дну, а девы слагали лодки из собственных тел, чтобы вернуть их домой, и все непрерывно плакали и рыдали.

Я-то больше люблю песни про приключения, и про морских чудовищ, или вообще про океан, который я так никогда и не увижу, – если помнить, какая огромная пустыня окружает нас каждый день. Настоящее море из песка и скал и несчастных скрюченных растений, это верно, но при этом песок не так-то прост. Я о том, что в каждой норке и ложбинке здесь таится разная живность: то пробежит по песку паучок такого же жёлтого цвета, то змея свернётся смертельно опасными кольцами. Хотите верьте, хотите нет, но иногда вылезают даже жабы – хотя этих можно встретить только после дождя. Я обожаю, когда в пустыне выпадает дождь – вы не думайте, не бешеная буря, от которой никому не поздоровится, а просто хороший ливень, такой короткий, что и оглянуться не успеешь, а он прошёл. Зато после него песок расцветает пурпурными бутонами, до поры укрытыми под землёй, где они ждут своего часа. Мне кажется, что и мы со Сверчком такие же. Однажды нам выпадет шанс показать, на что мы способны. Чтобы помочь всаднику скакать быстрее, я замурлыкала специальную тревожную песню: «Солнце садится, лошадка к нам мчится». Я стиснула кулаки и помолилась Тому, Кто Слышит, чтобы и он поторопил коня. Большой Гордо аж губу закусил, а Сверчок поскуливал от нетерпения. Только дедушка Вдова оставался непоколебимым: настоящий каменный утёс. Такие торчат повсюду, как макушки колоколен, неподвижные и равнодушные ко всему.

Всадник влетел в ворота ровно в тот миг, когда свет погас и земля окунулась во тьму. Большой Гордо захлопнул створки и запер их крепко-накрепко, а мы с дедушкой Вдовой прошептали короткий наговор, который повторяем каждый раз на закате, когда появляются луна и звёзды. Сверчок с облегчением взвыл, и этот долгий одинокий вой был для меня знáком, что этой ночью мы в безопасности. Ветер может беситься сколько угодно, ему не протиснуться в посёлок с Погибелью на крыльях: ни за что и никогда. Это было приятно: знать, что все здесь в безопасности благодаря нам.

Всадником оказалась женщина с длинными каштановыми волосами, вся покрытая пылью. Больше я ничего сказать про неё не могла. Задыхаясь, она рухнула лицом на холку коню и была такой мокрой от пота, будто из реки вылезла. Коню тоже пришлось несладко – у обоих был измученный вид. Ещё бы, нестись целый день наперегонки с закатом. Дедушка Вдова помог ей спешиться, а я побежала за водой. Большой Гордо повёл коня в конюшню, чтобы позаботиться о нём. Могу поспорить, что бедолаге пришлось вдвое горше, чем его всаднице.

Пока всадница приканчивала уже десятую по счёту кружку воды, дедушка Вдова терпеливо ждал, опираясь на палку. Я чуть было не сказала, что не стоит столько пить – того и гляди лопнешь и будет конфуз, – но подумала, что если человек в одиночку сумел пересечь верхом всю пустыню, он и сам знает, что делает. Вот она и пила, сколько хотела, пока наконец не оторвалась от кружки и посмотрела на нас.

– Кто тут у вас дедушка Вдова? – спросила она.

Дедушка Вдова так на меня глянул, что я едва не рассмеялась.

– Это я, – сказал он.

– Оно и видно, – кивнула она, – вот только на вдову ты не очень похож. Где ж это слыхано, чтобы мужчина оказался вдовой?

– Если проживёшь с моё, – ответил дедушка Вдова, – то поймёшь, что можно услышать что угодно.

И это было правдой: я и то не знала отгадки его имени. Он говорил лишь, что так кто-то прозвал его давным-давно и что мне не следует слишком глубоко зарываться в прошлое, а то ещё как выскочит и цапнет меня за задницу. Он всегда говорил что-то в этом роде, когда я начинала расспрашивать, что было до того, как я появилась на свет. Проклятье, я даже понятия не имею о том, как здесь очутилась. Всё, что я знала, – что я родилась не в посёлке. Только иногда во сне я слышала размеренный грохот и чувствовала, как воздух пахнет солью.

– Это тебе приснился океан, – каждый раз отвечал дедушка Вдова, загадочно блестя глазами.

– Но откуда мне знать про океан, если я там не была ни разу? – удивлялась я.

– Это знание у тебя в крови, – отвечал он. – Твоё тело получило все знания ещё при рождении. И твой мозг тоже. Если мы проследим за всем, что нам известно, то закончим нашим первым днём на земле.

Наверное, он был прав, вот только я бы очень хотела наконец узнать, как я сюда попала и вообще откуда я взялась. Иногда я додумывалась до того, что дедушка Вдова просто плюнул на песок и сам вылепил меня из глины. И честно говоря, меня это совсем не волновало, потому что в таком случае я просто оказалась бы ходячим чудом, верно? Волшебным творением, отпущенным на землю, чтобы дурачить и водить за нос. Ведь я была прирождённой Защитницей, а посёлок был моим домом. И я гордилась тем, что готова защищать его, не жалея жизни.

Простите, я что-то отвлеклась от самой истории. Со мной так бывает иногда. Забываюсь и уплываю мыслями куда-то, как перекати-поле по высохшей мёртвой канаве.

– Это тебе, – сказала всадница и протянула дедушке Вдове скатанный в трубку лист пергамента.

– Ты уже прочла его сама? – поинтересовался дедушка Вдова

– Нет, я его не читала, – ответила всадница. – За кого ты меня принимаешь? Я же знаю, что на письме волшебная печать, и если я его вскрою, у меня тут же отсохнет язык. Или письмо просто загорится у меня в руках, и Погибель будет терзать меня вечной пыткой.

– Пожалуй, ты угадала. – Дедушка Вдова едва заметно ухмыльнулся.

– Чёрт, это было непросто – успеть сюда до заката. Целых две недели не вылезала из седла с утра до ночи, чтобы только добраться к вам в срок. Мы с моей лошадью Дарлой привыкли к ночёвкам под звёздами, нам нравится под открытым небом. Пожалуй, больше ничего не доставляет мне такого удовольствия: только мы с Дарлой, и никого вокруг. Можно даже спокойно достать мой казу и сыграть песню-другую – просто чтобы отпугнуть змей. Но я ни за что не останусь на ночь в этой долине – спасибо, сэр, это же верная смерть. Наверное, ваш посёлок – последнее безопасное место во всей пустыне.

– Мудрая женщина, – заметил дедушка Вдова.

– Иначе я бы не прожила так долго, – ответила она.

– Как тебя зовут? – поинтересовался дедушка Вдова.

– Всадница – и точка, спасибо, что спросил. Назовёшь кому-то своё имя – и сам не заметишь, как он приберёт тебя к рукам. А я такого не люблю.

– И правда мудрая женщина, – улыбнулся дедушка Вдова.

– У вас тут есть трактир? – спросила Всадница. – Место, где путник может отдохнуть и развлечься? Может, даже перекинуться в картишки?

– Дальше по улице найдёшь заведение Старой Эсмерельды, – сказала я. – Кормят прилично и подают такой чай с жасмином, вкуснее которого ты вряд ли пробовала. Я бы сделала его своим любимым местом в мире, если бы могла там проводить времени побольше. А я не могу, конечно, потому как Защитница и всё такое. Не положено – и всё.

Но Всадница уставилась на меня, как на ненормальную:

– Ты сказала Старая Эсмерельда?

– У нас это лучшая таверна, – заверил дедушка Вдова.

– У нас в посёлке это единственная таверна, – уточнила я, и он весело сверкнул глазами. Это была старая шутка, и не очень умная, но дедушка Вдова всегда ей смеялся.

– По мне так сойдёт. – И Всадница встала на ноги. – Пожалуй, задержусь на пару дней, чтобы мозги проветрить. Устрою себе выходные. У тела свои запросы: оно не может с риском для жизни нестись через пустыню, когда Погибель хватает за пятки, и снова отправляться в путь на следующее утро. Если тело так рисковало, оно заслужило по меньшей мере горячую ванну. А если моему боссу в гильдии гонцов это не по вкусу, то пусть ищет себе новых Всадников – мне плевать.

Разъяснив всем свои стремления, Всадница направилась по улице, на которой стоял трактир Старой Эсмерельды. Я была бы не прочь проследить за нею, может, даже залезть в окно на кухню и малость осмотреться, да только дедушка Вдова не любит, когда я туда захожу. Он считает, что это злачное место не для таких малолетних, как я, но вы же понимаете – это только разжигало мой аппетит.

– Мы должны соблюдать дисциплину, – утверждал он, – выполнять правила и приказы. Мы – те, кто хранит Ритуал.

И конечно, дедушка Вдова во всём прав. Это большая ответственность – всё, что мы делаем у ворот. Весь посёлок от нас зависит. И нечего мне шататься по ночам, если этим я только подвергну опасности всех в посёлке.

Когда мы вернулись в Приют, дедушка Вдова сел у огня, так и держа в руках этот пергамент. Он не сломал печать, не раскрыл его – вообще ничего не сделал. Он просто смотрел в огонь и молчал. Я хотела было достать скрипку и сыграть псалом или ещё что-нибудь медленное и грустное, но сразу поняла, что дедушке Вдове сейчас не до того. Сверчок тихонько покрутился на месте три положенных собаке раза и свернулся у моих ног уютным клубком. Я достала книгу о том, как исцелить поражённый заразой дом, и прочла по порядку все шаги, а потом повторила ещё раз. Нет ничего хуже заражённого дома, особенно в таком отдалённом мелком посёлке, как наш. Ну разве что появится заражённый человек, но таких уже сто лет как не бывало, с того дня, как сюда пришёл дедушка Вдова. (У нас до сих пор пересказывают эту страшилку для маленьких детей.) Да уж, ничего хуже и не придумаешь. Тут придётся вытянуть из больного всю Погибель, выкинуть её отраву в ночь, как высасывают и сплёвывают яд от укуса змеи. Это очень опасный и сложный Ритуал, а я снова и снова удивлялась, отчего же дедушка Вдова всё тянет: он вообще собирается читать это письмо?

– Нет, только после того, как ты заснёшь крепко-накрепко, так и знай, – сказал дедушка Вдова.

– Как ты узнал, о чём я думаю? – удивилась я.

– Потому что ты уже пятнадцать минут назад перевернула последнюю страницу.

И он был прав. Такой он у нас. Дедушка Вдова. Знает всё, что нужно: о людях, о волшебстве, о Ритуалах, чтобы нас защитить. Он самый мудрый человек в мире. По крайней мере, я так думаю. Он даже спит с открытыми глазами. Я не удержалась и как-то проверила его, когда думала, что он заснул. Он всё равно следил, как я хожу по комнате, хотя и храпел как ни в чём не бывало. И если слишком долго об этом думать, можно самому испугаться не на шутку. Надеюсь только, что когда-нибудь я вырасту и стану хотя бы наполовину таким же хорошим Защитником, как он, пусть даже непонятным и странным.

– Хватит время тянуть, – сказал дедушка Вдова. – Ступай в постель. Уже поздно, а завтра дел полно.

– Я ещё немного почитаю, – сказала я.

– Как хочешь.

Но огонь был таким тёплым, а Сверчок так сладко сопел у меня в ногах, наверняка гоняясь во сне за луговыми собачками, что и я очень скоро задремала прямо в кресле.

Глава 2

Пение петухов разбудило меня ещё до того, как взошло солнце. Свет, проникавший в окно, был каким-то серым и больше походил на вечерний, чем на утренний. Вдалеке рокотал гром, а над песком шелестели первые порывы ветра. Я отлично понимала, что это признаки близкой бури. Сверчок прижимался ко мне, размахивая хвостом и заглядывая в лицо преданными глазами. Спина немного ныла после ночи, проведённой в кресле. Что ж, поделом мне.

– Всё хорошо, собачка. – Я почесала его за ушами и потрепала за холку. – Сегодня мы быстро закончим Ритуал и установим защиту до дождя.

Я старалась говорить уверенно, но могла лишь надеяться на то, что это правда. Сегодня всё предвещало потоп. Вот только ливень в такой долине, как наша, – вещь опасная. Конечно, хороший дождь в пустыне напитает цветы и они расцветут таким ковром, словно сама радуга пролилась на наш мир. Но ливень опасен наводнением, и тогда его волны не пощадят никого. И даже не пытайтесь меня успокоить. Нет ничего хуже, чем видеть, как с рычанием клубятся и кружат над пустыней чёрные облака, задевая брюхом жадные песчаные дюны, тянущие влагу. Это верно, у нас есть Ритуал и для защиты от наводнений, вот только природа иногда наливается такой мощью, что её ничто не остановит. Если природа решила сделать по-своему, ей нипочём даже такой сильный Ритуал, как наш.

В комнату ворвался дедушка Вдова в дорожном плаще с сумкой через плечо. Он торопливо собирал свои книги, томики в кожаных переплётах с описаниями растений и ритуалов – всё, что попало под руку.

– Что такое? – спросила я.

– Придётся отлучиться, – сказал дедушка Вдова. – Примерно на месяц.

– Это всё письмо? – спросила я.

Дедушка Вдова кивнул, перебрал книги в сумке, пролистал одну из них и снова сунул внутрь.

– Это вызов от Совета Защитников, – сказал он.

Ничего себе! Совет Защитников – всё, что осталось от Ордена Защитников, и его члены были древнее, чем сам дедушка. Они вели происхождение от Защитников древности – сильных и непобедимых, как Святая Петунья Отважная или сэр Улали Лучник, – получивших знания в знаменитой школе Клипстоунского собора. Никто бы не посмел не ответить на вызов такого Совета, даже на смертном одре. И насколько я могла судить, получить такой вызов означало великую честь.

Так почему же дедушка Вдова кажется таким растерянным? Понятное дело. Сейчас Совет не так важен, как прежде, во времена величия Защитников, о которых я читала у Иеронима в его «Героях Золотого Века», моём любимом историческом трактате. Там рассказывалось о том, как в самые тёмные времена тысячи лет назад были созданы Ритуалы и как Защитники боролись со злом. Как появился Клипстоунский собор – место, где они жили и трудились. Ну а потом… всё пошло так, как всегда говорит дедушка Вдова. История – она как колесо, а не прямая линия. За светлыми временами приходят тёмные. Свет побеждает тьму, но тьма всегда дождётся своего часа, чтобы вернуться. А вот сейчас времена настали темнее некуда. И на недели пути от долины больше не осталось ни одного безопасного места, кроме нашего. И Хмурой долине, и всему остальному миру грозило множество жутких тварей: от бродячих ведьм с гнилыми сердцами и кровожадных демиургов до полтергейстов и адских выползков, не говоря уже о всяких мелких мошенниках и пакостниках. Шаталась на свободе даже такая кровожадная колдунья, как Копчёная Люсинда, разрушая всё, до чего могла дотянуться. Я уж не говорю про порождение самой чёрной тьмы, Погибель, силу настолько неудержимую, что даже Совет Защитников в своём соборе, надёжно ограждённом мощами святых и вечным источником святой воды, лишается сна при одной только мысли о её могуществе.

Может, потому дедушка Вдова так расстроился. Может, они захотят приказать ему изгнать Воющие Ветры из Гниющей Лощины или что похуже. Мне уже доводилось слышать, что у Совета Защитников настали паршивые времена. Помню одну жуткую историю про то, как Копчёная Люсинда захватила целый рудник со всем населением, так что люди не помнили, что делали все те месяцы, пока она не вытянула из шахты всё золото – только потому, что Защитники не могли выполнить свою работу. Могу поспорить, что таких знатоков, как дедушка Вдова, остались единицы в нашем мире, и даже Совету Защитников с ним не тягаться. Понятно теперь, почему дедушка Вдова не желает тратить время на всякие глупости вроде этого Совета, когда у него собственный посёлок нуждается в защите. И всё равно я радовалась. Я ни разу в жизни не была в настоящем городе. Я и из посёлка-то толком не выезжала, разве что ненадолго куда-то в пустыню. Честное слово, я мечтала увидеть собор в Клипстоуне, с его знаменитым Оссуарием Грёз. Я много чего хотела увидеть.

– Я мигом соберусь, – сказала я.

Дедушка Вдова ожёг меня взглядом.

– Ничего подобного, – отрезал он.

Я застыла на месте. Конечно, я отправлюсь с ним. Я должна была отправиться с ним!

– С востока дует дурной ветер, – продолжал дедушка Вдова. – Думаю, ты сама уже его чуешь. Наверняка он несёт нам Погибель, и я не могу оставить посёлок без защиты.

– И что с того?

– А то, упрямая ты тупица, что мне нужно, чтобы ты оставалась здесь и проводила Ритуалы, – сказал он. – Защищала посёлок. Следила за тем, чтобы Погибель знала своё место. Которое, позволь тебе напомнить, по ту сторону этих стен.

Я не поверила своим ушам. Этого не могло быть.

– Ты хочешь, чтобы я сама проводила Ритуал? – выкрикнула я.

– Именно, – ответил дедушка Вдова. – Я с детства учил тебя именно на такой случай. И ты вполне справишься сама в эту неделю, верно? К тому же ты не одна. У тебя есть Большой Гордо и Сверчок – они помогут.

Сверчок радостно заскулил. Он был так счастлив, что я готова была его пришибить.

– А вдруг что-то пойдёт не так? Вдруг жители придут со своими жалобами? Или ещё что?

– Делай так, как делал я, – сказал дедушка Вдова. – Старайся, как можешь. Будь мудрой и доброй, и главное – умей сочувствовать. Ставь нужды других выше собственных. В точности выполняй Ритуалы, как я тебя учил, и не сдавайся. Ничего не пропускай, не ленись, не пытайся что-то менять. Они работают, только если выполняешь их в точности, от всего сердца и с чистыми стремлениями. И самое главное – ночью держи ворота на запоре.

Дедушка Вдова положил руку мне на плечо и посмотрел в глаза. Когда он говорил, в его дыхании чувствовался запах кофе и трубочного табака, а ещё бессонной ночи и долгой дороги впереди.

– Погибель будет пытаться пролезть внутрь, – продолжал он. – В этом не сомневайся. Она караулит любую ошибку, любой пропуск или небрежность в ритуалах. И даже малейший твой промах – даже если ты отвлечёшься хоть на долю секунды – даст ей лазейку. А уж тогда ты получишь по полной – в этом не сомневайся.

– Что делать, если она всё же прорвётся?

– Не прорвётся, – сказал дедушка Вдова. – Ни за что, если будешь делать так, как я тебя учил.

– А всё-таки?

Дедушка Вдова посмотрел на меня и вздохнул, и плечи у него поникли, а глаза затуманили все беды мира. И на эту секунду он показался таким старым и усталым, словно миллион лет не смыкал глаз, словно готов рухнуть прямо на землю и проспать многие-многие годы.

– У тебя остались книги, и ты многое выучила. Ты знаешь, что делать, когда придёт нужда. Вместе твоё сердце, твой разум и твой дух подскажут тебе верный путь. Вселенная всегда готова говорить с тобой, если только держать уши открытыми, чтобы её услышать.

А потом – и, наверное, это было самое странное, что могло со мной приключиться, – дедушка Вдова притянул меня к себе и обнял так крепко, что я чуть не задохнулась. Вот тут меня проняло. Старик никогда не любил всякие там обнимашки. Что и говорить – мне стало страшно.

– Обещаешь вернуться? – выпалила я.

Он посмотрел на меня, и я успела заметить, что в его взгляде промелькнул страх. Но тут же вернулась на место привычная гримаса.

– Чего это ты всполошилась, девочка? Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь. Наверняка всё кончится парой часов нудных заседаний, пока свора стариков будет ссориться из-за оборота речи, который все давно успели позабыть. Так всегда бывает.

Но что-то во мне отказывалось ему верить – просто чуть-чуть. И гусеница тревоги упрямо щекотала мне кожу на спине.

Мы со Сверчком пошли проводить дедушку Вдову до ворот, где Большой Гордо изучал книгу с картами.

– Собрались наружу, мистер Вдова? – спросил Гордо, и дедушка молча кивнул.

Он вывел свою старую лошадь, мисс Риббит, кобылу песочного цвета, слепую на левый глаз. Она недовольно фыркала и топала копытами, явно недовольная тем, что её отвлекли от сена и утренней дрёмы в стойле. Вдалеке зарокотал гром, и мисс Риббит тонко заржала и топнула передней ногой.

– А ну-ка тихо, – велел дедушка Вдова, и кобыла повиновалась. Она очень любила своего хозяина, несмотря на норов. Я видела, как дедушка Вдова смотрит ей в здоровый глаз и тихонько объясняет, что им предстоит поездка не из лёгких, но так надо, и провалиться мне на месте, если эта животина не понимала каждое сказанное слово. Дедушка Вдова всегда умел ладить с животными. Он был с ними намного откровеннее и готов был поделиться тем, о чём никогда не сказал бы человеку. На моих глазах лошадь готовилась к нелёгкому пути. Она как-то особенно мигнула, и в единственном зрячем глазу сверкнуло что-то вроде гордости.

Зато мне было совсем не весело. То, что я не увижу город и дедушка Вдова отправится в путь без меня, было плохо само по себе. Но как, скажите на милость, я сохраню в безопасности наш посёлок, если в подручных у меня останутся лишь Сверчок да Большой Гордо? Конечно, я даже во сне помнила все ритуалы до мелочей, но что, если Погибель всё же найдёт лазейку и просочится внутрь? Что, если зараза одолеет дом или, того хуже, человека? Что я тогда буду делать?

И вот тут открывалась главная проблема: что, если я окажусь недостаточно хороша? Что, если я так напортачу, что дедушка Вдова больше не захочет видеть во мне Защитницу? Что, если он вышвырнет меня в пустыню – скитаться в поисках счастья заодно с остальными бродягами и неудачниками и вся моя жизнь рухнет, потому что я не справилась с заданием? Ужаснее этого я и представить ничего не могла: быть изгнанной из посёлка за то, что оказалась недостаточно хорошей Защитницей.

Про себя я повторила короткую утреннюю молитву о поддержке. Может, это было глупо, однако я помолилась. И что бы там ни было наверху, заставлявшее мир вертеться – мы просто зовём его Тот, Кто Слушает, – я знала, что оно меня услышало. Я знала: оно видит Ритуалы и улыбается нам со Сверчком, пока мы делаем свою работу. Я знала: оно слушает, чем бы оно ни было, как будто высоко в космосе огромное ухо было обращено на нас. Проклятье, я даже привыкла думать, что нравлюсь ему, и оттого мне так радостно к нему обращаться. Не знаю почему – просто так было всегда. Понимаю, это странно – верить в такие вещи, что тебя создавали с любовью и что бы там тебя ни создало, оно тоже радо тебе!