Истории золотого века

© Джеймс Болдуин, 2022

ISBN 978-5-0056-9243-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Коротко об авторе

Джеймс Болдуин (1841—1925) был американским педагогом и администратором. В течение 18 лет он служил суперинтендантом школьной системы Индианы, а затем стал редактором учебников и среди прочего автором детских книг на темы легенд, мифологии, биографий и литературы.

Джеймс Болдуин родился в округе Гамильтон, шт. Индиана, 15 декабря 1841 года. Он стал педагогом и администратором в этом штате, начиная с 24 лет. В течение 18 лет он служил суперинтендантом школьной системы Индианы.

Он был одним из самых плодовитых авторов школьных учебников для детей в конце 19-го и начале 20-го века. В дополнение к The Baldwin Readers (1897), он был соавтором The Harper Readers (1888) и The Expressive Readers (1911). Он написал более 30 книг о знаменитых людях в истории и пересказал классические истории. Его публикации насчитывали 54 тома. По оценкам, 26 миллионов экземпляров его работ было продано по всему миру, в том числе в Китае и Индонезии. Человек, получивший образование самостоятельно, он стал школьным суперинтендантом, а затем работал редактором в Harper’s, а затем в American Book Company.

Он написал более 50 книг, в том числе «Пятьдесят пересказанных знаменитых историй» (1896) и «Авраам Линкольн, настоящая жизнь» (1904).

Джеймс Болдуин умер в своем доме в Саут-Ориндж, штат Нью-Джерси, 1 сентября 1925 года.

(По мaтериалам Wikipedia)

Предисловие

Вы слышали о Гомере и о двух замечательных поэмах, «Илиаде» и «Одиссее», которые носят его имя. Никто не знает, действительно ли эти стихи были написаны Гомером, или же они являются произведением многих разных авторов. И, на самом деле, очень мало имеет значения их авторство. Все согласны с тем, что это самые великие стихи, когда-либо спетые, написанные или прочитанные в этом мире; и все же, как сравнительно мало людей читали их или знают о них что-либо, кроме как из вторых рук! Гомер начинает свой рассказ не с начала, а находясь «в гуще событий»; поэтому, когда кто-то начинает читать «Илиаду», не подготовившись заранее, ему трудно понять откуда что взялось, и у него в отчаянии возникает искушение остановиться в конце первой книги. Поэтому многие люди довольствуются тем, что восхищаются великим шедевром поэзии и повествования просто потому, что им восхищаются другие, а не потому, что они лично знакомы с ним.

Но в мои намерения не входит давать вам «упрощенную версию» «Илиады» или «Одиссеи». Таких версий уже существует много; но лучший способ для вас или для кого-либо другого прочитать Гомера это – просто взять и прочитать Гомера. Если вы не понимаете по-гречески, то вы можете прочитать его в одном из многочисленных переводов. Вы найдете много от духа оригинала в переводах; но вы не получите ничего из так называемой упрощенной версии.

При написании этих «Историй Золотого века» моя цель состояла в том, чтобы проложить путь, если я осмелюсь так выразиться, к приятному чтению Гомера, будь то в переводах или в оригинале. Я взял различные легенды, относящиеся к причинам Троянской войны, и, взяв на себя определенные привилегии, в которых еще никогда не отказывали рассказчикам, сплел их в одно непрерывное повествование, заканчивающееся там, где начинается история Гомера. Герой «Одиссеи» – персонаж, которым не всегда можно восхищаться или хвалить, – это мой герой. И, рассказывая историю его детства и юности, я воспользовался возможностью повторить для вашего удовольствия некоторые из самых красивых древнегреческих мифов. Если я время от времени придавал им окраску, немного отличающуюся от оригинала, вы помните, что таково право рассказчика, поэта и художника. Основные черты этих историй остаются неизменными. Все это время я свободно черпал вдохновение из старых трагедий, а иногда и из самого Гомера; Я также не считал необходимым в каждом случае упоминать авторитетные источники или извиняться за случайное близкое подражание некоторым из лучших переводов. Картины древнегреческой жизни в основном заимствованы мною из «Илиады» и «Одиссеи» и, я надеюсь, они помогут вам лучше понять эти поэмы, когда вы непосредственно познакомитесь с ними.

Если вас заинтересуют «Истории Золотого века» в том виде, в каком он изложены здесь, не разочаровывайтесь ее несколько резким концом; поскольку вскоре вы обнаружите, что она продолжена мастером-поэтом всех эпох в неподражаемой и недоступной другим манере. Если вам приятна речь привратника у ворот, то насколько больше будет ваша радость, когда вы будете стоять в царском дворце и слушать песню царского менестреля!

ИСТОРИИ ЗОЛОТОГО ВЕКА

Приключение I. Взгляд на мир

Для простодушных людей, которые жили на этом острове три тысячи лет назад, никогда не существовало места более милого сердцу, чем опоясанный морем островок Итака. Каким бы каменистым и суровым он ни казался, на самом деле это была улыбающаяся земля, окруженная смеющимся морем. Воздух там всегда был мягким и чистым и благоухал дыханием цветов; солнце ласково смотрело с безоблачного неба, и штормы редко нарушали тихое журчание вод, омывающих берега этого такого близкого и родного для всех населявших его людей острова. Со всех сторон, кроме одной, земля поднималась прямо из морских глубин, встречаясь с подножиями скалистых холмов и гор, увенчанных лесами. Между высотами было много узких лощин, покрытых фруктовыми садами; в то время как более пологие склоны были покрыты виноградниками, а крутые склоны над ними служили пастбищем для стад длинношерстных овец и горных коз.

На той стороне острова, которая лежала ближе всего к восходящему солнцу, была прекрасная, глубокая гавань; потому что берег там изгибался вовнутрь, и только узкий перешеек лежал между восточными водами и западным морем. Близко по обе стороны этой гавани возвышались две горы, Неритус и Нерей, которые стояли, как гигантские стражи, наблюдая за сушей и морем и отгоняя зло; а на перешейке, на полпути между этими горами, находился белый дворец местного царя, просторный и большой, с цветущими садами, разбитыми справа и слева, и широкими лужайками перед домом, спускающиися к кромке воды.

Здесь много сотен лет назад жил Лаэрт – человек простых привычек, который считал свой маленький остров достаточно большим царством и никогда не мечтал о чём-то большем. Немногие люди видели так много мира, как он; ибо он бывал в Колхиде с Язоном и аргонавтами, и его ноги ступали по улицам всех городов Эллады. И все же во всех своих странствиях он не видел более прекрасной земли, чем скалистая Итака. Его глаза были ослеплены блеском Золотого руна, и цари Аргоса и Илиона показывали ему золото и драгоценные камни из своих сокровищниц. Но какое ему было дело до чужих богатства, кроме тех, что приносили ему его стада и виноградники? Едва ли был день, чтобы его не видели в поле, направляющим свой плуг, или ухаживающим за виноградными лозами, или в его садах, подрезающим деревья, или собирающим спелые плоды. У него были все благие дары жизни, в которых нуждается любой человек; и за них он никогда не переставал благодарить великого Дарителя и воздавать хвалу высшим силам. Его царица, прекрасная Антиклея, дочь престарелого вождя Автолика, была настоящей хозяйкой, присматривала за служанками, занимаясь прялкой и веретеном или работая челноком на ткацком станке; и многие наряды, расшитые тончайшим шитьем, были сшиты ее собственными прекрасными пальцами.

У Лаэрта и Антиклеи родился один ребенок – сын, который, как они надеялись, доживет до того, чтобы принести Итаке славу. Этот мальчик, по мере того как он рос, становился всё более сильным телом и умом; он был намного сильнее своих товарищей по играм; и те, кто знал его, удивлялись проницательности его речи не меньше, чем силе и гибкости его конечностей. И все же он был мал ростом, и ни в лице, ни в фигуре его не было ни капли грации Аполлона. В день, когда ему исполнилось двенадцать лет, он стоял со своим наставником, бардом Фемием, на вершине горы Неритус. Под ним, раскинувшись, как огромная карта, лежало то, что было для него целым миром. К северу, насколько хватало глаз, были большие и малые острова; и среди них Фемий указал на Тафос, родину племени мореплавателей, где правил Анхиал, вождь воинов. На востоке были другие острова и низменные берега Акарнании, такие далёкие, что казались просто полосками туманной зелени между пурпурными водами и лазурным небом. К югу за Самосом простирались лесистые высоты Закинфа и морские пути, которые вели к Пилосу и далекому Криту. На запад простиралось великое море, занимавшее всё дальше и дальше до области заходящего солнца; водное царство Посейдона, полное странных существ и неведомых опасностей, – море, по которому осмеливались пускать свои корабли только самые отважные мореплаватели.

Мальчик часто смотрел на эти сцены, исполненные необъятной таинственности, но сегодня его сердце было переполнено непривычным чувством благоговения и удивления перед красотой и величием мира, который лежал вокруг него. Слезы наполнили его глаза, когда он повернулся к своему наставнику.

– Как любезно было со стороны Существа, создавшего эту прекрасную землю, поместить нашу собственную солнечную Итаку прямо в ее центре и покрыть ее со всех сторон голубым куполом, похожим на палатку! – сказал он своему учителю. – Но скажите мне, живут ли люди во всех тех землях, которые мы видим? Я знаю, что в Закинфе и на маленьких островах восточного моря люди живут; потому что рыбаки оттуда часто приезжают на Итаку, и я разговаривал с ними. И ещё я слышал, как мой отец рассказывал о своем чудесном путешествии в Колхиду, которая находится в области восходящего солнца; и моя мать часто рассказывает о своем старом доме на Парнасе, который также находится далеко к рассвету. Правда ли, что на землях, которые мы не можем видеть, тоже есть мужчины, женщины и дети? И заботятся ли великие силы о них так же, как о добрых жителях Итаки? И есть ли где-нибудь другой царь, столь же великий, как мой отец Лаэрт, или другое царство, столь же богатое и счастливое, как его?

И тогда Фемий рассказал мальчику всё о земле эллинов за узким морем; и на песке у их ног он нарисовал палкой карту всех известных ему стран.

Отображение мира. Карта, которую Фемий нарисовал на Песке.

– С этого места мы не можем видеть половину мира, – сказал бард, – и Итака не является его центром, как вам кажется. Я нарисую его здесь на песке и покажу вам, где находится каждая земля и каждое море. Прямо здесь, в центре, – сказал он, насыпая кучу песка в форме горы, – именно здесь, в самом центре мира, находится гора Парнас, обитель Муз; и в ее тени находятся священные Дельфы, где стоит храм Аполлона. К югу от Парнаса находится залив Крисса, который иногда называют Коринфским заливом. Путешественник, который плывет на запад по этим водам, увидит по правую руку от себя приятные холмы и долины Этолии и лесистые земли Калидона; в то время как слева от него будут возвышаться скалистые горы Ахайи и более пологие склоны Элиды. Здесь, к югу от Элиды, находятся Мессена и песчаный Пилос, где правят богоподобный Нестор и его престарелый отец Нелей. Здесь же, на востоке, находится Аркадия, земля зеленых пастбищ и сладкого изобилия, не омытая никаким морем; а рядом с нею находится Арголида, богатая лошадьми, но более всего знатными людьми, и Лакедемон в Лаконии, знаменитый своими воинами и прекрасными женщинами. Далеко же к северу от Парнаса находится гора Олимп, возвышающаяся до небес обитель Зевса и место, где боги и богини проводят свои советы.»

И затем Фемий, как он часто делал, начал облекать свои слова в форму музыки; и запел песню про мир, каким он себе его представлял. Он пел о Гелиосе-Солнце, и о его пылающей колеснице и четырех белых конях, и о чудесном путешествии, которое он совершает каждый день над землей; и ещё он пел о снежных горах Кавказа на далеком востоке; и о садах Гесперид, простирающихся ещё дальше на запад; и про страну гипербореев, которая лежит за северными горами; и о солнечных краях, где живут эфиопы, самые далекие из всех обитателей земли. Затем он запел о текучем потоке Океана, который заключает в свои объятия все земли мира; и, наконец, об Островах Блаженных, где правит белокурый Радамант¹, и где нет ни снега, ни проливных дождей, но вечная весна, и ветры благоухают дыханием жизни.

– О Фемий! – воскликнул мальчик, когда бард отложил арфу. – Я никогда не знал, что мир так велик. Неужели под одним небом так много стран и так много странных людей?

– Да, – ответил Фемий, – мир очень просторен, и наша Итака – всего лишь одна из самых маленьких из тысячи земель, над которыми улыбается Гелиос, совершая свое ежедневное путешествие по небу. Не дано одному человеку познать все эти земли; и счастливее всего тот, кто заботится только о своем доме, считая его центром, вокруг которого построен мир.

– Если хотя бы половина из того, что ты мне рассказал, правда, – сказал мальчик, – я не успокоюсь, пока не увижу хотя бы некоторые из этих странных земель и не узнаю больше об удивительных существах, которые живут в них. Мне невыносима мысль о том, что я всегда буду заперт в узких рамках маленькой Итаки.

– Мой дорогой мальчик, – сказал Фемий, смеясь, – твое мнение сильно изменилось за последние несколько минут. Когда мы недавно приехали сюда, ты думал, что Неритус – самая великая гора в мире, а Итака – центр, вокруг которого построен мир. Тогда ты был весел и доволен; а теперь ты беспокоен и несчастен, потому что узнал о таких возможностях, о которых до сих пор и не мечтал. Твои глаза открылись, чтобы увидеть и познать мир таким, какой он есть, и ты больше не удовлетворён тем, что Итака может тебе дать.

– Но почему ты не сказал мне об этом раньше? – спросил мальчик.

– Это было желание твоей матери, – ответил бард, – чтобы ты не знал про всё это до сегодняшнего дня. Ты помнишь, какой сегодня день?

– Сегодня мой двенадцатый день рождения. И я также помню, что моему дедушке было дано обещание, что, когда мне будет двенадцать лет, я навещу его в его крепких чертогах на горе Парнас. И я собираюсь немедленно спросить об этом свою мать.

И, не дожидаясь больше ни слова от Фемия, юноша поспешно побежал вниз по крутой тропинке и вскоре оказался у подножия горы. Он поспешил через поля и через виноградники, где лозы, выращенные собственноручно его отцом, уже отяжелели от винограда. Он нашел свою мать во внутреннем зале; она сидела перед очагом и плела из своей прялки яркие нити цвета морской волны, в то время как ее служанки хлопотали вокруг нее. Он опустился на колени на мраморный пол и нежно обнял колени матери.

– Мама, – сказал он, – я пришел просить тебя о давно обещанном мне благе.

– В чем дело, сын мой? – спросила царица, откладывая прялку. – Если в Итаке есть что-нибудь, что я могу тебе дать, ты обязательно получишь это.

– Мне ничего не нужно на Итаке, – ответил мальчик. – Я хочу увидеть больше этого великого мира, чем когда-либо знал. И теперь, когда мне уже исполнилось двенадцать лет, ты, конечно, не забудешь давнее обещание, что я проведу лето с дедушкой на Парнасе. Прошу тебя, отпусти меня поскорее, ибо я устал от этой тесной Итаки.

Одиссей со своей матерью.

Глаза царицы наполнились слезами, когда она ответила: «Твое желание исполнится, сын мой. Обещание, данное и тебе, и моему отцу, должно быть выполнено. Ибо, когда ты был всего лишь маленьким младенцем, Автолик пришел на Итаку. И однажды вечером, когда он пировал за столом твоего отца, твоя няня, почтенная Эвриклея, привела тебя в зал и положила ему на руки. – «Дай этому милому младенцу имя, о царь,» – попросила она его. – «Он – сын твоей дочери, Антиклеи, наследник богатого царства Итаки; и мы надеемся, что он будет жить долго, чтобы его имя помнили, как и твоё».

– Тогда Автолик улыбнулся и нежно усадил тебя к себе на колени. – «Дочь моя и господин моей дочери, – сказал он, – пусть имя этому ребенку будет Одиссей; ибо он посетит много земель и стран и долго будет странствовать по бушующему морю. И все же, куда бы ни забросила его Судьба, его сердце всегда будет обращено к Итаке, его дому. Назови его именем, которое я дал; и когда пройдет его двенадцатый день рождения, отправь его в мои крепкие чертоги в тени Парнаса, где жила его мать в девичестве. Тогда я поделюсь с ним своим богатством и отправлю его обратно на Итаку ликующим!» Так говорил мой отец, великий Автолик; и прежде чем мы поднялись с того пира, мы дали слово, что все с тобой будет так, как он хотел. И твое имя, Одиссей, каждый день напоминает мне об этом пиршестве и наших словах.

– О, если бы я мог уйти сейчас же, дорогая мама! – сказал Одиссей, смахивая поцелуями ее слезы. – Я бы очень скоро вернулся домой. Я пробыл бы там ровно столько, чтобы получить благословение моего царственного дедушки; я бы взобрался на Парнас и послушал там сладкую музыку Муз; Я бы выпил глоток из Кастальского источника, о котором ты так часто мне рассказывала. Я бы, наверное, однажды побродил среди рощ и долин и, возможно, смог бы мельком увидеть Аполлона или его сестру-охотницу Артемиду, а потом поспешил бы обратно на Итаку и никогда больше не покинул бы тебя.

– Сын мой, – сказал тогда Лаэрт, который в это время неслышно вошел в зал и услышал искренние слова мальчика, – сын мой, твое желание исполнится, ибо я знаю, что так распорядилась Судьба. Мы давно с нетерпением ждали этого дня и уже несколько недель планировали твоё путешествие. Мой самый надежный корабль готов перевезти тебя через море, и его нужно только спустить на воду в бухте. Двенадцать сильных гребцов сидят сейчас на берегу, ожидая приказа подняться на борт. Завтра, с бардом Фемиём в качестве твоего наставника и проводника, вы можете отправиться в путешествие на Парнас. Давайте же немедленно спустимся на берег и вознесем молитвы Посейдону, повелителю морей, чтобы он даровал вам попутный ветер и счастливое плавание.

Одиссей снова поцеловал свою мать и, повернувшись, последовал за отцом из зала.

Тогда Антиклея встала и велела служанкам поспешить приготовить вечернюю трапезу; а сама, плача, пошла в свою комнату, чтобы выбрать там одежду, которую ее сын должен был взять с собой в путешествие. Теплые шерстяные одеяния и расшитую вышивкой тунику, которую она собственноручно сплела и соткала, она аккуратно сложила и уложила в маленький деревянный сундучок; а вместе с ними положила много мелочей, фруктов и сладостей, которые, по ее справедливому мнению, понравились бы мальчику. Затем, закрыв крышку, она обвязала сундук прочной веревкой и крепко привязала его. Сделав это, она подняла глаза к небу и, воздев руки, помолилась Афине Палладе:

– О царица воздуха и неба, услышь мою молитву и помоги мне отбросить сомнения и страхи, которые закрадываются в мой разум и вызывают эти слезы. А сейчас мой мальчик, непривычный к трудностям и ничего не знающий о мире, отправляется в долгое и опасное путешествие. Я трепещу, чтобы его не постигло зло; но еще больше я боюсь, что с беззаконными людьми из дома моего отца он забудет наставления своей матери и собьется с пути долга. Ты, о царица, пойди с ним в качестве его проводника и охранника, убереги его от беды и верни его в целости и сохранности на Итаку, в объятия его любящей матери.

Тем временем Лаэрт и жители Итаки стояли на берегу и приносили двух отборных быков в жертву Посейдону, владыке моря. Все они молили его, чтобы он даровал попутный ветер, тихие воды и безопасное путешествие смелым путешественникам, которые завтра пустят свой корабль в пучину. И когда солнце начало низко клониться к западу, некоторые разошлись по домам, а другие отправились в белый царский дворец, чтобы остаться там до окончания вечерней трапезы.

Веселый был пир; и когда задорные шутки пошли по кругу, никто не казался более свободным от забот, чем царь Лаэрт. И когда все поели и отведали красного вина, приготовленного из собственного урожая царя, встал бард Фемий, настроил свою арфу и спел много сладких и чудесных песен. Он пел о начале вещей; о широкогрудой Земле, матери сотворенных существ; о небе, море и горах; о могучей расе титанов-гигантов, которые когда-то правили землей; о великом Атласе, который держит небесный купол на своих плечах; о Кроносе и старом Океане; о войне, которая десять лет бушевала на горе Олимп, пока Зевс не сбросил с трона своего бесчувственного отца Кроноса и не захватил корону себе.

Когда Фемий закончил пение, гости вышли из зала, и каждый молча отправился к себе домой; а Одиссей, поцеловав своих дорогих отца и мать, задумчиво отправился в свою спальню высоко над большим залом. С ним шла его кормилица, почтенная Эвриклея, неся с собою факелы. Когда-то и она была юной принцессой, но суровая судьба и жестокая война разрушили царство ее отца и вынудили ее саму стать пленницей и рабыней. Лаэрт выкупил ее у похитителей за сотню волов и отвел ей почетное место в своем доме рядом с Антиклеей. Она полюбила Одиссея, как любила бы своего собственного дорогого ребенка; ибо с самого его рождения она нянчилась с ним и заботилась о нем. Теперь же она, по своему обыкновению, осветила ему комнату; она откинула мягкие покрывала с его кровати; она разгладила шерсть одеяла и повесила его тунику так, чтобы до нее было легко дотянуться. Затем с добрыми словами прощания на ночь она тихо удалилась, закрыла дверь и потянула за шнурок снаружи, который повернул защелку. Одиссей же закутался в одеяло на своей кровати и вскоре погрузился в сон.²