Czytaj książkę: «Бесконечность»

Бесконечность

 
Всегда мне милым был пустынный холм
И изгородь, что горизонт последний
У взгляда забрала. Сижу, смотрю –
И бесконечные за ней пространства,
Молчанья неземные, глубочайший
Покой объемлю мыслью – странный холод
Подходит к сердцу. И когда в траве
И в кронах с шумом пробегает ветер,
Я то молчанье дальнее сличая
С сим близким гласом, постигаю вечность,
И время мертвое, и этот миг
Живой, и звук его. И посреди
Безмерности так тонет мысль моя,
И сладко мне крушенье в этом море.
 

К Луне

 
О дивная луна, я вспоминаю:
Уж год прошел с тех пор, как безутешный
Я поднялся на этот холм, чтоб снова
Тебя увидеть. И тогда, как ныне,
Ты этот лес сияньем наполняла.
Но зыбким и расплывчатым от плача,
Что встал в моих глазах, мне показалось
Твое лицо. Мучительной и горькой
Мне жизнь была. И есть: так ей угодно,
Моя луна. И все же мне отрадно
Воспоминанье. Этой скорби возраст
Мне дорог. В молодости, там, где краток
Путь памяти и долог путь надежды,
Нам сладко вспомнить о вещах прошедших –
Пусть горечь длится и живет страданье.
 

Вечер праздничного дня

 
Ночь до глубин прозрачна, ветер дремлет,
И, тихая, в садах и над домами,
Стоит луна и каждый обнажает
Вдали уснувший холм. О, дорогая,
Уже молчат тропинки, на балконы
Ночной лампады проникают блики.
Ты спишь, застигнутая сном летучим
В спокойных комнатах; тебя не мучит
Тревога; и не ведаешь, не видишь,
Какая рана в сердце обнажилась
Моем. Ты спишь. Я к небесам, что с виду
Так благостны, в смятенье обращаюсь;
К природе этой древней, всемогущей,
Что создала меня для бед. «Надежды
Я не даю тебе, – она сказала, –
Очам твоим светиться лишь слезами».
Вот праздник отшумел: от развлечений
Ты отдыхаешь и во сне припомнишь,
Скольких пленила ты и кем пленилась
За этот день – ко мне не повернешься
Ты в мыслях. Между тем я вопрошаю,
Сколько осталось жить мне, и, к суровой
Земле припав, рыдаю. О, жестоки
Дни лет моих зеленых! Различаю
Невдалеке звук одинокой песни
Ремесленника, что порой ночною
Бредет с гулянья в свой приют убогий –
И так мучительно сожмется сердце,
Когда подумаю, что все проходит
И остывает след. И вот уж в прошлом
День праздника, и вслед ему влачится
Обычный день. С собой уносит время
Событья все. Где ныне оживленье
Народов древних? Ныне где победный
Клич славных предков? Рим великий, где ты?
Где блеск былой и где твое оружье,
Гремевшее на суше и на море?
Безмолвие. Покой. Все отдыхает.
Мир спит, и о былом уже нет речи.
В начале дней моих, где каждый праздник
Был счастьем, – после, когда счастье гасло,
Я мучился и, смяв перины, долго
Заснуть не мог. И поздней ночью песня,
Звучавшая со стороны дороги,
Вдаль уходя, как будто умирая,
Как ныне, так же мне сжимала сердце.
 

Сон

 
Светало. Первый луч, пройдя сквозь ставни,
Прокрался осторожно в мягкий сумрак
Дремавшей комнаты моей. И в миг,
Когда тонка граница сна и яви,
В тончайшем сновиденье мне предстала
Та, что была причиной горьких слез
Моих – любовью послана сначала
И после отнята. Теперь живой
Она казалась мне, но не счастливой,
И, положив мне руку на чело,
Вздохнув, «Живой? – сказала. – Не забыл
Еще о нас?» –
Откуда ты? И как
Вошла сюда? О сколько, сколько раз
Я вспоминал тебя! А ты наверно
О том не знала, и от этой мысли
Мне боль моя была еще больней.
Но не затем ли ты пришла, чтоб снова
Меня покинуть? Страшно. Говори!
Ты прежнею осталась? Что-то мучит
Тебя? –
«Ты спишь. Забвения туман
В твои проникнул мысли. Я мертва.
Меня ты видел много лун назад
В последний раз».
От голоса ее
Внутри меня всё сжалось. А она
Так продолжала: «Я ушла во цвете
Лет, когда жизнь прекрасна и душа
Доверчива – не знает ни тщеты,
Ни тлена. В сущности немного надо
Пути, чтобы она, поняв обман,
От бремени земного захотела
Освободиться. Но горька безмерно
Смерть юным нам, когда хоронит рок
Ярчайшую надежду и о том,
Что тяжек жизни путь, душа не знает,
Слепой птенец». –
О бедная моя,
Молчи, молчи, ты сердце ранишь мне!
Так значит, ты мертва, а я живой,
Любимая моя, но как поверить:
Живою болью дышат все слова
Твои, а я похож на хладный труп.
Так что же смертью мы зовем? – Быть может,
Сегодня к этой тайне приобщусь,
Склонив пред роком светлое чело?
Да молод я, но молодость моя
Во мне, как старость, чахнет, о которой
Со страхом думаю, хоть очень мало
Цвет дней моих отличен от нее. –
 
 
Она: «Для слез мы родились, и счастье
Живым не улыбнулось нам, и небо
Бедою нашей насладилось вдоволь».
 
 
Тут я решился: – Видишь, до сих пор
Оплакиваю я твою кончину
И в сердце боль храню. Молю, ответь:
Ко мне, любившему тебя, хоть раз
Испытывала ты любовь иль жалость,
Пока жила? Все дни тогда и ночи
Метался я меж страхом и надеждой,
И ныне от сомнений бесполезных
Почти без сил. Когда, хотя б однажды
Сочувствовала ты несчастной жизни
Моей, не утаи, пусть эта память
Со мной пребудет, если нашим дням
Продлиться не дано. Она в ответ:
«Утешься, бедный! И тогда, как ныне,
Ты близок был страдающей душе
Моей. Оплакивать меня не надо». –
Несчастий ради наших, и любви,
Терзающей меня, и незабвенной
Мечты, и юности, – воскликнул я, –
О дорогая, дай мне прикоснуться
К твоей руке! – Спокойно и печально
Она мне руку подала. Губами
Я прикоснулся к ней, потом прижал
К груди, дрожа от нежности и муки.
Лицо испариной покрылось, голос
Пресекся, всё плыло в моих глазах.
Тогда она, так глубоко и нежно
В них заглянув, сказала: «Что с тобой?
Забыл ты? Красота моя прошла.
И ты напрасно, от любви сгорая,
Дрожишь. Теперь прощай! И наши души,
И наши оболочки никогда
Уже не встретятся. Ты для меня
Никто отныне. И твои обеты
Разрушил рок».
И вскрикнув, как от раны,
Я весь в слезах проснулся. Но она
Еще на миг осталась и в неверных
Лучах зари стояла предо мной.
 

Одинокая жизнь

 
Дождь утренний стучится осторожно
В мое окно; во дворике хохлатка
Бьет крыльями; селянин хлопнул ставней,
Глядит на поле; солнца луч, сквозь капли
Пройдя, дрожит; я поднимаюсь тоже
И выхожу, и стайки облаков,
И первый посвист птиц, и свежесть утра,
И луг смеющийся благославляю.
Но не забыл и вас, глухие стены
Угрюмых городов, где ходят парой
Тоска и ненависть, где я живу,
И мучусь, и умру наверно скоро.
Здесь как-никак сочувствия немного
Я нахожу в природе (ведь когда-то
Она меня любила). Всё ж и ты,
Природа, от несчастных отвращаешь
Свое лицо – приятней и разумней
Довольствию и счастию служить.
Что ж делать тем, кто брошен был тобою?
И кто поможет им, если не смерть?
 
 
Порою на холме уединенном
У озера сижу, где встали кругом
Деревья молчаливые, смотрю:
День близится к концу, на гладких водах
Рисует солнце свой спокойный лик.
Не шелохнется ни трава, ни листья,
Ни вскинется волна, в траве цикада
Не засвистит, не шевельнется в кроне
Ночной вьюрок; ни звука, ни движенья
Не различишь ни рядом, ни окрест.
Покой объемлет эти берега.
Так, замерев, сижу и забываю
Мир и себя. Как будто не мои –
Упали руки, никакая сила
(Так кажется) не может их поднять,
И древний их покой сродни как будто
Царящей в этом месте тишине.
 
 
Любовь, любовь, из пламенной груди
Моей когда-то вылетела ты.
И сразу же своей рукой холодной
Ее сдавило горе, превратив
В лед посреди весны. Еще я помню
То время невозвратное, когда
Во мне жила ты. Этот скорбный мир
Ты озаряла, предвещая сердцу
Такую радость, что оно пускалось
Едва ль не в пляс – так к тяжкому труду
Сей жизни мы вначале приступаем
Как к танцу иль игре. Но лишь тебя,
Любовь, приметил я, как рок вмешался,
Разрушив всё. Очам моим остались
Одни лишь слезы. Если на заре
У берегов веселых, где на солнце
Сияют ветлы, хижины, холмы,
Мелькнет лицо селянки молодой,
Иль летней ночью путника встречаю,
Бредущего на огонек, иль слышу
Той, что, за долгий день не утомилась
И за полночь над прялкою сидит,
Напевы плавные, – воспрянет вдруг
И затрепещет каменное сердце,
Но чрез мгновение железным станет.
Нет, нежность не живет в душе моей.
 
 
О ты, луна, в чьих медленных лучах
Танцуют зайцы на лесных полянах
(Наутро след не разберет охотник
И отойдет ни с чем). Здравствуй, благая
Ночей царица! Твой холодный луч
Сходил в овраги, сумрачные чащи,
Развалины, блестел, предупреждая,
На острие клинка, когда разбойник,
Заслышав скрип колес и конский топот,
Бросался с криком, леденящим кровь,
На путников усталых. Среди улиц
Ночного города встречала ты
Повесу, что преследуя упорно
Тень вожделенную, вдоль темных стен
Всё крался, словно тать, пугаясь окон
Светящихся, балконов и террас
Открытых. Сколько раз твой белый свет
Помехой был ему! Твои лучи
Враждебны злу, а мне всегда подругой
Была ты и склонялась благодушно
Над берегами этими, холмами
Счастливыми, просторами лугов.
И я, хоть и невинен был, но тоже
Порой корил тебя, когда прохожим
Меня ты выдавала невзначай.
Теперь хвалю всегда: средь облаков ли
Плывешь ладьей, иль светлая с полей
Надмирных смотришь на людское горе.
Не раз еще меня увидишь здесь:
В лесах брожу ли, на лугу ль уснувшем
Сижу средь тихих трав; дыханье слышу
Свое и сердце – и уже доволен.