Народ торопливо стекался к площади перед музыкально – драматическим театром. Люди громко обсуждали событие, которое должно было коренным образом, по их мнению, изменить жизнь в лучшую сторону.

В Темир- хан – Шуру приехал нарком по делам национальностей товарищ Сталин. И вот сегодня 14 ноября он должен был на чрезвычайном съезде народов Кавказа сообщить о том, что Дагестан отныне становится автономной советской республикой.

А также обсудить с местным руководством первоочередные насущные вопросы.

Вот один из горожан широко жестикулируя руками, на кумыкском языке обращается к рядом идущему:

– Слушай, говорят, все теперь будет хорошо. Новая власть все даст. И заводы будут наши и хлебом помогут. Что скажешь?

Собеседник в порыжелой барашковой шапке и в длинном старом пальто пожимает плечами:

– Не знаю. А кто такой Сталин?

– А вот узнаем. Послушаем, что будет говорить…

Так как было холодно, решено было собрание провести в самом помещении театра. И как только двери широко распахнулись, люди дружно хлынули внутрь.

Кого только здесь не было: крестьяне в старых овчинных тулупах и высоких папахах, рабочие кто в потертых куртках, кто в теплых плащах, партизаны, увешанные револьверами и гранатами, а также красноармейцы с винтовками в шинелях с оранжевыми «разговорами».

На сцене был установлен стол, покрытый зеленым сукном, а на столе два графина с водой. За столом поместились видные дагестанские деятели: Коркмасов, Тахо – Годи, Габиев, Ахундов, Гамид Далгат и вчерашний красноармеец – писарь по фамилии Жихарев.

Вел съезд председатель Дагревкома Джалалутдин Коркмасов.

Сталин в длиннополой почти до пят расстегнутой шинели и в буденовке с островерхим шишаком стоял около стола и терпеливо ожидал пока, в зале воцариться тишина. Мест не всем хватило.

Люди расположились кто на подоконниках, кто на пожарной лестнице, а кто прямо на полу. Многие толпились у входа.

В это время из – за стола поднялся Коркмасов, и призывая людей к тишине, зазвонил в колокольчик. Он объявил, что чрезвычайный съезд народов Кавказа объявляется открытым. Взглянув быстро в сторону Сталина, громко сказал:

– Слово предоставляется наркому по делам национальностей товарищу Сталину Иосифу Виссарионовичу.

В ответ послышались аплодисменты.

Сталин шагнул близко к авансцене, обвел зал внимательным взором и поднял руку.

И вот его уверенный, твердый голос с большим грузинским акцентом поплыл над залом, обволакивая каждого присутствующего то самой частицей теплой надежды, которую он – простой горец жаждал услышать.

Голос звенел в наступившей тишине, словно жесткая стальная струна.

«Товарищи! В настоящее время, правительство России благодаря победе над врагами получив, возможность заняться вопросами внутреннего развития нашло необходимым объявить вам, что Дагестан должен быть автономным, и что он будет пользоваться внутренним самоуправлением, сохраняя братскую связь с другими народами России…»

В зале напряженно слушали. И даже те, кто абсолютно не понимал ни слова на русском, сидели, не шелохнувшись, словно боялись пропустить хоть одну фразу.

В конце своей речи Сталин вновь поднял руку, и решительно воскликнул:

«Да здравствует союз народов Дагестана с народами России! Да здравствует советская автономия Дагестана».

Зал тут же «взорвался» бурными рукоплесканиями. Все повскакали со своих мест. Верх полетели зимние шапки, папахи, картузы, буденовки.

Многоголосое, нестройное ура как мяч запрыгало по всему залу, перебегая быстро от одного человека к другому.

Когда шум несколько утихомирился, Сталин сказал:

– Товарищи я рад, что Дагестан вместе с Советской Россией будет идти к светлому будущему, которое мы постараемся, выстроить своими собственными руками.

Чуть помолчал и добавил:

– Но предупреждаю, что впереди много трудностей. Однако надеюсь, мы их вместе мужественно преодолеем…

И вновь буквально все уголки зала потрясло громогласное ура.

И полетели верх все разношерстные виды головных уборов.

Потом посыпались вопросы.

– А землю, к примеру, мне бедному горцу дадут?

В зале послышался смех.

– Зачем тебе земля, если живешь в горах!

– Я переселюсь вниз…

Сталин скупо улыбнулся сквозь пышные и длинные усы.

– Всем безземельным желающим работать на земле будет выделен надел. Но с учетом, что будет определенный налог.

С заднего ряда поднялся парень, с густым черным чубом. В руках он с волнением сжимал мятый картуз.

– А как же заводы?

Коркмасов ответил.

– Заводы будут непременно восстанавливаться. Уже сейчас мы открываем в Порт-Петровске завод по выпуску керогазов. Работает также бондарный завод. Будем налаживать такое же производство и в Темир – хан – Шуре.

– А как насчет шариата? Будет упразднен или нет?

Иосиф Виссарионович ответил не сразу. Немного помолчал и строго заметил.

– Шариат если этого желают горцы останется. К этому вопросу можно будет вернуться через несколько лет.

Расходились горцы взбудораженные. Все, бурно обсуждали выступление наркома по делам национальностей.

Глава вторая

После завершения съезда Дагревком, во главе с Коркмасовым, и Сталиным решил коснуться первоочередных задач, которые остро стояли перед республикой.

Совещание проходило на следующий день тут – же в помещении театра, на той же сцене и затем же самым столом покрытым зеленым сукном.

Только в зале не было теперь ни души. И тишина эта казалась какой-то загадочной и совершенно непривычной.

Коркмасов, несмотря на холод в помещении снял зимнюю куртку, и, перекинул ее на спинку стула. Он, обращаясь к Сталину, сказал:

– Вы говорили о трудностях у нас в Дагестане. Конечно, их достаточно. И первая насущная проблема, которая стоит перед республикой это необходимость постройки канала. Без воды не сможем восстановить разрушенное гражданской войной хозяйство.

В низменности воды очень мало. Особенно тяжело крестьянам. Хочу также заметить, что без помощи центра вряд ли управимся. У нас просьба к вам: не могли бы доложить обо всем этом товарищу Ленину.

Сталин по привычке провел неторопливо рукой по усам и тоже снял шинель. Потом окинув внимательным взглядом каждого члена ревкома, спросил как – бы сразу обращаясь ко всем:

– А сколько денег потребуется на постройку канала. Как вы думаете? Хотя бы может быть примерно. Кто – нибудь, подсчитывал?

Ответил заведующий земельным отделом Мирзабек Ахундов.

– Думаю не менее 500 тысяч рублей. А может и больше. Также должен сказать, что остро нуждаемся в стройматериалах и шанцевом инструменте.

Сталин усмехнулся:

– Это понятно. Ну а народ. Как он настроен? Ведь, наверное, есть и колеблющиеся, которые не особенно пока верят в нашу советскую власть. Так или нет?

– Да такие люди, возможно, есть, – вступил в разговор писатель и член ревкома Саид Габиев. Но в целом народ поддерживает нас. Верит в будущие успехи новой власти.

– Это именно так, – кивнул Алибек Тахо – Годи. Старая власть не смогла дать на низменности крестьянам воды в достаточной степени. И канала они так и не смогли построить. Поэтому народ настроен решительно. Желают взять, что называется свою судьбу в свои руки.

Наступила пауза.

Сталин поднялся из – за стола. Он, придвинул аккуратно на место стул и мягкими буквально кошачьими шагами прошелся взад и вперед по дощатой скрипучей сцене. Было заметно, что он о чем-то напряженно думает. Спустя некоторое время он достал из нагрудного кармана френча коробку папирос и неторопливо закурил.

Остановившись, посредине сцены вдруг быстро повернулся в сторону присутствующих и сказал:

– Вы товарищ Коркмасов, наверное, и возглавите это дело. Я так это понимаю. Когда приеду в Москву, конечно, доложу обо всем Ленину. А сейчас нам надо самим хотя бы примерно разработать план постройки этого канала. Потому что без воды действительно нелегко.

Коркмасов кивнул:

– Да, вопрос воды для республики это можно сказать вопрос жизни и смерти. Нам очень важно, что на это скажет Владимир Ильич. Еще два года назад крестьяне объявляли новой власти об этой проблеме. Но тогда решить ее было невозможно, так как шла война. И надо было в первую очередь победить врага.

– Это верно, – согласился Иосиф Виссарионович. Советская республика воевала не только с внутренними врагами, но и с открытой интервенцией других государств. И нам было тяжело. Враги наивно думали, что смогут задушить советскую власть, но ошиблись. Когда за оружие берется народ, то его не победить.

Сталин умолк и снова стал прохаживаться взад и вперед.

– Да, – ответствовал Коркмасов. Думаю, что и сейчас одержим нашу уже трудовую победу.

– Развернем широкую агитацию, – горячо добавил Саид Габиев.

– Есть молодые талантливые поэты Загид Гаджиев и Багаутдин Астемиров, – продолжил Гамид Далгат. Они всей душой преданы новой власти. Кого хочешь, сагитируют.

– Отличные ребята, – поддержал Тахо – Годи. Оба воевали против деникинцев. Теперь своими патриотическими стихами призывают народ к новой жизни.

– Это хорошо, – Сталин зажег спичку и прикурил потухшую папиросу.

Глубоко затянулся и продолжил:

– Вместе конечно любую работу выполним. Но должен предупредить, что впереди трудностей будет немало. Могут даже совершаться диверсии. Контрреволюционной сволочи, этот канал будет, словно кость в горле. Они рассчитывают, что мы долго не продержимся. Как же! И тут вдруг такой успех.

Сталин замолчал и вновь выразительно оглядел присутствующих, как – бы пытаясь еще раз удостовериться в том, что члены Дагревкома с честью выполнят поставленные перед ними задачи.

– Так и будет, – твердо заявил Коркмасов, как бы прочитав мысли Иосифа Виссарионовича.

Остальные члены ревкома одобрительно закивали головами.

Глава третья

Аликбер Шуртаев поднялся утром очень рано.

Супруга еще спала. Ее густые светлые волосы беспорядочно разметались по подушке. Красивое, белое лицо жены выражало, казалось во сне печать некоторой задумчивости.

«Может что-то тревожное сниться, – подумал он».

Хотел было даже разбудить ее, но в последний момент не стал, так как решил, что жена должно быть сильно устает на работе и поэтому ей необходимо выспаться.

Аликбер знал свою Прасковью два года. Познакомились они, когда он боевой красный командир со своим отрядом совершил в 1919 году дерзкий налет на село Гремучее, недалеко от Кизляра, где хозяйничали бичераховцы.

Тогда один из солдат спрятался в подвале дома Прасковьи. Девушка со своей матерью испуганно жались к стенке. Они боялись одинаково и белых и красных. Солдат отчаянно кричал, что перестреляет всех, кто сунется к нему. Аликбер как мог, успокоил девушку и ее мать и приказал солдату немедленно сдаваться. Но тот был неумолим:

– Идите к чертям. У меня много патронов…

Аликбер вплотную подошел к дверце подвала, на всякий случай, держа в правой руке маузер, и жестко объяснил:

– Если выйдешь с поднятыми руками, то останешься жить. Ну а если нет, то застрелим, как последнюю сволочь.

Наступила тишина. Солдат молчал, так как вероятно, размышлял, стоит ему сдаваться или нет. Потом раздался глухой голос.

– Только без обмана?

– Слово командира…

Громко щелкнула щеколда, дверца откинулась.

Сначала показались руки поднятые верх, потом голова в помятой солдатской фуражке с треснутым козырьком. Вид у солдата был несколько растерянный.

Слово свое Аликбер, сдержал. Солдата отправили в тыл. А Прасковью и ее мать он перевез в станицу Шелковскую к своей сестре.

К сожалению, мать девушки умерла через несколько месяцев от полученных потрясений. А спустя время Аликбер, сделал предложение Прасковье.

– Выходи за меня. Может это и некстати, но я полюбил тебя.

Она была удивлена:

– Но ведь ты воюешь…

– Ну и что. Будешь женой командира.

Прасковья пожала плечами.

– Не знаю.

Он уверенно заглянул ей в глаза:

– Но вот и договорились.

Однако долго продолжить службу в Красной армии ему не довелось.

Однажды на подступах к Петровску Аликбер, получил серьезное ранение в ногу.

В госпитале после излечения вынесли неутешительный вердикт: к строевой не годен.

– У меня с ногой все в порядке, – пытался уверить главного врача Аликбер (хотя это было не так). Но врач Косицын Владимир Владимирович был неумолим.

– Нельзя, никак нельзя молодой человек. Вам двадцать семь, а мне скоро шестьдесят. Вы военный, а я врач, поэтому я лучше знаю. Приходите через год, тогда может и переосвидетельствуем.

Аликбер досадливо махнул рукой. И через два дня пошел к председателю городского исполнительного комитета Захару Мелкопяну: попросил его помочь с работой.

Председатель предложил стать бригадиром в мастерской по ремонту телег и бричек.

– Очень, нужен организатор. Там один есть толковый. Его зовут Мешади Узариев. Но у него образования технического не хватает. А вы все-таки в университете учились.

– Однако ведь не окончил. Первая мировая помешала…

– Все равно хорошо.

И вот уже три месяца как Аликбер был занят исключительно мирным трудом.

* * *

А поднялся он сегодня рано, потому что один из работников мастерской заболел, и ему самому надо было починить телегу.

Вчера ее притащили несколько мужчин прямо на руках.

Можно было бы это дело поручить Мешади, но его откомандировали два дня назад в Ставрополь за инструментами.

Один из мужчин Мамед (хозяин телеги) слезно просил:

– Уважаемый очень надо. На базар молоко возить не на чем…

– У тебя что корова?

– Нет, перекупку делаю, – Мамед развел руками. – Как-то надо жить. Нет денег корову, купить.

Аликбер успокоил Мамеда.

– За два дня отремонтируем. Денег брать не будем. Когда сможешь, привезешь молоко.

– Ай, хорошо, – энергично закивал головой Мамед. Будет молоко, обязательно будет…

Ремонт телеги несколько затянулся. Оказалось, нужно было менять и рессору, и ось, и правый покосившийся борт.

Однако Мамед не отходил от мастерской далеко. Он терпеливо ожидал, когда работа будет окончена, И вот спустя время Аликбер подмигнул Мамеду:

– Ну что телега как новая. Приводи лошадь и прямо здесь запрягай.

Мамед стал внимательно осматривать свою телегу. Даже пощупал грубыми короткими пальцами отремонтированный борт и, оставшись довольным, ощерил в улыбке желтые редкие зубы.

– Ай, спасибо, ай спасибо…

В это время Аликбера окликнули. К нему быстро подошел чуть полноватый невысокого роста молодой человек и спросил:

– Это вы будете Аликбер Джунаидович?

– Так точно, – по – военному отрекомендовался Аликбер.

– Я из ревкома. Меня зовут Панкрат Федосеев. Работаю секретарем. Товарищ Коркмасов просил вас явиться к нему.

– Что сегодня?

– Нет, завтра к девяти.

– Хорошо.

Тут Панкрат полюбопытствовал:

– А вы что знакомы лично с Коркмасовым?

Аликбер кивнул:

– Встречались несколько раза на фронте. А что?

– Да нет, ничего, – слегка смутился Панкрат и почему – то поправил на голове серый чуть измятый картуз. Дело в том, что он так просто людей к себе не вызывает. Наверное, что-то важное хочет сообщить.

* * *

Коркмасов обрадовался приходу Аликбера. Крепко пожал его руку, и жестом показал на потертый кожаный диван.

– Присаживайся. Разговор важный. Как кстати твоя нога?

Аликбер недовольно усмехнулся.

– Нога в порядке. Вот только на службе не восстанавливают.

– На какой это службе?

– На военной.

– Ах, вот о чем ты, – Коркмасов добродушно усмехнулся. Кстати,

почему не пришел ко мне. Я бы помог с работой.

– Не хотел беспокоить вас Джалалутдин Асельдерович.

Коркмасов улыбнулся:

– Дорогой мой человек обращайся ко мне на ты. Мы ведь так сказать оба фронтовики.

– Не могу. Вы для меня большой авторитет.

Коркмасов вновь улыбнулся и махнул рукой. Потом придвинул стул поближе к Шуртаеву.

– Это все пустяки. Чем занимаешься сейчас?

– Да вот телеги разные ремонтирую.

– Мелкопян устроил?

– Он самый.

– Ну, вот что. Как раз для тебя есть очень важная работа.

– А как же моя военная служба, – настаивал Шуртаев.

Коркмасов вновь усмехнулся.

– Понимаю. Человек ты военный. Но службу придется пока что оставить. Сейчас ты нужен партии здесь, так сказать в тылу. Начинаем большую работу. Хотим построить канал…

Аликбер даже подпрыгнул на месте.

– Вот это дело. Без воды очень тяжело. Давно нуждаемся.

– Как раз об этом и говорили с товарищем Сталиным. Нам обещали всестороннюю помощь. Но мы и сами должны приложить много усилий. Без этого сам понимаешь никуда.

– А как будут проводиться работы? Зарплату людям собираетесь платить, или продуктовыми пайками выдавать?

Коркмасов вдруг быстро встал с места и подошел к окну.

Он стал, вглядывался в окно очень пристально, как будто именно там за окном сейчас пытался найти ответ на только что полученный непростой вопрос. Он размышлял.

А на улице протекала обыкновенная будничная жизнь: вот женщина прошла в демисезонном пальто с белым узелком в руках. Показался военный в форменной кожанке и с красными петлицами на гимнастерке. Протарахтела арба, запряженная низкорослым гнедым груженная какими-то непомерно большими мешками.

Аликбер ждал ответа и когда председатель ревкома обернулся к нему, он тоже внимательно взглянул на него.

Коркмасов не торопясь и задумчиво сказал:

– На каких условиях и как начнем работать, пока этого сам не знаю. Сначала думаю, объявим продолжительный субботник и посмотрим, как на это откликнется народ.

– А ты лично как думаешь?

Шуртаев поддержал:

– Вариант считаю неплохой. Люди ведь заждались. Думаю не то, что не посмеют, не выйти, а с большим энтузиазмом примутся за работу. Народ все-таки трудолюбивый.

– Я тоже на это надеюсь.

– Какая же моя роль будет в этом большом деле, – спросил Аликбер, и с некоторым волнением взглянул на Коркмасова.

– Роль будет почетная, но в тоже время очень ответственная.

Джажалутдин Асельдерович вновь присел на диван, и чуть наклонив голову к Шуртаеву отчеканивая каждое слово, сказал:

– Хочу назначить тебя одним из своих заместителей. На должность охранного комиссара. Этого же мнения придерживаются Гамид Далгат и Тахо – Годи.

Тебе надо будет из верных товарищей сколотить группу, которая наравне с работниками ЧК возьмет под контроль организацию охраны по постройки канала. И не только канала. В общем, нужен мне верный помощник.

– Почему бы самим работникам ЧК этим не заняться? – удивился Аликбер.

Коркмасов вздохнул:

– Не хватает людей. Поэтому и обращаюсь к тебе. Ты хоть еще и молодой, но опыт у тебя уже есть. Главное ты в армии служил. Также есть, наверное, у тебя и товарищи, которым ты можешь доверять.

Шуртаев кивнул:

– Есть. Но надо будет им определить что-то вроде зарплаты. Ведь как-то жить необходимо. У всех семьи.

– Сделаем. Вот подожди немного. Через неделю я и еще некоторые члены ревкома поедем в Москву на встречу с Лениным. Здесь останетесь ты, Саид Габиев, Раджабов, Федосеев и Танкаев. После приезда буду рекомендовать тебя в члены ревкома.

– Спасибо.

– Да ладно уж. Нам очень, нужны такие люди.

Глава четвертая

Поздно вечером в дом Аликбера Шуртаева постучались.

Шуртаев отворил двери и удивился, увидев перед собой Мешади Узариева.

– Ассалам алейкум.

– Ваалейкум. Ты чего?

– Как чего. Почему уважаемый уходишь из мастерской. Я что опять один буду?

Голос у Мешади дрожал, выдавая сильный азербайджанский акцент. У него даже длинные жилистые руки слегка подрагивали, чем-то напоминая тонкие железные крюки.

Шуртаев улыбнулся:

– Почему один? У тебя там есть работники.

– Таких как ты грамотных нет.

– Откуда узнал что ухожу?

– Сегодня приехал из Ставрополя и встретил на улице этого русского…

– Федосеева что ли?

– Да, да, – закивал головой Мешади.

– Ну ладно. Заходи в дом. Проходи к столу, поговорим.

Аликбер заглянул в соседнюю комнату, где в это время находилась супруга и попросил:

– Прасковья завари чаю.

Женщина стала хлопотать.

– Ну, вот что Мешади. Я действительно должен буду уйти с этой работы. Но не сейчас. То есть не сразу. И потом я буду время от времени заглядывать в мастерскую. И если что-то будет тебе не понятно, буду объяснять.

– А кто будет бригадиром?

– Ты будешь. Ведь ты многое умеешь и знаешь.

– Нет, лучше оставайся, – с прежним волнением в голосе сказал Узариев.

Аликбер слегка усмехнулся.

– Меня на днях вызывал товарищ Коркмасов. Скоро начнем постройку канала, и я буду нужен там. А тебе пора становиться самому хозяином мастерской. Кстати инструменты все по накладной привез?

– Да.

– Ну, вот завтра и разберем их. Договорились?

– А что делать? – широко развел руками Узариев. Будем понемногу договариваться. Трудно будет, но надо привыкать.

* * *

Когда Мешади ушел, то Прасковья подошла к мужу обняла за плечи, и немного недовольно спросила.

– Куда это ты уходишь?

Аликбер объяснил.

– А почему мне не говорил?

– Так вот говорю.

– И получается, что твоя жена узнает в последнюю очередь.

– Почему в последнюю?

– Кто-то уже узнал вот и пришел к нам поздно в гости.

– Я ему не говорил. Оказывается, он Панкрата встретил, тот и сказал.

Аликбер притянул к себе супругу и поцеловал в щеку.

– Налей лучше еще чаю.

Прасковья налила из большого медного чайника мужу и себе.

– Моя задача сейчас состоит в том, чтобы собрать вокруг себя верных товарищей, – стал объяснять Аликбер. Необходимо организовать небольшой отряд. Будем работать рука об руку с чекистами. Ведь предстоит огромная работа по постройки канала.

– Зачем тебе это все? – чуть удивленно спросила супруга. В мастерской было бы гораздо спокойнее.

– Было бы, – согласился Аликбер. Но когда партия зовет, то коммунист не может быть в стороне. Тем более сам Коркмасов об этом меня попросил.

– И кого думаешь привлечь?

– Хорошо бы Пашаева. Прекрасный человек. В одно время вместе воевали. Ты его кстати знаешь. Я его, к сожалению давно не видел. Интересно в Петровске он или нет. Вот еще есть Магомедов, Гришаев, Тамадаев…

– Однако ты не забывай, кем является двоюродный брат Пашаева, – предупредительно намекнула Прасковья мужу.

Аликбер удивленно взглянул на жену.

– Кем?

– Ты что забыл, что у него есть двоюродный брат, который эмигрировал в Турцию.

– Откуда знаешь?

– Сам Сайгид Пашаев и говорил. Неужели не помнишь?

Шуртаев действительно забыл. И только сейчас, когда напомнила жена, кое-что стал вспоминать.

– Подожди, подожди, а как его зовут?

– Вот этого уж я не знаю, – усмехнулась Прасковья.

Шуртаев медленно произнес:

– Да что-то не могу конкретно припомнить. Но это не о чем не говорит. Сайгид воевал против белых. Зарекомендовал себя достойным человеком и коммунистом. Завтра же пойду к нему и поговорю. Он, кажется, живет на улице Заводской.

– Да вроде там жил, – подтвердила жена.

* * *

Удивительный город Порт-Петровск. Кого только не встретишь тут. Столько национальностей не найти не в одном регионе и не в одном городе Советской России.

Кроме коренных жителей здесь чувствуют себя вполне комфортно русские, армяне, грузины, азербайджанцы, греки, осетины, евреи, татары и другие народности.

Город расположен как – бы немного в теснине. С одной стороны море, а с другой высокие величественные горы. И впечатление такое как – будто Порт-Петровск, словно улитка пытается выползти из этого небольшого пространства, которое уготовила ей непредсказуемая природа.

Каждое воскресенье один раз в неделю бывает в новой столице Дагестана большой базар. В город едут люди со своим немудреным товаром из разных сел и аулов. Преимущественно из тех населенных пунктов, которые расположены поближе к городу.

Кто верхом на лошади с переметными сумами. Кто на бричке запряженной быком, где задняя площадка завалена большими кругами сыра. Едут также на ослике с притороченным с боку мешком, набитой кислыми зелеными яблоками.

А многие просто пешком идут, чтобы прикупить себе, то необходимое, что не смогли найти у себя в селе или в ауле.

Базар располагается на площади около собора.

Вот один покрикивает немного недовольно на другого, которого очевидно хорошо знает.

– Эй, Осман, убери куда – нибудь свою корову, а то она у меня скоро всю капусту сожрет.

– Это не моя, а вон того в черной папахе.

– Уважаемый это твоя корова?

– Извини, забыл ей утром сена дать…

– С тебя один рубль.

Черная папаха удрученно качает головой.

– Нету. Еще ничего не продал.

– Тогда убери эту тварь подальше, чтобы я ее никогда не видел…

– Не кричи. Ты же не бедный.

Голос переходит в крик.

– Убери, говорю, а то не знаю что сделаю…

А рядом растянулась та самая улица под названием Заводская. Когда – то здесь действительно был небольшой завод по выпуску разной кухонной утвари.

На этой улице и проживал товарищ Аликбера и когда-то его непосредственный помощник в красном отряде Сайгид Пашаев

Однако когда Аликбер пришел к дому Пашаева, то оказалось что товарищ его не проживает больше по данному адресу.

Навстречу вышла женщина в длинном пестром халате и в узорчатом расшитой золотыми нитями платке.

– Не знаю где он, – призналась она. Здесь сейчас живет моя сестра с мужем. А я приехала месяц назад в гости из Узбекистана. Ничем не могу помочь.

– Извините за беспокойство. Всего хорошего.

Шуртаев был немало удивлен тем, что Пашаев переехал на другое место жительства. Потому что жил он ведь раньше, по сути, в центре

Порт – Петровска.

Долго размышлял Аликбер о том, где ему найти Пашаева. И не нашел ничего лучше чем сходит в ревком и узнать там. Он зашел в секретариат. Ему навстречу попался Панкрат Федосеев. С улыбкой протянул руку Аликберу.

– Есть какие-то вопросы?

– Да. Не знаешь ли, где проживает ныне Сайгид Пашаев.

– Который был у тебя помощником в батальоне?

– Он самый.

– Знаю. На улице Промышленной дом 15.

– Почему он переехал?

Панкрат несколько замялся.

– Тут понимаешь такое дело. Сам товарищ Суламиев распоряжение дал. Квартира то у него была не собственная, вот и пришлось ему переехать.

Шуртаев удивился:

– Но с чего это вдруг? Он бывший красный солдат…

Федосеев топтался на месте, не зная, что еще сказать. Аликбер в недоумении постояв немного, заторопился на улицу Промышленную. Пока шел все никак не мог понять: в чем все-таки причина? Неужели из-за двоюродного брата? Все может быть.

Встретил его Пашаев радостно. Тепло обнял и пригласил в дом.

– А я подумал было, что и ты меня забыл, – сказал Сайгид и пытливо глянул на бывшего командира.

– Так вот я и пришел узнать, что случилось? Говори без утайки все как есть. Мне нужна, правда.

– А вот и скажу. Товарищ Суламиев дал распоряжение выселить меня из прежней квартиры. Жена с ребенком уехали к матери. Сейчас один вот. И работы у меня нет.

У Аликбера невольно дернулись веки. Такое впервые с ним случилось, когда три года назад во время Гражданской войны он увидел несколько повешенных вниз головой коммунистов.

Они были казнены карателями полковника Бичерахова.

Тогда этот страшный факт просто потряс его своей жестокостью.

И он сам не сразу понял, как у него стали невольно дергаться веки.

– Так в чем причина? – переспросил он.

– Разве не знаешь. Мой двоюродный брат Зиявутдин эмигрировал в Турцию. Я уже говорил об этом.

– Завтра же поговорю с товарищем Суламиевым.

– Ничего не выйдет, – махнул рукой Сайгид. Он сейчас в ЧК начальник какого-то отдела.

– Ну, вот что друг мой. Такое вот дело. Как раз работа для тебя есть. Будешь работать со мной. Начинаем большую стройку. Будем воздвигать канал…

– Неужели так? – удивился Пашаев.

– Да. Насчет привлечения тебя к работе я поговорю с Коркмасовым. Он сейчас в Москве на встрече с Лениным. Думаю, поможет.

– Это же хорошее дело, строить канал.

– Конечно. Есть и еще люди, которых я хочу привлечь. Например, Тамадаев Гришаев и Магомедов.

– Это неплохо, – кивнул Сайгид. Гришаева я знаю. Преданный партии человек. В одно время он работал на железной дороге.

– Да это так, – подтвердил Адикбер. Он со мной в университете тоже когда-то учился. Не одну лекцию не пропускал. А потом вступил в ряды Красной гвардии, и меня уговорил.

– А что за товарищи Тамадаев и Магомедов?

– Тоже хорошие люди. До революции оба работали на почте. Недавно видел одного из них в городе. Оказывается, в партизанах был.

– Ну что же, это неплохо.

– Да. Это специальный указ Коркмасова, чтобы сколотить группу и совместно с чекистами охранять канал. А надо будет то и работать, будем как обыкновенные рабочие. Будем привлекать и других людей. Надо пока разобраться.

– Понятно, – кивнул Пашаев. Я лично готов. Давай тогда немного вина выпьем за это.

Аликбер чуть слышно стукнул кулаком по столу.

– А почему бы нет. За наше новое дело…