Czytaj książkę: «Я не умру в понедельник. Рассказы-короткометражки»

Czcionka:

Дизайнер обложки Нейросеть Kandinsky

ISBN 978-5-0064-0734-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Дмитрий Витер родился в 1975 году в Монино Московской области. Школьные годы провел в городе Шостка. Окончил мехмат МГУ, кандидат физико-математических наук (2002).

Пишет стихи и рассказы, занимается переводами с английского языка. Лауреат Всероссийских Пушкинских студенческих конкурсов поэзии (1995—2000). Член Московской городской организации Союза писателей России с 1998 года. Стихи опубликованы в сборниках «Шестое измерение» (2002) и «Серебряные стихи виртуального века» (2009).

Призер литературных конкурсов «Рваная грелка», «Вареники», «Боржч», «Золотая чаша», «Фантрегата», «Азимут». Рассказы вошли в антологии «Самая страшная книга», «Темная сторона дороги», «Квартирный вопрос», в сборники «Роскон-Грелки». Первый сборник рассказов «23 рассказа. О логике, страхе и фантазии» вышел в 2018 году. Рассказы публиковались в журналах «Если», «Полдень», «Юный техник», «Меридиан», «Фантастика и детективы», «Азимут», «RedRum».

Пишет сценарии («Все зомби любят кино», «Оригами», «Ушастик», «Кровавый попкорн», «Исходник») и снимается в кино («Атака советских зомби», «Странник», «Квест страха», «Спутник»).

Вместе с Алексеем Петровым (Санкт-Петербург) создал клуб любителей страшного кино КЛУБ-КРИК – портал рецензий и критических обзоров на фильмы ужасов, триллеры и фантастику.

Предисловие

Наверное, вступительное слово от руководителя семинара сверхмалой формы не должно быть размером с роман «Война и мир» :-) Поэтому скажу кратко, но от души.

Миниатюры (они же «танцы на открытке») – совершенно особый жанр. Почему на «Варениках» работаем именно в этом направлении?

Краткость, хотя и мачеха гонорара, но всё-таки сестра таланта.

Для меня 2000, 2500, а, тем более, 3000 знаков – это непаханое поле до горизонта. Потому, что векторная литература (поэзия то есть) строится на совершенно иных принципах, нежели растровая литература (проза то бишь). Если в растре почитается писательской добродетелью выписывание подробностей с максимально возможной деталировкой (сучок на заборе, дырка в носке у главного героя, капелька крови на вилке), то в векторной литературе (как и в векторной графике) нет изображения, как такового. Вместо увесистых точек на дюйм там только формулы. Штрихи, наброски, как у великих графиков и карикатуристов. Поэт прыгает со штриха на штрих, с кочки на кочку, жонглирует аллюзиями и образами… А мозг читателя сам дорисовывает отсутствующее изображение, заполняя лакуны фрагментами собственных жизненных переживаний. Получается штучная работа для одного этого самого читателя, но её невозможно залить фиксажем и остановить мгновение.

Авторы семинара «Притяжение» (или конкурса «Вареники», как больше нравится) кто три года, кто пять, а кто и все десять лет существования семинара учатся работать на стыке двух великих жанров. Набивают руку, впихивая невпихуемое и воплощая замысел в невероятно малом для прозаика объёме. Вне всякого сомнения, такое умение для любого сильного автора никоим образом нелишнее.

Я, один из пионеров-первопроходцев фэндома, рад, что сильные и интересные авторы доверяют мне часть их тренировок, часть полировки мечей их литературных талантов. Дмитрий Витер – один из самых интересных авторов семинара. Я горжусь тем, что Дмитрий давно и часто присаживается к «вареничному столу» и в процессе наших ежемесячных заездов создаёт короткие, но очень интересные рассказы. И дело не только и не столько в количестве первых мест.

Моя главная задача, как руководителя семинара – чтобы появлялось больше интересных рассказов. Она успешно выполняется уже десять лет, спасибо за это всем авторам и, конечно же, Дмитрию Витеру.

Сергей Битюцкий

Перед сеансом

Посвящается моему отцу —
Витеру Александру Владимировичу (1948—2023)

Рассказ-миниатюра – на 2500—3000 знаков без пробелов, да еще на заданную тему (или сразу на несколько тем) – это вызов. Да еще и времени в обрез. Это почти настоящий спорт. И такую спортивно-литературную атмосферу создал писатель Сергей Битюцкий на своей конкурсной площадке «Вареники». Мои пятьдесят два рассказа с этого конкурса я и включил в эту книгу. Часто мне приходилось урезать тексты до нужного лимита, жертвуя то прилагательными, то целыми абзацами. Сюда я включаю полные версии рассказов. Но все равно они очень короткие – каждый можно «съесть» за один присест. В году как раз пятьдесят две недели, так что если читать по одному рассказу каждый понедельник, получится как раз на год! :)

Почему конкурс называется «Вареники»? Потому что короткие рассказы – как вареники, маленькие и вкусные. Но это – кулинарная ассоциация, а мне ближе – киношная. Мне кажется, хороший рассказ похож на небольшое кино. А точнее – на короткометражку, пусть даже и настоящей экранизации этих рассказов (пока) не существует. Как и в большом кино, маленькому фильму нужны завязка, развитие конфликта, кульминация, развязка, причем в сжатом, концентрированном виде. В миниатюре нет времени и места на раскачку. Вы с самого начала должны показать героев, место действия, зрителю/читателю нужно увидеть мизансцену. И никаких описательных длиннот – эту роскошь оставим для романов (и фильмов длиной в три часа).

Короткометражки плохо продаются (как и рассказы, хе-хе), поэтому их часто выпускают в виде тематических альманахов – на тему Хеллоуина, или злых клоунов, или «потерянных пленок». Сделаю так и я. Рассказы в этой книге объединены в альманахи по «киношным» темам – можете читать их в любом порядке. Чтобы пояснить, на какой поджанр я ссылаюсь, буду приводить несколько кинореференсов, которые мне кажутся подходящими иллюстрациями для этого типа фильмов. Разумеется, это не исчерпывающий список – просто это либо фильмы, которые я смотрел в детстве и они врезались в память, либо просто они мне нравятся. Да, и еще к каждому рассказу указана тема, на которую он написан.

Эта книга посвящается моему отцу. Он не был ни режиссером, ни кинокритиком – просто любил кино и кинопленку (еще бы, ведь папа всю жизнь проработал на производстве кино- и фотопленок «Свема»), но каким-то чутьем, пока мы смотрели вместе кино (а мы смотрели его много), он сумел донести до меня в детстве базовые вещи про истории, про киноязык, про картинку на экране. Он не учил меня по учебникам. Просто рассказывал, что не надо дергать при съемке трансфокатором. Панорамировать надо медленно. Не показывать людей со спины. Зрителю должно быть понятно, что он видит и кто на экране. Если зрителю дискомфортно и хочется, чтобы кадр поменялся, значит, сцену нужно сокращать. И вот это, пожалуй, главное: плохое кино – это скучное кино. Поэтому я надеюсь, что читать эти истории-короткометражки вам будет нескучно.

Я задумал эту книгу и ее название – «Я не умру в понедельник» – в конце 2022 года. Ничто не предвещало, что уже в июне 2023 года отца не станет. Он ушел в среду.

Спасибо за всё кино, которое мы посмотрели вместе, пап.

И тебя вылечат, или Нехорошие больницы

Вы бывали в больницах? Даже не в качестве пациента (хотя такой опыт имел, наверно, каждый из нас), а хотя бы в качестве посетителя. Помните атмосферу? Даже в самых продвинутых и комфортабельных палатах витает дух удрученности и страха. Что уж говорить о больницах, где палаты набиты битком, пациенты лежат в проходах и в коридорах, а персонал не блещет дружелюбием и жизнерадостностью? Вам нужна атмосфера фильма ужасов? Она там, в больничных палатах, операционных и длинных гулких коридорах.

В чем-то жанр нехороших больниц похож на нехорошие гостиницы (про них позже). Но «больничный» жанр еще суровее. Острее. Беспощаднее. Ведь в гостиницу герои въезжают, как правило, здоровыми. А в больницу… сами понимаете.

Итак, в этом «альманахе короткометражек» – рассказы о больницах, врачах, пациентах… Добро пожаловать в приемный покой!

Кинореференсы:

– Американская история ужасов (American Horror Story, США, сериал, 2-й сезон, 2012—2013)

– Клаустрофобы: Инсомния (Double Blind, Ирландия, 2023)

– Коматозники (Flatliners, США, 1990)

– Королевский госпиталь (Kingdom Hospital, США, сериал, 2004)

– Королевство (Riget, Дания, сериал, 1994—2022)

– Кошмар на улице Вязов 3: Воины сна (A Nightmare on Elm Street 3: Dream Warriors, США, 1987)

– Патология (Pathology, США, 2008)

– Пролетая над гнездом кукушки (One Flew Over the Cuckoo’s Nest, США, 1975)

Вес столба

(темы «Гори, гори ясно!» и «Небо оказалось тверже и ближе, чем мы думали»)

Человек в форме хмурится. Трет лоб.

– У вас голова болит? Давление? – спрашиваю участливо.

Я уже почти высох.

– Заткнись, поджигатель хренов! – отмахивается человек. – Подписывай!

Он пододвигает ко мне листок. Пробегаю глазами:

«Я, прочерк ФИО… признаю, что пытался поджечь… записано с моих слов… подпись, прочерк ФИО».

Делаю вид, что читаю. На самом деле я рассчитываю площадь листа А4. Примерно одна шестнадцатая квадратного метра. На листок давит воздух. Всем весом своего столба. И на погоны человека в форме тоже давит. Только он этого не замечает. Делает вид, что его это не касается.

– Подписывай! – рявкает он.

Беру ручку, пишу.

Человек в форме читает, и лицо его багровеет.

– Паскаль? Не похож ты на француза! А фамилия?

– Идите на крышу, – говорю я ему.

Он смотрит на меня как на идиота.

– Чем выше вы поднимаетесь, тем легче атмосферный столб, – пытаюсь объяснять понятно, как ребенку. – Поспешите. Небо приближается.

Пока человек кому-то звонит, я смотрю на экран его компьютера. Там бесконечной петлей прокручивается немая сцена с камеры наблюдения. Подсобка в торговом центре. Я стою на стремянке, в руке зажигалка. Поднимаю руку. Чиркаю колесиком. В здании начинает идти дождь. Словно тучи уже снизились до уровня третьего этажа.

Человек в форме кладет трубку и натужно улыбается.

– Теперь ты не моя проблема, – говорит он.

Но все еще морщится. Точно давление.

***

– Эй, Паскаль! – кричат мне во дворе. – Ну давай, расскажи, как небо на голову падает!

Психи смеются, чтобы скрыть головную боль. Сейчас все пьют таблетки от головы. Даже главврач и медсестры.

– Оно не падает, – объясняю я. – Оно опускается.

Психи уходят в столовую. Навстречу им идет высокий худой санитар. Тот самый, что может все достать.

– Эй… Мне бы покурить! – прошу я.

– Щас! – цедит он. – Поджигателю – спички? Я не тупой.

– Я при тебе буду курить, – говорю я. – Всего одну.

– А ты мне что?

– Что захочешь, – просто отвечаю я.

Его глаза становятся сальными.

– Пойдем, – говорит он.

Мы заходим в глухой угол двора за разросшимися кустами.

– Выкуришь прямо здесь, – шепчет он. – А потом отработаешь…

Я киваю. Он дает мне сигарету. И коробок с единственной спичкой.

Неловко закусываю сигарету зубами – делаю это в первый раз – и вытягиваю руку вверх, чтобы проверить. Оно здесь.

– Ну давай уже, – торопит он.

Дожидаюсь, пока стихнет порыв ветра. Чиркаю спичкой и поднимаю ее.

Незажженная сигарета вываливается изо рта и падает в грязь.

Небо вспыхивает, как крыша Нотр-Дама.

Я успеваю упасть на колени. Санитар выше меня, и огонь охватывает его волосы. Он кричит, падает на землю, пытается зарыться головой в грязную лужу.

Кусты вспыхивают. Лопаются окна в столовой.

Наверное, Бога нет. Если бы Бог был, он бы тоже включил систему пожаротушения. Дождь. Но дождя нет.

Небо горит в полуметре над моей головой. И сгорает.

Я медленно встаю с колен. Санитар в грязи стонет и сыплет проклятиями. Осторожно протягиваю руку вверх и понимаю, что невидимого потолка больше нет. И давления больше нет.

Я свободен.

Снять маску

(тема «Не заглядывай под маску»)

– Доктор, я хотел бы снять маску. Она мне… жмет.

Ну вот. Будь я без маски, пациент увидел бы мои эмоции – вот еще один симулянт, до конца рабочего дня вечность, кабинет тесный, инфляция растет, зарплата маленькая, шея чешется, как же мне все надоело. Но я в маске. Как же еще.

– Уверен, это поправимо, давайте проверим!

Я широко улыбнулся и пригласил пациента в кресло. Включил лампу – его лицо в резком свете показалось ненастоящим.

Мои пальцы в латексных перчатках быстро ощупали его щеки, лоб, нос. Так… Как правило, маски отслаиваются на подбородке. Но на нем она как влитая.

Я выключил лампу и снял перчатки.

– Поздравляю! Маска в полном порядке!

Он сконфуженно улыбнулся:

– Спасибо, доктор! Но… не вредно ли носить ее постоянно?

Я хотел бы закатить глаза, но не стал и пытаться. Маска все равно не позволит.

– Послушайте, голубчик… Да, первые поколения масок натирали, раздражали кожу и выглядели так себе. То ли дело сейчас! Разве видно, что она на мне надета?

Он кивнул:

– Видно. Вы все время улыбаетесь…

– А вы хотите видеть вокруг себя хмурые лица? Слышать ругань? Только подумайте, скольких конфликтов, разочарований и даже преступлений удалось избежать обществу благодаря социальной профилактике. Разве выбор в пользу агрессии решил бы…

– Выбор… – тихо повторил он.

– Что, простите?

– Хорошо иметь выбор.

Я хотел бы нахмуриться, но в маске это не получится. Поэтому я снова улыбнулся.

– Мечтаете побыть без маски? Правда? Что ж… Вы расписались в бланке на входе в клинику?

Он кивнул.

– Значит, предупреждены о побочных эффектах. Я могу снять вашу маску, продезинфицировать, всё проверить и вернуть на место. Но вы в это время… Вас привязать?

Он покачал головой.

– Уверены? Не все себя контролируют, оставшись без нее даже ненадолго. Будет стыдно потом за всё, что вы сделаете или скажете в этом состоянии.

– Согласен рискнуть.

– Что ж! – я бодро хлопнул в ладоши и снова включил лампу. – Приготовьтесь. Будет щипать.

И склонился над его лицом.

Что за черт. Не могу нащупать край маски. Неужели…

Пациент выбросил вперед руку, схватил меня за шею, подцепил давно натиравший край и рванул.

Мое лицо – моя маска – оторвалось с противным резиновым звуком и влажно шлепнулось на пол.

– Ты что сделал, дебил?! – заорал я. – Сука!

Я ударил его по лицу. Еще. И еще.

– Захотел выбирать, ублюдок? А это тебе нравится? А?

Я запыхался. А пациент вытер пальцами окровавленную губу и хмуро хмыкнул:

– Полегчало?

Я повернул голову и посмотрел в зеркало. На меня смотрело перекошенное лицо, все в фиксирующей смазке. Как же я давно не видел себя таким. Как же мне…

– Хорошо… – выдохнул я.

– Вот и я о том же.

Пациент встал, поднял с пола склизкую субстанцию и сунул мне в руки. Она была еще теплой.

– Решайте – надевать ее снова… или нет. И дайте выбор своим пациентам.

Он пошел к выходу.

– Постой! – крикнул я. – Как ты справляешься… без маски?

Он обернулся. Его хмурое и напряженное лицо дрогнуло.

– Я ношу ее по-другому, – сказал он и широко улыбнулся мне распухшими губами.

Талончик возьмите!

(темы «Как я здесь оказался?» и «Выход из лабиринта»)

– Простите, а что… – я попытался остановить бегущую по коридору женщину в белом халате, но она даже головы в мою сторону не повернула.

– Талончик возьмите! – бросила она и скрылась за поворотом.

Я обалдело посмотрел ей вслед и покрутил головой. Метрах в десяти у белой стены притулился терминал. Я нажал на кнопку – агрегат зажужжал и выплюнул бумажку с номером 1323140623. Беговой номер? Великоват. Перевернул – оборотная сторона была абсолютно пустой. Как и моя память.

Что я здесь делаю – в белом коридоре, в спортивных шортах, беговой майке и красных кроссовках?

Судя по виду, поликлиника. Наверно, я тут за справкой для марафона. Или ПЦР-тест какой-нибудь.

Сжав талончик в руке, я побрел по белому коридору – тот петлял то вправо, то влево, разветвлялся под немыслимыми углами. Пару раз я утыкался в тупики, и приходилось искать другой путь.

Мимо постоянно сновали люди. Врачи и медсестры в белых халатах. Люди в бахилах. Дети с воздушными шариками. Все неслись куда-то с огромной скоростью, как будто это они, а не я были бегунами.

Хвост очереди вырос передо мной так внезапно, что я чуть не врезался в крайнего человека в пижаме.

– Извините! – я отступил на полшага назад, гадая, принято ли сейчас держать социальную дистанцию, и осмотрелся в поисках экрана. Если есть талончик, значит, и монитор должен быть? Зачем тогда живая очередь?

– Э… Куда стоим, уважаемый? – спросил я Пижаму.

Он пожал плечами.

Я вздохнул: ненавижу очереди. Еще с детства, когда стоять приходилось за всем подряд. Зумерам не понять – они так разве что за айфонами выстраивались.

Только сейчас я осознал, что все это время мобильник был у меня в руке.

Попробовал позвонить – глухо. А вот беговое приложение запустилось. Я увидел маршрут, по которому попал сюда, плюнул на очередь и пошел обратно по своим следам, как по нити Ариадны. Поток людей в белых халатах усилился – они, словно нарочно, шли мне навстречу, толкались, давили.

– Эй, полегче!

Я прижался к стене, надеясь, что толпа схлынет.

Мне на ногу пребольно наступила уже знакомая женщина.

– Я же сказала: талончик! – рявкнула она. – Назад нельзя!

– Это почему? – рассердился я. – Может, я на соревнования опаздываю! А ну-ка!

Я ринулся мимо нее, как заправский спортсмен, – помогло баскетбольное прошлое. Вправо! Влево! Развернуть корпус. Резко затормозить, встав на носки. Рвануть вперед!

– Талончик! – донеслось сзади.

Жалко, что регби я не занимался. Толпа из белых халатов попросту перла на меня, загораживала проход. Мобильная Ариадна подсказывала, что до исходной точки остаются считаные метры.

Я сбил кого-то с ног, рванул в сторону – и попал из коридора в белую комнату. В операционную.

На столе лежал я – все еще в кроссовках и майке. Майка красная, как кроссовки, хотя я точно помнил, что она была белой.

– Время смерти – 13:23, – сказал усталый врач.

13:23 14 июня 2023 года.

Я машинально сжал в руке мокрый от пота талончик и посмотрел на телефон. Я увидел весь путь, который я пробежал. Прошел. Проехал. Пролетел. От точки своего рождения – стремительным броском из родительского дома, потом круги в мегаполисе, командировочные петли. Непрерывная трасса от начала и до конца. До того места, где меня сбил грузовик на перекрестке у парка. И оттуда – на скорой – сюда, в больницу. Здесь заканчивалась одна моя трасса и начиналась другая.

– Телефончик сдайте! – услышал я голос за спиной. Снова эта тетка – с пластиковым поддоном, как в аэропорту. Я положил туда мобильник.

– Пойдем, проведу! – сказал она, нетерпеливо шевельнув белыми крыльями за спиной.

Я пошел за ней, ни с кем больше не сталкиваясь. Теперь всем было с нами по пути. Встал в хвост очереди за Пижамой.

Очередь двигалась медленно. И это хорошо. Кто знает, что там – на выходе?

Чистые руки

(свободная тема)

– У вас усталый вид, – сказал я. – Плохо спали.

Он потер широкой лапищей воспаленные глаза. Блеснула слезинка.

– Да… Почти не сплю. Только не видит этого никто…

Я понимающе кивнул:

– Ну да, эта маска…

Он смял колпак в руке и сунул в карман. Сжал губы, начал ходить взад-вперед – сколько позволяло пространство. Пусть выговорится.

– Вы не представляете, как это тяжело, доктор… Вставать каждый день… Идти на эту… работу. Меня же все ненавидят, понимаете? Все! Даже жена со мной не разговаривает. Говорит, у меня грязные руки. А они совсем не грязные!

Он сорвался на крик и вскинул ладони прямо перед моим носом.

– Это очень обидно, – кивнул я. – Вы же совсем не такой.

– Не такой! – подхватил он. – Я не такой! Я люблю всякие вещи выстругивать из дерева. Могу одним топором из этой колоды вырезать что-то… красивое! Я люблю красивое… Только…

– Только никто не видит в вас этой красоты, – сказал я. – Поэтому вы сами перестали ее видеть.

Он всхлипнул. Как же долго никто не разговаривал с ним по душам?

– Перестал, – бубнил он. – Прихожу домой с работы, и…

Обычно я не додумываю за пациентов, но наше время ограничено, поэтому подхватил:

– Пьете…

– Да! Пью! – он поднял голову, и его лицо вновь исказилось. – И буду пить! А что мне остается…

Он снова уронил подбородок на грудь и стал тереть глаза ручищами.

До конца оставалось всего несколько минут, а он так и шарахался от агрессии к самобичеванию. Конечно, стоило бы завести разговор о его матери. Я наверняка знал, что он скажет. Что мать его не любила. Не замечала выструганные из дощечек поделки. Ругала за грязные руки. Отец… Я бегло оглядел его сгорбленную фигуру, содрогающуюся от рыданий… Отец наверняка его бил. И теперь он тоже хочет быть сильным. Вот только времени нет. Придется сразу переходить к финалу.

– Вы не виноваты, – сказал я. Выдержал паузу. – Не виноваты.

Он вскинул голову, и его распухшие глаза озарились внутренним светом.

– Правда? – сиплый голос не вязался с кряжистой фигурой.

– Правда.

Он кинулся ко мне и сгреб в охапку. Если бы я мог, я бы обнял его.

– Спасибо… – шепнул он мне куда-то в разорванный ворот рубахи. – Спасибо, доктор…

Я шептал что-то ободряющее и изо всех сил держался, чтобы не упасть под его тяжестью. Теперь самое главное.

– Вы придете на следующий сеанс? – спросил я.

Это первый вопрос, который я задал ему. Профессиональная привычка – эмпатия, утвердительные интонации. Но без этого вопроса никак.

– На следующий? – он отстранился и растерянно посмотрел на меня.

– Терапия – вещь не быстрая. Думаю, вам нужно минимум пять сеансов… А лучше десять.

– Я не могу… – прошептал он.

– Если дело в деньгах, то…

– Я не могу! – крикнул он и сжал кулаки. – Не могу!

– Вы можете… – говорю я в последней попытке. – Можете принимать решения.

Он смотрит на меня. Что-то в его глазах меняется, и я все понимаю.

– Вы хороший человек, доктор… – тихо говорит он. – Но вы мне не поможете.

Он достает из кармана смятый красный колпак и нахлобучивает на себя. Легко, как пушинку, поднимает топор. Подталкивает меня к плахе. Мои кандалы тихо звенят.

– Кладите голову, доктор… – говорит он напоследок. – Я сделаю все аккуратно.

И добавляет:

– Потом я вымою руки.