Czytaj książkę: «Возрождение из пепла. История города Узников»
Пролог
Наступили темные времена. Святая инквизиция города «Узников» обрушила всю свою ярость на очередную ветку не угодную церкви – на ведьм.
Во времена правления Рауля Бездетного, на костре горели тысячи ни в чем не повинных женщин. По иронии судьбы – ведьмой могла «оказаться» любая, будь то хоть бедная крестьянка, рвущая подорожник или богатая госпожа, идущая по черным улицам города.
Со временем дошло до откровенного абсурда. Ведьмами могли посчитать женщин, отказавших мужчинам в близости, стоило им только выбежать на улицу и прокричать «ведьма», как сходились крестьяне и осаждали дом несчастной, волоча ее за волосы к палачу. Никаких честных судов, никакого права на свою защиту.
Клевета распустила свои корни глубоко. Твои знакомые едят хлеба больше тебя? Не нужно отчаиваться, вероятно они поклоняются дьяволу, и он воздает им за службу… Донеси на них, и справедливость восторжествует. Порой такие призывы печатались в памфлетах.
Под нечеловеческими пытками сознавались все. Весьма удобно для сокрытия многих грязных дел правящей верхушки.
Кровавые события всегда начинались одинаково: за криками «Ведьма» следовала жесточайшая процессия… Девушку или женщину выволакивала на улицу разъяренная чернь, чьи подрастающие дочери сидели в доме. Затем был страшный суд за закрытыми дверями, и, собственно, сама казнь.
Не предсказуемым было только одно – как будет выглядеть Великий инквизитор, лично принимавший участие в каждой экзекуции, и какой изощрённый метод наказания он изберет на этот раз.
Этот чудовищный человек, если он таковым являлся, сопроводил на тот свет тысячи неповинных женщин. Молодые, старые и даже маленькие девочки – никто не чувствовал себя в безопасности. Все они были жестоко наказаны.
Ни один человек не знал настоящего лика инквизитора, ибо у «смерти» нет лица, часто повторял он. А костюмы, в которых он проводил казни, всегда были подобраны с особым смыслом. Под не стихающие крики он выходил на площадь, надев на себя яркие монашеские балахоны, демонстрируя свое особое место среди черни,
А иногда был обнажен, лишь покрыв свое лицо страшной кожаной маской, сделанной из человеческой кожи. Бывало даже представал в карнавальном платье, что принято носить на торжественных приемах.
Но, несмотря на разнообразие образов, примеряемых на себе, его исключительной особенностью была жестокость, не присущая другим палачам, что исполняли свою обязанность по принуждению. Этот же явно получал удовольствие от своих действий. Каждое его движение напоминало своеобразный ритуал, призванный уничтожить другой – черный ритуал, который проводили ведьмы.
Иногда казнь сопровождалась танцами инквизитора, что, видимо, говорило, как он плюет в лицо смерти, ибо он сам ее творец. После всего, происходило жесточайшее зрелище, подобное которым не было ни в одном городе мира.
Тогда во многих местах, ведьм массово сжигали на кострах, вешали и топили в реке, но в городе Узников было все по-другому. Великий инквизитор особо любил проводить казнь через пытки: сдирание кожи, закапывание заживо – это были лишь несколько из многих его любимых наказаний.
Несмотря на особую жестокость, данные экзекуции воспринимались народом в порядке вещей. Колдовство в своем роде считалось новой формой ереси, новым грехом против Бога. Искренняя вера в чары магии способствовала созданию атмосферы страха. Подобная вера являлась частью повседневной жизни. Считалось, что магия способна менять ход тех или иных событий. Вполне возможно предположить, что некоторые люди использовали ее, чтобы навредить другим.
К тому же, по всей стране очень часто похищали детей. Мальчики и девочки, пропадали без следа. Редко удавалось найти хоть одного ребенка. Вполне возможно, где – то проводились тайные кровавые ритуалы, после которых, при загадочных обстоятельствах умирали люди, порой не потеряв ни капли крови. Все изменилось в один день, когда перед судом Божьим пристала сама королева.
Глава 1. Сын кузнеца
Солнце только начинало выходить из – за горизонта. Яркие краски рассвета проникали за стену города под крики первых петухов.
– Отличное утро, чтобы начать жизнь с чистого листа – подумал я. Тихую и спокойную жизнь в кузнице моего отца.
Разжигая печи каждое утро, не мудрено задуматься об иной жизни, вне плавильни. Выпив стакан холодного молока, я, как обычно вышел во двор, чтобы набрать в колодце воды, для закаливания металла. Наша кузница находилась на окраине города, возле речки, где часто топили ни в чем не повинных девочек и женщин.
– «В суровое время ты родился» – любит повторять мой отец. За всю жизнь, проведенную в кузне, он, видел всякое, но дело нынешних времен, кажется, подвергает его в шок. В этой речке утопили и мою мать. Я был очень мал, чтобы запомнить это, а отец не любит вспоминать о жизни с матерью. Я сирота, при живом отце. Сирота, который вынужден ковать орудия жесточайших пыток, подобных тем, чем пытали мою мать. Никому не пожелаешь такой жизни, хотя выбор на самом деле не велик. Многие профессии обязаны переходить по наследству.
Много лет назад первым кузнецом этого города был мой прадед, который придумал способ плавки облегченного оружия. С тех пор кузнечное дело вместе с кузницей переходит к нам по наследству. Наверное, и мои дети обречены, ковать «боль» в этих адских печах. Тяжело… Страшно представить, что чувствуют потомственные династии палачей, когда основным предназначением в жизни суждено пытать и убивать людей, при этом руководить борделем, заставляя падших женщин совокупляться за деньги и убирать говно с улиц города.
Каждый подобный рассвет заставляет глубоко задуматься о жизни, которую я не выбирал. Возможно, этот день изменит мою судьбу?
Отнеся очередное ведро холодной воды в плавильню, я увидел, как какие-то люди пришли к моему отцу, и завели бурный диалог. Это были стражники инквизитора. Не успел я испугаться, как понял, что нам ничего не грозит, просто очередная казнь, для которой Великий инквизитор требовал постоянно создавать все новое и новое орудие для жесточайших пыток. Очередная бедняжка попадет на костер сегодня, или того хуже, будет замучена до смерти изделием нашего ремесла.
За свои шестнадцать лет я повидал не мало тяжелых моментов, но иногда подвергаюсь в шок еще сильнее.
Все началось тогда, когда маленькая пастушка переводила свое стадо через реку, чтобы обогатить рацион своего скота. Кому-то показалось, что она порхает по воде, на крыльях дьявола… Правда это или нет, теперь вряд – ли кто узнает, но событие обрели кровавые последствия. По несчастливой случайности в городе умер хозяин рыбной лавки, оклеветавший ее семью в воровстве. Девочку пытали, долго и она видимо созналась в том, что вовсе не делала. Говорят, костер полыхал до небес, а орудия до судебных пыток ковал мой отец. С тех пор костры не затухают, а кузнецы не отдыхают.
Из разговора отца и стражников мне удалось услышать, что «казнь намечается грандиозная» – Так выразился один из них с толстой шеей, что выглядывала под его металлическим воротником.
– Интересно кто первый испытает новое изобретение отца?
Как не прискорбно осознавать, но каждый раз мой отец придумывает орудие, жесточе предыдущего. Не по своей воле, конечно, по строгому приказу Великого инквизитора. На этот раз это был столб, модернизированный плечевым рычагом.
– Какое дело до этого королю? Видимо никакого. Вероятно, его больше заботит своя бездетность. Возраст у него уже не молодой, а наследников он так и не завел.
Закончив свои ранние дела в кузне, я решил отправиться в город, узнать о событиях, которые произойдут сегодня.
Люблю гулять ранним утром, воздух еще чистый. Можно уловить запах хлеба и булочек, что выпекает наш знакомый пекарь. Проходя мимо цветочной лавки миссис Донсии, можно ощутить райский запах свежесобранных цветов. Город понемногу отходит ото сна.
Когда солнце полностью поднимается над горизонтом, просыпаются другие запахи и звуки. Крики рыбаков, слышны из далека. Шум старых поломанных повозок и запах свежего парного молока.
Если на секунду забыть о тяжелых событиях, которые происходят в нашем городе, можно на мгновение окунуться в мир своих мечтаний. Но забыть о боли совсем – не суждено никогда.
– Сегодня казнят главную ведьму – вдруг закричал мужчина в грязной рубахе.
– Сегодня наш город избавится от зла.
Хотелось бы в это верить, хотя одна причиненная боль не может искоренить другую. Впрочем, звучало это ободряюще и с надеждой.
Поздоровавшись со своим другом Лоренцо, который в очередной раз угостил меня самой вкусной булочкой, что я когда-либо ел, я завернул за угол ратуши и направился к центральной площади.
Не то, чтобы я хотел посмотреть на очередного страдальца, закованного в наш, метал, мне было необходимо купить продукты, чтобы приготовить обед нам с отцом. На торговой площади уже собиралась толпа. Гул стоял очень сильный, что, если бы мне захотелось крикнуть, я бы не услышал самого себя. Лавка, в которой я постоянно покупаю овощи, находится в конце площади. Сегодня туда пробиться было невозможно. Оставалось только ожидать, когда произойдет очередная казнь и люди покинут площадь по своим делам.
Столб с папиным изобретением уже стоял посреди площади, красовался на радость ожесточенным людям. Возле него не было ни хвороста, ни дров, заключенного тоже еще не было. Видимо суд, за закрытыми дверями еще не окончен.
Неожиданно для всех молодую женщину вывели из здания суда. Кандалы с короткими цепями были одеты на ее руках и ногах. Такое приспособление не позволяет осужденному разгибаться в полный рост. Сгорбившуюся женщину волочили по площади как собаку. Множество веревок обвивало ее тонкую нежную шею, которая выглядела красиво даже сейчас, перенеся многократные пытки признания. Ее волочили, будто скотину на убой. Неужели такая женщина могла сделать что-то очень злое, за что она обязана так страдать, как должны страдать самые кровожадные преступники, не щадившие ни стариков, ни детей? Будь она немного моложе, я вполне мог полюбить такую девушку, взять ее в жены, и она родила бы мне сына, а сейчас я видел истерзанное тело, которое вот-вот истлеет дотла.
– Ведьма! – начал кричать народ, бросая в нее тухлые овощи и камни, что попадались под руку.
– Интересно, хоть один из них знал ее? Знал, что она совершила? прежде чем так жестоко к ней отнестись. Видимо нет. На закрытом заседании не участвовали простые крестьяне, такая честь оказывалась только представителям знати и городского управления.
Орущих крестьян не смущал и тот факт, что женщина по- видимому была беременна. А, впрочем, что смущаться? ребенок от ведьмы – ни что иное, как дитя дьявола. Если бы мою мать обвинили в колдовстве намного раньше, наверное, и меня не оставили в живых. Такие тяжелые события у многих вызывают слезы, но я привык к ударам судьбы. Однако эту не знакомую женщину мне было поистине жаль, хоть я и не знал кто она.
–Ведьма, ведьма – продолжал скандировать народ. Ребенок в утробе наверняка был уже мертв, после перенесенных пыток. Ее грязная рубашка, была вся в крови и по ногам продолжала течь багровая кровь, как будто душа ребенка, покидает его крохотное не родившееся на свет тельце.
Женщину вывели на площадь, где до нее в страшных муках умирали тысячи человек. Если бы на секунду приглушить весь этот негативный крик, то уши наполнились стонами тысячи страдальцев, болью, которая никогда не покидает эту площадь. И эта женщина тоже страдала. Страдала не только телом, но и душой. Она звала на помощь, она умоляла о помиловании, но суд в лице Великого Инквизитора был не приклонен.
Сегодня, как, впрочем, и всегда, наряд инквизитора был подобран с каким-то скрытым смыслом и в то же время он был очень красив и пестрил множеством красок. Яркие шелковые одеяния среди грязных крестьянских рубах, выглядело не столько не обычно, сколько странно. Платье, похожее на то, что одевают перед танцами на королевский бал и ярко желтый колпак с сиреневой маской, покрывающей его лицо. Казалось, от многообразия цветов я отлучился от сути, ведь я никогда не одевал одежду светлее коричневого. Кузнецу яркая одежда ни к чему. Тонкие черные штаны и коричневый фартук, чаще всего одетый на голое тело – вот какую одежду суждено всю жизнь носить мне. Секунду забвения разорвала одна фраза, что врезалась мне в черные от копоти уши.
– Как вы хотите казнить королеву?! Эту, подстилку дьявола! обратился инквизитор к ошеломленному народу.
– Может быть, сварить ее как порося, обезглавить, пытать, или выколоть глаза? А может, вы хотите ее пощадить?
– Королеву?! Я не ослышался? —спросил я будто бы сам у себя
Крестьяне тоже в недоумении переглядывались между собой. И это было не мудрено.
– Королеву – как бы отвечая на безмолвный вопрос толпы, повторил инквизитор.
– На закрытом церковном суде – продолжал он, королева созналась во всех тяжких делах, что не угодны церкви, за что получила посмертное клеймо на шее.
– Все похищенные дети – это ее кровавые дела и дела ей подобных ведьм
– С этого дня больше ни один ребенок не пропадет в нашем городе – гордо добавил он.
– Но как это может быть? – озадачено думал я.
–Королева? – Эта святая женщина, управляющая государством, поддерживающая бедные семьи от голодной гибели, вдруг оказывается ведьмой – похитительницей детей.
– Вполне возможно это какая- то шутка – размышлял я, пытаясь разглядеть ее за плечами высоких мужей.
Стояла безмолвная тишина как инквизитор вдруг произнес:
– Охотник, обращаясь к черноволосому мужчине в большой красной шляпе, что стоял возле него, зачитай приговор этой сучки. Сегодня не будет Аутодафе.
Мужчина в черном узком плаще, с тонкими усами и бородкой, слегка напоминающей бороду козла, медленно развернул свиток и очень грубым голосом произнес:
«За неугодные Богу и церкви дела, за похищение и убиение детей посредством колдовских ритуалов, а также отречение от Бога и верование в еретические взгляды о сотворения мира Королева – наместница приговаривается к смерти через сожжение»
– Сжечь ее – дико закричал мужчина из толпы. Однако безмолвная тишина продолжала стоять.
– Сжечь – подхватила женщина в фартуке, испачканном рыбьей чешуей.
И после нее, народ будто бы взорвался в общей жесточайшей идее наказать ведьму – убившую их детей.
Людей вполне можно понять, они потеряли самое дорогое, что было у них. Им было не суждено достойно попрощаться со своими детьми. Однако масло в огонь всегда подливали подкупленные крикуны, что сейчас кричали «сжечь». Без них не обходилась ни одна казнь. Кто- то ведь должен вести «стадо на убой».
– А где же все время наш король? – неоднозначно промелькнуло у меня в голове.
– Неужели ему нет дела до его жены?
Как я узнал уже потом, от своего друга пекаря, король пал в отчаяние и закрылся в собственных покоях. Власть инквизитора была очень высока. Даже король не мог воспрепятствовать.
Теперь народ был уже не приклонен. Клеймо, что ставил на шее Великий инквизитор раскаленным железом с изображением распятия, означало, что Бог пометил себе не угодного, и он будет отправлен на Божий суд.
– А что хочешь ты сатанинская шлюха? – как бы вежливо спросил инквизитор у ведьмы?
– Сохрани ему жизнь – измученно прошептала она.
– Кажется, эта сука просит невозможного – поворачиваясь к крестьянам произнес инквизитор.
– А как же жизни тех детей, которых ты погубила?
– Я ничего… – пыталась произнести она
Расталкивая толпу, послушники несли хворост и дрова к столбу, на который охотник уже привязывал королеву.
– Костер! О да, сука, ты сгоришь на костре – бешено кричал инквизитор.
К моему сожалению, изобретение моего отца гарантировало ей страшные муки. Это был тот же самый столб для сожжения, но к нему был добавлен плечевой рычаг, благодаря которому появилась возможность убивать очень медленно, постепенно опуская преступника в огонь, а потом, поднимая его вверх, чтобы он горел и при этом не умирал очень долго. Одно не было ясно, задохнется она от дыма или в муках будет гореть дотла. Зрелище не из приятных.
Несмотря на страшный негатив, что царил вокруг королевы, ей было положено последнее слово перед смертью.
Она не обратилась к народу, она не стала больше просить о помиловании, ее последнее слово было направлено лишь Великому инквизитору.
– «Смерть уже идет за тобой, и она потребует ответ за моих детей, которых ты погубил» – с ужасом произнесла королева.
Больше ей не удалось ничего сказать. Возможно, она и хотела сказать, что не виновна, или покаяться перед смертью, но дикий рев людей заглушал все вокруг.
На секунду мне показалось, что инквизитор достал ключи, чтобы открыть кандалы и прекратить эту страшную процесси., но постояв несколько секунд, он убрал их обратно.
– Чем так задели ее последние слова самого жестокого человека в нашем городе? – теперь не выходило у меня из головы.
– О каких своих детях она говорила? У королевы не было детей от «Бездетного Рауля»
Солнце было уже высоко, когда пламя костра коснулось ее красивых ног.
– Гори ведьма скандировал народ, гори в аду, за наших детей.
– Испей крови дьявола – с горящими глазами добавил инквизитор, пускаясь в ритуальный пляс.
Казнь продолжалась довольно долго: ее то поднимали вверх, то опускали в самое пекло, позволяя ей постепенно обгорать. Боль, которую она переносила в этот момент, несопоставима ни с чем.
Крики людей стали стихать лишь к заходу солнца. Зрелище перестало быть интересным, и пора было расходиться. Полуживое тело королевы в последний раз опустили в огонь, чтобы, наконец, завершить казнь, как вдруг из огня донесся крик ребенка.
Глава 2
Небо обагрилась кровью. Заходившее солнце осветило погост, что стоял на холме. В красно – желтом свете обозначились кресты. Подул легкий ветерок, принесший за собой запах горелых деревьев. В черных тучах показалась полная луна. Приближалась Красная ночь.
Довольно редкое явление. Последний раз я наблюдал такой закат, когда мне было лет шесть. Многие считают, что это то самое время, когда собирается главный ведьмин шабаш и в эту ночь должно произойти, что – то запредельно страшное и жестокое. Полагаю, казнь королевы можно отнести к такому событию. А если уподобиться испуганной толпе, то вообще все можно списать на колдовство.
На полыхающем костре догорало бренное тело, а вместе с ним, горел и ни в чем не повинный ребенок. Принц города Узников. Мертвую тишину разрывали его душераздирающие крики.
– Ребенок родился в огне. Зачем? Чтобы через секунду умереть? не правда ли не справедлива жизнь?
Хоть я еще и мал, но удивить меня довольно трудно. Лишь события последних дней заставляют мое сердце безудержно трепыхаться. Может это и есть страх?
Да – это страх!
Испуганные люди падали в обморок. Кажется, я видел слезы. Слезы женщин, чьи дети были замучены подобным образом. Агрессия сменилась страхом.
– Зачем я вообще сюда пришел? Ни хочу смотреть на это. Еще немного и я лишусь рассудка.
Крестьяне окружили меня со всех сторон, Я поневоле стал свидетелем этих событий. Ни уйти, ни спрятаться. Оставалось только зажмуриться. Мне показалось, что ребенок горел там целую вечность. Время будто остановилось. Где – то из толпы доносились крики о проклятии, которое мы на себя наслали, о грядущих болезнях, о мертвецах в постелях. Что это? Люди массово сходили с ума. Запах горелого человеческого тела выворачивал наизнанку мои органы. Мне хотелось умереть, лишь бы навсегда покинуть это место.
Жуткая паника создавала давку. Мне было тяжело дышать. Вот-вот и меня задавит испуганная чернь.
Священник, прибывший на площадь, пытался успокоить народ, но все было тщетно. Наверное, кроме меня его никто не видел. Маленькая иголка в церковном одеянии, среди бешеных людей. Он метался из стороны в сторону, размахивая распятием. Из его кадила валили клубы едкого дыма.
Звон набата, доносившегося из церкви, приостановил жуткую панику. Время снова замерло. В старый колокол звонили только в одном случае, когда за стены нашего города проникали посторонние или город, был осажен. Последний звон был шестнадцать лет назад, когда неизвестные вырезали почти половину нашего города. Все, кто остался свидетелем того дня – сошли с ума. В тот год я только родился, и о страшных событиях знаю лишь понаслышке. Но одно известно точно, те люди, если они таковыми являлись, что-то искали, или может даже кого-то. Неужели все повторяется вновь?
Звон старого колокола становился все сильнее. Он словно приближался к центру площади, а вместе с ним и столб пыли, поднимавшийся будто ураган, стирающий наш город с лица земли.
– Скорее бы уже все разнесло – промелькнуло у меня. С каждым днем этот город тяготил мою душу все сильнее
Страх, что вошел за стены, заставил людей, наконец, покинуть эту чертову площадь. Пыль, несущаяся от ворот города, с огромной скоростью приближалась к центру. Цокот лошадиных копыт доносился из ее глубины.
– Всадники смерти пришли за нашими душами! – закричал какой – то испуганный мужчина в драной рубахе. Мне удалось сместиться ближе к затухающему костру. Лучше обжечься, чем быть раздавленным крестьянами.
Несколько всадников в черных капюшонах промчались мимо меня словно призраки. Они были похожи на монахов, о которых часто доводилось слышать в раннем детстве. Их появление всегда сопровождалось ужасными трагедиями. Загадочные смерти и исчезновения несли они за собой. Мне удалось лишь разглядеть черные как ночь глаза, что злобно пронеслись мимо меня. Если бы меня спросили, как я представляю себе смерть? Имеет ли она, какой-то телесный облик?
Да! Должно быть смерть – это то, что сейчас скользнуло мимо меня.
В считаные секунды площадь очистилась от людей. Я увидел, как один всадник взял на руки из огня мертвого испепелённого ребенка, и в мгновение ока они умчались прочь в пучину, из которой явились. Лишь холод их присутствия разбавил жар, что создал огонь.
Костер догорал, и ветер разносил повсюду прах королевы. Один глубокий вдох и запах тлена с запекшейся крови у меня во рту. Слышу, как холодный ветер насвистывает у меня за спиной.
За рыбной лавкой прятался священник. Я заметил его лишь по дымящемуся кадилу. Он был напуган. Его губы быстро шевелились, нашептывали какую-то молитву.
– Он справится – подумал и развернулся в сторону выхода. Я потратил целый день, проведя его в качестве свидетеля этой жестокой расправы.
Площадь была потрепана, государственная казна в очередной раз терпит убытки, а простой люд выживает как может…
Возвращаясь, домой я много размышлял о случившемся. Неужели и вправду пособники королевы похищали детей, как сейчас похитили ее ребенка? Но зачем им тогда мертвый малыш? И что теперь будет с нашим городом? Такое событие наверняка оставит свой след в истории этих стен.
До дома было неприятно идти. Одно дело, когда ярко алый рассвет и запах фантастических булочек Лоренцо, другое, когда Красная ночь, казнь ребенка, и страшные всадники.
К тому же, по возвращению меня ждало наказание. Я знал это, я был готов. Отец всегда прижигал мне запястья раскалённым ножом, за разные оплошности. Моя пропажа на весь день и возвращение без еды – было довольно серьезным проступком. Полагаю, что он не любил меня никогда. Почему? Всегда задаюсь этим вопросом. Пожалуй, он не любил жизнь в целом. Порадовало только, что мне не пришлось объяснять картину, которую мне довелось наблюдать. Я бы не смог подобрать слова.
– Запомни этот день! – сказал он, оставляя очередной шрам на моей душе и правой руке.
Мне не спалось, очень хотелось вычеркнуть это из памяти, но шрамы на моих руках всегда будут напоминать мне это жестокий день. Рука горела. Кожа покрылась огромными волдырями.
Мне удалось вздремнуть лишь пару, и я проснулся снова на рассвете. Разжег печи, принес воды из колодца и направился на площадь, продавать оружие, что вчера отец ковал один. Мой отец был не разговорчив, и я думаю, вчерашний день уже вычеркнут из нашего диалога.
Проходя мимо Лоренцо, я заметил, что он обеспокоен случившимся, хотя старался не подавать виду. Его булочки сами рассказывали об этом. Если что – то случается и Лоренцо переживает за это лично, его настроение сказывается на его ремесле. Из разговора с ним я узнал печальную новость. Вчера, когда началась паника, Миссис Донсия не успела зкрыть свою лавку с цветами. От нее ничего не осталось, и старушку хватил удар.
Я знал ее с самого детства. Раньше она жила тоже на окраине, не подоплёку от нашей кузни. Часто проходя мимо нашего колодца, набирала там воды. Она была уже стара. Смерть довольно часто приходит за стариками. Очень жаль, что все случилось именно с ней. Теперь у меня на одного друга стало меньше. Остался лишь Лоренцо.
Останков вчерашнего пепелища уже не было, также, как и трупов, что покромсали всадники. Наверное, ночью потрудился палач со своей бардельной свитой. Странная у него совместная деятельность, помимо казней. Впрочем, я уже смутно помню его фактического участия в приговорах. Последние несколько лет его работу выполняет Великий инквизитор. А у палача кажется подрастает дочь, примерно моего возраста.
День не отличался от предыдущих дней, наступающих после казней. Но мне показалось, что народ ведет себя несколько осторожно и в глазах наблюдается небольшой испуг. Не мудрено, конечно. Хотя наш город привык к боли, что питает его стены, вчерашняя казнь надолго оставит свой след.
Под вечер я снова зашел к Лоренцо, в надежде, что он повеселел, и его булочки обрели свой неповторимый вкус. Но вместо этого узнал последние слухи, что собрались вокруг его пекарни.
– Говорят – начал Лоренцо, что король сошел с ума. Он подписывает любые документы, что подсовывает ему инквизитор. Там и новые казни, и хищение средств из казны.
– Новые казни? – удивился я? Неужели мало ему?
– Вполне возможно он подписал бы и собственную казнь, если бы она потребовалась инквизитору. Боже, какие тяжелые времена наступили, мальчик мой.
Лоренцо, продолжал мне нашептывать какие – то страшные события, что, по его мнению, уже не за горами, но я его не слушал, в голове, словно заклятье вертелась одна мысль «пора покидать этот город»
В эту ночь мне снова не спалось, я долго думал, почему я до сих пор не покинул этот проклятый город, что дарит мне только боль? Разве есть в нем, что – то хорошее для меня?
С первыми лучами солнца, осветившими наш отшиб, на котором жили мы с отцом, я направился к городским воротам.
Я стоял и смотрел за стены города, где простирался живописный лес. Я хотел убежать в этот момент. Но город Узников был из тех, что не отпускает людей, что питают его болью. Нет, мы небыли его рабами, но неожиданный побег сына кузнеца дал бы пищу для размышления многим стражникам. Преследование мне явно ни к чему. Я хочу раз и навсегда покинуть город Узников.
Стражники у Ворот еще спали. Сейчас самое время для побега, но я не был готов.
– Они спят каждое утро – успокоил себя я. В наш город редко приходят чужаки.
Вместо побега я направился по ту сторону реки, где жила одна старая женщина. Многие знали, что она занимается ворожбой, но до нее никому не было дела. Старая дряхлая старушка, не подходила не под один принцип, что часто подталкивал людей на ложные обвинения в колдовстве. Она не воровала детей, не насылала ни на кого порчу, да и завидовать ей было глупо. Само по себе странно, завидовать немощной старости и убогом существовании в разрушенной избушке на окраине высыхающей речки.
От нее мне было нужно две вещи: я и мой отец, как и все кузнецы, довольно часто имели дела с ожогами. Тело отца сплошь было покрыто сине-коричневыми рубцами. А ее мазь на основе, каких-то трав, очень быстро снимала боль и помогала заживлению ран. Она не требовала за нее ничего, я лишь иногда приносил ей молоко да хлеб. Но самое интересное, на что была способна эта старушка, так это заглядывать в будущее. Сейчас ее дар был мне весьма кстати.
Последние дни я стал задумываться о смерти, но не той, что думают полностью отчаявшиеся люди. О той, которая может внезапно меня настигнуть, как например, настигла королеву и ее ребенка. Или как неожиданная смерть миссис Донсии. Ведь мы очень часто строим множество планов, продумывая порой каждый шаг, а потом в один миг они рушатся, оставляя пепелище из обгоревшей мечты.
Дорога до ее избушки была не самая простая. Она пролегала через погост, который каждый вечер солнце освещало на закате. Путь преграждала заросшая по пояс трава, пауки, болотная тина, что оставалась на месте высыхающего края реки.
Да и сам вид ее жилья приводил меня в замешательство. Конечно, ей ни к чему городская роскошь, но дом и вовсе не был похож на жилой. Покосившийся сруб уже нависал над тиной. Наверняка, бабка знала, что отойдет в мир иной, раньше, чем крыша съедет в болото.
Миссис Эрнеста, как всегда, догадывалась, что я приду, и прогнившая дверь избушки была не заперта. Хотя я уверен, что она никогда не запиралась.
– Здравствуйте миссис Эрнеста – прошептал я.
На что в ответ услышал хриплое приветствие. Полагаю, как все одичалые ведьмы – старушки она не обладала красивым звучным голосов. Ее тихие слова сопровождались сильным хрипом, и лишь иногда я мог четко расслышать ее измученный голос.
Мне всегда было легко общаться с людьми, которые знали, что я хочу, и зачем пришел. Долгие пустые диалоги подавляли мой интерес дальнейшего общения. Эрнеста понимала меня без слов. Легким жестом серой сморщенной руки она указала мне на старый, проеденный термитами стол, за который мне надо было присесть. Поставив молоко и хлеб, что очередной раз принес по ее просьбе, я уселся, слегка опасаясь не быть последним сидящим за ним.
– Жестокость – сказала она вдруг! Вот что породило другую жестокость, более сильную! Тьма, что нависнет над городом, придет с юга. Не успеет душа королевы предстать пред Богом, как город уже захлебнется в крови. Ее будет ровно столько, сколько было выпущено из тел. Смерть, боль, отчаяние – захлестнут этот город. Стена поднимется до небес, но зло будет уже внутри. Клеймо дьявола, которого создали люди, обернется против него.
– Эмм… – протянул я. Спасибо тетушка Эрнеста – испуганно пробубнил себе под нос.
В ответ она слегка улыбнулась. Ее сморщенное серое лицо, немного порозовело. Видимо, она давно не улыбалась.
Я всегда считал, что для того, чтобы заставить улыбаться обрюзглую старушку, надо ей печь растопить, или дров в конце концов нарубить, на пять лет вперед. Но миссис Эрнеста улыбалась после рассказа о страшных событиях. Довольна странная она была. Впрочем, нечего удивляться. Наверное, сам буду непонятным стариком, рассказывающим чудные сказки своим внукам.
