Czytaj książkę: «Рыбалка на четверых», strona 7

– А ты разве сейчас не живешь? – недоумевал я после его простых на первый взгляд, но таких глубоких по своей сути слов.

– Выживаю… – проговорил Ромка, призадумавшись, словно и сам находясь в шоке от того, что озвучил такую суровую правду про себя, не по годам тяжелую и взрослую. – Хотя это у меня пока что прекрасно получается, тьфу, тьфу, тьфу, – продолжил Ромка и сплюнул через левое плечо, явно опасаясь накликать на себя беду. – Я вон и на стройке с четвертого этажа падал, и в озере чуть не утонул в деревне, да и вообще перед моим носом недавно поезд промчался, а я запнулся и упал как раз перед ним. Еще бы чуть-чуть и все, погиб. Не сидел бы тут с тобой сейчас, – усмехнулся он своей везучести, уставившись на коленку, на которой красовался недавно затянувшийся рваный шрам.

Мне дано с детства читать комиксы и книги, зато со здоровьем у меня неважно, а Ромке взамен семейного благополучия дана суперспособность выживаемости и удачливости. Если он такой везучий, то, возможно, ему суждено попадать в передряги, чтобы выбираться из них без единой царапины, ну или всего лишь со ссадиной на коленке, или не утонуть в болоте. Вдруг, попади в трясину я, то уже через минуту скрылся бы под слоем грязи и ила. А Ромка-то выжил, легко отделался.

– Никто не видел удочку? Телескопичку с оранжевым наконечником! – ворвался в нашу совсем не детскую беседу голос дедушки. – Она новая, японская, я за нее половину майской пенсии отдал. Не видели, говорю? – дед озирался по сторонам в поисках удочки.

Мы с Ромкой прекрасно знали, где она. В том самом болоте. Надвое сломанное удилище осталось валяться между травой и грязью за холмом. Но зато воспоминания об этих обломках, безусловно, всегда будут ассоциироваться с летом и приключением, объединившим нас. Похоже, оставшуюся часть моего денежного подарка на день рождения от деда придется вернуть ему же в виде новой удочки. Все-таки, наверное, нам сюда еще не раз предстоит вернуться. Мы с Ромкой молча переглянулись. Сейчас от холода его стеклянных голубых глаз не осталось и следа. Теперь он улыбался и смотрел на меня теплым дружеским взглядом, не отводя его в сторону. У нас был общий секрет – тайна исчезновения новой японской удочки деда. Интересно, это обстоятельство поспособствует укреплению нашей дружбы? А, может, коллекция из таких вот разного рода обстоятельств и создает ту самую дружбу, скрепленную кровью, которую имел в виду дедушка.

Глава 8. Возвращение

У реки становилось прохладнее, словно ниоткуда появились тяжелые темные тучи, и даже стало понемногу накрапывать. Мы засобирались в дорогу. Давненько у нас не было дождя, но все же осень была не за горами, так что, приятно удивившись перемене погоды, мы спешно побросали свои пожитки в багажник. В итоге мы наловили целый садок рыбы, да еще и мешок крупных сазанов. И караси, и сомы, и щуки были в сегодняшнем улове. Почти половину отдали Ромке. Он был несказанно рад, хоть и выпустил обратно в речку с десяток самых мелких рыбешек, почему, я не понял, но уточнять не стал. Ромка не делал тайны из своего желания, а мое семейство совсем не было против. Улов был и без того весьма богатый. Все-таки Ромка влился в нашу компашку. Папа взял нам десяток крупных карасей, остальное забрал себе дедушка. Он любитель повозиться с рыбой, в отличие от моего отца, да и меня тоже. Жалко ведь.

Быстро надвигающийся циклон, сопровождаемый усилившимся ветром и участившейся бомбардировкой крупными каплями высохшей земли, нас и микроавтобуса, за считанные минуты не оставил в этих местах и следа почти двухмесячной жары. В общем, мы выехали обратно, когда дождь не на шутку разошелся, а вдалеке где-то на горизонте вовсю сверкали молнии и серьезно громыхало. Хорошо, что Ромка с коровой застряли не в такую погоду, а то все пошло бы по совершенно другому сценарию. Когда мы ехали обратно по лесной дороге, колея, по которой мы добирались до речки, уже размокла, и перемещаться по ней стало намного легче. Дедушка даже разрешил мне и Ромке поочередно прокатиться на его стареньком микроавтобусе, полном рыбы и радости. Я был в восторге, а Ромка так и вовсе готов был везти нас до самого дома. Но, проехав ровно столько, сколько могли выдержать нервы моего дедушки, мы с другом отправились на заднее сидение, чтобы вновь приклеиться к окнам, по которым барабанил дождик.

– Ты счастливчик, что женился на Маринке! – сказал дедушка папе после небольшой паузы, когда мы уже выехали на асфальтированную главную дорогу, и он увидел в зеркале заднего вида нас с Ромкой, сидевших с закрытыми глазами. В отличие от моего друга, я еще не окончательно заснул, хоть несколько раз и проваливался в дрему, но все же не терял нить разговора взрослых, невольно подслушивая их.

– Я знаю, – отвечал ему папа.

– Нет, не знаешь. Береги ее, ведь неизвестно, что с тобой случится, если ты ее потеряешь. Посмотри на меня! – наставлял папу дедушка, и это радовало меня, потому что тем самым он показывал свое неравнодушие к сыну, моему отцу. А ведь раньше он часто ругал папу с совершенно другой интонацией. Сейчас что-то неуловимо изменилось. Стало теплее, что ли. Это было так не похоже на него. Особенно на него в последнее время. Сегодня они были отцом и сыном, а не соперниками на политических дебатах. Маме все-таки тоже стоит съездить на рыбалку, как много проблем тут разрешается, оказывается. На въезде в город, когда верхушки деревьев в окне сменились стенами домов, дедушка вывел меня из состояния дремы, резко сказав:

– Терпеть не могу, когда человек еле плетется по пешеходному переходу, да еще и с улыбкой до ушей. Идет себе вразвалочку с девушкой, и целуются прямо на проезжей части! Ни стыда, ни совести! По сторонам бы хоть посмотрели, вдруг я на педаль газа ни с того ни с сего нажму! Вот тогда они заулыбаются по-другому. Ну что, неужели нельзя быстрее переходить! – возмущался дедушка, когда мы подъехали к тому пешеходному переходу, на котором останавливались утром при выезде из города. Тогда дорогу переходила семижильная местная женщина с тяжеленными пакетами. Сейчас же по нему двигалась пара молодых людей. Парень и девушка. Шли они очень вальяжно и никуда не торопились. Они-то и стали объектом ворчаний деда. Определенно, водительское место даже самого мягкого человека с каждым километром дороги делает более злым и раздражительным. Вот, наверное, почему мне и Ромке не разрешили порулить дольше. Я так и знал, что всю отрицательную энергию водительского места дедушка безвозмездно возьмет на себя. На то он и самый старший здесь, чтобы следить за младшими.

– Счастливые люди всегда немного неудобные, – оправдывал их папа.

Дождь лил все сильнее, так что бегающие дворники не успевали справляться с потоком воды. Эта молодая парочка встрепенулась, и от их влюбленной непринужденности не осталось и следа. Молодой парень побежал вперед, даже не подождав свою девушку, и встал под крышу на автобусной остановке. Она же просто продолжала идти, как ни в чем не бывало.

– Так и в жизни. Мужики прячутся от малейшей проблемы, а женщины выживают под их гнетом и выносят это смиренно и с высоко поднятой головой, – подытожил дед.

Меня вдруг заинтересовало, почему дедушка снова стал обычным собой, привычным мне, стоило нам въехать в город! Он больше не улыбался и перестал даже намеками хвалить моего папу. Может, только там, на речке, с удочкой в руках, он мог позволить себе перевоплотиться в маленького мальчика, моего ровесника, а здесь, в каменных джунглях, ему необходимо было быть жестким, ершистым, строгим и справедливым. А за что, например, родители хвалят своих детей? За просто так можно? Или обязательно нужно совершить какой-то подвиг и заработать похвалу и награду? Да вроде бы меня мой папа хвалил и просто так, без всякого повода. За то, что я его сын, наверное. Может, дедушка все время критикует отца, потому что любит его. Ведь и меня родители периодически ругают. Правда, обычно, когда я провинюсь в чем-то. Похоже, папа тоже в чем-то был виноват, раз дедушка его учил, как надо жить.

Они оба замолчали на несколько секунд и синхронно посмотрели назад на меня и сладко сопящего Ромку. Он крепко спал, лежа на заднем сидении так, что его голова касалась моих ног. А я зажмурился сильнее обычного, чтобы не выдать себя. Я хотел стать свидетелем дедушкиных слов любви, пусть и произнесенных вскользь, которых папа, казалось, так давно уже не слышал от него.

И все же если между ними и было какое-то неопределенное и до конца непонятное мне чувство, которое они оба скрывали друг от друга, оно наверняка находилось где-то посередине между уважением и пониманием. И если не вдумываться в их слова, можно было услышать, что они ценят друг друга. Даже невзирая на то, что редко говорили об этом вслух. Может, они знали или чувствовали, что я притворяюсь и не сплю, и это смущало их, не позволяя отдаться своим чувствам искренне, в полную силу, без оглядки. А, может, только мне этого так хотелось, а им было вполне достаточно того, чем они уже успели поделиться друг с другом в своих витиеватых и пространных фразах. Безусловно, и дед и папа умели радоваться успехам друг друга. Как это было с сазанами, когда они одной командой вытаскивали их на берег, позабыв про сгоревший на углях шашлык. Наверное, они научились этой молчаливой радости с возрастом, когда уже необязательно выставлять свои эмоции напоказ.

Папа учит этому и меня. А его этому учил дед. А вдруг дедушка папе неправильно в детстве объяснил, как надо радоваться и хвалить?! Дед – обычный человек, который ходил на работу, заботился о семье. Ему большего и не надо было. На сына времени особо не хватало. А теперь у него ни полноценной семьи, ни нормальной работы, из-за его проблем с сердцем, и, как говорит папа, вообще не осталось в жизни никакого счастья. Нет, не может этого быть. Он наверняка научил моего отца умению радоваться и веселиться. Ведь они все его детство ездили на рыбалку. А я сам убедился, что там происходят совершенно чудесные вещи. Просто дедушка устал, растратив весь свой запас радости. Вот и нечем ему сейчас делиться. Но зато сегодня он должно быть хорошо подзарядился и стал хотя бы немного счастливее. А если мы будем продолжать вот так ездить и дальше, то постепенно все наполнимся радостью и счастьем.

– Пап, ты не забывай все-таки, что у тебя есть семья, и всегда была, – вновь заговорил папа, обращаясь к дедушке. Его голос, манера говорить, сами слова – все это было так похоже на деда, что неизвестно, каким бы он сам мог стать, оказавшись на его месте один на один со своей тоской и одиночеством. Чтобы справиться с ними, кто-то должен быть рядом. Одному их не одолеть. Невозможно. Вот взять меня, например, рядом с Ромкой я уже не был одинок. Так и дедушка с папой.

Сквозь лобовое стекло дед пристально смотрел на дорогу, блестевшую в желтом свете фар. Ему было явно не по себе от их разговора с папой, это бросалось в глаза, потому что он вместо уверенного автомобилиста, кончиками пальцев плавно и точно переключающего скорости на коробке передач, вмиг превратился в беспокойного и суетливого новичка, в первый раз севшего за руль к экзаменатору.

– У тебя точно все в порядке? – уточнил папа, заметив резкую перемену в стиле вождения дедушки.

– Да, конечно, ты чего! – ответил тот и посмотрел на отца, но было в его взгляде нечто такое, что даже я с заднего сидения невооруженным глазом увидел: он умалчивает о чем-то тревожащем его, и это одновременно взволновало и тронуло меня.

Дед, как и мой папа, когда лукавит, то всегда так отвечает. Резко и быстро, на автомате. И все-таки, мне не понятно, почему нельзя определиться с чувствами к конкретному человеку. Вот маму я люблю, и папу тоже. Дедушку еще и уважаю, а с Ромкой дружу. Зачем весь этот набор противоречащих друг другу эмоций, если можно выбрать главную и опираться в дальнейшем только на нее при общении с этим человеком, без всех этих загадочных хитросплетений. Из-за одного дед злится на папу, а за другое благодарен. Сплошная путаница!

Вдоволь наслушавшись всех этих не до конца мне ясных по смыслу фраз и слов, я решил, что с меня, пожалуй, хватит, и просто смотрел, как дождевые капли падают на лобовое стекло автомобиля, а стеклоочиститель механически сбрасывает их в разные стороны. Вправо, влево, вправо, влево. Я наблюдал за тем, как они блестят, и думал, насколько каждая из них незначительна сама по себе. У капли нет ни единого шанса задержаться на стекле хотя бы на секунду дольше. Ее жизнь – всего лишь непродолжительный полет. А потом она разбивается и умирает, упав на стекло, на крышу автобусной остановки или на землю. Она лишь помеха на лобовом стекле и подлежит устранению. И стеклоочиститель прекрасно справляется со своей задачей, позволяя нам спокойно ехать дальше. Вот бы и на лишние бесконечные потоки чувств и эмоций, мешающие нормальной жизни людей, тоже нашелся свой стеклоочиститель, и подарил бы им покой.

Спустя минут двадцать после въезда в город мы привезли Ромку в общежитие. Он так и спал как сурок. Мой папа аккуратно разбудил его и проводил до дома с увесистым пакетом, накинув на него куртку, чтобы укрыть от проливного дождя. Ромка спал так крепко, что выходя из машины даже ни с кем не попрощался. Вначале я подумал было, что ему, наверное, все-таки наплевать на меня и он проигнорировал нас, как и того пастуха на болоте. Но когда увидел его полузакрытые веки, из-под которых блестела голубая радужка светлых глаз, то мигом успокоился. Почему-то внутреннее чутье подсказывало мне, что эта рыбалка стала переломной в нашем с ним общении. У подъезда его встречала мама, с синяками под глазами – то ли от недосыпа, то ли как результат обильных возлияний. Но вместе с тем, видно было, что она не находила себе места от беспокойства, по-видимому, услышав звук приближающегося автомобиля, который сначала увез, а потом и привез ее сына, доставив в целости и сохранности, за исключением его пропитанной грязью одежды. У его матери была самая обычная, ничем не примечательная внешность, она была невысокой и слегка полной, но глаза – в них был целый спектр переполнявших ее чувств и эмоций, хаотично сменявших друг друга. Вначале в них читался испуг, который дополняли ее сумбурные перешагивания с ноги на ногу прямо в белых домашних тапочках по свежей грязи после дождя у подъезда. А потом, когда она увидела размякшего от сна и усталости Ромку, которого мой папа вел под руки, в ее глазах появился ужас, я определил это интуитивно, потому, как и сам испытывал его иногда, взять хотя бы мое состояние во время вчерашней папиной сказки на ночь про паука. Когда же его мама успокоилась, поняв, что с сыном все в порядке, удивившись его улову, она разом переменилась. Перехватив Ромку из рук моего отца и тепло приобняв его, она словно и сама стала двигаться мягче, а ее застывшее, зажатое тело, что было видно невооруженным глазом, наконец, расслабилось, глаза заблестели и даже заулыбались, она по-настоящему переживала за сына и любила его. Поблагодарив моего отца, они с Ромкой скрылись из вида. Да, ему сегодня досталось. Потом дедушка довез и нас с папой до дома.

– Пока, дядь Вить! Было здорово, надо повторить! – крикнул я дедушке нарочито вызывающе, выходя из машины с грязным мячом в руках, будто прощался с ним не только за себя, но и за Ромку, в присущей тому манере.

– Давайте! И в следующий раз непременно возьму еще и свою старую бамбуковую удочку, уж она-то точно не потеряется, – кивнул он мне с особым ехидным прищуром, будто зная, что я причастен к исчезновению его телескопички, и, на секунду, неумело обнявшись с папой через открытое окно своего старенького микроавтобуса, потихоньку тронулся с места.

Он никогда не умел прощаться с моим отцом. Они никогда не обнимались. А сегодня даже похлопали друг друга по плечу. Чудеса же!

– Вы чего это так долго! – на пороге нас встречала мама, которая явно за нас переживала. – Я уж подумала, как вы там в такую непогоду, – договорила она, целуя в щеку папу и принимая из моих рук грязный мяч.

– В машине сухо и тепло, – отец оглядел себя, насквозь промокшего. – Наверное, салон в машине у дедушки выглядит так же, вот он будет ворчать потом, – договорил папа с улыбкой, с гордостью доставая из сумки перевязанный пакет с сегодняшним уловом.

– Идите мойтесь и за стол. Там уже накрыто, я сейчас подогрею! – мама очень тепло командовала нами. А мы с папой были не против.

Остаток дня я провел в очередной раз перечитывая свои любимые комиксы. Но перед глазами была все та же трясина с Ромкой, наш безудержный смех и сазаны в сетке. А еще тот самый обугленный единственный кусочек шашлыка, которым со мной поделился друг.

Поздно вечером я сообщил родителям, что обойдусь без сказки на ночь. Может, и совсем больше не попрошу или предоставлю им кратковременный отпуск. Видимо, мама с папой тоже решили отдохнуть от своих словесных вечерних баталий. И все же на пару минут я задержал отца у своей кровати.

– Пап… – начал я неуверенно и стараясь, чтобы мама не услышала. – Как думаешь, Ромка еще поедет с нами на рыбалку?

– Сереж, он ведь сам про это спрашивал. Думаю, да, – папа меня искренне поддерживал, видно было, что это не голословное утверждение, и он меня не обманывает. Я это чувствовал, ощущал.

– А я ведь ему свои самые новые комиксы обещал за то, что он со мной на рыбалку поедет, – разоблачил я сам себя, опасаясь отцовской реакции.

– И сколько же ты ему наобещал? Прямо всю коллекцию? – продолжал отец, как будто нисколько не удивился моему заявлению, словно прекрасно знал, что такой, как Ромка, не мог поехать со мной на рыбалку за просто так.

– Всю последнюю коллекцию, на которую копил с прошлого года. Только ведь я ему не сказал, что в ней не хватает нескольких экземпляров. А вдруг он догадается, что я его обманул? Придется докупать оставшиеся комиксы. А теперь даже и не знаю, как быть, ведь и удочку деда тоже я сломал, надо новую покупать. Случайно, честно! – я надеялся, что таким деятельным раскаянием смягчу наказание, совсем не отдавая себе отчета в том, что Ромке по барабану точное количество обещанных комиксов в коллекции, а на фирменную японскую удочку деду моих оставшихся сбережений однозначно не хватит.

– Так вот из-за чего вы с другом вернулись такие чумазые, все в глине, – назвав Ромку моим другом, папа дал мне понять, что прекрасно видел, какими мы вернулись из-за холма. – С дедушкой я сам как-нибудь разберусь, договорились? А вот насчет Ромки, пожалуй, придется сдержать обещание, – резюмировал отец, прекрасно понимая, что я искренне переживаю.

– Хорошо, па, – я повернулся к стене и закрыл глаза. Мне почему-то вспомнился тот погибший от клюва ворона паучок из его вчерашней сказки-страшилки, который пытался помочь своим сородичам, а они его сторонились. Переключившись на воспоминание о сегодняшней рыбалке, я вдруг представил себе, будто бы ураган и нас всех раскидал по речке и прилегающим к ней окрестностям, в том числе и по болоту. Папу с дедом, а меня с Ромкой, и у каждой пары свой лист. Все мы пытались навязать свое мнение друг другу, а успокоились лишь тогда, когда решили остыть и выслушать своего оппонента, обдумав его предложение. Все-таки нам удалось выбраться без жертв, не то, что во вчерашней сказке. Мы с Ромкой не просто помогли отцу с дедом поймать сазанов в запруде. Вчетвером мы отыскали счастье, радость и веселье, которые разделил с нами Ромка, так же, как и все прелести рыбалки, когда без толики сомнения нырнул к сетке, чтобы помочь. А я был словно тот паук, когда решил вытащить Ромку из трясины. Обиженный, одинокий маленький со своим изъяном. Но все-таки мы с ним выбрались, в отличие от того не особо везучего одноногого паучка. А кто же тогда был сегодня вороном из папиной сказки? Может, пастух или корова? Да нет! Моя обида, гнев и гордость в совокупности и есть олицетворение того сказочного безжалостного ворона! Слава Богу, я не решился добить своего друга, получив взамен за свое милосердие куда больше, чем мог себе представить.

Прежде чем провалиться в сон, я пытался вспомнить количество комиксов в последней серии, которую обещал подарить Ромке несколько дней назад за поездку со мной на рыбалку. С чего это он вообще согласился за комиксы поехать? Я надеялся, что он пошел на эту авантюру не ради бесплатных журналов с цветными картинками и супергероями, а потому что ему самому не хватало настоящего друга. Но я не был в этом уверен, а вот когда я подсчитал, что придется отдать ему несколько десятков комиксов, мне вдруг даже стало как-то не по себе на секунду. С другой стороны, для Ромки мне их почему-то было не жалко. И я спокойно заснул.

– Серенькииий! – ранним утром донесся с улицы до боли знакомый голос, резко прервавший мой сон.

Я вскочил с постели и открыл форточку, тут же меня оглушил пронзительный свист моего друга Ромки. Увидев меня в окне третьего этажа, он еще раз свистнул и, помахав мне рукой, прокричал:

– Серега! Выходи! Молоток и гвозди есть? Будем с пацанами штаб строить!

Я несколько опешил от такого вопроса, да еще и в такую рань. Но отвернувшись от окна, я обнаружил, что папа с мамой стоят в дверях и улыбаются.

– Есть и молоток, и гвозди, – проговорил отец, кивая мне и не спуская с меня глаз. А мама даже не ворчала по поводу того, что этот беспризорник опять спозаранку будит весь дом своими криками и свистом.

– Несу, ждите! – крикнул я на всю квартиру, отвечая Ромке, и галопом помчался к шкафу за шортами и футболкой, понимая, что водные процедуры и завтрак могут и подождать. Похоже, мои родители тоже это понимали. Перед выходом на улицу, я лишь аккуратно надел свой слуховой аппарат, как делал это каждый день, не пытаясь, однако, этим утром спрятать его под своими волосами. Сегодня меня заботило совершенно иное. А все-таки хорошо, что Ромка про него знает, теперь можно не переживать по этому поводу. На полпути я вдруг вспомнил, что совсем забыл про комиксы, которые обещал отдать Ромке и огромными шагами вприпрыжку вернулся домой, спешно начав тарабанить в дверь.

– Что, комиксы забыл? – встретил меня папа, словно читал мои мысли. Из кухни на меня смотрела любимая мама и продолжала мило улыбаться.

– Ага, – кивнул я, запыхавшись и быстро разуваясь на пороге.

– Да стой ты, – спокойно остановил меня отец, взяв за плечо. – Вот молоток и гвозди ты точно забыл, и блинчики еще захвати. Мама, как чувствовала, постаралась для вас. Перекусите с парнями на стройке. Думаю, этого на сегодня уж точно будет достаточно, – договорил папа, слегка улыбаясь, и развернул меня лицом к входной двери, практически выставив за порог, во взрослую жизнь. По крайней мере, в чуть более взрослую, чем она была до сегодняшнего утра.