– Чувствую, что я навечно останусь в этих лампасах, – несколько печально вздохнул казачий полковник Яким Наливайко, кивая на свои шаровары. В его голосе явственно сквозили нотки разочарования и обреченности, словно речь шла о каком-то жутком проклятии, от которого нет спасения. Казак угрюмо уставился на свои ярко-красные лампасы, красовавшиеся вдоль штанин, и горестно покачал головой. При этом его пышные рыжие усы угрожающе шевельнулись, а в глазах промелькнула искорка неподдельного страдания.

Мы с Наэмой удивленно переглянулись. О чем это он? Какая муха укусила нашего бравого вояку, если он ни с того ни с сего затосковал по поводу своего внешнего вида? Уж кому-кому, а Якиму, насколько я его знал, всегда было глубоко плевать на подобные тонкости, вроде соответствия знаков различия своему текущему положению. Главное ведь – уметь хорошо драться. А уж на какой позиции и с какими нашивками ты это делаешь – дело десятое.

Не прошло и четырех стандартных часов с момента разгрома эскадры адмирала Кенни, как наша 27-я «линейная» уже собиралась в походную колонну, предполагавшую скорое выдвижение к очередной цели. Все это время мы по-прежнему стояли у самой границы пояса астероидов, ставшего невольным свидетелем нашей громкой победы.

Формирование боевых порядков для предстоящего марш-броска уже практически завершилось. К этому моменту я отпустил большую часть своих старших офицеров по их кораблям, поручив им проследить за тем, чтобы последние приготовления прошли в срок и без эксцессов. И лишь Наэма с Якимом не спешили покидать гостеприимный борт моего флагмана, решили составить мне компанию и дождаться, пока я улажу неотложные дела на мостике.

Дело касалось того самого секретного послания, которое направил мне по сверхсжатому лучу фотонной почты вице-адмирал Козицын. О существовании этой срочной депеши меня несколькими минутами ранее известила Алекса, дежурившая на командном мостике «Одинокого». Что ж, послание Козицына действий было важным, а главное своевременным, хоть и порождало массу новых вопросов.

Закончив раздавать указания подчиненным, я поспешил обратно в кают-компанию, где меня как раз и поджидали Яким с Наэмой. Уж больно не терпелось поскорее обсудить с ними последние новости и времени для этого у нас оставалось не так уж много. До отлета эскадры из сектора по самым скромным прикидкам оставалось никак не более часа.

Однако вместо привычной дружеской болтовни и веселых подначек я нарвался на непонятную депрессивную тираду Якима о тщетности надежд на скорое повышение по службе. При чем тут вообще какие-то лампасы? Судя по всему, те же вопросы терзали сейчас и Наэму, взиравшую на товарища со смесью крайнего недоумения и легкого испуга во взоре. Похоже, до моего прихода эта парочка уже успела пререкнуться на какую-то животрепещущую тему, ввергнув казака в состояние меланхолической задумчивости.

– Что ты имеешь в виду? – Наэма озадаченно и с опаской покосилась на хмурого Наливайко, словно на буйнопомешанного. Ее носик презрительно сморщился, а в голосе прорезались нотки плохо скрываемого раздражения. – Причем здесь твои дурацкие лампасы? Что за бред ты несешь? Так я давно подозревала, что ты не в себе.

– Никакие они не дурацкие, – вскинулся уязвленный Яким, сверкнув на обидчицу глазами. В его голосе звенела обида. – А офицерские, то есть полковничьи. Чтоб ты знала, глупая девчонка, истинный казак свои лампасы ни на что не променяет. Это вам не просто украшение, а самый настоящий знак доблести и отваги, видный издалека. Предмет особой гордости и почета. Эх, впрочем, что с тебя взять. Ты ж у нас «легионер». И, стало быть, в принципе не можешь иметь никакого понятия об истории и славных традициях нашей великой Империи…

Наливайко скорбно вздохнул и осуждающе покачал головой, всем своим видом давая понять, сколь непроходимо невежественной и недалекой он считает Наэму. Его снисходительный тон и менторские замашки прямо-таки источали флюиды превосходства умудренного жизнью ветерана над желторотым юнцом, по глупости не понимающей очевидных вещей.

В ответ на этот выпад Наэма возмущенно фыркнула и одарила напыщенного казака на редкость ядовитым взглядом.

– Чтоб ты знал, мой дорогой, – процедила Наэма сквозь зубы, сверля казака гневным взором. – Об истории и традициях Российской Империи я между прочим знаю побольше некоторых сказочников, любящих трепать языком попусту. Потому, как в свое время, будучи курсантом Нахимовского училища, лично проходила расширенный факультативный курс по истории и культуре нашего государства. И кстати, сдала его на отлично, между прочим. В отличие от всяких там лоботрясов, прогуливающих лекции и дрыхнущих на семинарах.

Майор Белло выразительно подмигнула мне, как бы призывая в свидетели своих высоких академических достижений, и снова повернулась к казаку, комично скорчив невинную физиономию. Похоже, этой хитрюге доставляло немалое удовольствие подначивать вспыльчивого полковника и выводить его из равновесия своими нарочито простодушными вопросами и репликами. Вот ведь специально косит под дурочку, чтобы еще сильнее завести Якима и вынудить его выйти из себя. Прямо игра у них такая, что ли – кто кого переспорит.

Наливайко тем временем побагровел. Его зеленые глаза полыхнули неподдельным возмущением, а пышные усы грозно встопорщились, словно иглы у разъяренного дикобраза. Чувствовалось, что Наэма попала в больное место, затронув извечную тему противостояния кадровых офицеров и выскочек из народа.

– Вот как? Ты у нас, значит, еще и отличница? – ядовито прошипел Наливайко, скрестив мускулистые руки на груди. – Прямо вундеркинд космической истории и по совместительству лучший друг всех преподов. Надо же, какие люди и без охраны…

Наэма на миг опешила от подобной наглости. Похоже, назревала нешуточная свара, грозящая перейти в рукопашную. Пора было вмешаться, пока страсти окончательно не накалились, и моя разношерстная команда не передралась бы между собой, как стая бродячих собак.

– Так, брейк! – рявкнул я командным голосом, многозначительно стукнув кулаком по переборке. – А ну, быстро замолчали оба…

Услышав зычный окрик и хорошо знакомые стальные нотки начальственного тона, переругивающиеся подчиненные мигом присмирели и обернулись ко мне, вытянувшись по стойке смирно. Даже Яким слегка поутих и стушевался под моим грозным взором, хотя по глазам видно было, что отчитывать себя, словно мальчишку, он позволит далеко не каждому. Ну и черт с ним. Не очень-то и хотелось. Сейчас меня куда больше занимало не перевоспитание строптивых казаков, а банальное поддержание дисциплины.

– То-то же, – удовлетворенно кивнул я, убедившись, что возмутители спокойствия вняли голосу разума и больше не рыпаются. – Значит так, сейчас быстренько прекращаем этот балаган с руганью и оскорблениями и возвращаемся к нормальному человеческому общению.

– Виноват, господин контр-адмирал, – пробурчал слегка пристыженный Наливайко, пряча глаза. – Увлекся малость, каюсь. Бес попутал, не иначе. Больше не повторится. Даю слово.

– Да-да, рассказывай мне о том, что больше это не повториться, – усмехнулся я. – Про что ты там ныл–то?

– Про то, что засиделся я в полковниках, что засиделся я в полковниках, – вздохнув, пояснил Яким, с досадой разглядывая свои потертые от времени полковничьи погоны. В голосе Наливайко явственно прозвучали нотки неудовлетворенности и разочарования. Было заметно, что бравого вояку уже давно тяготит его нынешнее, по всей видимости, недостаточно высокое положение в табели о рангах. – Чего уж тут непонятного-то? Где справедливость, спрашивается?

Наливайко снова вздохнул, на сей раз еще более тяжело и протяжно. Мне же, по большому счету, было не до разбора кадровых дел и обид незаслуженно обойденных повышением офицеров. Я в очередной раз склонился над своим планшетом, пытаясь в спешном порядке перекроить маршрут следования дивизии. Но, поскольку Яким продолжал выжидающе сверлить меня взглядом, как бы призывая к сопереживанию его проблемам, я был вынужден на пару секунд оторваться от своих стратегических выкладок.

– Да уж, не повезло тебе в этом сражении отличиться, друг мой, – осторожно заметил я, чтобы хоть как-то подбодрить приунывшего соратника. – Но ты не горюй особо, не в последний же раз в бой идем. Будет еще возможность наверстать. Главное, что все мы целы, корабли тоже не пострадали.

– Хорошенькое, тоже мне, утешение, – ворчливо пробурчал Наливайко, дернув себя за рыжую бороду. По лицу полковника было видно, что слова командира не слишком-то подняли ему настроение. – С таким, с позволения сказать, набором очков мне до нового чина лет пять без продыху воевать придется…

– Да ладно тебе, – примирительно похлопал я Якима по могучему плечу, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более проникновенно и участливо. – Не в званиях счастье…

– Кстати, Александр Иванович, а вот мы с майором Белло получили новые назначения, а звания у нас остались прежними, то есть не космофлотскими, – внезапно встрепенулся Яким, бесцеремонно развернув меня к себе и заглядывая прямо в глаза с видом человека, которого осенила гениальная мысль. – По-хорошему, нам бы сейчас в самый раз форму и знаки различия поменять было бы, разве не так? А то, понимаешь ли, неудобно как-то своим подчиненным объяснять, чего это это они – флотские, а их непосредственное начальство при этом вроде как из казаков будет.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?