Czytaj książkę: «Родовой быт славянских князей»
Ярополк ходил на младшего брата Олега.
Владимир – на старшего Ярополка.
Святополк без войны – на Бориса, Глеба и Святослава.
Ярослав – на старшего двоюродного брата Святополка
* * *
© Боровков Д. А., составление, предисловие, комментарии, 2023
© ООО «Издательство „Вече“», 2023
Становление родовой теории в русской исторической науке
Теория родового быта, или родовая теория, была сформулирована в русской историографии первой трети XIX столетия в результате исследований группы историков-юристов из Дерптского университета во главе с его ректором И.Ф.Г. фон Эверсом (1781–1830).
В центре внимания Эверса и сложившейся вокруг него школы оказалось изучение памятников права и зафиксированной в них терминологии. Эверс сформулировал концепцию поэтапного формирования государства от патриархальной семьи к родовым, а затем племенным объединениям. Власть первых государей, по его мнению, мало отличалась от власти старейшин рода, которые в управлении делами опирались на сыновей и членов своего семейства. По смерти отца сыновья управляли наследством на праве общей собственности, при котором старший брат пользовался преимуществом, но не обладал всей полнотой власти; позднее в обиход вошел раздел, который сохранялся, до тех пор пока не было признано более эффективным наследование по праву первородства (Das ӓlteste Recht der Russen in seiner geschichtlichen Entwicklung, 1826; рус. пер.: Древнейшее русское право в историческом его раскрытии, 1835).
Конкретизация теории была осуществлена учеником Эверса А.М.Ф. фон Рейцем (1799–1862), рассмотревшим вопрос о приоритете «старейшинства» в княжеском роду на конкретно-историческом материале. Исследователь предполагал, что «право старшего на престол было основанием, которое только что начинало образовываться, и, кажется, еще не довольно твердо укоренилось», поэтому оно «должно было столкнуться с естественным правом сыновей на оставленные отцом владения и на власть его, тем более что сие последнее право должно было развиваться в уделах, кои владетели их привыкли почитать своим наследством („отчиною“)». Впрочем, он осторожно заметил, что приоритет «старейшинства» «вероятно мог иметь силу в первоначальном союзе семейств», но никак не мог существовать при размножении княжеского рода, где мог поддерживаться лишь силой. Формирование представлений о приоритете «старейшинства» Рейц относил ко времени Владимира I, ссылаясь на то, что после кончины князя в 1015 г. один из его младших сыновей Борис признал приоритет старшего брата Святополка I, а в 1026 г. приоритет киевского князя Ярослава как старшего брата признал младший брат, Мстислав Тмутараканский. Исходя из этого, историк считал завершающим этапом в оформлении этой практики завещание Ярослава своим сыновьям в 1054 г. (Ausbildung der russischen Staats- und Rechtsverfassung, 1829; рус. пер.: Опыт истории российских государственных и гражданских законов, 1836).
Теория дерптских исследователей была взята на вооружение русскими историками. Одну из первых ее трактовок предложил профессор Санкт-Петербургского университета Н. Г. Устрялов (1805–1870) в курсе лекций по русской истории, выдержавшем два издания в 1837–1841 гг. Подобно Эверсу, Устрялов рассматривал так называемый удельный период в истории Русского государства, начавшийся после смерти Ярослава I в 1054 г., как исторически закономерное явление, обусловленное «неминуемым следствием современного понятия о праве на удел каждого члена господствующей фамилии», которое не только не уничтожило единства Руси, но «еще более скрепило узы общественные, распространив всюду один язык, одну веру, одни законы гражданские, утвердив право одного рода Владимира Святого на власть верховную».
В то же время в курсе Устрялова нельзя не заметить влияния правительственной идеологии «соединенного духа православия, самодержавия, народности», сформулированной президентом Императорской академии наук С.С. Уваровым в качестве альтернативы «буре, волнующей Европу», под которой подразумевались революционные и национально-освободительные движения 1830–1831 гг. Вследствие этого в русской историографии 1830-х гг. сложилась тенденция к подчеркиванию самобытности исторического пути России, способствовавшая популяризации родовой теории.
Влияние построений Эверса испытал и профессор Московского университета М. П. Погодин (1800–1875), который стал одним из проводников консервативного идеологического курса, ориентированного на противопоставление политического развития России и Европы. Погодин попытался сформулировать схему междукняжеских отношений в категориях родовой теории в статьях «О старшинстве между великими князьями Древней Руси», изданных сначала в «Журнале министерства народного просвещения» (1841), а затем в 1 томе его «Историко-критических отрывков» (1846). Рассмотрев летописные упоминания «старейшинства» в XI–XIII вв., Погодин пришел к выводу, что «старейшинство действительно было основанием праву», но скептически отнесся к вероятности того, что князья «ходили взад и вперед по княжествам, как по ступеням в лестнице до великокняжеского престола», и предположил, что право «старейшинства» уравновешивалось отчинным правом, согласно которому князь мог наследовать княжество, если оно управлялось его отцом (в противном случае он исключался из порядка наследования). Впрочем, для объяснения имеющихся в источниках противоречий между этими принципами наследования исследователь был вынужден включить в свою схему междукняжеских отношений элементы местничества, характерного для политической практики Московского государства XV–XVII вв. Позднее эти идеи развивались им в «Исследованиях, замечаниях и лекциях о русской истории» (Т. 1–7, 1846–1857) и в статье «Взгляд на удельный период от кончины Ярослава до нашествия монголов» (1861), вошедшей сначала во 2-й том его «Историко-критических отрывков» (1867), а затем во 2-й том «Древней русской истории до монгольского ига» (1871)1.
Исследование проблемы во второй половине 1840-х гг. продолжил ученик М. П. Погодина и его преемник на кафедре русской истории Московского университета С. М. Соловьев (1820–1879), опубликовавший в «Московском сборнике» 1846 г. статью «О родовых отношениях в Древней Руси». В этой статье он, подобно Погодину, рассмотрел проблему приоритета «старейшинства» (в том числе взаимоотношения младших дядей со старшими племянниками), обосновав предположение о том, что приоритет вторых над первыми (позже нашедший отражение в практике местничества) укрепился в Северо-Восточной Руси лишь в эпоху татаро-монгольского владычества. Эта тема была более полно раскрыта исследователем в его докторской диссертации «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома» (1847) и в первых томах «Истории России с древнейших времен», издававшейся с 1851 по 1879 гг. Кроме того, в статье «О родовых княжеских отношениях у западных славян», опубликованной в 1850 г. в альманахе «Комета», С. М. Соловьев рассмотрел вопрос о приоритете «старейшинства» при передаче власти в родах чешских (Пржемысловичи) и польских (Пясты) князей X–XIII вв. Позже заложенная им тенденция сравнительно-исторического изучения родовых междукняжеских отношений у восточных и западных славян получила продолжение в работах К. Н. Бестужева-Рюмина (1829–1897), В. О. Ключевского (1841–1911), А. Е. Преснякова (1870–1929).
Статья «О родовых отношениях в Древней Руси» была положительно оценена коллегой С. М. Соловьева по Московскому университету К. Д. Кавелиным (1818–1885), сконцентрировавшим внимание на противопоставлении рода и семьи. В 1847 г. в журнале «Современник» Кавелин опубликовал статью «Взгляд на юридический быт Древней России», в которой синтезировал гипотезу о приоритете родового старшинства и соотношении его с отчинным правом, с гипотезой об иерархии «старших» и «младших» городов, сформулированной С. М. Соловьевым в магистерской диссертации «Об отношении Новгорода к великим князьям» (1845).
К. А. Неволин (1806–1855), ректор Киевского университета Св. Владимира, а позднее – декан юридического факультета и проректор Санкт-Петербургского университета, посвятил этой проблеме статью «О преемстве великокняжеского киевского престола», опубликованную в «Журнале Министерства народного просвещения» в 1851 г. и посмертно переизданную в его собрании сочинений (1859). В этой работе, хотя и вторичной по отношению к исследованиям М. П. Погодина и С. М. Соловьева, с которыми Неволин расходился по ряду вопросов, был продемонстрирован приоритет родового старшинства-сеньората в вопросе наследования киевского княжения и акцентировано внимание на ряде исключений из этого правила, которые способствовали упадку этого принципа в междукняжеских отношениях середины и второй половины XII в.
Таким образом, были сформулированы основные положения теории родового быта, получившие развитие во второй половине XIX – начале XX вв. и актуализированные на рубеже XX–XXI вв. в работах доктора исторических наук А.В. Назаренко (1948–2022)2.
Статьи из дореволюционных изданий даны в книге в современной орфографии, унифицировано написание отдельных слов и оформление библиографических ссылок; опечатки указаны в примечаниях (как и пояснения к тексту); опечатки в датах исправлены без специальных оговорок.
Кандидат исторических наук Д.А. Боровков
М. П. Погодин
О старшинстве между великими князьями Древней Руси
Статья первая
При первом взгляде на преемство князей в Киевском княжестве мы видим, что между ими считалось какое-то старшинство, в котором и состояло право. В одном месте говорят они: «а се ряд меж нами есть» и проч.
Соберем сперва все места об этом старшинстве.
Прежде всего вспомним ответ Бориса дружине, советовавшей ему идти в Киев и занять престол после отца своего, Владимира: «Не буди мне взняти рукы на брата своего старейшего (Святополка, сына Ярополкова); аще и отец умре, то сь ми буди в отца место»3. Из этих слов мы видим, что двоюродный брат, рожденный от старшего дяди, считался старшим и имеющим первое право на престол.
Памятник князю Борису в Борисполе
«Седи на своем столе в Киеве, понеже ты еси старейший»4, – говорит Мстислав Ярославу5, победив его в 1024 г.
Ярослав, умирая, говорит Изяславу: «Се же поручаю в себе место стол сыну своему и брату вашему Изяславу Киев; сего послушайте, яко же послушаете мене… Аще хто хощет обидети брата своего, то ты помогай». Он же говорит Всеволоду, третьему своему сыну, как то рассказывает Нестор, припоминая эти слова уже при описании смерти Всеволодовой6: «Аще ти подаст Бог прияти власть стола моего по братьи своей со правдою, а не насильством, „то… ляг здесь подле меня“» и проч. «Се же собысться глагол отца его, и после братии приимшу стол отца моего седе в Киеве, княжа» и проч. Из этих слов мы видим, что братья должны были наследовать киевский престол по очереди, а сыновья их – уже после. И точно: после Изяслава вступил на киевский престол брат его Всеволод, а не сын Святополк.
После Всеволода вступил на киевский престол сын Изяславов Святополк (1093 г.), а не Всеволода Мономах, который сказал при этом следующие примечательные слова: «Аще аз сяду на стол отца своего, то имам рать с Святополком взяти, яко то есть стол преже отца его был»5.
За Святополком следовал не его сын, а сын Всеволодов Мономах.
«Аз есмь меньше тебе, слися ко отцу моему», – говорит Мстислав Владимирович под г. 1096 Олегу Святославичу, который напал на владение его брата7.
«Я не спорил о старейшинстве с достойным Всеволодом (Ольговичем), – говорит под г. 1146 Изяслав Мстиславич… – Но Игорь и Святослав должны ли повелевать нами…»8
«Царствуй в Киеве, – говорит Георгий Долгорукий племяннику Изяславу Мстиславичу, – забываю старейшинство, коего ты лишил меня; дай мне Переяславль»9.
Ростислав Мстиславич думал всегда, что старший их дядя (Вячеслав Владимирович) имел законное право на область Киевскую10, «Много ми оси, брате, понуживал положити честь на стрыеви нашем»11, признается сам Изяслав Мстиславич под г. 1151.
Ростислав Георгиевич предложил (под г. 1148) свои услуги Изяславу Мстиславичу как старшему из внуков Мономаховых. Изяслав отвечал: «Всех нас старее отец твой, но он не умеет жить в дружбе» и пр.12
Великий князь Изяслав Мстиславич и дядя его Вячеслав Владимирович. Художник В.П. Верещагин
«Яко имети ему (Святославу Владимировичу) его (Святослава Ольговича) в отца место»13.
«Вячеслав же (услышав о свержении Игоря Ольговича) надеяся на старейшинство, послушав боляр своих, и не приложив чести ко Изяславу, отъятъ городы» и пр.14
«А Вячеслав послал сказать Изяславу: сын, аще еси на мне честь положил»15. Речь идет о предложении Великого княжества Киевского Изяславом дяде Вячеславу.
«Боишься ли унизиться предо мною? – говорит Вячеслав Георгию под г. 1151. – Но кто из нас старшей? Я уже был брадат, когда ты родился. Опомнись, или, подняв руку на старшего, бойся гнева небеснаго»16. И Георгий признавал было его своим отцом.
Ростиславичи, по смерти Глеба Георгиевича, послали в 1171 г. за дядею, Владимиром Дорогобужским, желая, чтобы он, как старший в роду Мономаха, господствовал в Киеве17.
«Приде Ярослав Лучскый на Ростиславичн же с всею Волынскою землею, ища собе старейшинства во Олговичех, и не съступиша ему Кыева»18 под г. 1173.
«И поидоста (под г. 1175) преди два, Михалко Георгиевич и Ярополк Ростиславич, и утвердившись межи собою давше старейшинство Михалку»19.
«Мы готовы повиноваться тебе, как нашему отцу», – сказал Игорь Северский на совете родственников Святославу Черниговскому под г. 118020.
«Святослав же, совокупился с братьею (под г. 1181) и половцы рече: се аз старей Ярослава, а ты, Игорю старей Всеволода (Святославича, его брата), а ныне я вам в отца место, а велю тебе Игорю зде с Ярославом, блюсти Чернигова, а я пойду со Всеволодом к Суждалю»21.
Рюрик уступил Киев Святославу под г. 1181: «бе бо стареи леты»22.
«Се остало ми ся старейшинство в Русской земли»23, – послал сказать Рюрик Ростиславич братьям по смерти Святополка Всеволодовича в 1195 г.24
«Посла (в 1195 г.) князь великий Всеволод послы своя в Киев, ко свату своему Рюрику Ростиславичю, река ему тако: наркли ми есте в Володимери племени деда моего Мономаха старейшим по достоиньству есь, а ныне сел ты есь в Киев, а мне еси части не уделил в Руськой земли, но раздаял то еси инем моложиим братьи своей»25.
«Оже дал есь… пред старейшим мне, тому лучшую волость», т. е. если ты дал лучшую область меньшому пред старшим, то, и пр., говорит митрополит Никифор Рюрику Ростиславичу, под г. 119526.
«Всеволод наслал на меня гневом про то, яко на него чести преже не положили есьмы», – говорит, оправдываясь, Рюрик Роману под г. 119527.
Без Всеволода мы не можем обойтись, говорит (под г. 1195) Рюрик Ростиславич Роману Волынскому: «положили бо семы на нем старейшинство вся братаа в Володимери племени»28, т. е. мы признали его старшим между потомками Владимира Мономаха.
Роман рассердился, и Рюрик, услышав, что он ведет Ярослава «на старейшинство… посла ко Всеволоду (под г. 1195): ты же брате старей вси во всем Володимери племени»29.
Точно то же примечаем и в других княжествах, напр. в черниговском: Изяслав Давыдович, получив Киев, отдал Чернигов племяннику своему, а потом Святославу Ольговичу.
По смерти Святослава Ольговича сын его, Олег Святославич, хотел было остаться в Чернигове, но после уступил старшему двоюродному брату Святославу Всеволодовичу.
Рассматривая сии места, мы видим, что старшинство действительно было основанием праву.
Великий князь Игорь Ольгович. Художник В.П. Верещагин
Станем рассуждать об этом праве сперва a priori.
Как могло быть исполняемо право старшинства? В первом поколении после Ярослава, даже во втором, при его внуках, при малочисленном семействе, это право, разумеется, могло иметь значение, потому что легко было знать, кто старее; но что сказать о третьем или о четвертом поколении, когда число князей умножилось до ста, до двухсот?
Это затруднение еще не велико. Знать свое старшинство в таком множестве мудрено, это правда, но возможно. Вспомним о спорах по местничеству, кои были гораздо сложнее, запутаннее и мудренее и в коих наши бояре так твердо и решительно поддерживали свое старшинство. Северные летописи представляют также множество свидетельств об удивительных познаниях в генеалогии обыкновенных в древнем отечестве норманнов. Заметим кстати о богатой номенклатуре родства, которая у нас теперь уже потеряна: братанич, сестринич, стрый, сыновец, дщерщи и проч.
Но вот другой вопрос или другое недоразумение: с таким правом всякий город, всякая область должны были ежегодно переменять по нескольку раз своих владетелей, которые, в таких случаях, меняя одно владение на другое, ходили бы беспрестанно взад и вперед по княжествам, как по ступеням в лестнице до великокняжеского престола.
Предложим пример, чтобы яснее выразить наше недоумение.
У Ярослава осталось пять сыновей: один получил Киев, другой – Чернигов, третий – Переяславль, четвертый – Смоленск, пятый – Владимир. Умирает старший, второй заступает его место, третий должен переехать из Переяславля в Чернигов, четвертый – из Смоленска в Переяславль, а сын умершего – во Владимир. Дети их должны перейти тоже из одного города в другой, лучший и старший. Когда число князей увеличилось до 100, – а их бывало и по 200 в одно время, – 200 человек при всякой смерти переменили бы свои места. Неужели двести человек должны были несколько раз в год переходить с места на место? Что за замешательство в стране!
Заключаю: такое право, возможное и удобное при малом семействе, невозможно при его размножении; оно вскоре должно было или уничтожиться, или ограничиться. Ограничения сии, может быть, были основаны по преданию на древнем праве наследства или порождены обстоятельствами, что и следует рассмотреть.
Почти так рассуждать можно было а priori. Теперь обратимся к самым происшествиям.
После Ярослава мы видим пять сынов его и племянника Брячислава; Брячислав передал свое полоцкое княжество сыну Всеславу, а тот – своим детям, которые никогда не выходили из пределов родового наследства. Почему же никогда не доставался им Киев, принадлежность старшего в роду? Неужели никогда не доходил черед старшинства ни до одного из них? А род их был самый старший. (О покушениях Брячислава и Всеслава, местных, случайных и временных, ниже.)
Пойдем далее.
Великий князь Изяслав Давидович. Художник В.П. Верещагин
У Ярослава старший сын был Владимир, который умер еще при его жизни. Сын Владимиров, Ростислав, отравленный в Тмутаракани, оставил трех сынов, которые получили от Всеволода червенские города, и никогда, равно как и потомки их, галицкие князья, не объявляли своих притязаний на великое княжество. Неужели никому из них, происходивших от старшего сына Ярославова, не случилось быть старшим во всем потомстве? Род их был старше Изяславичей и Мономаховичей.
Второй сын Ярослава, Изяслав, получил великое княжество, доставшееся сыну его Святополку по смерти Всеволода. Но после Святополка на великокняжеском престоле не бывал никто уже из Изяславичей, кои потом и владели в Пинске. Почему это так было? Почему они не искали великого княжества?
Почему другие состязатели не ссылались никогда на право старшинства всех этих князей, полоцких, галицких, пинских? Скажут, они ослабели? Но при обстоятельствах того времени слабому князю легко было находить помощников, которые рады были воспользоваться всяким предлогом, чтобы увеличить свои владения на счет того или другого слабого претендента и получить награду. Почему именно они даже не упоминаются нигде у прочих претендентов? Никто не доказывал ими и никто не отвечал!
Остаются только два потомства: Святослава и Всеволода, третьего и четвертого сына Ярославова. Всеволодово было моложе и между тем владело Киевом почти беспрерывно, а Святославово – очень редко, и то – с насилием.
Олег не был на великокняжеском престоле и под конец своей жизни владел спокойно Черниговом, не искав Киева, доставшегося Мономаху.
Всеволод Ольгович овладел Киевом по смерти Ярополка Владимировича насильственно (см. ниже). После него брат его Игорь тотчас был свергнут с престола, и Киев остался у Мономаховичей даже до Изяслава Давыдовича, который занял его вследствие особых обстоятельств.
После него, чрез нескольких Мономаховичей, бывших уже под влиянием владимирских князей, достался Киев, и то с общего их согласия, Святославу Всеволодовичу.
Сын его, Всеволод Чермный, овладел Киевом, но также ненадолго, и был принужден бежать в Чернигов.
Что же за причина такого устранения Олеговичей? Неужели одна любовь к Мономаховичам? Неужели сии последние одолжены были великокняжеским престолом только личным своим доблестям?
Нечего говорить о потомстве младших сынов Ярославовых, Вячеслава, которого единственный сын бездетный умер при жизни дядей, и Игоря, которого два сына умерли также до кончины Мономаховой, а внуки – до кончины его сынов, потому что из их потомков никому не приходилось быть старшим в роде Ярослава.
Великий князь Всеволод Ольгович. Художник В.П. Верещагин
Взглянем здесь мимоходом на другие княжества.
Полоцкое оставалось всегда в роду Изяслава, как отдано было ему с Рогнедою Владимиром. Ни один князь другого рода не попадал туда до изгнания полоцких князей в Грецию.
Галицкое княжество точно так же оставалось в роду Ростиславичей, которым отдано Всеволодом, до пресечения их линии.
Черниговское – в роду Святослава. Еще более: один из его сынов получил Рязань, и потомство сего последнего не заходило уже никогда в Чернигов, точно так ни один из родственников их оттуда не искал Рязани. А казалось, должна бы была иногда доходить очередь старшинства до какого-нибудь рязанского князя – иметь Чернигов.
Что же все это значит?
Рассматривая все эти явления, я принужден заключить, что верно было какое-нибудь правомерное ограничение праву старшинства, то есть я дохожу до того же заключения, какое сделал выше, рассуждая о праве старшинства без событий, а priori, усматривая неудобность его приложения к действительности при размножении князей.
Какое же это было ограничение? Делаю следующее предположение:
Не имел ли сын права только на тот город, область или княжество, которые были во власти его отца? Не было ль отчинного права в удельной системе? Таким образом деды и прадеды не принимались в расчет, то есть нельзя было, или, лучше, не должно было, внуку искать того, получить то, чем владел его дед или прадед, но не владел отец; хотя, разумеется, внук или правнук имел сугубое право на то владение, которым владел не только отец его (conditio si qua non), но и дед и прадед, на свою отчину и дедину.
Если посредством этого предположения можно объяснить сколько-нибудь означенные явления, если оно не противоречит другим, то его принять можно. Так поступают физики, приступая к гипотезам, при невозможности из известных законов объяснить то или другое явление природы.
Если впоследствии сделается другое предположение, которое объяснит явление удовлетворительнее, то это можно отложить в сторону.
Еще лучше, когда найдется положительное свидетельство, какой-нибудь древний закон или тому подобное.
Сделаем же опыт приложения, то есть попытаемся объяснить прежние затруднительные явления посредством этого предположения.
Мы удивлялись, почему потомство старшего сына Владимирова, Изяслава, не владело никогда Великим княжеством Киевским.
Отвечаем теперь: потому что Изяслав умер при жизни отца и не владел никогда Киевом. Он владел только Полоцком. Сыну его Брячиславу не мог уже достаться Киев, а потомство его тем более потеряло свое право старшинства. Полоцк же и остался в его роду родовым достоянием.
Великий князь Святополк на съезде князей. Художник В.П. Верещагин
Потому и Ростиславичи не должны были думать о Киеве: ибо родоначальник их, Владимир, умер при жизни отца, Ярослава, и, следовательно, не владел Киевом. Сын его Ростислав – так же умер, отравленный в Тмутаракани. Дети Ростиславовы получили от Всеволода уделы, которые и остались в их роду, пока он велся, Галицкое княжество.
Теперь перейдем к потомству Изяслава. Он владел Киевом, и Киев достался по череде старшинства сыну его, Святополку-Михаилу, но старший сын Святополка, Ярослав, умер в 1123 г., не владея Киевом, который принадлежал еще старшему, дяде его, Мономаху. Потомство его, следовательно, утратило по этому случаю право свое на Киев.
Меньшие сыновья Святополковы, Брячислав и Изяслав, не имевшие даже никаких уделов, по замечанию Карамзина, умерли с небольшим чрез год после Мономаха и не могли состязаться, если не было других причин (о коих смотри ниже), с могущественным Мстиславом, которому Владимир предоставил Киев.
Впрочем, право их, если и было какое, продолжалось по смерти Мономаховой только год.
Нисходящее потомство лишилось оного совершенно и должно было ограничиться пинским княжеством или туровским, которым владел их предок Святополк до восшествия своего на киевский престол.
Осталось нам объяснить отношения двух главных потомств Ярославовых: Святославова и Всеволодова.
Святославово (Олеговичи) было старшее, но Святослав владел Киевом не по праву, а как похититель, при жизни старшего брата Изяслава, который даже и после его кончины опять получил Киев. Его княжения как будто не бывало, говоря по праву. Киев, следовательно, за преждевременное пользонаслаждение не должен уже был принадлежать его потомству, которое таким образом утратило свое право.
Этого мало. Был, кажется, особый закон, по которому князь за вину лишался своего удела, как боярин отвечал головою. «Но ряд наш, так есть: оже ся князь извинитъ, то волость, а муж в голову»30, что Карамзин переводит: «Согласно с древним уставом боярин в вине ответствует головою, а князь – уделом». Так говорил (1176 г.) Святослав Всеволодович Роману Смоленскому.
Давыд Игоревич лишен был верно по тому же закону своей области за ослепление Василька в 1097 году: «Область Владимирская уже не твоя отныне, ибо ты был причиною вражды и злодейства неслыханного в России», – говорят ему князья по переводу Карамзина31.
Ослепление князя Василька Ростиславича. Старинная гравюра
Этот же закон, вероятно, Изяслав и Всеволод распространяли и на племянников своих Святославичей, которых хотели было лишить удела32, и исполнили то на несколько времени.
По крайней мере, несомненно, что Святославово потомство лишилось прав на Киев.
Потому-то, после смерти Святополка, Мономах занял престол киевский, а не Олег: «в том же лете (1113) преставися Святополк, апреля 16. Того же месяца, 20, вниде Володимер в Киев»33.
В некоторых списках прибавлено: «на утрия же, в 31, сотворише кияне послаше ко Владимеру, глаголюще: пойди княже на стол отца своего. Се слышав Владимир плакася велми по брате своем, и не пойде от печали. Кияне же розграбиша двор Путятин тысячьского, и идоша на жиды, и разграбиша я. Послаше второе кияне ко Владимеру, глаголюще: пойди, княже, к Киеву, аще ли не пойдешь, то много зла во граде воздвигнется… се же слышав Владимер, и пойде к Киеву, апреля 20…34 седе на великом княжении в Киеве, и люди возрадовашася, и мятеж улеже»35.
Ни слова об ином чьем-либо праве. Потому-то Олег не шел сам на Киев и впоследствии не стал спорить с Мономахом, сам ли сей последний пришел в Киев, по своему праву, или вместе и был призван киевлянами в эту, положим даже, сомнительную минуту права.
Как бы то ни было, Олег не княжил в Киеве, как и отец его не княжил там по праву, и следовательно, у потомства его осталось, так сказать, еще менее права. И действительно, Изяслав Давыдович, который был старше и Олеговых детей, владея Киевом, ссылался пред Георгием не на свое право, а на избрание киевлян36.
В отношении всех войн Ольговичей мы не находим ни малейшего свидетельства и повода думать, чтобы они искали себе по праву и ссылались на свое право.
Но самым важным и сильным доказательством моего предположения, что сын мог владеть или имел право только на то, чем владел его отец, считаю я следующие слова Вячеслава Владимировича (занявшего Киев после брата Ярополка в 1139 году) Всеволоду Ольговичу, пришедшему отнимать у него великокняжеский престол: «Аз, брате, придох зде по братии своей Мстиславе и Ярополце, по отец наших завещанию: аще ли ты восхотел еси сего стола, оставя свою отчину, ино, брате, аз семь мний тебе буду… и аз иду в переднюю свою власть, а Киев тебе»37. Карамзин переводит это так: «Я не хищник; но ежели условия наших отцов не кажутся тебе законом священным, то будь государем киевским: иду в Туров»38. Эти слова Вячеслава показывают ясно, по моему мнению, что старшинство было ограничено именно означенным образом. Если бы оно не было ограничено, то Всеволод Ольгович имел бы полное право на киевский престол и Вячеслав не посмел бы так торжественно ссылаться на небывалый закон предков; не мог бы говорить Всеволоду, что он нарушает этот закон. По старшинству, без предложенного нами ограничения, Всеволод, старший сын Олега, старшего двоюродного брата Мономаха, был старше Вячеслава, сына Владимира, меньшего двоюродного брата Олега, и Вячеславов упрек не имел бы никакого смысла.
Следовательно, это старшинство было ограничено вследствие общепринятого права, по завещанию отец; следовательно, Олегово, старшее потомство, утратило свое право почему-то, всего вероятнее, как мы думаем, потому, что Олегу не случилось княжить в Киеве, и Святослав владел им беззаконно, а сын мог владеть только тем, чем владел его отец.
Вячеслав в этих словах указывает на отчину Всеволодову Чернигов, которая должна только принадлежать ему.
И сами Ольговичи незадолго пред тем «и паки начаша просити у Ярополка: что наш отец (, Олег,) держал при вашем отци, того же и мы хощем; аже не вдасть, то не жалейте, что ся удеетъ, то на вас будет кровь»39.
Точно в этом смысле говорит и Изяслав Мстиславич по смерти Всеволода Ольговича, когда брат его Игорь стал владеть Киевом: «Я не спорил о старейшинстве с достойным Всеволодом (след., мог спорить), чтя его вторым отцом своим… Но Игорь и Святослав должны ли повелевать нами»40.
Если бы не было предложенного нами ограничения права, то Игорь и Святослав законно должны были бы наследовать старшему своему брату Всеволоду, как Мстислав и Ярополк наследовали прежде Мономаху; но Изяслав утверждает именно противное.
Жаль, что Карамзин не привел подлинных слов Киевской летописи в этом важном месте.