Город Изумрудова. Мужские поиски жизненных смыслов

«В сей град дороги нет тому, кто ее жаждет. Сюда попадает лишь тот, кто истинно в этом нуждается…»

(из летописи старцев-пустынников).

© Дмитрий Аверков, 2017

ISBN 978-5-4485-8078-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ I. СНАРУЖИ

Очарование страхом

Практически полная апатия ко всему происходящему в окружающей реальности вот уже несколько дней сковывала его мозг. А может даже и недель. Или месяцев. Или лет. Во временном пространстве человек начисто лишен умения четко прорисовывать отрезки, а уж тем более устанавливать какие бы то ни было рамки. По крайней мере Изумрудов был в этом твердо убежден. Да и сколько он уже жил на одних лишь рефлексах и автоматическом выполнении минимума действий, требующихся для его существования, ему было совсем неважно. Полузастывшим рассудком он, несколько напрягшись, конечно же, мог припомнить те состояния, когда его естество охватывали, скручивали и корежили всевозможные чувства и ощущения. Хотя такие слепки памяти уже настолько глубоко провалились в сознании, что стали подобны отпечаткам пальцев: вроде бы и индивидуально-неповторимые, и всегда при тебе неизменным отличительным признаком, но каких-либо приятных эмоций – да и вообще эмоций любых – они вызвать уже были не в силах. Есть и есть, как бесполезная отметина.

Неудачи, когда они идут чередой, обычно огрубляют и озлобляют человека, а в случае с Изумрудовым результатом стала апатия. В нашем герое до апатичного провала четко просматривался типичный портрет среднестатистического обывателя, но интерпретировать его следовало бы иначе. Сутулость – да. Однако не от офисно-компьютерных просидок, а признак того, что жизнь у Изумрудова была, по его мнению, не сахар – вся такая холодная с ветром и другими неприятностями, а значит, ему постоянно зябко и он вынужден скукоживаться, сгибаться, чтобы хоть как-то согреться. Плоскостопие – явный признак того, что человек изначально неуверенно ощущает свое присутствие в данной действительности, и его физическое тело желает как можно большей плоскостью цепляться за землю и иметь максимальное количество точек соприкосновения с опорой. Блуждающий взгляд – это взгляд надежды, подсознательное стремление не пропустить-увидеть какую-либо мелькнувшую возможность изменить свою судьбу. Подергивание окологлазной плоти – не просто нервный тик, а пульсирующий запрос в безмерное пространство, неистово орущий: «Я здесь! Заметьте меня! Мне нужна помощь!» – точь-в-точь как сигнал «SOS». Человек же очень часто бывает слаб духом, если не постоянно, и стремится всеми правдами и неправдами заполучить помощь извне. Суетливая походка – от страха опоздать куда-нибудь, где будут раздавать халявные пряники и конфеты, а чрезмерная жестикуляция – исходя из соображений конкуренции, тренировка для того, чтобы всегда быть готовым усердно доказывать: «А я занимал!!!» – и пропихиваться, ловко шуруя локтями, к месту раздачи «бесплатных слонов». Ну и так далее…

«Господи, это и впрямь у меня такое плачевное состояние или просто я так думаю?» – озадачился Изумрудов и попытался сконцентрировано заглянуть в себя. Шаги стали сбивчивыми, немного захромала левая нога. Процесс концентрации, как-то неправильно оформленный заторможенным сознанием, критически клокоча, рвался наружу. Внимание Изумрудова всецело сфокусировалось на мелких вжато-подушечных и тонко-когтистых следах на рыхлом податливом снегу. Вполне очевидно, что незадолго до появления Изумрудова здешний нелюдимый и рассеченный леденящим ветром мир вынудил маленькую жалкую дворняжку нырнуть в темноту неуютного, но тихого подземного перехода. Человек машинально спустился по скользким ступеням параллельно дорожке испуганных собачьих следов, но тут же замер у разверзшегося мрачного зева подземелья.

«Что это?!» – необъяснимый страх мелкими жгучими чешуйками облеплял все тело Изумрудова от щиколоток до самой макушки, ноги вросли в землю телеграфными столбами. Вгрызаясь все глубже и глубже, новоявленный страх словно побуждал одеревеневшую плоть и сознание Изумрудова к жизни. Новой, пугающей и зовущей прямо из этого входа в зияющую бездну тьмы. Туда… и только туда тянуло, тащило это новорожденное чувство. Но как реагировать – человек не понимал и потому подчинился интуитивному позыву сделать шаг вперед. Затем другой. И еще, и еще…

Это был один из редко пользуемых запустевше-мрачных переходов. Зачем такие появляются в городах – сложно понять. Возможно, их обустраивали с благими намерениями, но пешеходы в основной своей массе стремятся, даже рискуя жизнью, перебежать на противоположную сторону улицы по оживленной дороге, чем лишний раз спускаться в подобную городскую преисподнюю. Изумрудов подумал, что, наверное, такие ощущения испытывают диггеры, отправляясь в неизвестность. Что там ждет? Что там есть? А может быть, кто?

Под ногами хлюпали звонкие лужи, а с невидимого потолка падали тяжелые капли. И эти вполне обыденные звуки здесь, в подземелье, превращались в гулкие, усиленные и растиражированные эхом, пугающие и убедительные признаки присутствия сверхъестественного. Всполохи мерцающих полусгоревших ламп выхватывали из темноты причудливые элементы мозаики, которая сейчас утратила всякую показную эстетическую привлекательность и проявила всю свою истинную мистическую суть, оживая на глазах. Начертанные мастерами якобы для услады взоров куски космического пространства с метущимися в них от ужаса космонавтами казались локальными черными дырами подземного мира. Со стены напротив прямо в сердце Изумрудова вцепилась своим сверлящим взглядом учительница с отбитым носом, оттого больше походившая на рассвирепевшее чудище. Она восседала перед учениками, напоминающими скорее юных монстров, нежели светлых созданий, тянущихся к наукам. Чуть дальше – пузатые раздувшиеся матрешки словно готовились взорваться и выпустить из себя очередное невиданное порождение ада. А где-то в глубине перехода стройные ряды ревущих комбайнов пытались сорваться с керамических плиток, чтобы разорвать нежданного гостя в клочья. Мозаичные стены медленно обступали Изумрудова, окружали со всех сторон, захватывали его в жуткий адский круг…

Дрожь поджилочная! Дрожь сухожильная! Страх праздновал полную победу над божьей тварью, носящую по паспорту фамилию Изумрудов. Но это был не тот развлекательно-экранный или книжный страх, к которому тянутся люди в жажде острых душераздирающих ощущений: от вскриков и зажмуриваний и до волнообразных приступов смеси испуга, жалости, ярости и тошноты. Это был другой страх. Жуткий, неподдающийся идентификации и в то же время кажущийся настолько близким и родственным.

«Вот! Вот она, оживляющая сила! Именно она и нужна для полноценной жизни. Такая! Страшная! Странная! Рождающаяся из ничего! Несущаяся из мрака, впивающаяся в тебя вместе с очарованием всепоглощающего страха… Эта прекрасная неизбежность! Я так ждал именно этого!..» Внутри все клокотало и бурлило. Казалось, что каждый даже маломальский сосудик в теле раздувается подобно пожарному шлангу, напрягается и гулко вибрирует от хлынувшей в кровь доселе невиданной энергии. Изумрудову даже слышался характерный шум внутреннего стока-водопада. Эта загадочная жидкость проваливалась под огромным давлением прямо в сердце, затем, облегчившись, – оставив здесь свои таинственные компоненты, заставляющие главный управляющий кровью орган натужно молотить на бешеных оборотах, – уже вольно и размеренно разливалась по оживающему телу.

Страх внезапно исчез, и на смену ему пришел, появился, возник и вырос до невероятных размеров ворох разноцветных мыслей. «Ученье – свет! Но знание несет беспросветная чернота! Вот как сейчас! Наслаждение знанием через страх!»

Изумрудов только сейчас понял, что стоит на коленях в темном пустынном подземном переходе. Стены подземелья моментально раздвинулись и обозначили светлеющий впереди выход во внешний наземный мир. Он уверенно поднялся на вмиг окрепшие ноги, размашисто отряхнул испачканные штанины и помчался навстречу своей уже «апгрейденной» жизни. Откуда-то сверху раздавался размеренный умиротворяющий бой бубнов, в то же время снизу кто-то долбил в истеричные неистовые барабаны. В спешке человек и не заметил, что на заснеженных ступенях подъема на поверхность мощно отпечаталась твердая поступь огромного матерого пса. В общем-то, никто из случайных прохожих уже бы и не успел обратить внимания на эту параллель следовых дорожек, поскольку крупные белые хлопья, валящиеся с небес, мягко грунтовали все огрехи уходящей в небытие картины реальности, готовя чистый белоснежный холст для новых штрихов и расцветий. Только тускло-меланхоличные звезды машинально зафиксировали этот факт, но им как всегда было все равно.

Ворвавшись напружинено в городскую повседневность, Изумрудов отметил про себя, что она уже не выглядит настолько пугающей и потребительски перемалывающей, какой представлялась ему раньше и виделась из узких щелей меж захлопнутых ставней его плюгавенького конформистского мирка. Теперь Изумрудов четко различал тонкие пространственные нити, связующие все окружающее, и сплошные диссонансы реальности; слух его многократно усилился, а волшебная темная энергия, дарованная ему в тихом склепе подземного перехода, побуждала к действию.

Резкий визг тормозов чуть не стал предвестником обрыва пространственной нити самого Изумрудова. Спортивное красное авто, порычав громогласно на невменяемого пешехода, резко рванув с места, скрылось за поворотом. «Вот, гад! – закипел он всем своим возбужденным нутром. – А машина-то дорогущая… Зато тебе никогда не суждено услышать ни бубнов, ни барабанов! Тебе ни за что не познать духовную суть мира! А я ее увидел там! Внизу! Мне дано это знание, а тебе досталась всего лишь толика материальной оболочки! Хотя… мне тоже бы не помешал, скажем, чемодан денег. Да! Он мне крайне нужен для движения к своей цели – полному постижению полученного знания! Безусловно, духовная сторона зависит от материальной, которая впивается в горло любой даже самой прекрасной песне души своими сиюминутными потребностями и позывами… Выходит, я не могу обойтись без этого пресловутого чемодана, набитого до отказа банкнотами?! Для достижения цели мне необходима максимальная, но и оптимальная автономия, а для этого нужны средства! Много средств! Все же важно обеспечить себе цивилизованную и достойную жизнь во время великого пути, а не влачить жалкое существование без гроша за пазухой! И тогда… А значит, вперед к капиталу! Невзирая ни на что!

Дешевая утопическая идеология: «Будет! все будет! Надо только подождать!» Куда уже ждать?! Сколько еще?! Дудки! Самоуспокоение – просто укол, который действует недолго. А когда эйфория развеивается, то реальность становится еще мрачнее, еще ужасающее… Жизнь проходит… минуты как звонкие скользкие монеты, часы – как хрустящие банкноты, годы – как золотые слитки… Правильно сказал кто-то знающий: время – деньги! Точно! В самую тютельку! Но где она, эта тютелька, в которой нет недостатка ни во времени, ни в деньгах?! Вокруг меня только суета и бестолковщина! И все уносится, ускользает, улетучивается, вываливается из рук… Нужно менять это «вокруг» разом и навсегда! Ждать нельзя! Дожидаться удобного случая, шанса или наследства от эфемерной тетушки из Австралии – глупость несусветная! Только действия! активные! целеустремленные! все сметающие… Брать! Все брать, пригодится или нет – там видно будет! Без разницы плывет оно к тебе или нужно усиленно подгребать его к себе руками, подгонять, дуть во все легкие и ноздри в паруса! Моя жизнь – это мой корабль! И я на нем капитан! И вправе делать все, что пожелаю!.. Может быть, неистребимая жажда потребления охмурит мне мозги, и сущность кутилы и прожигателя жизни захлестнет мою натуру, но пока не власть и роскошь притягивают меня, а скорее, безмятежное, покойное уединение… Но как же важны в любом случае эти треклятые деньги!!!»

Желание нашего героя еще полностью не сформировалось в какой-либо конкретный план действий, не облекло себя в определенную форму, но он понял смысл и испытывал непомерную жажду – жажду добраться до обозначенного самим собой финиша, развязки, конечной точки своих стремлений и исканий. Внезапно ход мыслей Изумрудова прервало резкое подергивание за рукав. Он оглянулся и наткнулся взглядом на маленькую девочку в одежде абрикосовой расцветки.

– Остерегайся! – тихо сказала она.

Изумрудов зло отмахнулся: «Малявка какая-то! Еще и вздумала меня учить!» Он даже хотел в сердцах ее обругать, но той и след уже простыл. Существование девочки подтверждало лишь легкое марево, медленно растворяющееся в воздухе. Вокруг было на удивление тихо и безлюдно, и только беззвучно проезжающий мимо пустой троллейбус то ли улыбнулся Изумрудову, то ли угрожающе оскалился…

До сегодняшних событий в подземном переходе Александр Александрович Изумрудов был мужчиной неопределенного возраста: внешне молод, а внутри – старец, опустошенный и раздавленный бытовыми и прочими проблемами. Ему не повезло ни с ростом, ни с внешностью. По социальному положению – скромный служащий одного из муниципальных учреждений с не менее скромным окладом. Изо дня в день он следовал одним и тем же маршрутом на службу и обратно. Вел себя тихо, старался как можно меньше привлекать внимание окружающих, избегал женщин и благодарил судьбу за то, что пока все еще как-то умудряется выживать. Иногда вечерами он тщетно сопротивлялся приступам самобичевания и сочувствия к своей жалкой натуре, убеждая себя в правильности догматов, утверждающих основой существования образумленных представителей животного мира – смирение. И вспоминал слова великого проповедника о том, что в дальний путь нужно брать легкую поклажу, чтобы, странствуя в этой очередной промежуточной жизни, не обременять себя излишними материальными благами, ибо привязанность к оным мешает двигаться, связывает путами по рукам и ногам. А иногда Изумрудов просто смотрел на Луну, незаметно для себя поскуливая.

Но теперь он стал совершенно другим человеком. Эта странная энергия, просочившаяся в него, изменила не одного Изумрудова, но и реальность, осаждавшую его доселе, которая сейчас перевоплотилась до неузнаваемости и пыталась напугать человека то какими-то внезапными отблесками и свечениями, шипением и прочими странными шумами, то жуткими неожиданно появляющимися тенями и теми же дурацкими автомобилями, будто специально стремящимися его переехать. Вдруг в один миг эта окружающая действительность замерла и настороженно стала ожидать проявлений воли Изумрудова, а он не спешил выдавать сокровенных планов, наслаждаясь своим новым состоянием. Человек прекрасно понимал, что если бы не эта волшебная сила, то его жизнь была бы абсолютно никому неинтересной, даже ему самому, и, скорее всего, весьма быстротечной. Единственное, на что ему можно было уповать, так это на то, что на него свалится метеорит. Лишь подобный факт смог бы привнести в его чахлую бесцветную жизнь хотя бы какую-то долю остроты и необычности. Он и так уже малодушно взял за привычку каждый вечер придумывать себе новую красивую смерть, а на утро грустно удивлялся тому, что снова проснулся. Но какое же это счастье осознавать, что все это в прошлом!..

Не передать на словах удивление тети Глаши, которая соседа по коммуналке называла даже в глаза не иначе как «Сашка-штыбзик» и «изумрудный какашканосец», когда он ввалился, пыша уверенностью, подсвечивая странным румянцем на бледно-впалых щеках, и злобно шикнул ей прямо в лицо, пресекая какие-либо словесные нападки с ее стороны в свой адрес. Она так и обмерла с открытым ртом, успев только привычно воткнуть руки себе в бока.

Изумрудов осветил тусклой лампочкой свое блеклое, пропахшее насквозь бедностью жилище, но этот вид его уже не удручал, поскольку внутренний свет подземно-переходной энергии раздирал его на части изнутри, и до внешних раздражителей сейчас ему не было никакого дела. Он распластался на кровати и наполнился радостью от приобретенного статуса «энергоносителя». Но просто лежать не хватило выдержки, Изумрудов взметнулся и, уставившись в зеркало, самодовольно гримасничая, вполголоса вопрошал свое отражаемое лицо:

– Это значит, мне теперь можно не терпеть?

– Конечно, можно, – утвердительно кивал он сам себе головой, стараясь выглядеть, как всезнающий мудрец.

– И даже позволительно?.. – начал было Изумрудов, но все еще по привычке залился бурым румянцем, как это всегда с ним происходило при подобных мыслях. Тут же, осознавая, что никаких условностей для него существовать уже просто не может, все-таки натужно, хотя и с огромным желанием выдохнул:

– И даже это…

На мгновение Изумрудову показалось, что в зеркальной глади мелькнула мордашка абрикосовой девочки. Несколько раз похлопав себя чувственно по лбу и по бокам он успокоился и решил, что завтра начинать жить, как ему и подобает, будет в самый раз… А перед сном все же решил в корне изменить свою страничку в социальных сетях. Статус стал молниеносным и многозначительным – «Иду!» Половину друзей пришлось отсеять, так как они совсем не вписывались в новые жизненные приоритеты, а на аватарке появился безусловный герой в черных очках.

Насытившись своим виртуальным величием, Изумрудов собирался уже покинуть безбрежные просторы интернета, но случайно наткнулся на смешной образчик человеческой пошлости и лицемерия. Это было объявление зажравшегося «страдальца», которое, кстати, как покажут дальнейшие события, сыграет определенную роль в жизни, пока еще ничего не подозревающего нашего героя. А само объявление гласило следующее: «Господа-Гражданяне! Очень нужна подсказка или даже, не побоюсь этого слова, помощь! Требуется вещь. Не безделица какая-нибудь, а антикварная, но не особо ценная. Еще бы не хватало, чтобы я ей (теще своей) и взаправду что-то стоящее задарил! Так вот, вещица должна быть с толстым намеком, мол, я тебя, конечно, уважаю за твои финансовые возможности и должность, но тебе не мешало бы знать свое место, а то, не ровен час, лишишься своего положения, и тогда-то я уж поговорю с тобой по-свойски, вручу всю „коллекцию своей любви“! Ну и подарочком этим нужно показать, что ее ждет. А я уж отблагодарю того, кто выручит меня, на славу. На такое святое дело точно не пожалею!»

Изумрудов еще раз хихикнул и со счастливым блеском одухотворенного материализма в глазах отправился ко сну…

«Любовь конкистадора»

Утром наш герой, стряхнув с себя налет былой болезненной чувствительности, сбрив редкую поросль неуверенности и смыв с лица остатки вчерашнего Изумрудова, с удовольствием стал вглядываться в проступившие наконец-то черты своего истинного лица. Вчерашний скомканный человек в мышином пальто и таком же дешевом мешкообразном костюме умер. Его место безапелляционно занял «энергоноситель» в пиджаке жгучего желтого цвета в мелкую черную клетку и ярко-красной теплой куртке. Преображение внешнего вида произошло максимально быстро в ближайшем «Секонд хэнд» на куцую черно-дневную заначку. Тем не менее ничего, что могло бы даже как-то косвенно напомнить нам бывшего Изумрудова, обнаружить было невозможно: как уже ни внутри героя, так и ни снаружи. Кроме того, в качестве главной имиджевой черты безоговорочно были приняты, конечно же, черные очки.

Хотя все же нет. Осталось кое-что не изменившееся. В утверждении, произнесенном ранее, о том, что Изумрудов избегал женщин, не было никакого обмана и даже капли лукавства. Все было именно так, но было и еще нечто. И это нечто, как прояснение вроде светлого пятнышка в серой душе Изумрудова или, возможно, это нужно называть его «грешком», жило в соседнем доме. Изумрудов уже давно давил в себе определенные позывы к этой тихой и милой девушке, и, испытывая жгучее смущение, украдкой наблюдал по утрам за тем, как она спешила на работу, пересекая двор по диагонали. Кому-то она могла показаться невзрачной и совсем непривлекательной. Болезненная бледность, волосы, свисающие как вареные спагетти, пухлые губки и серые глаза, прилепившиеся к тонкому прямому носику – вот и весь ее бесхитростный портрет. Но для Изумрудова эта обычная девушка стала пределом всех его мечтаний, связанных с женской частью человечества. Глядя на ее черты и всевозможные линии тела, Изумрудов приходил в неописуемое состояние восторга. Он знал о ней лишь немногое: звали ее Сашенькой, и трудилась она экскурсоводом в музее средней руки. Естественно, Изумрудов не смел ни о чем таком себе позволить и помышлять. Но это было вчера, а сегодня даже зима как-то моментально превратилась в весну, что еще больше подталкивало Изумрудова к Сашеньке.

Вначале все же надо было покончить с этой никчемной безденежной работой. Покончить одномоментно, броско, перешибая разумы и восприятия одним дерзким действием, взмахом, росчерком! Начальник Изумрудова, с виду благообразный человек, привычно флегматично реагировал на появления подчиненных в своем кабинете. Любое обращение к себе стоящих ниже по рангу он представлял шахматной партией с известным финалом, поскольку все значимые фигуры, причем обоих цветов на доске были изначально в его руках. Естественно столь бесцеремонной прыти от этого сморчка в пестром наряде, рассевшемся в кресле напротив, начальник никак не ожидал. Да и признал его не сразу, а когда, наконец-то, свел воедино все признаки, указывающие на то, что наглый посетитель является его работником, гневно насупился и готов был уже рявкнуть, что делать ему просто никогда не приходилось – и без этого его вид производил на подчиненных гнетуще-устрашающее воздействие. А сейчас от такой вызывающей наглости и тем паче все фигуры речи просто застряли в его горле от негодования, но Изумрудов не стал дожидаться, когда тот выдавит из себя хоть что-то, и пафосно изрек:

– Я решительно освобождаю себя от всех вас! Теперь я дирижер! А ваше место – в дальнем углу оркестровой ямы!

И не ожидая напутственных слов, Изумрудов поднялся, артистично сделал неопределенное движение рукой у своей головы, что необязательно следовало расценивать как жест прощания, и нарочито чинно покинул помещение. Что делать дальше наш герой пока еще не решил, но продолжать жить, руководствуясь лишь упрощенным механизмом восприятия реальности, он был больше не намерен. Расправив плечи даже чрезмерно больше, чем принято в таких случаях, он вышел на улицу в ожидании попутного ветра. А ветер, видимо, только этого и ждал, подхватил и понес Изумрудова на поиски соседки Сашеньки…

«Я вольный стрелок! Даже пират! Или охотник! Так вперед за сокровищами и добычей! А что я собственно хочу именно сейчас? – бродили мысли в его голове. – К ней? К ней! Но она же настолько утончена… Тонкость натуры – это не помеха! Но как мне к ней подойти? Что сказать? Что-то вроде: Сашенька, я в вас души не чаю! А не выпить ли нам чаю? Но только не с абрикосовым варением! Ха-ха-ха! Глупо. Да ничего! Разберемся на месте!»

Несмотря на бушующую внутри энергетику, Изумрудов все же решил попридержать коней: как-никак Сашенька – «светлое пятнышко», которое манило его очень давно, и действовать напропалую в столь щепетильном деле явно не следовало. Ноги уже принесли Изумрудова к тому самому музею, где работал его «грешок». Наш герой зачем-то втянул голову в плечи, приподнял воротник и просочился внутрь с очередной толпой, тянущейся к прекрасному и вечному. Его «прекрасное» встретило посетителей буквально у входа и увлекло всех мягким голосом и плавными жестами в тихие застывшие музейные залы. Изумрудов, затаив дыхание, ловил каждое слово Сашеньки, наслаждаясь и прагматично выясняя, к чему же сама экскурсовод питает неподдельный интерес. Как оказалось, эта была самая легкая задача, и наш герой расщелкал этот орешек без особого напряжения извилин.

Сашенька неровно дышала к одному из мрачно-ярких экспонатов. Это было более чем очевидно, поскольку посетители, вдоволь насмотревшись и наслушавшись ее певучий голос, поглядывали уже по сторонам, позевывая, а она все говорила и говорила с затаенной страстью в глазах о темных временах Конкисты. Каким образом в столь затрапезный музей попали доспехи древнего испанского завоевателя – доподлинно неизвестно, наверняка это подделка, изготовленная местным кустарем. Но то, что для Сашеньки это был самый главный экспонат, будоражащий ее искусствоведческий мозг и девичье сердце, никаких сомнений не возникало. Получив заветный «ключик», Изумрудов бросился к Сашенькиной «замочной скважине».

– Конкистадоры являлись носителями христианского миропонимания, – вдохновенно, даже закатывая глазки, проговаривала девушка, не обращая внимания на посетителей, уже не обращающих внимания на нее. – Они были миссионерами, просвещали дикие народы, несли им достижения европейской цивилизации.

Изумрудов остановился точно напротив Сашеньки и шевелил губами, будто повторяя про себя все сказанное экскурсоводом. Через время девушка все-таки это заметила и, немного смутившись, спросила:

– А вам действительно интересна эта тема?

– О! Я просто потрясен героизмом этих самых конкистадоров! – воскликнул Изумрудов. – Каким мужеством нужно было обладать для того, чтобы нести дикарям свет веры и знания!

– Вы и вправду так считаете?

– Безусловно!

– Знаете, – неожиданно для себя доверительно прошептала Сашенька и, прикрывая рот рукой, словно борясь со своими вылетающими словами, добавила: – Я никак не могу взять в толк, зачем миссионерам такая броня? Ведь не только же для красоты? Неужели в этой истории больше мрачного, чем великого?

– Что вы! Это же Америка! Там жило много диких-предиких зверей! – почти прокричал Изумрудов с чувством. – Да и индейцы не были самыми гостеприимными людьми на планете. А нас прибыло туда так мало. Мы просто обязаны были самосохраняться, чтобы выполнить возложенную на нас светлую миссию в те жуткие времена.

– Что?! – настороженно, но и одновременно испытывая безмерное любопытство, напружинилась Сашенька.

– Да, да, да, – Изумрудов миролюбиво закивал головой и, подхватив девушку под руку, отвел немного в сторону: – Должен вам признаться… Я в своей прошлой жизни был одним из них. Узнал об этом после сеанса гипноза и вот теперь вижу все так ясно, помню каждые мельчайшие детали тех событий.

Глаза Сашеньки взорвались восторгом. Она в возбуждении и томлении стискивала руку новоявленного «испанца» и не могла оторвать от него глаз.

– И что… что вы помните? Как все это было? – почти беззвучно вопрошала она сдавленным голосом.

– Увы, – Изумрудов деликатно отодвинул ее от себя и, деловито взглянув на часы, сообщил: – Я собственно сейчас крайне занят, спешу по делу. Если вы желаете узнать, то давайте расскажу все, скажем, вечером. В десять часов устроит?

Авантюрист замер и ждал, как отреагирует Сашенька, все-таки ее согласие на поздний час свидания даст надежды на многое.

– Вы придете ко мне? – волнуясь, пролепетала девушка.

– Однозначно! – гаркнул «конкистадор» и, резко крутнувшись на каблуках, зашагал к выходу, стараясь походить выправкой на бравого завоевателя-миссионера, предвкушая, что доброе сердце Сашеньки не позволит ей выгнать позднего гостя в ночную мглу, и она вынужденно предложит ему остаться у себя до утра.

«Главное, побольше ей наговорить чего-нибудь, а там уж и полночь! – бешено стучало в висках Изумрудова. – Кем же мне предстать перед ней: воителем или скромным миссионером? Нужно что-то среднее, ведь ее привлекают как поступки испанцев, так и их латы. Что ж, буду воином духа и плоти одновременно! Мне теперь можно все!»

Для того чтобы найти нужную информацию, наш герой обратился за помощью к всемирной паутине. И снова наткнувшись на объявление «страдальца», Изумрудов уже привычно похохотал над превратностями судьбы и провалился в историю мрачных подвигов Кортеса и тех, кто до него и после «осваивал» Новый Свет. Через пару часов удовлетворенный полученной информацией наш герой стал планировать сценарий вечерней встречи с объектом своих симпатий. Внутри у него периодически возникала некая сумятица чувств: то, что он испытывал к Сашеньке раньше – такое бессильное и пульсирующе-ранимое, но проросшее в сердцевину каждой клетки организма – пыталось о себе напомнить, выскальзывая из каждых уголков сознания, а ЭТО, что Изумрудов чувствовал теперь как «энергоноситель», беспощадно отторгало прошлое, мешающее ощущать жизнь по-иному. В итоге новый Изумрудов окончательно победил прошлого.

А тем временем Сашенька пребывала в неописуемо волнительном и пугающем ее состоянии и просто не находила себе места. События, развернувшиеся так стремительно, полностью выбили ее из привычного ритма жизни.

«Да! Конечно, он меня поразил, но как я могла так сразу довериться незнакомцу?! – переживала девушка, и тут же успокаивала себя: – Но ведь он очевидец моей любимой эпохи! И я почему-то уверена, что он не был банальным грабителем и колонизатором, по его виду сразу понятно – искренний альтруист! Поборник веры! И у него такие глаза… А какие у него, вообще-то, глаза?! Ой, я же ничего не рассмотрела в нем толком…»

С такими мыслями Сашенька как в тумане добрела до своего дома. Она сразу бросилась к книгам, в которых рассказывалось об открытии Нового Света. Она лихорадочно перелистывала страницы, пытаясь найти на картинках знакомое лицо. И порой ей казалось, что это именно он, ее сегодняшний гость, стоит с подзорной трубой на носу старинного корабля и устремляет свой взор на берега прекрасной еще неизведанной земли. Это именно он – один из аделантадо, возглавляющий небольшой отряд христианских солдат, – совершает великие географические открытия и несет местным диким народам зарю европейской культуры и прогрессивных достижений.

Сашенька так погрузилась в свои фантазии, что даже не заметила, как пролетело несколько часов. Ей уже чудились балы при королевском дворе и добропорядочный идальго, тот который только сегодня появился в ее жизни, приглашал ее на танец. Она спохватилась, встряхнулась и бросилась на кухню готовить угощение странному, но так обворожительно манящему своей загадочной судьбой новому знакомому. Затем долго примеряла свои наряды, кружась радостно возле растрескавшегося трюмо. Появившиеся неизведанные чувства и ощущения были так удивительно приятны, что Сашенька стала тихонько напевать какой-то веселый мотивчик, хотя старалась не позволять себе этого делать никогда, даже оставаясь наедине. Она считала отчего-то это дурным тоном, но сейчас она не хотела ограничивать себя ни в чем. Когда же стал приближаться час встречи, Сашенька вообще не могла найти себе места: она бегала по квартире из угла в угол, то одергивая шторы, то поправляя книги на полке. Девушку переполняли чувства…