Cytaty z książki «Пост», strona 2
– Видишь? Мы тоже православные
яко древо насажденное при исходищих вод
Егор с маху захлопывает железную дверь. – Пусти! Не оставляяаа! ПУСТИИИИ! Но Егор только сильней, только злее – со всего бешенства, со всего страху – лупит, рубит железной дверью по этим торчащим пальцам, как будто это отец Даниил пытается из изолятора вырваться, чтобы его схарчить, а не звереющий невнятный Полкан, потом коротко дергает ручку на себя, чтобы поп смог забрать свои обрубки, и снова шваркает-громыхает
брызги водяные кручи, Словно мечет землю сильная рука. Дед глядит на часы
потому что он поднимается от реки. Туман это дыхание самой реки – медленной, пенной – больной.
переводит: – Глухой, мол! Вот мне с самого начала так и показалось, что он ничего не слышит. Полкан скребет себе череп. Сомневается. – Ну уж… Глухой. Они приглядываются к гостю повнимательнее. Полкан напоминает: – А ведь он не слышал, когда
ними ездит, для охраны. И все трое знакомы с Мишелью, конечно. Знают ее заказ – если хоть что-то услышат о ее родных в Москве, сразу ей доложить. Правда, этих троих уже несколько месяцев тут не было – перебои с поставками; так что уже и по их оспяным рожам Мишель скучала, ждала, как письма от дорогого человека. Но это не они. Сноп света все ближе, и все громче песня. Подъезжают
воевать – воевали бы, и не было бы тут у вас вашей курортной жизни. Полкан тогда спрашивает для ясности: – Так вы что? Заберете его обратно с собой в Москву для дальнейшего дознания? Так-то, если по сути, рассказал он пока немного… Может, найдете у себя в Москве кого-то, кто на языке глухих его допросит… Кригов смотрит на него как-то странно. – А кто вам сказал, Сергей Петрович, что мы вообще собираемся обратно в Москву? 10 Мишель не сводит глаз со двора: нельзя упустить момент, когда атаман будет выходить из лазарета. Время позднее, вся его свита уже расквартирована, двор опустел. На улице мерзко. От Ярославля надвинулись свинцовые тучи, забили все небо. Ветер поднимается – такой ветер, от которого зябко и тревожно. Но критическая масса на небе все еще никак не наберется, и это ожидание ливня пробирает до костей больше, чем любой ливень. Бабка в комнате уснула и храпит с присвистом, дед посидел с внучкой в кухне, выкурил раздобытую у казаков самокрутку, опрокинул рюмашку и тоже поплелся спать. А Мишель как будто читает. В голове один только Кригов. Саша
В учебниках истории, по которым Егора заставляют учиться, все заканчивается благостно: процветание, справедливость, вхождение в новую эру. А где эта эра накрылась медным тазом, туда учебник уже не достает.
Эта сторона 1 – А что там, с той стороны моста? Егор уже, наверное, в сотый раз спрашивает это – и не устает, потому что ответ каждый раз разный. Огромный мост уходит в зеленую муть, в густой ядовитый туман, постепенно растворяется в нем и исчезает из вида полностью уже метров за двадцать от берега. Иногда ветер налетает на него, пытается разогнать, но не может. Зеленая завеса приподнимается всего еще чуть-чуть – и за ней видно все то же: ржавые рельсы, ржавые балки и ржавые фермы, поросшие чем-то рыжим, будто водорослями, но не водорослями; чем-то, шевелящимся и на ветру, и без ветра. Туман нельзя разогнать, потому что он поднимается от реки. Туман – это дыхание самой реки, медленной, пенной, больной. Самой реки с берега тоже не видно: бетонные быки моста сходят в нее где-то уже во мгле. Зато слышно ее хорошо и через туман – ее чавканье, хлюпанье, урчание. Кажется, что она живая, но это только кажется. Ничего живого там, внизу, нет. И ничто живое, попадая туда, не может там уцелеть. Деревянные лодки обугливаются, резиновые идут пузырями и лопаются.
