Записки сумасшедшего капитана

От автора

Все события вымышлены, совпадения не положены по уставу и совершенно случайны.

Своим рассказом я не ставил себе какой-либо провокационной цели, не пытался дискредитировать что-либо, не стремился оскорбить чьи-то чувства и, вообще, хотел быть толерантным ко всем (кроме гендерных меньшинств, прости господи, а также нацистов всех мастей).

Печатать рассказ изначально я не собирался, да и вряд ли его кто-то прочитает, кроме моих близких товарищей, но пути писательства, как и долга Родине, непостижимы. Поэтому с любопытством понаблюдаю за судьбой «Записок». Добавлю: мне хотелось бы, чтобы ошибки, допущенные в нем (не грамматические и стилистические), были приняты к сведению и исправлены к сроку «ВЧЕРА».

Российская армия всех сильней, всех победит, несмотря ни на что!

ГЛАВА 1

ПИСЕЦ ПОДКРАЛСЯ НЕЗАМЕТНО

По дороге в командирский кунг мою голову посещали некоторые мысли. Что интересно, они не были никак связаны с бабами (про пряники я думать перестал еще курсе на третьем общевойскового училища), а, как ни странно, касались служебных вопросов, а именно моей дальнейшей судьбы как командира. Дело все в том, что сегодня утром в гражданскую больницу, а точнее, в реанимацию попал мой военнослужащий глубоко контрактной службы. Диагноз его был до безумия прост: что-то вроде интоксикации наркотическим веществом, а в простонародье – передозировка. Естественно, я подавал его во все списки склонных к употреблению не очень разрешенных веществ, несколько раз пытался уволить, а премию за добросовестное исполнение обязанностей он видел только в буклетах, призывающих поступить на военную службу по контракту. Но кого это волнует, ведь главным виновником происшествия по традиции все равно был командир его роты, а если точнее – я!

С этими мыслями я и постучался в железную дверь временного пристанища командира полка, отметив для себя, что сейчас на часах моего абсолютно не разрешенного смартфона высвечивалось время 22.54.

– Разрешите войти, товарищ полковник? Командир третьей роты капитан Пионов! – бодро и согласно уставу обратился я…

– Заходите, товарищ капитан! – поддержал мою манеру разговора командир полка.

В помещении меня встретили две пары сверлящих глаз – начальника штаба и командира полка, – а также тусклый свет… Командир совсем недавно прибыл на полигон и, судя по тому, что даже телевизор здесь отсутствовал, оставаться надолго не собирался.

– Ну, что скажешь, товарищ капитан? – задал довольно-таки обыденный вопрос командир. Видимо, он был нацелен на то, чтобы я сознался в том, что сам, пользуясь служебным положением, смылся с палатки, в которой размещалась вверенная мне рота, и заставил занюхать своего невинного матроса килограмм кокса, причем то, что не влезло в его носовой аппарат, я лично втирал в его десна своим пальцем, от немытости которого, очевидно, военный и попал в реанимацию.

– Все написано в объяснении, товарищ полковник, уверен, что вы его читали. Добавить мне больше нечего, – устало доложил я. В войсках прослужить мне пришлось уже не один год, и такие разговоры случались с очень неприятной периодичностью, поэтому как вести себя здесь, в командирском кунге, я хорошо представлял.

– Написано-то написано, я лично послушать тебя хочу.

Не моргнув глазом, я начал доклад, слово в слово повторяющий написанное мной на святейшем для каждого военного листе формата А4, который держал в своих руках командир.

– Четырнадцатого февраля текущего года я, капитан Пионов Денис Иванович, после проведения вечерней поверки отпустил шесть военнослужащих контрактной службы в город, с целью постирать свою полевую форму, а также привести себя в порядок, так как эти военнослужащие в воскресенье несли службу в наряде и предоставить им время для этих процедур я не мог. Данная категория была лично проинструктирована мной на предмет неупотребления различного рода наркотических и алкогольных веществ, запрещения вступления в несанкционированные половые отношения с женщинами, мужчинами и прочей местной фауной, – словно читая по бумажке, выпалил я на одном дыхании.

– Да я не сомневаюсь, Денис, – чуть смягчил тон полковник, – но ты же не проконтролировал выполнение своих указаний? Почему боец в реанимацию попал? Слава богу, он очухался и его жизни уже ничего не угрожает, но факт зарегистрирован, и виновный, то есть ты, должен быть наказан со всей пролетарской ненавистью, описанной в «дисциплинарном уставе».

К слову сказать, раньше я служил не в доблестной пехоте, а в одном из подразделений разведки, не внешней, конечно же, но и не войсковой, гордо нося голубой берет. Однако моя природная тяга к справедливости и обретению силы «в правде» по заветам великого Бодрова-младшего, а также врожденный талант «подколоть» старшего начальника, привели меня сначала к семилетнему стажу в должности командира группы, а затем и вовсе к несоответствию занимаемой должности и службе в столь элитных подразделениях. И я был сослан в пехоту, хоть и не «пехотную», а морскую, но все же наказание и впрямь было для меня серьезным. Хотя всего за полгода службы в новом полку я стал командиром роты морской пехоты с формулировкой командира: «Все равно больше некого назначить». Я неплохо выступил на своих первых ротных тактических учениях, применив некоторые военные хитрости, полученные мной на прежнем месте службы, и победив в тактическом розыгрыше, однако чуть уступив в стрельбе и полностью сдав позиции по оформлению документов, все-таки те двусторонние учения я проиграл конкуренту-ротному. Зато на следующих батальонных учениях, на этапе боевой стрельбы, моя рота стала лучшей в полку, единственная получившая оценку «хорошо» (о чем, конечно же, был сделан целый слайд в докладе старшему начальнику). К слову, стоило мне это удовольствие сорванного голоса, так как инженеры при разработке наших новейших радиостанций, наверное, не знали, что под проливным дождем военным все равно положено сохранять устойчивую связь, и все станции сразу же вышли из строя.

Из моих глубоких раздумий меня вырвал снова повысившийся голос командира полка:

– Товарищ капитан, я с тобой разговариваю, ты меня вообще слушаешь? О чем я сейчас говорил?

– О том, что из-за таких командиров, как я, развалился Советский Союз, произошла авария на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС, понижена рождаемость в стране, а отечественный автопром находится на уровне отечественного же футбола! – вспомнив все смертные грехи, в которых любил обвинить командир провинившихся, сказал я.

– Хватит паясничать, ты что, не понимаешь, что твоя фамилия у командующего на слайде?

– Да, я понимаю, что именно я главный наркобарон в своей роте, готов понести справедливое наказание! – парировал я, про себя отметив, что уже, наверное, и тюрьма не такой уж и плохой вариант.

– Ну, раз понимаешь, тогда пиши рапорт на должность командира взвода, – грозно приказал полковник.

Наверное, если бы я был молодым лейтенантом, так бы и поступил, но выслуги календарной у меня было предостаточно, не говоря уже о льготной (спасибо контртеррористическим операциям на Кавказе и командировкам на Ближний Восток), поэтому взять меня на такую простую удочку было невозможно, к тому же у меня был главный козырь на руках…

– Никак нет, товарищ полковник, ничего такого я писать не буду, если есть острая необходимость, проводите аттестацию и снижайте в должности, если считаете, что я недостоин служить в полку. Вы можете меня перевести на любую равнозначную должность в пределах вооруженных сил, тут я сопротивляться не стану, так как глубоко и безнадежно разведен и мне по барабану, где служить.

– Ты, видимо, не понял, капитан, – вмешался начальник штаба, до этого сохранявший молчание. – Ты сейчас напишешь рапорт и станешь командиром взвода, других вариантов у тебя нет!

После моего очередного отказа разговор повторился, причем три раза…

– Товарищи офицеры! – обратился я, когда почувствовал, что начальники уже устали и начали сдавать позиции. – Поговорим серьезно!

Командиры удивленно переглянулись и выпалили:

– Ну, давай!

– У меня льготной выслуги двадцать три года, – сразу зайдя с козырей, начал я. Перед отъездом на полигон я просил девочек в кадрах подготовить мое личное дело к увольнению из рядов вооруженных сил, так как до окончания контракта у меня оставалось полтора года, неотгулянного отпуска было еще на полгода, плюс переобучение на гражданскую специальность – еще три месяца, в общем, решил подготовиться заранее. – Военную ипотеку я не брал, участвовал в двух локальных конфликтах, и все ваши пугалки на меня не подействуют! Даже если вы уволите меня по несоблюдению условий контракта, пенсия и квартира у меня будут. Где мне служить, мне тоже все равно. Ваши условия я не приму ни при каком раскладе, и поэтому, может, уже решите, как меня расстрелять, да я спать пойду?

Возникла минутная пауза, после чего командир полка спросил:

– А в кукурузу пойдешь?

– В кукурузу? – я неподдельно удивился.

– Ну, в ЛДНР!

Стоит немного отвлечься и рассказать о героических и доблестных солдатах непризнанных республик ДНР и ЛНР, которые уже несколько лет вели войну с вооруженными силами Украины, добиваясь независимости. Мы всячески поддерживали ЛДНР, и ходили слухи, что совсем скоро Россия направит своих советников туда для оказания более серьезной поддержки, чем постоянные ноты протеста в «организации бесполезных наций».

– Мне нужно два часа на сбор, – улыбнувшись, коротко ответил я, отметив про себя, что служебную квартиру я сдам позже, а с имуществом на сотни миллионов, за которые отвечает каждый ротный, как-нибудь разберусь.

– Ну, все, на том и порешали, завтра я позвоню кому надо, а пока ты еще командир, так что иди ротой командуй! – закончил разговор комполка.

Выйдя из кунга, я тут же закурил, достал смартфон, увидел, что на часах уже 2.30, и вполне в приподнятом настроении затопал в направлении полевого лагеря, по пути вспоминая свои «молодые годы». Сюда попали и мощные горы Северного Кавказа, с прячущимися в них остатками ваххабитов, жалкими недобитками со Второй чеченской, и бескрайние пустыни да городские руины Сирийской Арабской Республики, где я также провел немало своих лучших дней, а если точнее, года полтора. Наконец-то я снова буду заниматься делом, а не строить своих подчиненных и подавать им команду «ЗАМРИ» для того, чтобы создать очередной фотоотчет на свой нератифицированный ЗГТшной¹ конвенцией смартфон, потом отправлять командира взвода срочно оформлять слайд о том, как мы качественно, а главное, красиво проводим занятия по боевой подготовке. Иногда доходило до абсурда, и начальство требовало, чтобы лица моих подчиненных на фотографиях были обезображены мужеством героев американских боевиков из начала 90-х. Или приказывало заполнять 547 ведомостей об одном и том же, но разными словами, причем стараясь не допустить в них разногласий, так как, не дай бог, проверка заметит ошибку и поймет, что эти ведомости не соответствуют действительности (На теме «расчет времени», видимо, товарищи проверяющие традиционно стояли в наряде, пока учились в военном училище. А поэтому прикинуть то, что офицеры не смогут физически успеть провести качественные занятия, оформить фотоотчеты и заполнить ведомости и слайды даже с привлечением целого отделения писарей и хакеров, ставших необходимостью в современной армии, господа неспособны.).

Возвращаться было довольно-таки неприятно. Конец зимы на одном из южных полигонов нашей огромной Родины – матушки России – сопровождался дождем с мокрым снегом, а асфальтирование полигонов не попадало под федеральные программы Верховного главнокомандующего. В общем, двигался я по «очень сильной» грязи, а по-нашему – по «говнолину». Усугублял состояние дороги тот факт, что наш полк уже без малого год находился на этом далеком от пункта постоянной дислокации полигоне, и направление было вдоль и поперек объезжено различной военной техникой, как колесной, так и гусеничной, так что в некоторых местах грязь доставала мне чуть ли не по щиколотку.

Размышлял я на тему того, почему, раз уж мы стали контрактной армией, все равно командиры несут ответственность за подчиненных даже после окончания служебного дня, в выходные и отпуска. В общем, пока военный не будет уволен, командир должен, по мнению высокопоставленных начальников, контролировать даже соблюдение требований безопасности при исполнении супружеского долга подчиненным. Притом что рычагов воздействия на матросов практически не осталось, а уволить контрактника – это целый квест, так как подразделение должно быть укомплектовано, и не важно, что качество не соответствует количеству. «Плохо работаете с личным составом, товарищ офицер!» – слышал, наверное, каждый командир, который служил в ВС РФ начиная с 2012 года, а может, и раньше.

С этими мыслями я наконец-то дошел до своей палатки, принял доклад от дежурного и выполнил команду «ОТБОЙ».

Г Л А В А 2

АМНИСТИЯ

Утро началось, как обычно, и от подъема до развода на занятия ничем не отличалось от сотен других. Даже когда поступила команда: личный состав отправить на занятия, а командирам рот, батарей и отдельных взводов прибыть на командный пункт полка. Ничего не предвещало беды. Я в принципе так вообще потопал в полной уверенности, что информация, которую собирались довести, меня особо не коснется, так как я уже скоро убуду к новому месту службы. Однако, перед тем как зайти в палатку командного пункта, начальник штаба приказал всем сдать свои смартфоны и звонилки. Удивительно было то, что начальство, так яро борющееся с телефонами, не одобренными министерством обороны, даже не попыталось никого наказать и чего-нибудь лишить, а сделало вид, что так и нужно.

Когда определенная категория военнослужащих собралась внутри указанного места, мы получили короткую задачу: вскрыть свои боеприпасы НЗ, зарядить учебно-боевую группу машин (боевая группа всегда была заряжена) и подготовить личный состав к учениям. Время и место, конечно же, сказано не было. Тут я заподозрил, что меня это еще как коснется. Мои сомнения развеял начальник штаба. Ему на телефон кто-то позвонил, видимо, очень важный. Когда он поднял трубку и представился, его глаза еле заметно расширились, а спина, и без того отлично выправленная, стала еще ровнее. Он мельком глянул на меня, и я понял, о ком они говорят. Начштаба тихо ответил: «На месте». Затем произнес: «ЕСТЬ» и положил трубку, подозвал к себе командира батальона и сказал ему что-то еле слышно, комбат отрицательно помотал головой, что-то говоря.

Моего опыта хватило, чтобы понять: речь шла о том, кто меня заменит при выполнении учебно-боевых задач, а поскольку комбат категорически отказался меня менять, хотя он тоже получил по шапке за моего любителя оторваться от мира сего, то, видимо, задачи предполагались и не очень-то учебными.

Радоваться или грустить по данному поводу я так и не решил.

На более детальном уточнении, которое спустя короткий промежуток устроил комбат, я уяснил, что уже завтра к 6.00 мое подразделение должно совершить марш в ближайший порт и погрузиться на большой десантный корабль. Остальным же подразделениям приказано совершить марш в район учений и там встретиться с нами. Все это осуществлялось на территории нашего государства, и оставались надежды на то, что задачи так и останутся учебно-боевыми. После того как командир всех распустил, я подошел отдельно и спросил:

– А что по мне?

– Ты на месте, не то время, чтобы тебя менять. Иди занимайся, – коротко ответил комбат.

Выдвинувшись к подразделению, я поймал своего дневального, несущего с полевой кухни честно украденные сосиски, которыми он обмотался как пулеметными лентами, сказал ему оповестить командиров взводов, чтобы они прибыли в лесопосадку за нашей палаткой для уточнения задач, и, закурив на ходу сигарету (что, конечно же, категорически запрещено уставом), начал определять, какие мероприятия мне необходимо выполнить немедленно.

После постановки задач командирам взводов я прямиком отправился к медицинской палатке отлавливать «хитровышмарганных» матросов, у которых, после того как по «солдатскому радио» объявили о предстоящих учениях, внезапно обострились все хронические заболевания, в основном люмбалгия и геморрой, а также общефизические недомогания. Не буду кривить душой и накидывать пуха, рассказывая, что я всех больных смог вылечить на месте путем сердечных бесед, исцелить всех военных в условиях приближающихся учений не способен, наверное, даже архангел Михаил, но тем не менее несколько человек все же я уберег от недостойного поступка, не делая различий между своими матросами и матросами других рот.

Солдат, как и детей, чужих не бывает!

Когда уже в сумерках я зашел в расположение своего подразделения, увидел обычную для глаз военного картину: матросы быстро и без суеты собирали свои рюкзаки, снаряжали магазины и ленты боеприпасами, никто никому не мешал, а если вдруг и мешал, то они вежливо делали друг другу замечания: «Товарищ рядовой, зачем вы стоите на проходе внутри наших пенатов? Вы разве не видите, что я вызвался добровольцем нести этот замечательный тяжелый ящик с боеприпасами из оружейки до нашей палатки по этой прекрасной, лечебной грязи?»

И как изюминка на торте звучала речь старшего техника роты, горячего дагестанца с поломанным ухом, с истинно кавказской витиеватостью, достойной стать тостом на застолье:

– Уважаемые водители! Да продлятся ваши годы вечно, не будете ли вы так любезны взять под белы рученьки наводчиков и широкими шагами отправиться к своим машинам, дабы подготовить их к предстоящим мероприятиям? А если я увижу чье-то прекрасное лицо…

Честно говоря, тут я слегка слукавил, заменив некоторые слова и описание обстановки эвфемизмами, – диалоги щедро разбавлялись нецензурными словечками, а атмосфера в палатке больше всего напоминала фильм о конце света… Но кто из нас не любит помечтать?

– …с глазами военно-морского краба через три минуты в палатке, то в эту тупую морду полетит…

– Сми-и-и-ирно! – крикнул дневальный, выронив из рук магазин и рассыпав патроны, когда увидел меня, смахивающего слезу умиления от всего происходящего.

– Вольно! – ответил я, напомнив, что при работах с оружием и боеприпасами команда смирно не выполняется.

В общем, с помощью лома, какой-то матери и прочих оккультных ритуалов около трех ночи мы были собраны и готовы к старту ровно в 6.00.

Шутка, конечно же, мы, как всегда, опоздали.

Г Л А В А 3

АНЕКДОТ ВЖИВУЮ

Кто не был, тот не знает, что такое колонна военной техники. Точнее, как ее собирают в путь-дорогу. Дневальный толкнул меня, как я и просил, в 5.00, а затем подал команду роте на подъем. Естественно, никто эту команду не выполнил. Пришлось уже включать мне свой командирский авторитет.

– РОТА, ПОДЪЕМ! – пробасил я.

Тут же началось броуновское движение, командиры взводов и отделений принялись с каждым беседовать на тему: кто рано встает, того ротный не пнет. В итоге правдами и неправдами через десять минут все были на ногах и начали экипироваться. Оружие я выдал на руки еще с вечера, так что сократил время готовности где-то на час. Однако и этого, естественно, не хватило, и уже примерно в 6.10 я слушал в эфире поэтические оды за авторством командира батальона, посвященные мне, любимому, о том, как он будет меня любить, безудержно и безответно.

Стоит сказать несколько слов о комбате: майор Кометников был недавним выпускником академии, по собственному желанию распределившийся в наш батальон, причем он был проинформирован о том, что слово «дисциплина» для нас является святым, как корова для индусов, поэтому мы к ней даже не прикасаемся. Однако все-таки он изъявил желание попасть именно к нам и научить нас «любить родину». Методы его были для меня в новинку, к примеру, он не считал всех офицеров «окопным быдлом» и прекрасно понимал, что у нас есть не только возможность саморазвития как командиров, но и даже присутствуют личные потребности и нужды, в которые он вникал и старался помочь, в отличие от других старших начальников. На профессиональные военные термины, а в простонародье – сугубо матершинную речь – он переходил только в крайних случаях, что служило сигналом его подчиненным: «что-то пошло очень сильно не так». Помимо всего этого, он прекрасно разбирался в тактике общевойскового боя, устройстве вооружения, военной техники и еще многих тонкостях военной науки. В общем, авторитет его среди нас был непоколебим.

Услышав, что командир, которого старший начальник зачем-то назначил старшим нашей маленькой группы, оставив во главе остальных сил батальонного замполита, очень сильно нервничает, я сделал незамедлительный вывод: мне нужно поспешить. Почти дойдя до своего командирского БТРа, я отдал свой рюкзак ближайшему матросу и, позвав с собой командиров взводов, вернулся в лагерь заниматься любимым делом любого командира: собирать и поторапливать отстающих. Уже к 6.30 я все-таки принял доклад от своих командиров, а также от командира минометной батареи, которая была включена в нашу группу, о том, что личный состав рассажен по машинам, оружие и имущество в наличии, о чем незамедлительно доложил комбату. В силу того, что командир был толковым офицером, мы пропустили старинную воинскую традицию – за пять минут до начала движения менять частоту на радиостанциях для того, чтобы связи в колонне не было совсем, – и уже в 6.40 я скомандовал: «РОТА, ЗА МНОЙ В КОЛОННУ – МАРШ».

До порта погрузки мы добрались без происшествий. На причале нас уже ждала гордость военно-морского флота, большой десантный корабль, который в морской пехоте называли «скотовоз». Погрузились довольно быстро, и уже через час мы с командиром батальона, подав все необходимые списки и ведомости, приготовились провести несколько «веселеньких» дней, никуда не отлучаясь с корабля, который стоял в порту. Каково же было наше удивление, когда через тридцать минут мы услышали по громкоговорителю: «Экипажу приготовиться к отплытию».

Накануне командир успел меня немного сориентировать в плане предстоящих действий, куда мы должны высадиться и затем проследовать. На бумаге это получалось довольно-таки легкой прогулкой. Но скорее в США выберут нормального президента, чем военные не нарушат свои планы. Уже на третьем часу пути, какой-то матрос из экипажа корабля сообщил нам с комбатом, что нам необходимо срочно проследовать к командиру корабля.      Переглянувшись, мы подумали, наверное, об одном и том же: «ЗВИЗДЕЦ».

Наши пророческие мысли довольно быстро подтвердились: место десантирования в корне поменялось, и получалось, что переход морем займет теперь у нас не сутки, как планировалось, а всего лишь шесть часов. Ночью же нам предстояло совершить марш по незапланированному маршруту, чтобы соединиться с главными силами батальона, о местонахождении которых было известно чуть более, чем о том, есть ли вода на Марсе. Но русский воин славится тем, что не унывает в любой ситуации, особенно офицер. Достав военный навигатор «Орион», мы еще раз пожелали крепкого здоровья тем, кто придумал загрузить в устройство военные карты тридцатилетней давности, и наметили примерный маршрут следования. После чего я отправил всех водителей спать, пояснив, что двигаться придется в ночь.

Когда корабль причалил и открылась аппарель, к нам поднялся военный в звании майора и представился командиром парашютно-десантного батальона. Он довел нам, что ему приказано погрузить свои БМД на наш корабль и проследовать к точке высадки, ранее указанной нам. Самое интересное во всей ситуации, что пункт постоянной дислокации его батальона находился в пяти километрах от порта, с которого мы начинали движение, оставалось только догадываться, кому из вышестоящих командиров пришла столь гениальная идея маршрута переброски войск. Наверное, они решили запутать нас, чтобы вероятный противник вообще получил «рак мозга».

Покурив, я все же утвердил у командира решение о начале выгрузки своей роты. Позвав старшего техника и обрисовав ему ситуацию, в ответ я услышал четкое: «Понял, командир, будет сделано!»

И вот тут-то начались проблемы. Дело в том, что сперва мы должны были выйти на оборудованный берег, однако сейчас оказались на размытом глинистом побережье, которое довольно круто уходило вверх. Пробирающий прямо-таки до костей ветер, добавлял +100 к желанию поработать этой ночью. Благо хоть луна была полной, а небо не затянуто тучами, так что видимость – в принципе терпима. Первая же машина, сошедшая с аппарели, закопалась в землю, причем сразу же до мостов, не оставляя себе путей к отступлению. Не успев открыть рот, чтобы вслух сказать все, что я об этом думаю, краем глаза заметил, как мой техник уже бежит в направлении десантных БМД, на ходу озвучивая все то, что я сказать и хотел в отношении человека, принимавшего решение. У дураков мысли, видимо, сходятся. Через десять минут я увидел, как техник на броне «урки»², подцепив коробочку на два троса, довольно резво потянул ее в сторону верха, где должна была начинаться более-менее проходимая дорога. Все это мероприятие заняло около сорока минут. Путем нехитрых вычислений я прикинул, что на всю выгрузку уйдет не более пяти часов. Но подобный расклад никак не устраивал командира батальона. На наше счастье, на борту корабля с нами были две МТЛБ медицинского взвода, которые тут же предложил применить старший техник со звучным именем Магомедтагир, сокращенно Мага. Кометников, находящийся рядом со мной, глубоко затянувшись своим любимым «винстоном», ответил киношной фразой: «Нет препятствий патриотам!» И уже через десять малых, грозно гусянками шурша, две мотолыги тянули бэтр не спеша.

Ближе к рассвету вся выгрузка была закончена, я, облегченно вздохнув и подойдя к комбату, рассказал ему бородатый анекдот:

– Началась война между Россией и вероятным противником, шли ожесточенные бои. В итоге все войска погибли, остались только два генерала с одной и второй стороны. Встретились они для переговоров. Русский генерал решает высказаться первым: «Ну, мы с тобой генералы, нам драться друг с другом не положено… Получается, ничья?»

Генерал противника ему отвечает: «У меня остался взвод морских пехотинцев, так что сдавайся, русский!»

Русский генерал приуныл, полез за сигаретами, и тут зазвонил его телефон. Подняв трубку, он услышал на том конце провода: «Товарищ генерал, командир второго батальона, майор Кометников! Передовая группа третьей роты морской пехоты высадку морского десанта завершила, какие будут указания?»

Командир мой юмор глубоко оценил, ласково обозвал дурнем и приказал проверить готовность подразделения к маршу.

Г Л А В А 4

НАЧАЛОСЬ

Описать очередной марш можно всего несколькими словами: остановили колонну, спросили у бабушек на скамейке, как проехать. Бабушки, являясь истинными патриотами, проложили точнейший маршрут, и уже к вечеру мы соединились с остальной частью нашего доблестного батальона в районе сосредоточения.

Ранним утром у меня зачесалась пятая точка, суля нехилые такие неприятности. Открыв люк БТРа и выглянув на свет божий, я услышал голос комбата по радиостанции, настойчиво объявляющий сбор командиров подразделений.

Отложив утренний «кофэ» и туалет, я поспешил к месту сбора. Встретившись с офицерами управления, командирами рот и отдельных взводов, я отметил, что тут же присутствует полковой РАВист³, а также офицер контрразведки, что являлось очень нехорошим признаком.

– Товарищи офицеры! – обратился к нам Кометников. – В ближайшее время перед батальоном могут быть поставлены задачи государственной важности. Судьба преподнесет нам экзамен, который покажет, как мы все вместе с вами подготовили личный состав к выполнению боевых задач. Наше высшее руководство заключило военный союз с ЛДНР и поставило жесткий ультиматум Украине. Если в течение сегодняшних суток Украина не прекратит обстрелы непризнанных республик, с завтрашнего дня мы начинаем специальную военную операцию на территории Украины с целью ее демилитаризации и денацификации. Всем командирам подготовить личный состав, вооружение и военную технику и быть в готовности к действиям.

Тишина, возникшая с первыми словами командира, под конец его речи стала гнетущей. Все начали переглядываться, как бы спрашивая друг друга: я все правильно услышал? Наверное, потому, что я имел хоть и небольшой боевой опыт, тишину нарушил именно я, выдав шутку, видимо, невпопад, но все же необходимую: «Так это что, командир… строевой смотр носовых платков и расчесок отменяется?» Над ней, конечно, никто не посмеялся, но все же она вызвала небольшое оживление среди офицерского состава.

Я тут же подошел к РАВисту и напомнил ему, что у меня в роте из восемнадцати ГП-25, стреляет только девять. На что он ответил излюбленной фразой тыловиков:

– А ты почему раньше не говорил?

– Да ты чего, Игнат, я ж тебе вискарь предлагал за помощь в замене данного вооружения! – парировал я.

По молчаливому взгляду офицера я понял: сейчас он мне ничем не поможет.

– Товарищи офицеры, через час построить личный состав на этой площадке для доведения праздничного приказа Верховного главнокомандующего, – довольно громко скомандовал батальонный замполит, капитан Покровский, показав рукой на асфальтированную площадку недалеко от нас.

«Ешки-матрешки, – подумал я, – сегодня ж День защитника Отечества, совсем забыл».

В течение пяти минут мы все разошлись по местам временного расположения рот, чтобы собрать войска в кучу. Как ни странно, но, дойдя до своего подразделения, я встретил своих матросов, которые с ходу налетели: «Командир, это правда, что война начинается?» Остается только гадать, как они все время узнают такие вещи чуть ли не раньше меня.

Я отмел все вопросы сразу, сказав что-то вроде «без комментариев», и приказал всем построиться в указанное время в указанном месте, решив, что пусть сначала они услышат официальный приказ Верховного, а уже после я отвечу на их вопросы.

– Батальон, равняйсь, смирно, равнение на середину! – ровно через час подал команду начальник штаба батальона. – Товарищ майор, батальон для доведения приказа Верховного главнокомандующего построен, начальник штаба второго батальона майор Азаров.

– Товарищи морские пехотинцы, поздравляю вас с Днем защитника Отечества!

– УРА, УРА, УРА… – донеслось со всего строя.

– Капитану Покровскому зачитать приказ Верховного главнокомандующего!

Замполит вышел на середину строя, как всегда окинул строгим взглядом весь личный состав, встряхнув пару раз бумаги формата А4, находившиеся у него в руках, начал: