Czytaj książkę: «Сестры»
Не буди меня, мама.
Не буди, не буди, не буди меня!
Не буди меня. Не буди меня, мама.
В этом доме из стекла слишком много тех;
Слишком много тех, кого я не сберегла.
Не сберегла…
MANIZHA «МАМА»
.
– Добрый день! Вы позвонили по телефону экстренной помощи. Что случилось?
– Крики из соседнего дома, жуткие крики…кричит мужчина, кажется.
– Где вы находитесь?
– Одинцовский проезд. Приезжайте скорее. Тут очень страшно… Господи, да они все в крови, и направляются ко мне. Там точно случилось что-то страшное!
***
В семь утра Нину интересовал лишь один вопрос: существуют ли в реальности люди, которые любят рано вставать? А самое главное, умеют это делать. Например, какая-нибудь красотка открывает глаза, сладко потягивается на кровати, потом быстро встает, бодро идет в ванну, любуется своим отражением в зеркале, затем отправляется на кухню и одной рукой заваривает кофе, а другой готовит вкусный и непременно полезный завтрак. Или высший пилотаж – вместо кофе она со счастливой улыбкой готовит какой-нибудь витаминный заряд и недоумевает про себя, почему люди предпочитают травить свой организм кофе. После этого она отправляется на пробежку или на фитнес, возвращается домой и довольная собой встает под горячий душ, радуясь, что первый час после ее пробуждения прошел так эффективно. Затем она вся такая свежая и прекрасная отправляется на работу, ловя на себе завистливые взгляды в дорожной пробке. Нине такой типаж был незнаком. Ей казалось, что подобные экземпляры – это как звери из красной книги, все знают, что они существуют, но никто их так и не видел.
Утро Нины начиналось с ненависти сначала к будильнику Антона, затем к самому Антону, а после того, как он трижды переставляет время на часах, каждый раз со словами «еще пять минуточек», в её голове проносились кровавые сцены убийства, где Антон, так или иначе, оказывается в роли жертвы. После того, как он наконец покидал спальню, она пыталась снова заснуть, но звуки, доносящиеся из кухни, не оставляли ей ни единого шанса, потому что даже пресловутый слон в посудной лавке вел бы себя тише. И вот она растрепанная, вылезает из кровати, стараясь избегать зеркал, бредет на кухню, в надежде, что в кофеварке что-нибудь еще осталось, а если нет, то у того, кто выпил её утренний кофе, есть три минуты, чтобы убраться из квартиры и не стать жертвой убийства.
Это утро ничем не отличалось от других, за исключением того, что вот уже неделю Нина не могла заставить себя сесть за написание новой книги. Она находила миллион других дел и каждый раз вполне искренне сетовала, что времени на книгу не остается, втайне радуясь, какая она молодец и как здорово научилась врать самой себе. Однако сегодня, проявив силу воли, Нине пришлось взяться за работу, но попытки выдавить из себя хоть строчку успехом не увенчались, зато возникла идея прогуляться и насладиться красотой наконец-то, вступившей в свои права, осени. Её мысли прервал телефонный звонок, на дисплее высветился неизвестный номер.
– Здравствуй, милая, – раздался такой знакомый голос из телефонной трубки.
Нина нахмурилась:
– Я просила так меня не называть и больше мне не звонить.
– Подожди. Прости. Я звоню по делу и кроме тебя я не знаю, к кому еще обратиться. Нам надо встретиться.
– Я даже слушать тебя не хочу, не то, что видеть. Если бы мы жили в Америке, я бы уже давно получила запретительный ордер.
– Выслушай меня. Ты слышала о деле сестер Рагозиных?
– Мне кажется, о нем слышали все. Благодаря нему наш городок засветился в федеральных новостях. Жуткая история.
– Вот поэтому нам и надо поговорить. Там есть несколько обстоятельств, ты можешь мне в кое-чем помочь.
– А какой в этом интерес у тебя? С каких пор прокурора города интересует бытовое убийство?
– Ты же видела, какой резонанс в прессе оно вызвало? У нас отбоя нет от журналистов. В нашем городе такого еще не происходило. Об этом деле пишут все, кому не лень. Естественно, на меня начали давить из Москвы. Я не понимаю, что они хотят. Убийство совершено. Преступники под арестом. Доказательств навалом. Но нет, хотят подробностей. Почему, зачем, да как. Всякие организации правозащитные подключились. А ты знаешь, они просто так уже не отвалят. Сестры молчат. Что у них там дома происходило, непонятно.
– Я тебе, конечно, сочувствую. Выполнять свою работу это так утомительно, но я по-прежнему не понимаю, причем здесь я?
– Не кусайся, дорогая. Давай встретимся и я тебе все объясню.
На другом конце телефона Нина задумалась. О деле сестер Рагозиных она прочитала всю информацию, имевшуюся на сегодняшний день. Нина хорошо себя знала и понимала, что это убийство затронуло самые потаенные уголки ее души. Ее прошлого. Ей было не просто любопытно узнать, почему они его убили. Она хотела понять, как они решились на это. Откуда у девочек-подростков, про которых многие говорили, что они очень добрые и отзывчивые, взялось столько хладнокровия. Или это было состояние аффекта. Но в это ей почему-то не верилось. Аффект сразу у троих одновременно? Нет. Здесь что-то другое. Она ломала над этим голову. И вдруг звонок Марка. Она не знала как это воспринимать. С одной стороны, появлялась возможность, узнать чуть больше. С другой – Марк. Его широкая улыбка и глаза с поволокой. Никогда еще он не приносил в её жизнь ничего хорошего. Но соблазн собрать побольше информации и увидеть его был велик настолько, что Нина, скрепя сердце, ответила:
– Хорошо, Марк. Я не знаю, что тебе от меня надо и зачем я на это соглашаюсь, но давай через полчаса на нашем месте.
– До встречи, Нина.
***
Ровно через тридцать минут Нина шла по алее одного из городских парков. Для нее главное отличие этого места от других заключалась в том, что каждый раз, придя сюда, она снова чувствовала себя девчонкой. Иногда ей казалось, что призрак юности до сих таится на этих дорожках и так и норовит подкинуть парочку приятных воспоминаний. Вот скамейка у самой кромки воды, где Нина пыталась написать свой первый рассказ, чуть подальше раскинулась аллея дубов, где она находила утешение после громких ссор с родителями. Чуть дальше на мостике, соединяющем две стороны парка, она первый раз по-настоящему целовалась с мужчиной, в которого влюбилась с первого взгляда и там же оплакивала эти отношения, спустя пару лет. Нине казалось, что за это время парк стал настоящим старым другом, негласным летописцем её истории, часть которой, кстати, не спеша прогуливалась неподалёку, и подкармливала местных уток.
Нина подошла к высокому мужчине, расправила плечи, чтобы казаться чуть выше и посмотрела ему прямо в глаза, с мстительным удовольствием, замечая, что вокруг глаз у него появились мелкие морщинки, а в волосах пробивалась первая седина. Однако к её сожалению, он все еще оставался одним из самых прекрасных мужчин, с которыми она когда-либо встречалась.
– Привет, Марк. Не могу сказать, что рада тебе, выкладывай.
– Привет, Нина. А как насчет того, чтобы поинтересоваться моими делами, хотя бы из вежливости, – сказал Марк, не прекращая подбрасывать уткам хлеб. – Но, судя по выражению твоего лица, на подобные вопросы я не могу рассчитывать.
– Говори, зачем ты меня позвал, и я с удовольствием отправлюсь по своим делам.
– Что ты знаешь о деле сестер Рагозиных? – спросил Марк, отряхивая руки под недовольным взглядом кряк, которые поняли, что большая кормежка окончена.
– Только то, что написано в интернете. Три сестры убили своего отца и после этого попросили соседей вызвать полицию. То ли потому что не хотели скрывать преступление, то ли потому что поняли, что крики отца слышали соседи и удержать все в тайне невозможно. Здесь мнение общественности сильно расходится. Когда девчонок задержали они сказали, что это была самооборона. Но, насколько я понимаю, ни доказать, ни опровергнуть этот факт пока не представилось возможным.
– В общем, да. С одной стороны все понятно, криминалисты нашли орудие убийства. Им оказался вполне обычный кухонный нож, отпечатки на нем совпали с отпечатками девочек. С другой стороны, это очень странная история. Жила-была обычная семья, на учете нигде не состояла, жалоб от соседей не поступало. Когда девчонок взяли, их сразу проверили на наркотики, но они оказались чисты. Отсюда вопрос, зачем им понадобилась убивать отца. Да, на их теле нашли синяки, но совершать убийство из-за этого?
– Кроме признания в убийстве девочки еще что-нибудь сказали?
Марк вздохнул и стряхнул со своих брюк остатки хлебных крошек, явно расстраиваясь, что хлеб подошел к концу, и ответил:
– А ничего. Они молчат. Совсем. Кто с ними только не пытался разговаривать. И следователи, и менты, и адвокаты, соцработники. Мы даже психологов разных приглашали. Все без толку. Их признание, конечно, ничего не изменит. Орудие убийства есть, показания соседей, которые слышали крики их отца есть, свидетели видели, как они выбегали из дома все в крови. Но знаешь, мне очень хочется понять мотив. Дело уже отправлено в суд, но хочется, чтобы там все обошлось без сюрпризов. Нашей репутации они не нужны. Поэтому мне очень хочется их разговорить. В общем-то, по этой причине я и пришел к тебе, Нина. Я хочу попросить тебя встретиться с одной из них.
– Марк, зачем? И чем я могу вам помочь? Я – писатель, а не психолог-консультант. – Нина растерянно улыбнулась, но в глубине души знала, чего от неё хочет Марк. Он слишком хорошо знал её и её историю. В свое время, она слишком близко подпустила его к себе и поэтому, услышав его дальнейшие слова, она совсем не удивилась:
– Нина, я уверен, что там не всё так просто. Сейчас им светит лет по пятнадцать. Но может быть, если мы узнаем, что там произошло на самом деле, что-то поменяется. И, памятуя о твоих отношения с собственным отцом, мне кажется, что у тебя может и получится с ними разговор. Я вспомнил о тебе, когда увидел одну из сестер, среднюю. Её зовут Мария. Что-то в ней напомнило мне тебя, в тот год, когда мы познакомились. Мне кажется, что стоит сделать упор именно на нее, – Марк внимательно посмотрел на Нину и попытался взять ее за руку. – Милая я хочу, чтобы ты попробовала помочь нам, но в первую очередь, конечно девочкам. Может быть, если ты им расскажешь о своем детстве, об отце, ты сумеешь их расположить к себе и они заговорят.
На секунду Нине показалась, что ей снова двадцать, и она готова согласиться на все, чтобы Марк ни предложил, но к счастью это состояние длилось ровно секунду. Она выдернула свою руку из его пальцев, и гнев начал застилать ей глаза. Не стоило ему упоминать её отца. На эти кнопки нельзя нажимать. Он знает об этом.
– Марк, ты говоришь так, как будто я уже дала свое согласие. Но нет. Я не буду ни с кем разговаривать. И помогать тебе тоже не буду. Не лезь в мою жизнь и не смей никогда, слышишь никогда говорить о моем отце! Тем более просить меня кому-то рассказать об этом! Иди к черту! – быстрой походкой Нина направилась к выходу из парка и до нее долетели слова Марка:
– Подумай, Нина, какую книгу ты сможешь об этом написать!
«Гад» – подумала про себя Нина и поспешила домой, не забыв, зайти в магазин за бутылкой вина. Без неё сегодняшний вечер ей было точно не пережить.
***
Маше было очень холодно. Она была уверена, что температура воздуха в камере была совсем ни при чем. Просто впервые за пять лет она вот уже несколько недель спала одна. Не было слышно привычного похрапывания Иришки, а в рот и нос не лезли длинные волосы Ольги, которая наотрез отказывалась на ночь заплетать косичку. Раньше она мечтала о том дне, когда она наконец-то будет спать одна в своей собственной постели. И никто не будет закидывать на неё свои руки и ноги или недовольно ворчать, что она заняла полкровати.
Но сейчас она отдала бы все на свете только для того, чтобы почувствовать тепло тел своих сестер. Она спала бы на самом краешке кровати, свернувшись в клубочек, как мышонок, а наутро и слова бы ни сказала девчонкам о том, что они мешают ей спать. Но теперь это только мечты. Всё, что у нее есть сейчас – это четыре стены, продавленный матрас и несколько книг, которые ей передал адвокат. Они ни о чем его не просила, но в их последнюю встречу, он застенчиво протянул ей небольшой пакет и сказал, что может быть чтение хоть немного оживит её. Она пробормотала тихое «спасибо» и спустя несколько минут её вернули обратно в камеру. Хотя на самом деле ей очень хотелось поговорить с ним. Рассказать, почему она оказалась здесь, что случилось в тот вечер, но ее старшая сестра Ольга строго приказала молчать. Это последнее, что она сказала ей и Ирине. Сказала, что нужно молчать, потому что никто ничего не поймет и помощи им в любом случае ждать неоткуда. И их тайна должна оставаться только их…ну и еще одного человека. Перед глазами начали проплывать воспоминания об их последнем семейном обеде. Она, Оля и Ира сидели на кухне и доедали куриные крылышки, когда на тарелке оставалось совсем чуть-чуть, Оля вскочила со своего стула, мягко покружилась по кухне и жестом фокусницы открыла дверь морозильной камеры.
– Вуаля, дамы и господа, только сегодня и только сейчас на нашей кухне особенный гость, дробь, барабанные палочки, мороженое! – Ольга рассмеялась и положила стол три вафельных стаканчика. Клубничный, сливочный и шоколадный.
Иришка, тут же разорвала упаковку и вынула мороженое, еще через секунду она откусила большой кусок. Ольга посмотрела не нее и сказала:
– Дурище, кто же так ест мороженое. Его надо есть медленно. Смаковать. Вот так смотри, – Оля облизнула мороженое и зажмурила глаза от удовольствия.
Я смотрела на девчонок, не решаясь протянуть руку к своему стаканчику. В нашем доме мороженое было под строгим запретом. И кто-то должен был напомнить девочкам об этом:
– Ира, Оля, а если папа узнает о том, что мы съели мороженое?
Они обе посмотрели на меня, переглянулись и засмеялись. Через минуту, когда смех утих, Оля ответила:
– Маш, ну как он об этом сможет узнать? Во-первых, мороженое я покупала за наличные. Во-вторых, сейчас его нет дома. И ближайшие пару часов он не появится. В-третьих, фантики мы выкинем до его прихода. И потом, сколько всего мы в тайне делаем от него? И ты думаешь, что мы спалимся на каком-то вафельном стаканчике? Ну, не будет же он нам талию сантиметром замерять? Ты меня порой удивляешь. Надо же быть такой трусихой. И вообще, ешь мороженое и не порти нам удовольствие.
– Я – не трусиха. Просто, сейчас мы точно не знаем, когда он появится, поэтому лучше бы нам сидеть потише и не нарушать правил. Но, если ты так уверена, что в ближайшее время он не приедет, то давай сюда мой стаканчик.
Девчонки снова засмеялись и после этого на кухне, на несколько минут воцарилась тишина, которая прервалась звуком, открывающего дверного замка. Иришка вскочила первая и начала метаться по кухне, думая, куда бы спрятать недоеденное мороженое. Ольга, как всегда была собрана и, быстро забрав у нас остатки стаканчиков, вместе с оставленными на столе, обертками выкинула их в мусорное ведро. Потом она замерла, обвела кухню глазами и увидела старый телефонный справочник, который пылился без дела уже сто лет, его она тоже отправила в мусорку, надеясь, что он послужит нам надежным союзником в сокрытии нашего небольшого преступления.
Когда отец вошел на кухню, он увидел своих дочерей, мирно сидевших за столом.
– Здравствуйте, мои хорошие, сокровища мои! Чем вы тут занимались? Почему я вижу пыль, а горячего обеда для любимого папочки не наблюдаю?
Ольга попыталась сказать, что мы ждали его только к ужину. Но ей нужно буквально пятнадцать минут и она что-нибудь придумает с обедом, а учитывая, что у неё такие замечательные помощницы справится она быстро и ему не придется долго ждать. Папа на удивление прибывал в отличном настроении, поэтому выслушав, сестру, благодушно улыбнулся и сказал, что ничего страшного не произошло, и он пока будет довольствоваться горячим чаем. После этого он ушел в свою комнату. Мы наконец-то выдохнули. Иришка улыбнулась и сказала:
– Фух, пронесло. Не заметил. И настроение у него сегодня отличное. Люблю такие дни.
Ольга быстро чмокнула ее в щеку и мы занялись обедом. Когда все было почти готово на кухню вернулся отец. Сел за стол, похвалил нас, сказав, что на кухне пахнет просто божественно, а после этого, обвел взглядом, кухонные полки спросил:
– Девочки, а где телефонный справочник? Он лежал на верхней полке.
Мы замерли, обдумывая ответ, но Иришка нас опередила, сказав:
– Мы его сегодня выкинули. Он был такой старый и пыльный. И кому он нужен? Только, если мамонтам, но они давно вымерли.
Отец медленно повернул голову и посмотрел внимательно на каждую из девочек, благодушие медленно исчезало из его глаз, уступая место лихорадочному блеску, не предвещающего ничего хорошо, затем он покраснел и начал кричать.
– Каким к черту мамонтам? Где справочник? Там лежит важная вещь! – после этого он поднялся и подошел к нам.
Ольга стала пятиться в сторону мусорного ведра и со словами «простите девочки, не пронесло», открыла дверцу. После этого отец ее грубо оттолкнул, вынул из мусорки справочник, покрытый розовыми, белыми и коричневыми липкими пятнами, посмотрел на нас и прошипел:
– А это, что такое?
Мороженое густой лужицей стекало по его руке.
***
После встречи с Ниной Марк еще немного побродил по парку, раздумывая, стоит ему сегодня возвращаться на работу или все-таки поехать домой, где его будет ждать вкусный обед, бокал коньяка и прелестная, готовая ко всему, Кристина в одном из своих соблазнительных халатиков. Направляясь к машине, он так ничего и не решил. И даже после того, как он завел двигатель и тронулся с места он так и не понял в какую сторону ему ехать. Он думал о Нине и их разговоре. Откровенно говоря, он не рассчитывал получить отказ. Он понимал, что она вряд ли будет рада его видеть, памятуя о том, как тяжело они расставались. Сколько времени еще должно пройти, для того, чтобы они смогли нормально общаться? Прошло шесть лет, неужели нужно ждать еще столько же? А может быть причина в том, что они слишком часто сталкивались за эти годы. В городе ее знали и любили. Его просто знали. Ее приглашали на все городские мероприятия, потому что хотели там видеть. Его звали, потому что были должны это делать. С ней общались легко и непринужденно, перед ним все больше заискивали. Она получала удовольствие от всех этих собраний, открытий, вручений. Он всё это ненавидел, но продолжал приходить. Себе он это объяснял тем, что ему все-таки небезразлично то, что происходит в городе. Но наедине с собой он признавал, что на самом деле он хотел увидеть Нину. Хотя бы издали. Нет, он не был юнцом, который увивался за дамой и не знал, что ей сказать. Видеть Нину – удовольствие особого толка. Вот она стоит, губы растянуты в улыбке, кто-то пожимает ей руку и говорит что-то смешное на ухо. Её прекрасный смех заполняет все вокруг. Издали она кажется такой цельной, такой притягательной, надежной, успешной, уверенной в себе. Но он знал, что стоит подойти поближе и заглянуть поглубже, как можно увидеть темноту, заполненную шрамами и увечьями, невидимыми для человеческих глаз. Он любил в ней эту темноту. И получал наслаждение от того, что был уверен, что он единственный человек, который знает какая она на самом деле. Он смотрел на нее пристально, ровно до тех пор, пока её прекрасная головка не поворачивалась в его сторону и они встречались глазами. Он видел ее оцепенение, оно длилось буквально секунду. Но даже этой секунды хватало, чтобы испытать уверенность, в том, что она его не забыла и он по-прежнему для нее что-то значит. После того, как вышла ее первая книга, он был уверен, что она уедет в Москву. Тем более все вокруг говорили, что у нее роман с кем-то из издательства. И вопрос о ее переезде решен. Но она всех удивила, вернувшись в свой родной город вместе с тем типом, о котором говорили. Он оказался какой-то шишкой в издательстве, уставшей от столичного шума, и перебрался вместе с Ниной сюда. Марка это совершенно не напрягло. После их расставания у нее случались романы, но никогда ничего серьезного. Поэтому, когда он услышал о том, что Нина и московский клоун поженились, всего лишь после двух месяцев совместного проживания, он был настолько взбешен, что не успел оглянуться, как уже въезжал во двор ее дома, но выходя из машины, он осознал, что сказать ему будет нечего. После их расставания, она была вправе творить все, что угодно. В конце концов, это он разорвал их отношения. О чем иногда жалел. Например, сейчас. Дело Рагозиных заставило его в подробностях вспомнить о другом деле. Личном. Нинином. Когда он увидел одну сестер, среднюю – Марию и заглянул ей в глаза, по его спине прошел холодок. Этот взгляд он однажды уже видел: отчаянный, растерянный, загнанный. Такими глазами на него смотрела Нина много лет назад. И именно в этот момент интуиция шепнула ему, что этих двоих непременно надо познакомить. Если у кого и получится разговорить Марию, то это будет Нина. И неважно, какую цену заплатит каждая из них. Собственную интуицию надо слушать, в этом Марк был абсолютно уверен. Свою блестящую карьеру от простого следователя до прокурора города он построил, опираясь на свое непревзойденное чутье, которое еще ни разу его не подводило. Поэтому Нину придется уговорить или заставить встретиться с Марией, а добровольно она это сделает или по принуждению, будет зависеть от нее. В этой ситуации для себя он видел сплошные плюсы. И девчонку, может быть, удастся разговорить, и Нина будет рядом. Их сегодняшняя встреча напомнила ему о том, как давно он не был к ней так близко. Не чувствовал ее запах и не касался кожи. Как хорошо ему, когда она рядом. Он снова и снова перебирал свои ощущения после встречи с ней, в голове стали проносится воспоминания о том, какой безумный секс у них был когда-то, как ему сносило голову, только от одного взгляд на нее. Да и что там, до сих пор сносит. Поэтому сейчас выбор для него был очевиден. Нужно ехать домой, прямиком в объятия Кристины. И сегодня ей придется простить Марка, потому что думать он будет совсем не о ней.
***
Ольга была рада оказаться в одиночной камере. Наконец-то долгожданная тишина. Если бы ее постоянно не дергали на бесконечные допросы и экспертизы, было бы вообще хорошо. Нет, конечно, ей не хватало нормального душа, телефона и свежей одежды, но сейчас без всего этого можно обойтись. Главное – она одна. Расчесывая пальцами свои длинные волосы, она думала о девочках. Об Ире и Маше. Она надеялась, что о них мало-мальски заботятся. Особенно об Иришке. Она была самой уязвимой из них троих. Сейчас Ольга ругала себя за то, что младшая сестра оказалась здесь с ними. Когда они разбирались с отцом, Иру надо заставить уйти куда-нибудь из дома. И ей бы не пришлось проходить через все это. Но она настояла на своем. Мол «один за всех и все за одного». Идиотский старый фильм. И фраза идиотская. Не надо было смотреть его с девочками. Лучше бы включила им «Том и Джерри» или еще какую-нибудь фигню и не было бы этих дурацких разговоров о благородстве и единстве. «Когда твой друг в крови…» и все прочее. Иришка обожала смотреть «Трех мушкетеров», ни один диснеевский мультик не вызывал в ней столько восхищения, как история о четырех друзьях и Леди Винтер. Она даже упросила отца купить книгу. Хотя в чем он никогда им не отказывал, так это в книгах. Главное, чтобы они были в одобренном им списке. Кстати, по иронии судьбы «мушкетеров», в списке не было. Поэтому, пока Ира не сказала, что фильм – это экранизация романа Дюма, отец об этом не знал. А он не любил чего-то не знать, особенно, когда ему прямо на это указывали. В тот вечер Иришка отделалась огромным синяком на пол-лица, зато потом ходила довольная, не выпуская книгу из рук. А Ольга в очередной раз винила себя в том, что не смогла предотвратить новый синяк у сестры. Ее сердце всегда болело за Иру. Она была самой младшей из них троих и, несмотря на это, от отца ей доставалась не меньше, чем им с Машей. Но, если они уже привыкли к тому порядку вещей, то для Иры это так и не стало частью жизни. Каждый раз, когда отец поднимал на нее руку, она широко раскрывала глаза от удивления, а потом долго плакала и поминутно восстанавливала события, пытаясь понять причину жестокости на этот раз. Как правило, она винила себя и уже через пару дней она бросалась отцу на шею и все время говорила ему, как она его любит. И это не было притворством. Она действительно его любила и верила его методам, которые он сам называл «достойным воспитанием». Ольга всегда считала, что Иришка не от мира сего, она была совершенно на них не похожа. Ее реакция на слова или поступки других людей всегда отличалась от реакции старших сестер. Казалось, что у нее был свой мир, в котором она находила убежище от реальности. И на других людей она тоже смотрела сквозь призму этого «мира». И Ольга невольно делала все для того, чтобы уберечь Иру и ее собственный купол от окружающей их действительности. Отношение к Маше отличалось. В Маше было то, что Ольге тоже бы хотелось видеть в себе. Маша была оплотом спокойствия и безразличия. Машины слезы Ольга видела дважды за все время. Первый в ту памятную ночь, о которой не хотелось вспоминать. Второй в тот вечер, когда они расправились с отцом. Иногда Ольга думала, что если бы они были стихиями, то непременно сама она была бы огнем, Иришка – воздухом, а Маша была бы самой обманчивой и непредсказуемой, спокойной и в тоже время разрушительной. Без сомнений, она была бы водой. И в тот их последний вечер, к удивлению Ольги, она превратилась в цунами.
***
Вернувшись домой, после встречи с Марком, первым делом Нина снова и снова искала в интернете подробности о деле сестер Рагозиных, но чем больше она читала статей, интервью каких- то родственников, соседей и даже одноклассников девочек, тем больше она запутывалась в собственных мыслях. Больше всего ее интересовала мать девочек. О ней не было почти ни слова, за исключением строчек «мать с дочерьми не проживала». « И где же ты проживала, мать-кукушка?» – спрашивала Нина у самой себя. Любопытство почти взяло верх. И она уже потянулась за телефоном, чтобы позвонить Марку и узнать о матери побольше, но в последний момент поняла, что этот звонок будет расценен как согласие ввязаться в это дело. С другой стороны, так ли важно было знать, чем занималась и где жила мать этих девочек. Мама Нины, например, жила вместе с ней, знала обо всем, но так и не вмешалась. И Нина ей этого так и не простила. Мысли о маме вытеснили из головы все остальные. Каждый раз Нина пыталась справиться с ними по-разному. Иногда она писала от руки в ежедневнике все то, что она хотела бы сказать своей маме, потом она вырывала страницы и спешно выкидывала их, не желая, чтобы они попались на глаза мужу. Иногда она отправлялась на пробежку, а иногда вот как сейчас она набирала горячую ванну, добавляла соль и пену, густую и ароматную, добавляла пару капель эфирного масла в воду, а рядом непременно ставила большой бокал красного вина.
Нина скинула с себя одежду, вдохнула чувственный аромат иланг-иланга и добавила к нему каплю масла пачули. После этого она не спеша погрузилась в воду, закрыла глаза, сделала большой глоток из бокала и постаралась расслабиться. Постепенно ей удалось успокоить хаос, бушующий внутри. И только слова Марка, сказанные ей на прощание, все никак не выходили из головы. «Подумай, Нина, какую книгу ты сможешь об этом написать!» – сказал Марк и Нина действительно задумалась. Она знала, что сейчас не самый творческий и продуктивный период в ее жизни. Поток идей иссяк, а те, что приходили на ум, казались заезженными и неинтересными даже ей. С другой стороны, тема любых взаимоотношений детей и родителей была ей чужда, потому что каждый раз, когда она задумывалась над этим, то понимала, что не сможет об этом писать. Нина привыкла быть честной и откровенной со своими читателями, а тема семьи была для нее подобна минному полю. Но сейчас ей казалось, что может быть пришло время. История сестер откликалась в ее сердце, затрагивала что-то запретное то о чем возможно пора написать.
Ее размышления прервал стук в дверь. В дверном проеме показалась голова мужа.
– Нина, вино в три часа дня? Поделишься поводом? – Антон окончательно зашел в ванную комнату, прислонился к стиральной машинке и сделал глоток вина.
– Привет! Никакого повода нет. Есть творческий кризис.
– И ты решила пойти по стопам всех великих, решив, что вино – лучший источник вдохновения?
– Попробуй доказать мне обратное, дорогой! – Нина засмеялась, хлопнула ладошкой по воде и ароматная пена разлетелась по ванной.
– Ладно, ладно, я понял! Но все-таки на тебя это не похоже. Впрочем, если ничего серьезного не произошло, то не буду тебе мешать. Вдруг и правда, тебе что-то придет в голову, – Антон открыл дверь, готовясь выйти и оставить Нину, но ее слова, сказанные тихо и неуверенно заставили его вернуться.
– Мне сегодня звонил Марк. И мы с ним успели встретиться.
Антон удивился. Он знал о Марке. И даже чуть больше, чем ему хотелось. Пару лет назад, когда они с Ниной начинали встречаться, она честно все рассказала об отношениях с этим человеком. Когда он переехал вместе с ней сюда, он навел о Марке дополнительные сведения, чтобы окончательно убедиться, что Нинин бывший тот еще фрукт. Впрочем, удивления у него это не вызвало. По его личному мнению и обширному опыту общения с людьми, наделенными хоть какой-нибудь государственной властью, все они были более менее похожи и не вызывали никакой симпатии, за очень редким исключением. Марк точно не входил в число исключений.
Он знал, что Нина не поддерживает с ним никакой связи. И даже, когда они встречались на каких-нибудь мероприятиях, она держалась особняком. Поэтому новости о том, что она с ним виделась, Антона удивили. И на мгновение ему даже показалась, что в нем шевельнулось что-то подозрительно похожее на ревность, но уже через секунду он обрадовался, убедившись, что ему и вправду всего лишь показалось.
– Ты сегодня встречалась с Марком, а теперь лежишь в ванне и пьешь вино. У меня есть повод беспокоиться, дорогая?
Нина пристально посмотрела на мужа и решила, что вне зависимости от того какое решение она примет он должен быть в курсе.
– Он говорил со мной о деле сестер Рагозиных.
– Это те, которые убили своего отца?
– Да.
– А причем здесь ты? – Антон нахмурился в ожидании ответа жены. Потому что он искренне не понимал, как она может быть связана с этими малолетними преступницами.
– Марк предложил написать мне об этом свою новую книгу.
