Czytaj książkę: «Служебный роман с чужой невестой»
Глава 1. Дима
Ночь любви
Я остановил байк, снял шлем и сразу увидел её.
В ярких бликах рекламных огней, будто беспечно прилетевшая на свет маленькая хрупкая бабочка, она попала в беду. Густая грива блестящих тёмной медью волос, тоненькая девичья фигурка в мини-платье, стройные щиколотки обвиты золотистыми шнурочками босоножек на высоченной шпильке. Девушка напоминала нечаянно перепутавшую мир фею. И, – да! – она была в беде.
Три подвыпивших мужика откровенно её лапали.
– Ну же, детка, не ломайся, – ухмылялся рыжий здоровяк, хватая крошку за грудь, отчего она вырывалась и осыпала его матами. – Тебе будет хорошо!
Девушка треснула его по руке и прошипела что-то неразборчивое, но жилистый брюнет все равно задрал ей и так короткое платье. Третий загораживал этих двоих отморозков и, сквозь косматую бороду улыбаясь проходящим мимо посетителям так, что даже мужчины отводили взгляд, с интересом посматривал, что делают товарищи.
Я вздохнул и, повесив шлем, перекинул ногу через байк. Разминая костяшки пальцев, медленно подошёл к бородачу. Я планировал напиться и подраться, но, похоже, порядок будет несколько иным.
– Иди куда шёл, – сверкнул жёлтыми зубами здоровяк. – Не лезь не в своё дело.
– Сожалею, – приподнял я брови, – но лезть в чужие дела – моё любимое развлечение. Отпустите девушку по-хорошему.
Бородач захохотал и, обернувшись к парням, сжимающим почти раздетую отчаянно сопротивляющуюся незнакомку, воскликнул:
– Шлюху хочет! – повернулся и дохнул на меня перегаром: – Бар у тебя за спиной. Выбери себе другую, а эта наша. Она нам за выпивку должна теперь спеть и отсосать.
– Сами себе будете друг у друга сосать! – зашипела бабочка и укусила рыжего за руку.
Он вскрикнул и, тряся кистью, грязно выругался. Второй получил шпилькой по ноге и тоже залился матом. Я усмехнулся:
– Она вам всё равно не по зубам. Даю последний шанс.
– Какой шанс? – скривился бродач и окинул меня пристальным взглядом. – Оружия при тебе нет, а против нас ты не устоишь.
Тут девушка извернулась и двинула рыжего коленом между ног. К сожалению, тот успел увернуться и, разозлившись, ударил девушку наотмашь. Я среагировал мгновенно. Коротким рубящим наградил бородача и, не успел тот, закатив глаза, мешком осесть на землю, уже отключил левой брюнета. Рыжий испуганно замер, не отрывая растерянного взгляда от неподвижных товарищей. Я посмотрел на освобождённую девушку и широко улыбнулся:
– Кто же так бьёт? Видела, как надо?
И приглашающим жестом показал на рыжего. Девчонка зло рассмеялась и, пользуясь случаем, со всей силы двинула застывшему мужику между ног. Тот тоненько взвыл и, прижав руки к причинному месту, стёк на заплёванный асфальт.
– Надеюсь, яйца у тебя потекут, ублюдок! – крикнула девушка по-русски и, повернувшись ко мне, договорила на инглише: – Теперь правильно ударила?
Я окинул взглядом её исцарапанные коленки, местами порванное платье, маленькие дерзко торчащие полушария почти обнажённой груди и покачал головой:
– Шла бы ты… домой, девочка.
Она застыла на миг, медленно покачала головой. Да, произнёс я это по-русски, и прозвучало это двусмысленно, но мне не хотелось, чтобы эта глупая бабочка привлекла на свою беспечную упругую попку новые приключения.
– Шёл бы ты на хуй, старпёр! – дерзко ответила девушка по-русски и, поправив съехавший лиф, отряхнула мини-юбку. – Одни советчики вокруг. То можно делать, то нельзя… Затрахали уже!
Я поперхнулся. Да, я не так молод, как эта мокрощёлка, но вовсе не стар, слегка за тридцатник только. Ну раз она такая бойкая, сама разберётся и со своей попкой, и с приключениями. Скривившись, я прошёл мимо неё в бар. Подраться уже успел, оставался первый пункт. Открывая дверь в задымленный зал, буркнул:
– Добро пожаловать в Нью-Йорк, бабочка. Можешь не благодарить.
И вошёл в шумное, заполненное посетителями и парами спиртного полутёмное помещение.
Забыв о неблагодарной девчонке, приблизился к бару и заказал бутыль вискаря. Пункт первый – напиться. Поехали! Но не успел пригубить второй стакан, как за спиной услышал визгливый голос Тома:
– Дэми! Ты тоже празднуешь свободу? Иди к нам!
Я мрачно посмотрел на Лени. Бармен виновато пожал плечами и ретировался. Мог бы предупредить, паршивец.
Как же не хотелось оборачиваться! Я знал, что с бывшим партнёром «празднует свободу» моя бывшая, с сегодняшнего дня, жена. Вздохнул и опустил голову: видимо, придётся подкорректировать план вечера. Напиться и подраться дважды. Подхватив бутылку и наполненный стакан, я пошёл к большому столу, за которым расположилась шумная компания. Блестящие взгляды, красные лица… похоже, они тут давно.
Глава 2. Дима
Сцепив зубы, посмотрел на Катю. Шваль! И чего ей надо было, твари?! Любил, верил, как себе, деньгами осыпал, а она… Пока я жизнью рисковал, бросала сына на няню и кутила по клубам, трахалась с кем попало. Перевёл мрачный взгляд на Тома. Сука смазливая, а не мужик. И чего она в нём нашла? Я же защищал его, когда этот трус решил развестись. Боялся собственной жены, а Катерина… Блять похотливая. Работа ей, понимаешь, моя не нравилась. И сейчас пьяно лопочет что-то, пытается задеть, курва.
– Что, защитничек? – криво заулыбалась она, – отметим нашу свободу друг от друга?
Я смотрел на нее, как на пьяную шлюху. Прыщ Том при всех жамкал ее за грудь, а у меня душа выворачивалась наизнанку. Этой грудью она кормила Максимку! Хорошо, что сына “мышка” забрала, не видит парень этого блядства. Поживёт немного в России, у крёстного и его замечательной жены, может, отступит боль от разрыва родителей.
– Что смотришь? – пьяно улыбнулась бывшая. – Эти холмики больше не твои, иди защищай кого хочешь! Как же меня заебала твоя работа! – Катя покачнулась и посмотрела на любовника: – Никогда его дома нет… Никогда! Сука, я выла по ночам, трахалась с вибратором! А когда решила начать жить, вдруг стала блядью? Сам ты блядь! Отдаёшь своё тело за деньги! Чтоб ты сдох, Дэ-э-эми!
Я молча смотрел на неё: ну и гниль. Поверить не могу, что мягкая и нежная Катенька превратилась… вот в это. Не замечая, что юбка до талии задралась, выливает на меня помои. Всё потому, что Максим на суде без колебаний заявил, что жить будет с отцом. Какую истерику Катька тогда закатила! Я ухмыльнулся. Победа за мной, шваль.
– А у него хуй маленький, – пьяно хихикнула бывшая и выставила мизинчик: – Вот такусенький… – И под дружный смех компании принялась сосаться с Томом.
Всё, меня сейчас стошнит. Я схватил бутылку, намереваясь убить щегла, как на плечо легла прохладная рука. Обнявшая меня девушка оказалась той самой языкатой бабочкой, что обматерила меня в благодарность за спасение.
Но сейчас она нежно улыбнулась и, усевшись мне на колени, прижалась губами к моему рту. Ощутив её проказливый язычок, я дёрнулся, но девочка с силой сдавила мне шею, принуждая не двигаться. Оторвавшись, посмотрела на притихшую компанию. Один из парней, друг Лени, тыкая в неё пальцем, пьяно проблеял:
– Это же… Она же…
А бабочка его перебила:
– Нам пора приступить к сладенькому, – неожиданно поднялась и потянула меня за собой. Я почему-то подчинился. И тут эта пигалица прижала ладошку к моему паху. Покосилась на мою бывшую: – Я так люблю, когда он во мне! Каждый раз кажется, что его огроменная штука порвёт меня на тысячу кусочков, но это такой ка-а-айф! – она подмигнула Катьке: – Ну ты понимаешь, да? Спасибо, что отдала его мне, сучка.
И потянула меня к выходу. Я откровенно смеялся, слушая, как вслед нам раздавались крики бывшей:
– Блядун! Козёл! Чтоб ты сдох, Дима! Чтоб ты сдо-о-ох!
Дверь хлопнула, отсекая визг бешеной самки, а я повернулся к девушке, которая с улыбкой протянула мне ладошку:
– Квиты?
Я ухмыльнулся и кивнул на свой мотоцикл:
– Подвезти до дома?
Она посмотрела так пронзительно, что в радужках её вспыхнула синева, и у меня на миг дыхание перехватило. Бабочка спросила хрипло:
– И как далеко твой дом?
Я хотел было сказать, что предложил подбросить её, как снова ощутил худенькую руку у себя на ширинке. Девушка, не разрывая взгляда, откровенно ласкала меня, водила по ткани брюк умело, откровенно, и кровь мгновенно забурлила в венах, член встал колом. Незнакомка приоткрыла губы, в темно-синих глазах отразилось откровенное восхищение:
– Джек-пот, – прошептала она. – Да у тебя в штанах торнадо, защитник.
– Защитник? – вздрогнул я. – Нет, меня зовут…
– Тс… – она прижала палец к моему рту. – Никаких имён. Ты – защитник. А я..
– Бабочка, – выдохнул я и, прижав хрупкое тело к стене, накрыл её нежные губы своими, жадно смял их, проник между ними нетерпеливым языком.
Она предлагала себя так бесхитростно, а мне необходимо было отвлечься, переключиться, начать новую жизнь. Оторвавшись, я посмотрел в затуманенные глаза бабочки, хрипло спросил:
– Ты действительно этого хочешь?
– Ты ещё сомневаешься? – так же тихо ответила девушка, прижимая мою руку к своей промежности.
Я скользнул пальцами в горячее трепещущее лоно, и бабочка громко застонала. Я тут же накрыл её рот, напиваясь её желанием, впитывая его в себя, словно возрождающаяся после иссушающей жары влага. Бабочка могла стать моим исцелением на сегодня. От яда по имени Катя.
С трудом отлепившись от незнакомки, потянул её к мотоциклу: не намерен трахаться на улице. Нацепил на неё свой шлем и, усевшись, похлопал по сиденью. Я всё ждал, что она передумает, развернётся и растает в ночи, но бабочка не только устроилась позади меня, но и, обняв одной рукой, второй принялась поглаживать мой напряжённый член.
Я завёл мотор, отчего мотоцикл оглушающе взревел и приглушил мой стон, когда юркие пальцы забрались под пояс. Мы неслись в ночи по ярко освещённой дороге, а девчонка прижималась ко мне, тёрлась о спину упругими бутонами сосков, и от растущего желания в ушах начинало звенеть. Дыхание сбивалось, я едва соображал куда еду. А когда она обхватила член и опустила кольцо из пальцев вниз, я неожиданно для самого себя расхохотался и выжал из мотора всё, на что он способен.
Это было безумие. Это была жизнь. Я лишь старался сдержаться и не кончить от дерзких движений её шаловливых пальчиков, да обещал себе, что отыграюсь на бабочке дома. Докажу, что её слова о том, что она кайфует на моём члене – лишь тень реальности! Она охрипнет от крика и не сможет подняться утром. Постанывая от нетерпения, пригнулся к рулю и постарался выжать ещё больше скорости…
Глава 3. Ева
За несколько часов до этого…
– Папа, ну, хватит! – возмущённо вскрикнула я и, закинув ногу на ногу, подалась назад так резко, что кожаное кресло отъехало от стола. – Прэскот противен мне, зачем ты это делаешь? Он не в моем вкусе. Ну, пожалуйста, дай еще немного времени.
Папа хмуро посмотрел на мой наряд: как всегда мини, все открыто, откровенно, – всё, как я люблю. Да, мне нравится эпатировать, обожаю шокировать людей своими изящными изгибами и кажущейся доступностью. А как еще привлечь к себе внимание?
– Тебе уже двадцать один, Ева, хватит этого дерьма! – дома папа говорил всегда на родном языке – на русском. – Ты или берешься за ум, или я лишу тебя всех привилегий и средств. И прощай твой звездный статус, сцена, песни и вся эта хрень! Не забывай, кто оплачивает все эти радости.
– Но, – я сложила руки на груди, закрывая откровенное декольте на плоской груди (какая выросла, что поделаешь), и надула губы, невольно вспомнив, что папа не дал мне денег на пластику. Ну, ничего, осталось недолго тебе править, папочка! – Ты меня замуж выдаешь за нелюбимого. Он же на шпалу похож! Нос, как у коршуна, нижняя губа, как вареник! Я уже взрослая и сама хочу выбрать мужа.
– Нет! – отрезал отец и грохнул по столу кулаком. Я съежилась. Если Комаров выходит из себя – это я уже перегнула палку. Он тяжело выдохнул, смахнул капельки пота со лба и спокойней договорил: – А тебе ли не все равно? – какая же у него разочарованная мина на лице. А чего ты хотел, папуля, если напрочь забыл обо мне после смерти мамы? На виски, щедро усыпанные сединой, лёг отблеск вечернего света, льющегося из окна. – Вокруг тебя одна шваль крутится, только посмей спутаться – пулей вылетишь на улицу. Забуду, что ты моя дочь!
– Шантажист! – возмутилась я и отвернулась, а про себя добавила: «Ты и так вряд ли помнишь, что я твоя дочь».
Сама виновата, нужно было привлекать внимание отца не баловством и шалостями, а примерным поведением и хорошими оценками, как делают это ванильные девочки. Гордость отцов – именно их папа всегда приводил мне в пример. Но что поделаешь, если я уже свыклась со своими привычками и не желаю строить из себя примерную? Я люблю жить на широкую и экстремальную ногу. Не могу я без этого! Мне нужна музыка, драйв, свет прожекторов, шалости.
О, да-а-а! Как я обожаю вредничать и капризничать, кто б знал. Как подумаю, что папа меня выбросит из семьи и отправит к бабуле в Россию, в глухую деревню Хацапетовку, как грозился, когда зол, то… Нет, лучше уж замуж. Перетерплю годик, а потом устрою муженьку «веселую» жизнь. Он сам на развод подаст. Прыгнет в постель к другой и освободит меня от своего присутствия. Папа его быстро выбросит на улицу! Если Прэскот изменит, ему не жить. Но осталась одна малость. Как выдержать секс с противным мне мужчиной?! Фу… Стоит только представить этого щуплика пыхтящего надо мной, так появляется рвотный рефлекс.
– Веди себя прилично, Ева, – папа навис над столом и сурово кивнул моему личному псу – охраннику негру, что не отходил ни на секунду. Глядя на меня, закончил устало: – Через час чтобы была на помолвке, одетая, как нежный одуванчик, а не как дешёвая шлюха. Ясно?!
– Конечно, папочка, – спокойно ответила я, растягивая искусственную улыбку. Обязательно буду одуванчиком. Таким, что закачаешься. Не-е-ет, упадешь со стула, если будешь сидеть, а если нет – придется сесть.
Я выпрыгнула из кресла, сверкнув голой ягодицей, подмигнула охраннику, который и так уже был на грани, явно желая сменить работу из-за моих выходок, не говоря уже о попытках улизнуть, и побежала к себе: выбирать наряд к помолвке. Бу-га-га. Прэскот будет рад одуванчику. С отравленными колючками.
Я распахнула шкаф и стала вышвыривать платья.
Тэкс, это не то… сильно скучно. Это тоже не то. Банально. Это? Не-е-е… Что же надеть? Я перебирала шмотки и напевала свою новую охренительную песню. Чудить – лучшая защита от грустных мыслей, потому я никогда не унываю и никогда не затыкаюсь. Люблю поболтать безу-у-умно. Так я не слышу свои мысли и могу притворяться сучкой.
Выбрав несколько цветастых нарядов, я позвала личного негритенка в два метра ростом, с косой саженью в плечах и заставила его смотреть на мои переодевания. Да, я вредная! Но надо для дела. Он мужик нормальный, вроде не гей, а мне позарез нужна правильная реакция.
Когда Билл психанул и торопливо покинул комнату, я поняла, что попала в точку. В зеркале отражалась, если не проститутка, то ночная бабочка гарантированно. Отлично!
Теперь обувь. Да-а-а… Золотые босоножки, мои любимые, ноги в них будто от ушей растут, а коротенькая юбка оказывается в легкой доступности. Руку протяни – можно помацать ягодицы, приподнять край, залезть в трусики. М-м-м… Как же я давно этого хочу! До смерти надоело ласкать себя пальцами. Хочу мужика! Нормального, сильного, такого, чтобы дым из ушей!
Красилась я долго, наводила стрелки, укладывала волосы, позволяя им распуститься природными волнами на открытых плечах. Послала себе поцелуй в зеркало и пошла к гостям. Готовься, женишок! Джонси вышла на охоту. Сам же дал согласие женится на мне, теперь придется терпеть. А издеваться я буду над тобой педантично: с чувством, толком и расстановкой.
Глава 4. Ева
Когда я спустилась в холл, забитый гостями в изысканных дорогих костюмах, гул резко стих, и почти все головы повернулись в мою сторону. В том числе обернулись мой отец и проклятый Пре-е-ескот.
Жених прищурился и, криво усмехнувшись, облизнулся, а папа округлил глаза и, почти швырнув бокал с шампанским на поднос прислуге, грозно двинулся мне навстречу. Как настоящий разъяренный медведь! Он протащил меня через весь зал, сильно сдавливая плечо, а затем втолкнул в кабинет и заорал:
– Ты совсем тупая, Ева?!
– Ну, пришла же, – я прислонилась к стене и, отставив ножку, словно шлюха, хитро заулыбалась. – Еще скажи, что жениху не понравилась. Он слюни до сих пор на свою пипирку наматывает, можешь поверить. Что тебе не нравится, па-па?
– Все не нравится, – он зацепил пальцем мой локон и откинул его в сторону. Совсем сухо и подавленно сказал: – Мама в гробу бы перевернулась, если бы тебя вот такой увидела.
Зря он это сказал, вот зря-я-я…
– Мамы у меня нет, – сказала я тем же шаловливым тоном. Не увидит он моих слёз, потому что не поймет их. – Мог бы мне другую “маму” прикупить. Всё продаётся и покупается! Меня вот можно продать. Так почему себе женушку выгодную не приобрёл?
Сначала огонь обжег щеку, потом голова повернулась в сторону, и только после я осознала, что папа сделал то, чего никогда не делал… Ударил меня.
Наверное мои глаза загорелись от ненависти, потому что отец сжал ладонь в кулак и отступил, виновато опустив голову.
– Прости, Ева, я не хотел… Ты сама довела.
– Иди ты! – огрызнулась, прижимая руку к щеке, а затем проорала ему в лицо: – Я выйду за Прэ-э-э-скота, если ты так хочешь! Если тебе совсем на меня плевать – хорошо! Но не проси у меня прощения, его ты не дождешься и после моей смерти!
Я выскочила из кабинета, гордо подняв голову. Гости встретили меня удивленными взглядами, а ненавистный жених вышел навстречу и подал руку. Я же криво улыбнулась и громко заявила:
– Я хочу писать. Проводишь меня в туалет? Может, еще попу подотрешь ради папиных денег? – и премило улыбнулась. Мужчину перекосило, а я, пользуясь его замешательством, бросилась к выходу. Когда выбежала на улицу, заметила, что мой личный негритенок, как всегда рядом. Чтоб его кирпичом трахнуло!
Ночь была прохладной, ласкала кожу, хотя мне это не помогало. Я бесилась и едва не взрывалась от гнева. Шла по дорожке, неистово втыкая шпильки в плитку, и думала, как избавиться от давлеющего на душе балласта. Яркая мысль чуть с ног меня не сбила, потому я резко встала и, резко развернувшись, накинулась на негра. Полезла к нему в объятия, как обезьяна, закинула ноги на широкие мужские бедра и принялась неистово целовать. Он попытался меня скинуть, срывал с себя, словно банный лист, а я снова тянулась и притворялась похотливой сучкой.
Я знаю, что у него есть жена, потому, когда Билл, заорав благим матом, оттолкнул меня, возликовала.
– Ты меня изнасиловать пытался! Я папе расскажу!
– Что?!
– Все вы козлы похотливые! – я показала на наружную камеру и растянула губы еще шире. – Буду жаловаться!
– Да ты… – негр отступил ошарашено, но достойно принял бой. – Иди в дом, Ева. Твои игры уже не работают. Все знают, что ты дерзкая пигалица без тормозов.
– Так и есть! – я хищной пантерой подступила ближе, потянула к нему ладонь, а потом дернула коленкой и со всей дури влепила ему между ног. Билл простонал «Fuck!» и согнулся. – Прости-прости… Надеюсь, дети у тебя еще будут!
Мужчина замычал, а потом я заметила у него за пазухой пистолет. Выдернула из кобуры пушку и шваркнула охранника по затылку, отчего он рухнул на дорожку, как мешок с цементом. Придавил мне палец на ноге, громила! Больно же…
– Это было жестоко, знаю… – я проверила его пульс. Живой. Фух. Бросила рядом оружие и помчалась к ограждению. Через ворота не получится выбраться – там быстро поймают папины шавки, придется через забор лезть. Меня это не остановит! Моя невинность уроду-Прэскоту-противному не достанется! Выкуси, папочка!
Глава 5. Дима
Ночь любви
Не знаю, как я дотерпел. В паху ныло и горело так, словно мне шестнадцать лет и я впервые пожамкал пупырышки под кофточкой у одноклассницы. Едва слез с мотоцикла, сразу закинул смеющуюся бабочку на плечо и, как есть, с расстёгнутой ширинкой и торчащим стенобитным орудием наперевес, потащил к себе. Благо, сейчас ночь, и я никого не встретил.
Квартирка у меня небольшая, но в благополучном районе. Всего две комнаты, зато есть камин и панорамное окно, у которого бабочка и зависла. Я же скинул с себя футболку и кожаные брюки и, как есть в костюме Адама, приблизился к ней со спины. Ещё раз поразился, что она практически запрыгнула на меня: маленькая, яркая и очень дерзкая бабочка!
Мои руки легли ей на грудь, слегка сжимая, и девушка застонала, приникла ко мне спиной, обхватила ладонью стоящий торчком член. Я сквозь ткань сжимал и слегка выкручивал тугие бутоны сосков, и бабочка извивалась, подставляясь под мои руки, ненасытно требуя ещё ласки. Словно она была ещё возбуждённее меня, и от осознания, что меня так страстно хочет эта малышка, сносило крышу.
Я запустил руку ей под юбку. Честно ожидал, что она ударит, отпрянет, одумается и попытается выскользнуть, но бабочка раздвинула ноги, чтобы мне было удобнее её ласкать. Ах, какие у неё маленькие аккуратные складочки внизу! И тугой бугорок возбуждённого клитора, который аж пульсирует под моими пальцами.
Так приятно ласкать, гладить её влажные от любовного сока лепестки! Я не удержался и, поднес руку к губам, облизал свои пальцы, провёл ими по её губам. Бабочка жадно обхватила мой палец и принялась посасывать. Я зарычал от перевозбуждения, смял ягодицу, а бабочка выгнулась и, поймав мои губы, обожгла горячим дыханием:
– У тебя есть презерватив?
Я хмыкнул:
– У меня не меньше сотни!
И это чистая правда: пачка презиков лежала на тумбочке у кровати. Катя не хотела второго ребёнка, и приходилось пользоваться резиновой дрянью. Не любил я это: словно через скафандр целуешься. Но, разумеется, использовал. Ради неё и её желания. Да пошла Катька на хуй! Сейчас я трахну чуткую трепещущую в моих руках девчонку, а не шлюху, которая с мужем ебалась с презиком, а потом притащила домой букетик венеры!
Подхватил бабочку на руки, – какая же она маленькая! – и отнёс к кровати. Уложил на матрац, стянул юбчонку, обнажая стройные бёдра, провёл нежно по выступающим косточкам: как подросток! Вздрогнул:
– Сколько говоришь тебе лет?
– А тебе? – игриво переспросила бабочка.
– Тридцать два, – буркнул и потребовал. – Говори!
– Паспорт тоже показать? – протянула она, стягивая трусики и бесстыдно разведя ноги в стороны.
У меня при виде её лона словно в голове что-то переключилось, кровь забурлила, перед глазами на миг потемнело. Сдаваясь, я приник губами к её влажным терпко-сладким складочкам, терзая их, проникая в горячее лоно языком.
– Хорошо, – прошептала бабочка. Она выгнулась и, вцепившись мне в волосы, простонала: – Как же хорошо! Двадцать! Мне двадцать… О-о-о-о! Два… Двадцать два… Да!
Я врывался языком в её лоно, ласкал, мучил до тех пор, пока девушка не вскрикнула и, сжав мою голову, содрогнулась всем телом, а после обмякла. Лишь постанывала тихо и счастливо улыбалась. Я с рыком переместился выше и, натянув презерватив на колом стоящий член, хрипло проговорил:
– Теперь моя очередь!
И ворвался в неё одним движением: в горячую, узкую норку, да замер от восхищения. Как же приятно! Я ощущал, как мышцы её женского естества ещё содрогаются от пережитого оргазма, и это сводило с ума. Я приник губами к её рту и, страстно поцеловав бабочку, прошептал:
– Прости, у меня не получится… быть нежным… я слишком возбуждён.
– К ядрени нежность, – зло посмотрела на меня бабочка и, вцепившись ноготками в мои ягодицы, прошипела: – Трахни меня уже! Я едва не кончаю…
Просить меня дважды не нужно. Я потянулся назад, чтобы войти в неё снова, и бабочка подо мной извивалась, крича и ругаясь матом. А я не мог остановиться. Словно закружило в адском буране охренительно ярких чувств, скрывая мысли, затуманивая разум. Остались лишь животные инстинкты и влажные порочные шлепки. Я едва волком не выл: как же узко! Как же кайфово!
– Я кончаю, – хриплю, не в силах противостоять надвигающейся волне, сносящей мозги, выворачивающей меня низнанку.
– Да кончай уже, мать твою! – раздирая мне спину в кровь, рычала моя хищная бабочка, но всё равно опередила меня.
Задрожала, глаза её заволокло влажной темнотой, из горла вырвался крик. Но я уже понимал, что она пытается сказать, меня будто штормом швырнуло на скалы, разбило словно утлое судёнышко, и миг острого оргазма едва не лишил меня возможности дышать.
Я упал на бабочку, и она захрипела, заколотила кулачками по моим плечам:
– Тяжёлый, как медведь!
– Прости, – перевернулся я и, глядя в потолок, рассмеялся. – Херассе, бабочка. Так я ни с кем не кончал.
Она перевернулась на живот и, подперев рукой голову, посмотрела хитро:
– Правда?
Я кивнул. Мне было так хорошо… и член всё ещё стоял. Я честно признался:
– Ещё хочу.
– Ум-м-м, – протянула бабочка и сползла по кровати ниже.
Через секунду я ощутил, как тонкие шаловливые пальчики сняли использованный презерватив, а вместо него головку обхватили горячие влажные губки.