Czytaj książkę: «Забытый книжный в Париже»

Дейзи Вуд

Czcionka:

Daisy Wood

THE FORGOTTEN BOOKSHOP IN PARIS

Печатается с разрешения автора и литературных агентств BookEnds Literary Agency и Nova Littera SIA

Оформление обложки Половцев Василий

* * *

Об авторе

Дейзи Вуд работала редактором в издательстве детской литературы, а потом сама начала писать книги. Она защитила диплом по специальности «английская литература» и имеет степень магистра гуманитарных наук в области литературного творчества, которую получила в Лондонском городском университете. Она является автором нескольких книг в жанре исторической художественной прозы для детей. «Забытый книжный в Париже» – ее второй опубликованный роман для взрослых. Она живет то в Лондоне, то в Дорсете, и, когда не прячется в Лондонской библиотеке, ее часто можно видеть в различных парках с собаками пород пойнтер и бассет-хаунд.

Посвящается Патрику и Нику, а также памяти более одиннадцати тысяч еврейских детей, арестованных во Франции в 1942–1944 гг. и отправленных в концлагерь Освенцим, где они были умерщвлены

От автора

Представленное ниже произведение – это художественный вымысел. До сего дня не выявлено подтвержденных фактов существования в Париже книжного магазина с потайной комнатой, в которой укрывались беженцы, хотя известно, что в подвале некоего книжного магазина печаталась подпольная газета. Тем не менее я попыталась с предельной аккуратностью и точностью воссоздать исторический фон. Немецкие войска вошли в Париж 14 июня 1940 года, и город находился под их оккупацией до 15 августа 1944 года. Франция оказалась поделенной на две части: север страны считался оккупационной зоной под контролем Германии, на юге обосновалось новое французское правительство с резиденцией в Виши, исполнявшее приказы нацистов. На протяжении всех этих долгих четырех лет парижан унижали, притесняли и морили голодом. Продукты питания экспортировались из Франции в Германию, и пути снабжения на территории страны находились в руках немцев. Одна из самых первых и наиболее влиятельных групп сопротивления возникла в Музее человека (Musée de l’Homme). Его директор, антрополог Поль Риве, был ярым противником нацистской теории о превосходстве арийской расы. Искусствовед Аньес Умбер, входившая в данную ячейку, в своих мемуарах Résistance («Сопротивление») рассказывает о мужестве и стойкости тех, кто боролся за свободу.

Есть еще две книги, которые, на мой взгляд, представляют особый интерес: Journal («Дневник») Элен Берр, в котором оккупация описана с точки зрения еврейской студентки в Париже, и Curfew in Paris («Комендантский час в Париже») Нинетты Джакер (к сожалению, больше не издается). Англичанка, вышедшая замуж за итальянца, она сумела избежать депортации в Безансон и оставалась в Париже на протяжении всех лет оккупации. Я также взяла на себя смелость написать о реальном человеке – аббате Франце Штоке, которого называли «тюремным архангелом». Немецкий католический священник, он опекал узников таких нацистских тюрем, как форт Мон-Валерьен, Санте и Шерше-Миди, стал свидетелем около двух тысяч казней и с риском для собственной жизни приносил заключенным еду, книги и помогал им поддерживать связь с родственниками.

Душераздирающе трагична участь еврейских детей во Франции в годы Второй мировой войны. Уже в самом ее начале в детских приютах находились сотни осиротевших маленьких евреев, чьи родители были убиты или попали в лагеря. Члены еврейского скаутского движения, различных благотворительных организаций, местных объединений и частные лица делали все возможное, чтобы надежно спрятать этих детей или вывезти их в Швейцарию. Около семи тысяч еврейских детей во Франции были спасены, однако более одиннадцати тысяч за период 1940–1942 гг. были отправлены в Освенцим. Многие сразу же по прибытии погибли в газовых камерах. Розыском и выслеживанием маленьких евреев занималась французская полиция, и это – позорная страница в истории французского народа.

Но важно помнить прошлое, сколь бы болезненным ни был этот процесс, дабы человечность и доброта продолжали жить в наших сердцах и дух гуманизма, объединяющий нас во времена тяжких испытаний, не угасал.

Пролог

1939 год

Жак обводит взглядом пыльный, пустой, заброшенный магазин, представляя, как он здесь все обустроит. Агент по недвижимости вещает что-то про удобное местоположение и большой поток покупателей, а он, слушая вполуха, воображает будущее. В облицованном деревом шестиугольном холле, где они сейчас стоят, он расположит кассу и, возможно, несколько полок с красивыми канцелярскими принадлежностями. Просторную комнату в правой стороне, с высокими венецианскими окнами, которые выходят на улицу, он сделает главным залом: по стенам будут стоять стеллажи, в центре – витрина с первыми изданиями, когда он найдет деньги на их приобретение. Можно добавить несколько табуретов, чтобы посетители имели возможность сидя полистать книги. Тут и там светят лампы, играет тихая приятная музыка. Слева от холла несколько ступенек ведут в более уютную комнату с пузатой печкой, где он поставит вращающийся стол с детскими книжками, рядом разбросает на полу подушки и, может быть, выложит кулинарные книги, открыв одну из них на странице с особенно соблазнительным рецептом. Его магазин станет редкой жемчужиной. Зимой, когда хлещет дождь, здесь будет тепло и уютно; летом – свежо и прохладно, и ветер в открытые окна будет приносить запах выпечки из пекарни на противоположной стороне площади. Спокойная, приветливая атмосфера будет действовать умиротворяюще на растревоженные умы посетителей. Сам он будет неназойливо наблюдать со стороны, поможет советом, если нужно, но не станет навязывать свое присутствие: пусть роются в книгах сколько душе угодно, ищут своего автора, который затронет струны их души, погружаются в чтение истории, более яркой и волнующей, нежели обыденная действительность. Жак охотно разделит с ними эти радости. Своему магазину он даст название La Page Cachée – «Спрятанная страница», – ведь кому, как не ему, знать, что между передней и задней обложками любой книги таится настоящее волшебство.

По словам агента, прежде в этом магазине торговали женскими шляпками и чулками, но его бывшая владелица, вдова, переселилась в Довиль. Квартира, в которой она жила, находится в этом же здании, двумя этажами выше, и тоже сдается внаем, если Жаку это интересно.

– Да, интересно, – не колеблясь отвечает он, даже не спросив про стоимость аренды. – Я сниму оба помещения. – Потому что Судьба улыбнулась ему, предложив исполнить мечту, которую он лелеял уже пять лет с тех пор, как начал продавать книги: открыть собственный книжный магазин.

К тому времени он уже влюбился в Матильду, хотя общался с ней всего один раз. Она работает куратором в «Музее человека», расположенном по другую сторону от Триумфальной арки. Правда, внешне она больше похожа на кинозвезду, нежели на ученого. Она захаживала в магазин, где он прежде работал. Искала книги по египтологии. И как-то раз между ними завязалась беседа, которую после Жак несколько дней вспоминал во всех подробностях. Встреть он Матильду в любом другом месте, ни за что не посмел бы к ней приблизиться – она слишком великолепна, – ну а в книжном магазине сам бог велел поговорить о книгах. И они поговорили о книгах, а потом о ее работе и различных выставках, которые планировалось организовать в недавно модернизированном музее. Их задача – собрать все, что определяет человека, объяснила ему Матильда, обозначить отличия и общие черты, объединяющие людей. Она еще прекраснее, когда о чем-то оживленно рассказывает: карие глаза горят энтузиазмом, роскошные губы изгибаются в улыбке. Жак согласился, что в столь тревожные времена, когда в Германии происходят пугающие события, это более чем благородная цель.

Очень скоро он становится завсегдатаем музея. Они с Матильдой подружились, регулярно обедают вместе. Поедая багеты в садах Трокадеро, обсуждают общество в Самоа и ритуалы, знаменующие вступление в пору зрелости, у различных индонезийских племен. Он дарит Матильде цветы, приносит книжные новинки, которые, как ему кажется, должны ей понравиться. Однажды дарит новые перчатки, потому что свои она забыла в метро. По ночам он грезит о том, как подхватывает ее на руки и переносит через порог «Спрятанной страницы», хотя в действительности он даже поцеловать ее не отваживался из страха разрушить их дружбу.

Книжный магазин начинает приобретать очертания. Случилось так, что его друг Анри, плотник, работал в одном особняке на бульваре Осман, который перестраивали в многоквартирный жилой дом, и Жаку удалось заполучить доски из роскошного дуба. За несколько вечеров и выходных Анри делает из них стеллажи в самой большой комнате, а также мастерит складную лестницу. Книги Жак разместит на всех полках от пола до потолка и будет точно знать, где какую найти. Долгими часами он изучает издательские каталоги, а потом на свои сбережения и банковские кредиты заказывает книги у оптовика. Пока Анри шлифует и покрывает лаком пол, Жак прочесывает блошиные рынки в поисках ковров и ламп. Он переселяется в квартиру, которая расположена над магазином двумя этажами выше. Все его пожитки – это матрас, который он кладет на пол, несколько горшочков и кастрюль. Черный ход магазина находится на первом этаже здания, в котором он живет, поэтому, бывает, его нога по нескольку дней не ступает на улицу. Каждое утро у его порога появляется бродячая полосатая кошка и, мяукая, выпрашивает еду. Он называет ее Милой, у печки ставит для нее корзину.

Магазин почти готов к открытию. Жак думает о том, как бы признаться Матильде в своих чувствах. Он ей вроде нравится. Вместе они посетили несколько выставок, ходили в кино, за блинами с бретонским сидром обсуждали наскальные рисунки бушменов¹, обнаруженные в горных районах юго-западной Африки. У них одинаковое чувство юмора, оба разделяют беспокойство по поводу разгула фашизма и гонений на евреев. Не будь Матильда столь прекрасна, ему было бы легче открыть ей свои чувства, но разве такую незаурядную женщину может заинтересовать страдающий астмой близорукий книготорговец с неясными перспективами? У нее, должно быть, отбоя нет от поклонников. Однако магазин придает Жаку смелости: по крайней мере, теперь ему есть что ей предложить. Про «Спрятанную страницу» он ей пока еще вообще не упоминал; думал, что расскажет про свою тайную страсть после того, как магазин будет готов принять первых покупателей. Однако если в скором времени он не поговорит с Матильдой, то просто взорвется.

И вот как-то теплым весенним днем, когда вишни стоят в цвету, он встречает ее у музея по окончании рабочего дня. Прогулочным шагом они идут к Триумфальной арке, и Жак, собравшись с духом, делится с ней своими мечтами о будущем. Матильда слушает внимательно, понимая всю важность момента. Кажется, что воздух вокруг трещит от невидимого грозового разряда, сам город со всеми его звуками растворился, есть только он и женщина, с которой Жак хотел бы прожить вместе до конца своих дней. Они приближаются к площади Доре, где, словно маяк, сияет в полумгле ажурный уличный фонарь. В окне «Спрятанной страницы» горит лампа, над входом сверкают золотые буквы новенькой вывески. Жак достает ключ, но из-за того, что нервничает, излишне долго возится с замком. Наконец он отпирает дверь и предлагает Матильде войти в магазин. Здесь все именно так, как он изначально представлял: оазис покоя, наполненный историями, которые ждут своих читателей.

Матильда в молчании обходит комнаты одну за другой, подмечая каждую деталь. Кошка Мила вьется у ее ног, а Жак ждет, затаив дыхание. Иногда Матильда берет с полки какую-нибудь книгу, разглядывает переплет, поглаживает тисненый корешок. С учетом самого Жака и Анри, она лишь третий человек, кто видел этот книжный магазин во всем его великолепии.

– Невероятно!.. – произносит Матильда, поворачиваясь к нему.

И Жак, увидев восторженный блеск ее глаз, понимает, что настало время ее поцеловать. Обеими руками он обвивает ее за талию и привлекает к себе. Губы у нее мягкие и сладкие, как он и представлял.

– Дорогая Матильда, я полюбил тебя с первой нашей встречи, – признается Жак, когда снова обретает дар речи. – Не беспокойся, тебя это ни к чему не обязывает. Я не жду, что ты чувствуешь ко мне то же самое. Просто должен был признаться тебе. Мир для меня стал другим, потому что в нем есть ты, и, когда мы вместе, я тоже становлюсь другим. Когда ты рядом, мне кажется, что я горы могу свернуть. Этот магазин… – Жак широким жестом обводит вокруг. – Он появился благодаря тебе. Я старался ради тебя.

Матильда улыбается ему, и он, обрадованный, расплывается в улыбке. По крайней мере, теперь она знает, и, судя по ее лицу, его слова в ужас ее не привели.

– О Жак, – произносит она, глядя ему в глаза, – разве ты не заметил, что я тоже в тебя влюблена?

– Правда? – изумляется он.

– Правда, – со смехом отвечает она. – Как же я могла не влюбиться в тебя? Ты умный, добрый, с тобой я могу говорить буквально обо всем. Тебе интересно, что я думаю, что собой представляю, как выгляжу. Мы с тобой родственные души. До тебя я ни разу не встречала человека, который бы так хорошо меня понимал. – На мгновение она прикладывает ладонь к его щеке. – А эти твои ямочки ну просто неотразимы.

Они снова целуются, и Земля как будто замирает, перестает вращаться. У Жака есть все, чего он желал: кажется, протяни руку – и вот он рай, и все же где-то глубоко в душе сидит страх, что столь блаженное счастье не может длиться долго, что боги, неожиданно улыбнувшиеся ему, передумают.

Вскоре после того волшебного вечера он кладет в рюкзак бутылку шампанского, в карман сует бабушкино обручальное кольцо и, взяв Матильду за руку, просит ее стать его женой. Они сидят на ступеньках базилики Сакре-Кер, у их ног простирается в мерцающем мареве Париж.

– Конечно, – соглашается она, одновременно смеясь и плача. – Пожалуйста, возьми меня в жены. Я буду безгранично счастлива.

В первых числах сентября они регистрируют свои отношения в городской ратуше, а потом между воскресными службами проходит скромная церемония бракосочетания в церкви. Под звон колоколов они выходят из храма на залитую солнцем улицу и узнают, что Великобритания и Франция вступили в войну с Германией. Это одновременно самый лучший и самый худший день в жизни Жака. Страх потерять Матильду столь же велик, как и любовь к ней. А любовь его бесконечна.

– Мне даже думать страшно, что мы можем быть разлучены, – тихо говорит он ей в ту ночь, ведя пальцами по выпирающим позвонкам на ее спине. – Ты мне нужна как воздух. Я просто не смогу существовать без тебя.

Она отстраняется, чтобы лучше видеть его лицо.

– Мое сердце всегда будет принадлежать тебе, даже если вдруг мы окажемся не вместе. Возможно, нам придется разлучиться, но ты не сомневайся, Жак: я люблю тебя и всегда буду твоей – душой и телом.

– Не надо сейчас об этом.

Жак накрывает ее рот ладонью. Он еще не готов для такого разговора, пока не готов.

* * *

Следующие несколько месяцев Франция с замиранием сердца ждет, когда и где нападет Гитлер. Жака, к его постыдному облегчению, признали негодным для военной службы по причине астмы, однако Анри призван в армию и отправлен в учебную часть. Следующей весной немецкие войска занимают Бельгию и Люксембург, а в мае, прорвав французскую линию обороны, вторгаются в страну и доходят до побережья Атлантики. В июне самолеты люфтваффе бомбят Париж, спровоцировав массовый исход из столицы.

– Может, нам тоже уехать? – предлагает Матильда. – Например, в Прованс. Там живет мой кузен, Пьер. Мы могли бы пожить у него.

– И оставить Париж на растерзание немцам? – возражает Жак. – Мы не можем бросить наш дом и бежать. Да и мама не вынесет дальней поездки.

Его мама страдает от некоей загадочной болезни желудка, катастрофически теряя вес.

Все вокруг них бегут, нагрузив пожитками автомобили и велосипеды, ручные тележки и тачки. Дороги забиты машинами, которые из-за столпотворения не могут тронуться с места. Беженцам негде преклонить головы, они испытывают нехватку еды, по сути, идут куда глаза глядят. Всеми владеет лишь одно безумное желание – поскорее выбраться на юг до прихода немцев. Во всеобщем хаосе родные теряют друг друга, старики и дети умирают от изнеможения и обезвоживания или погибают в давке; процветает воровство, люди кулаками завоевывают себе место ночлега. Беженцев бомбят, обстреливают из пулеметов. Читая сообщения в газетах, Жак и Матильда радуются, что остались дома. Вскоре к ним переселяется мать Жака. Подозрения врачей подтверждаются: у нее рак желудка, дни ее сочтены. В любом случае никакой переезд она бы не пережила. Жак не намерен оставлять свою «Спрятанную страницу» на разграбление нацистам. Матильда полна решимости продолжать работу в музее, пока это возможно.

К июню французская армия разгромлена, правительство покидает Париж. Маршал Петен объявляет, что столицу оборонять никто не будет, и спустя несколько дней Жак с Матильдой, держась за руки у Триумфальной арки, наблюдают за вторжением немцев.

Одни идут строевым шагом, другие едут верхом на лошадях, на танках, на мотоциклах, в грузовиках и лимузинах. Серо-зеленая форма бошей² (хотя теперь это слово считается оскорблением) всюду, уличные вывески написаны на немецком языке, на балконах и общественных зданиях развеваются флаги со свастикой.

В первые дни оккупации поджигают резервуары с горючим, и город затягивает густой смог, а потом льет грязный дождь, и почерневшие тротуары, на которых осела копоть, становятся склизкими. Париж в трауре, думает Жак, небеса льют черные слезы. На улицах неестественно тихо: загрязненный воздух поубивал птиц, а напуганные люди боятся выходить из дома.

– Слыхал? – в один из дней спрашивает его Матильда, влетая в квартиру по возвращении с работы. – Петен попросил у немцев перемирия! Сдается безо всякого сопротивления! Мне стыдно, что я француженка.

Постыдная капитуляция – позор для всей нации, но на людях сказать об этом никто не смеет. Отдан приказ по ночам соблюдать строгую светомаскировку, введен комендантский час. Магазины закрыты, автобусы больше не ходят, даже часы переведены на германское время. Тишину нарушают лишь чеканный шаг военных сапог и песни, которые немецкие солдаты исполняют под марш. Ein, zwei, drei. Halt! Вид немецких солдат, печатающих шаг на Елисейских полях, Матильду приводит в ярость, а Жак испытывает отчаянную печаль, словно чья-то рука в черной перчатке сжимает его сердце.

Но немцы, по крайней мере, ведут себя прилично, говорит мадам Бурден, консьержка в многоквартирном доме, где живет Жак. Солдаты дисциплинированны: не мародерствуют, не насилуют, не бесчинствуют. Да, бывает, курят в метро и нагишом купаются в Сене, но Париж им как будто нравится, а на многих из них – тут уж никто не поспорит! – любо-дорого посмотреть: рослые, симпатичные.

В последующие дни в городе устанавливается странная атмосфера нормальности. Бежавшие на юг парижане постепенно возвращаются и, пряча глаза от стыда, налаживают свою жизнь при новом режиме. Анри тоже вернулся. Ему удалось скрыться в лесах Эльзаса и затем самостоятельно добраться до дома – в отличие от многих его товарищей, попавших в немецкие лагеря для военнопленных. Петен, возглавивший марионеточное правительство, которое обосновалось в Виши, на территории так называемой свободной зоны, исполняет приказы нацистов.

Создается впечатление, что бошей в Париже интересует только шопинг. Валютный курс установлен в их пользу, и они опустошают магазины, скупая товары по дешевке. Редко можно встретить немецкого офицера, который бы не нес под мышкой сверток, а то и три. Носильщики на вокзале только и успевают подвозить к поездам, следующим в Германию, доверху груженные тележки. Горючее в большом дефиците, частных автомобилей на улицах больше не видно, зато всюду громыхают грузовые автофургоны, перевозящие ковры, мебель, картины, постельное и столовое белье, одежду и драгоценные украшения из квартир, реквизированных новыми властями. Париж обескровлен, обобран до нитки: нацисты пируют, объедаясь сливочным маслом из Нормандии и колбасой из Тулузы, упиваются вином из долины Луары. Гитлер говорит, что каждый немецкий солдат должен хотя бы раз побывать в Париже, и немецких солдат целыми автобусами подвозят к Триумфальной арке, собору Парижской Богоматери и базилике Сакре-Кер, где они фотографируются и покупают сувениры у уличных торговцев. Жак снова открывает свой магазин и обнаруживает, что у него появилась новая прибыльная статья дохода – продажа открыток и путеводителей. Матильда требует, чтобы он не обслуживал немцев, но что это даст? Дювали ведь должны как-то выживать, да и мамино лечение обходится недешево.

Оцепенелый от безысходности, Жак эти нескончаемые дни живет как во сне, но Матильда преисполнена яростной, неукротимой энергии. По ночам они с Жаком спорят – шепотом, чтобы мама не услышала. Жизнь полна лишений: введено нормирование продуктов, и женщинам приходится часами стоять в очередях, дабы купить в магазинах те крохи, что им доступны. А потом однажды вечером Матильда влетает в их спальню воодушевленная, с былым блеском в глазах. Ей удалось настроить радиоприемник на вещание из Англии, которую британские ВВС охраняют от налетов люфтваффе, и она наткнулась на выступление одного французского генерала, некоего де Голля, призывающего соотечественников к борьбе против нацистов.

– Ты должен послушать его речь, – говорит она, бросаясь на кровать. – Он побуждает нас не Гитлеру подчиняться, а объединиться и дать отпор оккупантам. Наконец-то у нас появился достойный лидер!

И семя страха, укоренившееся в душе Жака, мгновенно дает ползучие ростки отчаяния, которое цепкими стеблями обвивает его сердце и легкие, так что он с трудом может дышать. Он потеряет свою ненаглядную, драгоценную жену. Она отважна и страстна, а такая необузданная пылкость опасна.

– Нет, – отказывается он излишне резким от страха тоном. – Я не стану его слушать, и ты не слушай. Если немцы узнают, тебя арестуют, и тогда одному богу известно, что будет дальше. Избавься от радиоприемника, пока соседи не услышали. Прошу тебя, Матильда. Это неоправданный риск.

В ту ночь ему не спится, и ей тоже. На рассвете Матильда встает, чтобы сварить кофе. Жак идет за ней на кухню.

– Мы не должны терять надежду, – говорит она, – иначе вообще незачем жить. Я не могу пассивно наблюдать, как нацисты своевольничают на нашей земле. Ты ведь меня понимаешь?

Жак не может вымолвить ни слова. У него такое чувство, что он уже потерял жену. Он крепко обнимает Матильду, положив подбородок на ее макушку, и вместе они смотрят, как восходящее солнце озаряет своими лучами крыши Парижа – их горячо любимого города, столь родного и чуждого одновременно.

1.Бушмены – собирательное название, применяемое к нескольким коренным южноафриканским народам охотников-собирателей, говорящим на койсанских языках и относимым к капоидной расе. По новейшим данным, обладают самым древним генотипом. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2.Бош (фр. boche) – презрительное прозвище немцев во Франции.