Czytaj książkę: «Хроники Оноданги. Душа Айлека»
ГЛАВА 1. ДВА КАПИТАНА.
26 мая 1995 года по землистому Охотскому морю, с окоченевшими от утренней прохлады буграми волн, катил в сторону Камчатки катер пограничной службы. Серый, приземистый, с раздирающей небо и землю тревожной крякалкой на низенькой мачте, он вышел из бухты Магадана в ночи. Провожали его темная глыба Евразии и несколько сурового вида людей с крепко сжатыми кулаками и лицами. Они подошли к катеру на моторной лодке. Забросили на палубу деревянные зеленые ящики и улыбчивого человека с солнечными волосами и расплывчатыми неопределенными глазами. Оказавшись на борту, он тут же поздоровался со всеми до кого мог дотягуться его неожиданно глубокий прокуренный басок.
– Здрасти Насти, я Карась.
Ему слабо мимоходом ответили те, кто находились в то время на палубе. Разве что Мия широко улыбнулась и толкнула Егора.
– Смотри, какой смешной.
В ответ Бекетов нахмурился и отвернулся. Разговаривать совсем не хотелось. Хотелось дышать морским солоноватым воздухом и чувствовать как тело еще недавно отзывающееся болью наливается силой. Так не нужной ему и так нужной земле.
Деревянные ящики разместили у носовой пушки. К ней было привязано школьное пианино "Красный Октябрь" . Солнечный Карась взобрался на ящики, прислонился к пушечному лафету, потуже завязал вокруг себя свои руки и закрыл глаза. И ничуть ему не мешало то, что Мия открыла крышку пианино и скользнула несколько раз по желтым клавишам легкими тонкими пальцами. Мия разминалась, как и окружающее ее утро. Вслед за оранжевой полосой на далеком горизонте, в прохладном тающем воздухе повисли хриплые с колымской беломоринкой, разноуровневые звуки, в конце концов сложившиеся в увертюру Малера. Поднявшийся около 8, налившийся теплом, зюйдовый ветерок не только вытянул за шкварку, заспавшийся за горизонтом, солнечный диск, но и смахнул с клавиш, сковывающую их прошлую зековскую осторожность. И да… Черт его побери. Бени Гудман. Бени, мать его Алабамский Соловей, Гудман, проник со всем своей невозможностью между молекулами океанского воздуха и оставался там еще долго после того как Мия закрыла желто-черные клавиши расцарапанной лакированной крышкой. Карась покивал головой. Он спрятал в карман длинную бумажную трубочку.
– Ух, ты Бах-Барабах даже Кутх заслушался.
– Кто?
Егор выстроил себе местечко между ящиками с помидорами напротив компактной горки из клетчатых сумок. Их охраняли две широкоплечие тетки в химических завивках и китайских артериальных куртках перетянутых поясными сумочками.
–Кутх – повторил Карась и показал на плоскую короткую мачту над капитанской рубкой. Там в перекрестье, на сером репродукторе тревожной крякалки, утвердился жирный с черным полированным опереньем ворон.
–Он…Бродяга…У Бога Камчатку свистнул. А мог бы Сочи, обалдуй. Кинь-ка, помидорку, человече. – позвал Карась маленького тщедушного кавказца, сидевшего рядом на складном рыбачьем стульчике.
– Свои надо иметь, братишка. – проворчал кавказец. Он встал со стульчика, покопался и выбрал самый плохонький. Бросил его Карасю.
– У меня своего нет – ответил Карась. – Я из старого закона пророс. Все твое-мое, когда надобность встанет.
Карась прицелился и метнул помидор в ворона. Не попал, но ворон захлопал крыльями и тяжело, словно с одышкой, поднялся вверх. Он облетел идущий катер по кругу, что-то высматривая. Наконец снизился, пролетел мимо капитанской рубки, где за маленькими квадратными окошками виднелась фигура капитана в идиотской новопринятой фуражке с высокой тульей. Эту пиночетовку ввел министр Грачев, человек с лицом оставшегомя на сверсрочную Бориса Абрамовича Березовского, развернувшего свои интриги во вселенских масштабах вещевого склада. Плохо, когда страной управляют вкусы. Безнадежно, когда у страны вкуса нет вовсе. Ворон опустился на ящики, так чтобы его не заметили. Поднялся вверх и снова по тому же сложному маршруту облетел катер и замер на какое-то мгновение над Карасем. Крепкий, среднего размера ананас попал точно в цель. Прямо в голову с солнечными волосами.
– Ах, ты, цица.– Карась поднял вверх смеющееся лицо. Он взял ананас. Прицелился, широко размахнулся и вместо того чтобы бросить, быстро спрятал ананас за пазуху.
– Вот тебе… А это тебе, малята.
Он протянул Мие, которая смеялась заливистым круглым смехом, батончик Сникерса.
– Можно– спросил Карась у Егора.
Бекетов коротко кивнул.
– Какой у тебя, батька, смурной– сказал Карась.– Что тебе застит, человече?
–Жизнь.
– Жизнь…Смысл. Паралелипипед. Творожок "Буренка". Коли позволено жить, живи и не пыхти в седалище. Бестолковое это дело.
Егор кивнул
–Я подумаю.
–Смурной– повторил Карась и затих.
Егор обнял Мию за плечи и притянул к себе. Какое-то время они сидели молча, разглядывая простенький с избытком акварельных красок пейзаж, где небо и море переливались друг в друга, обтекая со всех сторон желтый поросячий пятачок солнца.
–Егор! Гляди.– Мия привстала и показала рукой вперед. Далекий рыбацкий сейнер заметила не только Мия. Катер неожиданно стал притормаживать и поворачивать в сторону незнакомого судна.
– Браконьеров идем хапать – сообщил Карась. – Дай им Бог здоровья.
По палубе, загруженной ящиками, коробками, сумками забегали матросы. Ожила крякалка и триколор на мачте тоже задвигался как-то неожиданно энергично и бодро. Катер заложил круто вправо и пошел на сближение.
– Эх – сокрушался Карась. – Догоним ведь! Что же они…Кнопка…а…
На сейнере катер заметили. Суета началась крупная. Побегом руководил капитан. Сильная, миловидная женщина, одетая в ушитый выстиранный полевой комбинезон. Она отдавала краткие, опытные, но с женской размытостью по выметенным углам, приказы:
– Сеть, Яремчик, сеть! Не порви, дьявол!
Лебедка выбирала из воды мелкоячеистую сеть. Подбирал ее, подтягивал к борту длинный косматый парень в турецком с золотыми вышитыми на пузе буквами.
– Че ей станется сетке этой. Не авоська тещина.
– Кофту не порви! Ленка за ней в Петропавловск гоняла. Ким, Ким! Володя! Что там?
Сидящий на носу пухлый кореец обернулся.
– Кажись 25-й. Савельевна.
– Точно говори.
Кореец снова поднес бинокль к глазам.
Точно. Точно тебе говорю. Петрович идет.
– И че ты лыбишься! Че лыбишься? Ким. – закричала капитан – Бегом к Рушничке. Сваливай рыбу поживей.
Ким и Рушничка, бородатый, мордатый мужик, широкими снежными лопатами сгребали и бросали за борт рыбье еще живое чешуйчатое серебро. На палубе появился худой мальчишка в черной бейсболке с американским орлом и облупившимися буквами USA.
– Семка. Дуй вниз, кому сказала.
– Там что папа идет. – спросил мальчик.
– Папа. Я тебе дам, папа. Дуй, говорю с палубы, кому сказала.
Капитан старалась не смотреть в сторону приближавшегося катера.
– Что? Что? Коля, родненький.
– Не, Савельевна…– из трюма выбрался перемазаный механик в вдвешной тельняшке.
– Сдох наш, япошка. Как есть сдох.
– Коленька, ты же можешь…
– Не, Савельевна. – механик уселся на палубе, вытащил пачку бело-коричневого Памира.
– Вот если бы наш Краснопартизанский машиностроительный… А здесь нет. Сгорела хренотень и сдох Мицубиси. Сгорела хренотень а КАПМАШ тока пропердится. Восток и Запад и вместе им не сойтись – неожиданно Киплингом закончил свое выступление механик. Окутался клубами сизого пахучего дыма. Сидел неподвижно пока катер не подошел совсем вплотную. Сейнер качнулся с одного борта на другой, но его капитан устоял на месте. На катере открылось окошечко. Оттуда сначала появился сильный локоть, а затем победное лицо с грустными запорожскими усами.
– Здорово, ребята. Че, не клюет?
– Здравствуй, Аркадий Петрович – нестройно отозвались рыбаки.
– Капитан у вас какой-то невеселый. Че, капитан, обломилось? Обломилось…
– Чего ты лыбишься, Парамонов? – Савельевна перешла в наступление.
– Прыгаешь на своем драндулете. Вот и прыгай.
– Это ты, Катя, зря…
– Прыгай, прыгай....Водитель помидоронесущей маршрутки.
– Привет, пап…
– Семка, я где тебе сказала быть?
– Сынок…– запорожские усы пошли в разные стороны. Аркадий Петрович снял пиночетовку и вытер лоб.
– Гляди, что у меня есть…
Капитан вытащил яркий сверток и бросил его сыну. Это была модель боевого корабля.
– Ух, ты. Клево.
– Что сказать надо, Семка – вмешалась мама.
– Спасибо, папа.
– Скажи-скажи ему сынок… Просто зла на тебя не хватает, Парамонов. Если бы мы эту рыбу продали уже бы в следующем году в новый дом въехали. А теперь…
– Ты меня, Катя, на слезу не бери…
– Да ну тебя....– отмахнулась Катя – Когда дома будешь?
– Недельки через две… Вы теперь куда?
– К Лебяжьей Балке…Ваших там нет?
– Катя!
–Дурак ты, Парамонов.
– Сема.
– А?
– Не сломай боевое судно… И это мамку нашу это…Понял? Касатонов! – крикнул капитан. Молодой матрос с пачкой цветных листовок, перекрещенных бечевкой, подбежал к борту и бросил ее на палубу сейнера.
– Что это? – спросила Катя.
– Наглядная агитация.
– Все голоснем. – отозвался механик. – Москва для Шершавкина это то что надо. Это такой человек. Даже тюрьма от него бегает.
Механик с кривой улыбкой смотрел на листовку в своей руке. Там был изображен довольно молодой человек с припухлыми детскими щеками и взрослыми пожилыми глазами. На Шершавкине был двубортный пиджак цвета консервированных оливок и узкий атласный змеиный галстук. От плеча Шершавкина шла вверх рука с бело-розовым кулачком зефирной консистенции. Тем не менее надпись под портретом была брутальна и щетиниста.
– Вор знай свое место!
– Дорогой ты наш – окурок Памира с тихой невозмутимой медлительностью жег лицо Шершавкина. – Одно-мандатник.
– Куда? А ну подбери. – закричала Савельевна. Механик скомкал проженную листовку и бросил ее в мятую топливную бочку.
– Не дома, Савельевна. – огрызнулся механик.
– Так и не в гостях. – двусмысленно срезала его капитан. – Давай в трюм. Качай япошку или сколько мы будем здесь табанить. Сил на вас нет. Парамонов?
–Ась. – капитан катера высунулся из окошка вслед за неизменным локтем.
– Все. Уходишь, Парамонов?
– Ухожу,Кать…
– Уходит. – проворчала Катя. – А шарфик где?
–Вот.
– Горло замотай. Не хватало еще ангину в дом принесешь…Чего ржешь?
– Ничего…Спасибо, Катя.
– За что?
– А за все…Семка.
– Ай.
– Мамку береги.
Катер отходил от сейнера деликатно, почти не качаясь. На палубе стояла Катя и просто смотрела непростым взглядом. Карась взглянул на Мию.
– Так оно, кнопа…
– Что?– спросила Мия.
– Ромео и Джульету знаешь?
– Конечно.
– Забудь. Мы сейчас с тобой что-то настоящее видели. Я знаю.
– Откуда? – недоверчиво спросил Егор.
– Откуда? – Откуда и все, человече. Из далекого оттуда, конечно. Так что смирись, смурной..
В плавно изогнутую бухту порта Крашениникова с зелеными выветреными скалами-одинцами на входе пограничный катер пришел к вечеру. Швартанулся у флотской пустой высеребреной лунной пристани.
– Негустой у вас багаж. – сказал Карась, когда они очутились на пристани. У Егора за плечами был солдатский вещевой мешок а у Мии школьный ранец с желтым катафотом на пряжке.
– Нам в геологоразведку надо – сказал Егор.
– К Понедельнику что ли?
– Да.
– Ну это с утра…А сейчас чего?
Егор пожал плечами.
– Есть же здесь гостиница.
– Не думал?! – восхитился Карась.. – Вот ты каравай от слова корова. Про себя ладно…А малая?
– Она со мной?.
– Это, конечно, железобетон…О, мои подъехали....
На набережной остановились несколько больших черных машин. Из них вышли люди, почти такой же внешности и темперамента, как и те, что провожали Карася. Впереди широко шагал крепкий невысокий мужчина с пудовой головой, вросшей в широкие вислые плечи. На нем был кожаный распахнутый плащ и желтый пиджак с черными брюками, которые заканчивались обрезаными резиновыми сапогами. На ходу мужчина развесил в стороны свои толстые сильные руки.
– Карась. – мужчина крепко обнял Карася.
– Добрался?
– Есть такое.– ответил Карась.
– Не один. – мужчина скользнул по длинным деревянныи ящикам.
– Впятером мы.
– Хапай, мужики.
Подошедшие мужчины подхватили ящики и поволокли их к машинам.
– А вы чего? – спросил мужчина у Егора.– Пойдем у нас переночуете.
– Мы в гостиницу. – сказал Егор.
– А я про что…
– Пойдем – улыбнулся Карась. – Вы Барселонова Григория Степановича не бойтесь....
– Это пока – рассмеялся Барселонов.
– Разве что…– Егор не хотел соглашаться, но посмотрел на озябшую Мию.
– Мы до утра.
– А забесплатно кто вас дольше держать будет. Ты не Чубайс а я не электорат чтоб за фуфу работать.
Порт Крашенинникова от края до края проехали в минут пять по горбатой с треснувшими пятками подъемов дороге. Потом были железные ворота в свете сильных ламп и длинный сад, взявший темно-синее небо в венозную сеточку дрожащих ветвей. Когда выбрались из машины, Егор увидел здание блеклой архитектуры со стенами, выложеными крохотными квадратами плитки. Такие строили в 70-е годы и размещали в них жилые дома, цеха, пансионаты и пионерские лагеря. Скорее всего это был бывший пионерский лагерь. Прямо у широкого низкого крыльца в круглой чаше на постаменте стояла крупная спортивная девушка в длинных свободных шортах. В таких Мария Лазутина выиграла олимпиаду 1956 года, а слесарь Вострецов гонял по коммунальной кухне свою жену. А еще было весло.
– Нравится? – спросил Барселонов, увидев интерес Егора.
– Черт его знает.
Хорошо отвечаешь. Пристрелочно.
Егора с Мией разместили на первом этаже. Если это и был когда-то пионерский лагерь, поработали над ним изрядно. Лепнина, позолоченные плинтусы и люстры похожие на перевернутые канделябры, свисающие с потолка. Общее впечатление портила разве что батарея парового отопления, по какой-то неведомой причине зависшей в немом недоумении под потолком.
– На память оставил. – сказал Барселонов Егору, когда они шли по коридору.– Шабашка – это кака.
Барселонов открыл дверь с бронзовой львиноголовой ручкой.
– Поесть принесут. Это пульт от телека.
Барселонов указальна палку с захватом на конце.
– Нам бы утром в геологоразведку. – сказал Егор.
– Отвезут. – ответил Барселонов.
В дверях стоял Карась и подмигивал Мии пока его своим плечом не закрыл Барселонов.
– Все. Спите. – Барселонов закрыл дверь. Егор и Мия остались одни.
ГЛАВА 2. ОН, ОНА И КОЕ-ЧТО ИЗ ГИПСА.
На втором этаже, в кабинете Барселонова, прямоугольной, отдававшей кацелярией, комнате, раскрыли ящики.
– Еле перехватил – хвастался Карась. Он сидел за столом и ел впопыхах с мятой серой газетки колбасу и хлеб.
– Чечены теперь все подряд гребут.
Барселонов держал в руках узкую зеленую трубу с робким едва заметным раструбом. В открытом ящике рядом с пустым отделением лежала стройная желтая с плоским кончиком и низкой талией граната. Барселонов вставил ее в трубу, поднял вверх планку прицела и прицелился поверх Карася в темное окно.
– Хорошо. – с наслаждением поцокал языком Барселонов и снял гранатомет с плеча.
– Чеченам значит Слон продает? – спросил Барселонов, укладывая трубу и гранату назад в ящик.
– Я бы не продавал. Нет здесь того что надо.
Барселонов не согласился.
– Что ж. Они деньги дают.
Карась вытирал тонкие губы пальцами.
– Телевизор ты смотришь? Пацанов наших столько положили.
– Это не мой мир. Я за него не в ответе.
Барселонов закрыл ящик и поднялся на ноги.
– Сами разберутся. У нас своих дел. Вот где!
Барселонов отодвинул стул и сел напротив. Карась вытер руки о куртку и достал из нагрудного кармана бумажную трубочку перевязанную ниткой. Он протянул ее Барселонову.
– От Слона.
Барселонов поддел ногтями нитку и развернул узкую бумажную ленту с одним неровным краем. Первый раз прочитал быстро, почти не вдумываясь, потом посмотрел на Карася, прищурился и еще раз внимательно перечитал полученное послание. Сложил бумажку и положил ее в карман.
– Нехорошо– заметил Карась. – Жить маляве долго нельзя.
– Я сам решу…– отозвался Барселонов. – Давай лучше выпьем. Банджо! – крикнул Барселонов..
Высокий парень с бессмысленным лицом принес на жостовском подносе бутылку "Финляндии" , два старорежимных лафитника и горсть ирисок "Золотой Ключик". Барселонов разлил водку. Карасю по краю, а себе вполовину. Выпили стоя. Карась ухнул как в трубу. Барселонов в два широких глотка. Карась развернул ириску, положил в рот, а фантик скрутил жгутом и бросил на поднос.
– 25-й завтра обратно пойдет.
– Мг. – рот Барселонова связал Золотой Ключик. – Пусть идет. Мы и ему кое-что докинем. Слону в обратку.
– Хорошо. – Карась широко зевнул. – Если правильно обернемся. Завтра к вечеру домой.
– Зачем? – Посидишь тут. Я как раз на рыбалку собрался. К каперангу на СОПЛО
– Слон написал?
Барселонов покачал головой.
– Проблемы там у него… Следующие недели может быть неспокойно.
Карась вцепился взглядом в лицо Барселонова. Изучал внимательно. Барселонов взгляд-удар держал крепко как боксер-перворазрядник.
– Как скажешь – наконец улыбнулся Карась. – Ты за все мазу держишь.
– По закону так.
– Так я и не возражаю.
Барселонов и Карась снова выпили и Карась спустился вниз, прошел мимо двери с львиноголовой ручкой, в конец коридора, где у него была своя комната без такой ручки. Когда все начиналось году эдак в 1988, Карась вместе с Барселоновым были двумя авторитетными ворами. До того как государство крякнуло и понеслось вниз. Воровали, мошенничали и бегали от Левиафана, чтобы не сгубить живую воровскую душу. Но все начало закручиваться в другую сторону и это не нравилось Карасю. Не так…
Карась захватил свитер крестом и снял его через голову. Татуировками был разделан от шеи до талии. Купола, звезды и изуродованные расплющенные пальцы в перстнях. Карась растелил узкую пружинную койку накрылся тонким синим одеялом с черными полосами. Засунул руки за голову и сделал слоновьи ушки. Думал. Надо было ему крепко думать.
Не так… Они подмяли рыбзавод в 1989 и после этого началось расстроение в голове Карася. Барс завел себе бухгалтера, костюм, узелок тупых английских слов и Шершавкина. Через него проник и заполонил собой всю администрацию, подсадил милицию на денежный крючок. Карась совсем перестал узнавать старого друга. Нет, в общак, Барс платил исправно и воровской порядок вроде бы держался. Но, как для себя понимал Карась, скорее по обычаю чем внутренней убежденностью. Более того, Карась замечал как из Барса, знакомого старого Барса, с которым вместе вытянули все 5 лет в солнечном полярном Карачуе вырастал Барселонов Виктор Степанович хозяин Порта Крашенинникова. Державный муж с неясным прошлым, но светлым государственным будущим. На протяжении нескольких лет наблюдал Карась как врастает Барс в ту самую страшную вражескую машину, по собственному желанию, радостно и со свистом. Когда на материке подвернулся Слон со своими ребятами и нулевым километром контрабандного золотого пути через Камчатку в Америку, Карась сам попросился уехать и Барс его не держал. Но и у Слона Карасю было неуютно. Зря он туда мылился. Перечеркивали старый закон. Человеческая жизнь стоила не больше чем пуля на нее потраченная. Воры больше не боролись с государственной силой. Не мешали ей. Смывали с себя воровской стародавний смысл…
Скрипнула кровать и Карась опустил на пол ноги. Не спалось. На столу нашел сигареты. Пододвинул к окну табуретку, вырвал из глянцевого показательного журнала лист с полуголой бабешкой в фиолетовых легинсах. Свернул бабешку в рожок, сел у окна и закурил. Серые хлопья пепла сощелкивал в рожок. За окном вокруг гипсовой девушки густела особая камчатская ночь. С гладкой сияющей чернотой и здоровеной луной желтого ньюйоркского цвета. На голову девушки сел черный ворон.
– Опять ты – восхитился Карась. – Не спится…
Он постучал костяшками пальцев по стеклу.
– Димедролу с пивом лясни. Я знаю.
Ворон как будто его услышал. Прохлопался крыльями и втянулся в ночь. А дальше папироса изо рта Карася упала прямо в рожок.
– Что такое?
Он увидел, как гипсовая статуя сняла с плеча весло. Покачала головой, разминая шею и спрыгнула с постамента. Большая ладонь коснулась влажной с камешками земли. Девушка поднесла ладонь к лицу и с улыбкой, разомкнув наконец свои губы, вымазала щеку . Она увидела пустое окно с горящим светильником. Это немного смутило гипсовую девушку, но все же она решилась. Закинув весло на плечо, она зашагала в сторону сада. Девушка остановилась на берегу искуственного пруда с темной водой, расчерченной пополам лунной пунктирной дорожкой. Весло легло на траву, потом послышался треск и в облачке белой пуховой пыли рядом с веслом упали гимнастические шорты, а за ними и майка. С затаенным восторгом и внутренней дрожью шла девушка по глинистому дну, погружаясь в холодную, едва ли нулевую воду. Наконец, когда вода покрыла плечи, девушка остановилась. Вытянула руки лодочкой и бросились вперед, утонув на какое-то мгновение в стаях встревоженных брызг. Девушка умела плавать. Сделав несколько сильных взмахов, она повернулась на спину и медленно, едва шевеля крупными ступнями, поплыла к противоположному берегу, в сладкое никуда. Блаженство закончилось внезапно. Черное беззвездное небо разрезал серебряный узкий клинок. С невероятной для любого метала гибкостью, он связался в широкую петлю, нырнул в воду. Петля затянулась на теле девушки и вырвала ее из воды. Подняла вверх и поверх сада по широкой дуге понеслась назад. Постамент вздрогнул, просев под вновь приобретенной тяжестью. Клинок унесся назад к пруду, чтобы почти мгновенно вернуться назад, хлопнуть веслом по гипсовым мокрым ягодицам и бросить к ногам гипсовую майку. Когда входные двери открылись и по ступенькам вниз сбежал всполошенный Карась, девушка стояла неподвижно на постаменте, весло закинув на плечо.
– А?А?– закричал Карась.
– Что а? – Барселонов в тапочках и в японском халате, расписанном драконовскими лебедями, стоял на крыльце и отчаянно пытался запахнуть разбегающиеся из-под пальцев полы халата.
– Говорю же тебе! – взвился фальцетом голос Карася. – Стояла, стояла, а потом спрыгнула.
Барселонов, наконец, справился с недисциплинированным халатом. Он сошел вниз и приобнял Карася за плечи.
– Ладно, братан… Переутомился....Понимаю. Пойдем еще вспрыснем.
– Это Кутх. Точно он. Он ко мне еще на катере привязался. – Карась освободился от объятий Барселонова.
– Кутх? Какой Кутх?
– Кутх бросил в океан землю и получилась Камчатка.
– Остановись, Карась…Ты что, в самом деле. Потешки тюленя Кешки закончились во втором классе.
Барселонов посмотрел на Карася, кружившего вокруг постамента, и добавил.
– Ну у тебя после первой ходки… Карась....Да, постой ты.
Барселонов хотел остановить Карася, но тот остановился сам.
– А? А. Что я говорил. Сюда, сюда, гляди.
– Да что с тобой такое…
Барселонов подошел к Карасю и посмотрел туда, куда показывал Карась.
– Трусы где? Где я спрашиваю? У нее здесь трусяки были.
– Глохни, ты…-Барселонов смотрел на статую. То что он видел было по-настоящему бесстыдно. Округлые сильные бедра ничего не скрывали. В изгибе идущем вверх от сомкнутых колен были беззащитная смелость и манящий призыв.
– Что? Как?.
– Как. Как. – проворчал Барселонов – Не по-пионерски. Как?
Егор не спал. Лежал в темноте и смотрел ОРТ. После убийства Листьева на нем не было рекламы, а передачи и фильмы стали мрачны и злы как времена вокруг. Горизонт 305-Д с выпуклым кинескопом и горбатой задней крышкой светился ядовитым, туманящим голову светом. Показывали черно-белый глухой от безнадеги американский фильм времен Великой Депрессии. Егор опустил руку вниз. Нашарил дистанционный пульт с захватом. Нужно было дотянуться до выдвижного ящика с продольным рядом кнопок. Егору нужна была 4 кнопка. По ночам на НТВ крутили боевики. Переключиться удалось, но изображение "снежило" и шло полосами. Егор подошел к телевизору. Вытащил ящик и стал крутить колесико настройки.
– Эй. Эй. Геолог. – услышал Егор негромкий голос. В дверях стоял Карась и махал рукой. Егор прошел мимо кровати, на которой лежала, накрывшись с головой, Мия. Вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
– Что-то случилось? – спросил Егор.
– Как сказать?
Егор посмотрел направо. В коридоре стоял Барселонов.
– У вас все нормально? – спросил Барселонов.
– Нормально.
– Покушали?
–Спасибо. Все было очень вкусно.
Возникла пауза, когда Барселонов, Карась и Егор смотрели друг на друга одинаковыми ничего на понимающими глазами. Егор полез в карман.
– Вот…Конечно денег у меня немного. За постой.
– Да положи ты этот кошелек. – брезгливо поморщился Барселонов.
– Ничего необычного не заметил.
– Заметил. Тут все необычно.
– Ага – тихо заволновался Кирилл.
– Говори. – сказал Барселонов.
– Глухой порт....Жопа так сказать мира....И такое богатство вокруг.
– А – махнул рукой Кирилл. – Ничего он не знает.
Барселонов заметил.
– И что…Ты в суть гляди а не в географию. Иное лицо как жопа, а тут жопа как лицо.
– Это надо обдумать – ответил Егор.
– Вот.Вот. Жми жмикалку во славу науки.... Пойдем,Карась.
– А нам завтра....Нам в гео…
– Машина в девять. Не опаздывайте.
Барселонов и Карась пошли к лестнице.
– Так в чем дело-то. – окликнул их Егор.
– Если бы мы знали. – неопределенно отзвался Барселонов.
В комнате Егор сел напротив кровати Мии. Отбросил в сторону одеяло. Егор старался говорить тихо, но так чтобы это выходило очень громко. Воспитательно.
– Если бы не Мужик. – в руках у Егора был широкий нож в потертых неприметных кожаных ножнах и ручкой обмотанной синей удушливо пахнущей изолентой.
– Этот Барселонов…Да он бы эту гипсовую дуру из гранатомета расстрелял…Я же просил, Мия.
Мия тоже шептала в ответ. Почти также громко.
– Я думала никто не увидит. Она так хотела искупаться.
– Искупаться.Искупаться. Я запрещаю. Слышишь. Я запрещаю. Никто не должен знать.
– Кудахтахтах. Ты такой смешной, Егор.
– Значит так – разозлился Егор. Он лег на кровать и пытался выдернуть из-под себя одеяло. У него ничего не получилось и тогда он накрылся дистанционным управлением.
– Егор. – позвала Мия.
– Молчи.
– Я больше так не буду.
– Вот я тебе и поверил.
– А себе?
Егор услышал короткий смешок. Он повернулся к Мие спиной и накрыл голову подушкой.
