Czytaj książkę: «Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья», strona 14

Глава 14. Рвусь из сил, из всех сухожилий.

Но плевать я хотел на обузу примет

У него есть предел, у меня его нет!

В. Высоцкий.

– Очнись, Андрюша, очнись, – такой знакомый, и милый голос тревожно бьётся ему в уши. Маленькая рука тормошит его за плечо.

– Ну же, очнись! Вставай! Они сейчас очухаются, и сюда, максимум, через пять минут, примчится полроты.

Тяжело, больно, во всём теле, такое ощущение, что его сильно били. «Ах да, меня же били» – туго вспоминается в голове. Андрей попытался встать, и со стоном, переходящим в рык, завалился на бок. Сильнейшая боль пронзила спину.

– Ч-ч-ч-ёрт! Что это?!

– У тебя пуля в спине, – глаза Ангела близко-близко, смотрят с бесконечной болью и состраданием, – она пробила меня, – она всхлипнула, – и… и… я не смогла её в себе задержать – она пробила меня насквозь и… она теперь в тебе. Я тебя не защитила, не смогла… нет мне прощения!

– Немцы далеко?

Она приподняла голову над кустами, бросила быстрый взгляд в сторону домов деревни:

– Убитых да раненых пока собирают… хотя нет! Вон, офицер колготится, пистолетом машет, группу захвата наскоро собирает. У нас минуты три-четыре. Максимум – пять.

Она повернула к нему своё лицо и, приблизив к нему своё лицо, с тревогой в голосе произнесла:

– Андрюша, милый, давай, через немогу, но поднимайся, и нам надо хоть как, но идти, поднимайся!

– Сейчас, сейчас, – Андрей кивнул головой и, собираясь с силами, спросил:

– Ты-то сама как?

Она в ответ виновато улыбнулась:

– Да что мне сделается? Ты ж знаешь – на мне любая дырка заживает.

– Ну да, ну да… – Андрей собрав волю в кулак, поднялся на колени, и преодолевая дикую боль в спине, встал на ноги, и тут же заорал от нахлынувшей боли: – т-т-твою мать! Пи…..ц!

– Давай, давай, потихоньку! – чуть не плача от отчаяния, и пропуская мимо ушей его матюги, дрожащим голосом увещевала его Агния. Она подставила плечо, подпирая его снизу. На спину себе она повесила один из оставшихся автоматов. Плюс на боку у неё болтался подсумок с одним целым магазином на 32 патрона.

Переставляя ноги, как ходули, Андрей медленно-медленно пошёл, углубляясь в лес. Агния, подставив плечо, как могла, помогала ему держаться вертикально.

– Нам главное, хоть немного отойти, поглубже забраться, – задыхаясь от навалившейся на неё тяжести, сипло стонет где-то сбоку и снизу Агния, – они, фрицы, далеко-то в чащобу не полезут… это ж не зондер-команда, не охотники. Так… метров 100-200… Вряд ли больше… Но эти двести метров нам с тобой надо пройти…

Она оглянулась назад, и увидев сквозь редкие ещё стволы деревьев густую цепь, которая под предводительством двух офицеров уже начала не спеша по глубокому снегу пересекать поле, отделявшее деревню от леса, всполошилась:

– Ходу, Андрюша, ходу! Они уже идут сюда.

– Да иду, иду… – стиснув зубы, и шалея от пронзающей всё его тело сильнейшей боли, Андрей, как заведённый, переставляет непослушные ноги.

Впереди открывается прогалина, ещё несколько шагов, и в молодой поросли начинает проглядываться что-то большое, угловатое, но мёртвое и безмолвное. Ещё десяток шагов, и…

– Андрюша, смотри! Это же наш самолёт!

И точно – на земле лежал искорёженный и переломленный в нескольких местах от удара об землю фюзеляж с остатками центроплана. Метрах в пятнадцати от него валялась отвалившаяся при ударе и сломанная в нескольких местах деревянная консоль.

Они, ковыляя, подошли к самолёту.

– Всё, больше никуда не пойду! Не могу! Сдохну здесь, – Андрей, задыхаясь, бессильно повалился на снег рядом с остатками фюзеляжа, – судьбу не обманешь – должен был погибнуть в этом самолёте. Рядом с ним и погибну… Патронов два магазина. Сколько смогу, столько и убью этих гадов… Последний в голову. Знать, судьба такая… Видать, пришло и моё время за Родину умереть…

– Судьба?! Много ты знаешь! Я – твоя судьба!!! – в исступлении проорала Агния, – Я – твой ангел-хранитель, и погибнешь ты тогда, когда у МЕНЯ силы иссякнут, понял?! А силы у меня ещё пока есть! – она гневно смотрела на него, – За Родину умереть много ума не надо! Это проще простого! Чик, и ты на небесах! Ишь ты какой!! А кто за тебя воевать будет, а?! Война закончится в мае сорок пятого! Ещё полтора года! А ну, поднимайся!

Она наклонилась к нему, Андрей же, ухватившись за автомат, свисавший с её шеи, потянул его к себе.

– Да поднимайся же, зараза! – чуть не плача от отчаяния, она тянула автомат к себе, пытаясь вырвать его из рук Андрея.

Андрей только молча помотал головой и ещё крепче вцепился в автомат.

Агния плюнула, скинула ремень автомата с шеи, развернулась, и решительно двинулась к остаткам их самолёта:

– Не можешь идти, значит, поедешь! И самолёт тебе поможет!

При этих словах она подбежала к центроплану и принялась остервенело отрывать от него полу оторванный при падении лист обшивки.

С жалобным треском вылетевших расшатанных заклёпок лист дюраля оторвался, она бросилась к разлому в фюзеляже, выдернула оттуда трёхметровый обрывок троса проводки к рулю направления. Торопясь, и раня в кровь пальцы железными ворсинками, она быстро подвязала его к полутораметровому листу обшивки. Бегом подтащила импровизированную волокушу к Андрею:

– Сидайте, ваше величество, карета подана! Поедем с ветерком!

Андрей замотал головой:

– Нет! Никуда не поеду… здесь останусь. Всё равно не уйдём… Так уж лучше так. Дай сюда второй магазин.

Он потянулся рукой к подсумку с оставшимся автоматным магазином.

Агния схватила его за щёки, развернула к себе, приблизила своё лицо, и, сверля горящими, как антрацит, глазами, жарко выдохнула:

– Всегда Двести Вариантов! Никогда не сдавайся! Живи до последней секунды! – она перевела дыхание, и поцеловала его в губы, – я люблю тебя! Сделай это ради нас! Мы выберемся, верь мне! Пройдут годы… война кончится, и мы с тобой… мы с тобой… поедем на море! Ведь ты не был на море?

– Только на Финском заливе… – Андрей еле шевелил засохшими, обветрившимися губами.

– Да разве ж это море? – она нервно рассмеялась, и обняла его за голову, – мы с тобой поедем на Чёрное море! Оно тёплое, там дельфины! Мы сядем на лодку с парусом и поплывём по морю! Хочешь?

– Да. – сглотнул Андрей.

– Ну вот! Мы будем плыть на лодке, ветер будет надувать наш парус, а вокруг нас будут выпрыгивать из воды дельфины! Хочешь, чтоб было так? Ну же, залазь уже, – она стала подталкивать его в бок, понуждая забраться, наконец, на лист дюраля.

Андрей, сжимая зубы от жгучей боли в спине, переваливаясь с боку на бок, начал заползать на лист дюраля. Агния оббежала его вокруг, схватила его за плечи и с неожиданной силой стала втягивать его на волокушу:

– Раз-два, взяли! Давай, родименький, ну же! Ну, давай же! Ещё, ещё!

Наконец, втащив его почти полностью – на снегу остались лишь его ноги, она, запыхавшись, бросила ему на грудь автомат и подсумок для магазинов:

– Так, всё, держи автомат… и подсумок не потеряй! Но-о-о! Поехали!

Она впряглась в импровизированные санки, перебросив трос себе на грудь, и упёрлась ногами с промёрзшую землю, покрытую 30-сантиметровым слоем снега. Волокуша со скрипом днища по снегу дёрнулась раз, другой, наконец, сдвинулась, и потихоньку поехала по снегу…

Десять… двадцать… тридцать шагов. Агния, надрываясь, тащила волокушу, и поминутно оглядывалась назад – на Андрея и в сторону преследователей. Сорок… сорок пять шагов… сорок семь… Она задыхалась – удушье сразу же схватило железной хваткой её за горло. Тащить волоком, пусть даже и на волокуше по снегу, здорового, рослого мужика весом в пять пудов – это не для хрупких девушек. Да ещё и его ноги, не поместившиеся на волокуше, тащатся по снегу и загребая его унтами, тормозят движение… Чувствуя, как струится пот по всему телу, она прислушалась к звукам, доносящимся сзади. Судя по их интенсивности, преследователи были он них метрах в трёхстах, а может и ближе…

Она опять упёрлась ногами с промёрзлую землю и тяжело дыша, продолжила свой путь. Её дыхание с хрипом рвало морозный воздух, перед глазами плавали разноцветные круги – она уже не могла включить в себе свой экстра резерв, никакие «боевые гипер-режимы» были ей уже не подвластны. Максимум, что ей осталось – скудные человеческие силы, и без того изрядно потраченные… Где-то здесь должно было быть болото – её цепкая память держала в себе карту здешней местности. Где-то здесь, недалеко… эх, добраться бы! По болоту фрицы точно не полезут, а они по болоту уйдут.

Ах, как нехорошо получилось! Цепочка неприятностей, цепочка ошибок, одно за другое цепляется, и вот нá тебе! Если б Андрей сразу побежал к лесу, так нет же, помчался по улице… если б я его сразу поправила! Так нет же, только на восьмой секунде бега! Если б этот снайпер долбаный где-нибудь в другом месте спал! Так нет же, он сидел именно в том кузове! И нейтрализовать его не получилось! Только ранить! И он, вот же ж гад, нашёл в себе силы сделать тот самый свой «золотой» выстрел! И почему меня хватило только на 27 секунд? Ведь должна была 30 продержаться! А вот нет, за секунду до выстрела этого снайпера сам собой выключился гипер-режим… и всё… приехали! Что имеем, то и имеем!

Агния, каясь, ругала себя последними словами, и тащила, тащила, тащила эту тяжёлую волокушу с впавшим в беспамятство Андреем. Она не заметила, как с каждым шагом, с каждым выдохом, стала рывками произносить слова:

– А у дельфина… взрезано брюхо винтом… выстрела в спину… не ожидает никто… на батарее… нету снарядов уже… надо быстрее… на вираже… ³⁵

Трос врезается в тело, немеют ноги, хриплое дыхание срывается с её губ, красная пелена накатывает на глаза… но горит, мечется, и плачет душа, которая не в силах простить допущенные собственные ошибки. Краснеют от слёз глаза, крупные капли влаги скатываются с её щёк и капают на снег, протаивая в нём крохотными лунками…

Шестьдесят пять шагов… шестьдесят шесть… шестьдесят семь… Медленно, очень медленно! Она чувствует, что не успевает – воздушные замки с призрачными мечтами о море, дельфинах и лодке с парусом, которые она сама только что придумала, быстро и необратимо рушились в прах… Не замечая усталости, она тянет этот треклятый трос, врезавшийся ей в грудь, задыхается от тяжести, хрипит, и с её губ срываются пронзительные слова:

– Парус… порвали парус… каюсь… каюсь… каюсь…

Не сдаваться! Биться до последнего! Пока двигаются ноги! Пока бьётся сердце!

Семьдесят три шага… семьдесят четыре… семьдесят пять…

Мокрые, выбившиеся из-под шлемофона, слипшиеся от пота волосы мотаются перед глазами. Под впившимся в них тросом плечи буквально кричат о нестерпимой боли, тошнит, мотает из стороны в сторону от слабости в коленях, глаза уже видят только то, что прямо перед ними, периферийное зрение отключается, с боков всё сильнее наползает серая муть – верный признак скорого обморока.

Восемьдесят… восемьдесят…один… восемьдесят…два…

Ах, если бы как-то заставить Андрея помочь ей, ну, хотя бы чуть-чуть! Но его сознание было ей не подвластно – после неимоверного усилия, которое он совершил, вползая на волокушу, он потерял сознание от боли, и сейчас лежал бесчувственный, раскинув руки, на волокуше. И возможностей достучаться до него уже, похоже, не было… После отключения боевого режима «Ультимативный Абсолют» она чувствовала себя выжатой тряпкой, у неё не осталось никаких возможностей – весь её энергетический сверх-потенциал был исчерпан. Осталось только совсем чуть-чуть человеческих сил, можно сказать, совсем ничего, и надеяться оставалось только на чудо…

В голове назойливо копошатся нехитрые расчёты: если тащиться с такой скоростью, то через несколько минут преследователи их уже догонят . По прикидкам Агнии фашисты уже почти вышли к тому месту на опушке, где их подстрелил этот снайпер, сейчас увидят их следы, ускорятся, и дальше уже пойдут по хорошо видимому следу на снегу…

Не желая до последней секунды признавать своего поражение, Агния задыхается, хрипит и тянет волокушу:

– Все части… света… могут лежать… на дне… все… континенты… могут гореть… в огне… только всё это… не по мне…

Но вдруг…

В какой-то момент она почувствовала значительное облегчение – рывки удлинились, и с каждым шагом волокуша двигалась чуть легче! Второе дыхание? Нет, что-то другое!

Неужели?!

Она обернулась на ходу, и увидела, что ноги Андрея теперь не тащатся волоком по снегу, тормозя движение, а он с каждым её шагом подтягивает их, и хаотичными рывками отталкиваясь ими от снега, убыстряет движение! И оставаясь при этом в бессознательном состоянии!

Догадка пронзила её. Есть решение! Вот он, способ пробиться на его подсознание! Владимир Высоцкий!! Каждый раз, когда по его просьбе она напевала ему песни так полюбившегося ему поэта из будущего, Андрей буквально ловил каждое её слово, сопереживал героям песен, запоминал полюбившиеся строчки. И сейчас что-то там у него внутри, на подсознании, щёлкнуло, сработало, включилось! Есть канал связи!!!

Агния ухватилась за ниточку надежды, и упираясь ногами, удвоив усилия, потащила волокушу дальше. И поддерживая и упрочняя возникший канал связи с подсознанием подопечного, в такт своим шагам, речитативом, как мантры, стала выхрипывать из себя:

– Рвусь из сил… из всех сухожилий… но сегодня… опять как вчера… обложили меня… обложили… гонят весело… на номера… из-за елей… хлопочут двухстволки… там охотники… прячутся… в тень… на снегу… кувыркаются… волки… превратившись… в живую мишень… ³⁶

Захрипел, оскалившись и замотав головой в невыносимой муке, Андрей. Но активней задвигал ногами, стал судорожно отталкиваться ими от снега, ускоряя общее движение. И не приходя при этом в сознание.

Сзади раздались приглушённые расстоянием команды офицеров, руководящих группой захвата.

– Давай, давай… милый… беги… беги! – подбодрила его Агния, и закрепляя достигнутый успех, продолжила: – идёт охота… на волков… идёт охота… на серых хищников… матёрых… и щенков… кричат загонщики… и лают псы… до рвоты… кровь на снегу… и пятна… красные… флажков…

***

Он был волком. Высоким и поджарым, с тёмными подпалинами на боках. Сейчас бока его бурно вздымались – он тяжело дышал. С оскаленной пасти его свисали и тянулись к земле длинные и тонкие ниточки вязкой слюны. Сильные, мускулистые лапы были разодраны в кровь об острый наст – при каждом прыжке он оставлял на блестящем насте капли своей крови. Но не это его беспокоило – где-то в широкой, могучей спине застрял кусочек железа, который прилетает с оглушительным грохотом из той палки, которую люди обычно держат в своих передних лапах. Кусочек железа жёг, саднил спину, не давая бежать с нужной скоростью. Надо передохнуть, хоть чуть-чуть… Маленький, звенящий потоком ручеёк оказался совсем рядом, только протяни морду. Дрожа тяжело вздымающимися боками, он стал жадно лакать леденящую язык воду. Где-то справа раздался оглушительный выстрел, он резко отскочил от ручейка, и широкими, размашистыми прыжками поскакал влево, подальше от выстрелов. Бахнуло снова, и снова, часто-часто, но уже спереди. Он опять рванул, но теперь назад. Но сделав несколько прыжков, он опять в нерешительности остановился: дорогу ему преградили красные огоньки, трепещущие на ветру!

Опять человек! И его проделки! Опасно! Бежать!

Но откуда-то издалека, как эхо, прилетел звук, вернее голос! Это был голос человека, но не этих, которые плохие, которые с грохочущими палками и остро жалящим железом, которое так больно застряёт в спине. Нет, это тот самый хороший человек, он спасёт меня от этих, плохих, с палками… Голос что-то тихо произносит… он что-то хочет… кто я? Волк? Да, волк! Что он хочет от меня? Прядая ушами, он прислушивается к звукам голоса, побуждающего его к чему то, силящемуся что-то ему подсказать, открыть какую-то тайну. Какая-то непонятная билиберда… какие непонятные звуки издают люди!

«Я-из-повиновения-вышел-за-флажки-жажда-жизни-сильней!»

Вдруг с удивлением он осознаёт, что он уже понимает, что именно хочет сказать ему человек – прыгай за флажки! Собери все силы, и прыгай! Беги к своей свободе, потому что сзади – смерть!

Собрав все силы, и не обращая внимания на грохочущие за спиной выстрелы, он одним мощным рывком перемахивает через красные трепещущие огоньки, и оставляя на снегу кровавые следы, широкими прыжками уходит в чащу. В ушах свистит ветер, и причудливо смешиваясь с ним, звучат уже такие понятные и подбадривающие слова:

«Только сзади я радостно слышал удивлённые крики людей! Рвусь из сил, из всех сухожилий, но сегодня не так как вчера: обложили меня, обложили, но остались ни с чем егеря!»

***

Оборачиваясь, Агния с воодушевлением видела, что счастливо открытый ею способ достучаться до его подсознания работает! Андрей, так и не приходя в сознание, всё так же лёжа навзничь во влекомой ею волокуше, мотая головой, стонал и рычал от боли, но двигал, двигал, двигал ногами, активно помогая ей этими мощными толчками! Скорость продвижения увеличилась в разы! Забрезжил тоненький, но уже ощутимый лучик надежды.

Песня про волков кончилась, и Агния тут же, чтобы Андрей опять не замер у неё за спиной, вытянув бессильно ноги, тут же продолжила свой речитатив, который (нежданно-негаданно, о, счастье!) но всё же смог пробить потенциальный барьер между её сознанием и его подсознанием.

Тонкий стальной трос больно давил на грудную клетку, мышцы ног немели от неимоверного напряжения, но волоча за собой лист обшивки с лежащим на нём Андреем, тяжело дыша, она всё-таки находила в себе силы после каждого шага сипло выдыхать:

– Возвращались тайком… без приборов… впотьмах… и с радистом… стрелком… что повис на ремнях… в фюзеляже пробоины… в плоскости… дырки… и по коже озноб… и заклинен штурвал… и дрожал он… и дробь… по рукам отдавал… как во время… опасного… номера… в цирке…³⁷

***

Волк куда-то пропал, – он был опять человеком, пилотом. Машину трясло – показания приборов на приборной доске не читались вообще. В пробитое остекление с силой врывался ветер – кожа лица немела от зверского холода, но вся спина была мокрая, хоть выжимай. Машину постоянно валило в правый крен – после попадания 37-миллиметрового снаряда в правом крыле зияла здоровенная дыра, да ещё в довесок взрывом сорвало обшивку на площади не меньше квадратного метра. Приходилось, упираясь коленом в угловатую коробку электросбрасывателя на правом борту, с силой отжимать ручку управления к левому борту.

***

Время от времени оборачиваясь, она видела, что Андрей, напрягшись всем телом, и с нечеловеческой мукой на лице, протяжно и с надрывом мыча, и помогая её усилиям, мерно и ритмично работает ногами, отталкиваясь ими от земли. Чувствуя всем телом его поддержку, но не чувствуя уже своих ног, и задыхаясь от усилий, Агния продолжала поддерживать между ними тонкую ниточку связи:

– Завтра мне… и машине… в одну… дуть дуду… в аварийном… режиме… у всех… на виду… ты мне нож… напоследок… не всаживай…в шею… будет взлёт… будет пища… придётся… вдвоём… нам садиться… дружище… на аэродром… потому что я… бросить тебя… не посмею…

***

Самолёт валяло по всем трём осям – видимо, было повреждено и хвостовое оперение, самолёт был крайне неустойчивым, приходилось постоянно работать руками и ногами, удерживая его в воздухе. Немели мышцы, выбиваясь из-под шлемофона, пот крупными каплями катился по лбу, заливая, и разъедая глаза. «только бы дотянуть, только бы дотянуть…главное – не выпускать щитки и шасси… садится на брюхо» – тревожной жилкой билась в голове мысль.

***

Вдали всё ближе и ближе слышались крики преследователей, команды офицеров, вот уже слышно тяжёлое хриплое дыхание тех, кто бежит во главе преследования. И тут впереди перед взором Агнии поредели деревья, раздвинулась поросль кустов, и… перед глазами раскинулась болотистая местность, с кочками, редким кустарником и пятнами тёмной, болотной воды, местами проступающей сквозь тонкий лёд.

– Андрюша, болото! У нас появился шанс!

И собрав силы и волю в кулак, она, буквально выхаркивая гланды, из последних сил рванула по кочкам и тонкому льду…

И ноги тут же провалились в тёмную болотную жижу! В ноздри шибануло застоявшейся гнилью. Тухлая ледяная вода, густая и чёрная, быстро проникнув под комбез, и залив унты, ожгла холодом ноги по колени. Не обращая внимания на это, она, стиснув зубы и хлюпая мгновенно набрякшими унтами по гнилой воде, упорно шагала по болоту. Импровизированная волокуша тащилась за нею следом, почти не проваливаясь в воду, лишь только отдельные брызги от её шагов попадали на Андрея. Давление на трос внезапно усилилось – она обернулась назад, и увидела, что Андрей опять затих и лежит, вытянув ноги. Пару секунд она стояла, тяжело дыша, потом, как будто что-то припомнив, задыхаясь, и делая паузы для вдохов, произнесла первые слова ещё одной песни… И поднатужась, снова впряглась в волокушу. Опять шаги, снова отсчёт, снова с нуля – пять… десять… пятнадцать шагов, теперь уже по болоту.

Надо спешить изо всех сил – дистанция до преследователей сильно сократилась – не более полутора сотен метров. Вот сейчас, максимум через минуту, они выскочат на край болота и они с Андреем окажутся у них, как на ладони. Впереди, метрах в пятнадцати, она увидела то, что их может спасти. Ещё один рывок, ещё три десятка шагов по этой вонючей жиже… и всё… есть шанс! Тяжело прыгая по кочкам, и таща за собой лист дюраля, она, сбивая дыхание, всё же читала для Андрея, выхрипывая слова в морозный воздух:

– За нами… гонится эскадра… по пятам… на море штиль… и не избегнуть… встречи… но нам сказал… спокойно… капитан… ещё не вечер… ещё не вечер… ³⁸

***

Он лежал на раскалённой солнцем деревянной палубе, хоронясь за высоким бортом. В правой руке он сжимал широкую абордажную саблю, в левой руке у него был зажат большой нож. Он был бос, и по пояс голый, но штаны были – неопределённого цвета, вонючие, грязные и рваные. Рядом с ним, вповалку, прижимаясь к борту, и явно прячась за ним от кого-то, лежали десятки таких же оборванцев, как и он: такие же потные, одетые в невообразимую рванину, бородатые и дурно пахнущие. Загорелые мускулистые руки сжимали сабли, ножи, пистолеты, топоры, крюки, и прочее смертоносное железо.

Скрипел деревянный корпус небольшого корабля, откуда-то совсем недалеко, слышались крики каких-то команд на иностранном языке (испанский? что-то похожее…). Ветер шумел в парусах, гудел в вантах. Через борт залетали брызги воды… Крики команд всё ближе и ближе… Андрей, чуть-чуть приподнялся, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь в щель на борту, но к нему тут же повернулась одна из соседних безобразных харь, разинула свой рот с гнилыми зубами и, пахнув на него мерзопакостной гнилью, рыкнула что-то непонятное (английский? французский?). Возникло стойкое желание со всей дури врезать мерзкой харе по кривым, жёлтым зубам, но Андрей не успел: откуда-то сверху раздалась непонятная команда, и несколько соседей с крюками в руках, вскочили и размахнувшись, швырнули их куда-то через борт, раздался хор криков, что-то загрохотало, в борт тут же что-то сильно ударило, да так, что прячущихся за бортом оборванцев отбросило от борта. Раздался громкий треск, вопли, улюлюканье, и вся свора пиратов, движимая единым порывом, с диким рёвом вскочила и бросилась через борт. Андрей тоже вскочил в полный рост, и увидел, что их небольшой кораблик сцепился борт о борт с гораздо большим парусником, палуба которого была буквально покрыта смуглыми бородатыми мужиками в чёрных, блестящих кирасах и шлемах. Фашисты?! Нет, испанцы! 16 век?! Откуда?! Я же лётчик! И почему я здесь?!

Но увлекаемый общим порывом, Андрей, так же, как и все, вопя и размахивая саблей и кинжалом, перепрыгнул на испанский корабль. За какие-то несколько секунд вся толпа перемахнула через борт, и теперь насмерть рубилась с испанцами в шлемах и кирасах. Тут и там дробью гремели пистолетные и ружейные выстрелы, со всех сторон звенело железо, ежесекундно слышались вопли раненых и убиваемых людей, полетели за борт тела, Андрея обдало потоком брызг. Захваченный общим смертельным водоворотом, Андрей рубил саблей, уворачиваясь от ударов, принанцовывал, как на ринге, по палубе, делал выпады, колол кинжалом, отскакивал, опять уворачиваясь, и выходя из-под удара, пинался ногами, приседал, падал, перекатывался, опять отмахивался саблей. Одним словом, дорого продавал свою жизнь…

***

Вот и заветный бугорок посреди болота! С берега он казался просто снежным холмиком, скрытым чахлым кустарником, но вблизи оказалось, что это полусгнивший ствол поваленного дерева, лежащий горизонтально на поверхности болота. Молодые побеги, пошедшие в рост из корня гнилого уже пня поваленного дерева, выжили, и образовали довольно большой куст. Проваливаясь по колено сквозь тонкий ледок, и взметая вокруг себя брызги грязной болотной воды, Агния лихо втянула дюралевый лист с лежащим на нём Андреем за поваленный ствол дерева. Тут же, тяжело дыша, бросилась к нему, продолжавшему в беспамятстве скрежетать зубами, стонать, и скрести снег ногами:

– Тише… тише… успокойся… всё, битва закончилась… лежи тихо… дай-ка я тебя сковырну…

Агния схватила его за плечо, и не обращая внимание на его мычание, в два рывка сбросила его с листа дюралюминия, толкнула мокрый лист от себя в сторону – он по инерции проехался по заснеженному болоту метра три в сторону. Она схватила автомат, быстро выглянула из-за бревна – нет ли ещё на берегу фашистов? В три прыжка добежала до волокуши. Ещё раз её оттолкнула на пару метров в сторону, шагнула к ней, и… провалилась по пояс! Но вместо того, чтобы вылазить, стала метаться из стороны в сторону в этой вязкой, плотной гуще воды, пытаясь за несколько имеющихся у неё секунд как можно больше расширить полынью. Потом, с хрипом выдыхая из лёгких воздух, и каменея от чудовищного холода, она вскарабкалась на ближайшую кочку и в два прыжка преодолела расстояние до ствола поваленного дерева, упав за него.

В ту же секунду на берег вышли несколько немцев, дошли до болота и остановились в нерешительности…

Андрей, очнувшись, и открыв глаза, осоловело оглядывался вокруг: переброс из одной реальности в другую сбивал с толку – только что он с саблей и кинжалом брал с пиратами на абордаж испанский галеон, рубился на палубе в рукопашной схватке, и вдруг – вокруг него какие-то кочки, кусты, болото… и глаза Агнии, близко-близко:

– Тише, тише! – она приставляет палец к его вспухшим и обкусанным губам, – там, – она показывает одними глазами куда-то в сторону, – там немцы. Они нас не видят. Сиди тихо.

Андрей сжимает зубы, стон рвётся у него изнутри: пуля, засевшая в спине, жжёт и рвёт его плоть.

Агния, вжимаясь в землю, смотрит некоторое время на него, потом начинает торопливо расстёгивать ему комбез:

– Сейчас… тихо… сейчас вколю тебе… станет легче, ты отключишься…

– Чё вколешь-то? – хрипит Андрей

Но у неё в руках уже маленький тюбик-шприц. Маленькая игла жалит в тело, заботливые руки запахивают обратно комбез:

– Лекарство, только что сотворила, обезболивающее, лежи.

Совсем близко, метрах в двадцати – двадцати пяти слышна немецкая речь, топтанье нескольких десятков человек, бряцанье оружия. Наконец, звучит команда:

– Vorward!

И несколько солдат опасливо ступая по кочкам, начинают продвигаться по болоту. Через пару секунд слышится могучий всплеск, жалобный крик, и отборная немецкая ругань:

– Der Teufel soll das buserieren!

Агния, сжимая в руках автомат, со всеми предосторожностями выглянула из-за ствола, тут же опустила голову:

– Один дурень провалился в это говнище аж по шею, двое его вытаскивают, четвёртый сам полез обратно на берег.

Боль утихает, на Андрея накатывает волна умиротворения, уже ничего не хочется, всё плывёт перед глазами… всё хорошо… но рядом фашисты… чёрт! Он тянется за автоматом:

– Дай мне!

– Да тихо ты! – она зажимает ему рот холодной мокрой ладошкой, пахнущей болотной тиной, – они, увидев полынью, решили, что мы с тобой уже утонули, понимаешь? Сейчас постреляют-постреляют для успокоения совести и уйдут, понимаешь?

И точно! В туже секунду на берегу раздалась команда офицера:

– Zu feuern!

И одновременно заработали несколько десятков стволов: тишина болота разорвалась грохотом выстрелов. Горячие пули с шипением протыкали снег, плюхали фонтанчиками по открытой воде, срезали ветки редкого кустарника, с глухим стуком втыкались в ствол дерева, за которым они, вжавшись в мокрую болотную почву, пережидали шквал огня.

Через десяток секунд, когда у всех стрелявших опустели магазины, в болото полетели гранаты-колотушки, оглушая взрывом и взметая фонтаны чёрной, тухлой воды. Бах! Бах! Бах! …. Бах!

Четвёртая разорвалась совсем близко – садануло взрывной волной, зазвенело в ушах…

И всё… тишина!

И ещё долго они лежали за поваленным деревом, не веря своему счастью – Агния всерьёз опасалась, что немцы могли оставить где-нибудь неподалёку пару наблюдателей. Но, похоже, всё же нет, никого не было – она долго и тщательно сканировала местность всеми своими чувствами. Наконец, привстала на колени, осторожно выглянула – никого нет. Только у берега тёмное пятно большой полыньи, в которую угодил один из фашистов, да россыпь сотен гильз в утоптанном снегу на берегу болота.

– Всё, можно идти. Поехали! Андрюш, слышишь, всё, они ушли, поехали! – она толкала его в плечо, но никакого ответа – Андрей снова впал в забытьё, теперь уже получив лошадиную дозу обезболивающего.

Агния добралась до волокуши, она теперь выглядела, как дуршлаг – немцы палили от души. Подтащила её к Андрею, еле-еле затолкала его на волокушу, положила ему на грудь автомат, и впрягшись в трос, продолжила свой трудный путь по болоту.