Началось. Рано или поздно это должно было случиться. В глубине я был готов к чему-то подобному, но не к такому. Я еду с цыганским ребёнком и девушкой, которая сорвалась со мной, непонятно куда и непонятно зачем.

Навигатор вёл по Мурманскому шоссе, чтобы ехать не через Москву, а в объезд. Сразу на выезде из города находился пост ДПС. В голове мелькнула мысль: «Если нас остановят, то возникнет много лишних вопросов».

– Все натянули улыбки и смотрим в окно, как самая счастливая семья на планете, – сквозь зубы произнёс я и начал мило улыбаться.

Наша машина не вызывала подозрений, не считая того, что была вся гнилая и еле ехала: молодая семья едет к бабушке и дедушке, все улыбаются и ждут весёлых приключений. Единственная причина, по которой нас могли остановить, это нарушение, поэтому я строго соблюдал правила дорожного движения.

Чем ближе мы подъезжали к посту, тем шире становились наши улыбки, сильнее тряслись колени и дёргался глаз. Проезжая мимо строгого сотрудника с «опытным бронежилетом», я обнял Олю и засмеялся. В машине происходил театр, от игры которого зависела наша судьба. Инспектор прищурил маленькие глазёнки, осмотрел нашу машину и пропустил её взглядом. Я выдохнул и прибавил газу.

– А нам надо их бояться? – тихо спросила Оля.

– Ну, не то чтобы бояться, но встречаться с ними нежелательно.

Проехав около шестисот километров, я решил сделать остановку, да и малой уже хотел в туалет. Не знаю точно, как называется этот перевалочный пункт. Людей здесь было мало: только торгаши, которые впаривают носки и другую муть дальнобойщикам.

По сторонам стояли старые разрушенные дома. В воздухе пахло выхлопными газами от оживлённой трассы. Среди развалин я увидел еле горящую надпись «КАФЕ», сделанную из маленьких лампочек и покосившуюся от ветра.

– Пошли зайдём, перекусим, отдохнём с дороги, – сказал я, указав пальцем на местный «ресторан».

Не успели мы зайти, как на Олю уставились пропитые морды и жёлтые голодные глаза. На двери справа от нас висел значок туалета. Я легонько подтолкнул малого к двери и сказал Оле, чтобы пошла с ним.

Я подошёл к цыганке, которая стояла за кассой. Женщиной она была малоприятной: чёрное платье и повязка на голове, как будто кого-то только похоронила, обкусанные ногти и по несколько золотых колец на каждом пальце. У такого человека в обычное время я бы даже не спросил, сколько времени, а тут еду покупаю. Когда представлял, как она лепит своими руками эти пирожки, так сразу становилось плохо. Но время было не лучшее и выбирать особо не приходится.

– Здравствуйте. Две бутылки воды и пирожков, с рисом и капустой, штук десять.

С мясом я побоялся брать, только богу известно, что там за мясо. Да и отравиться меньше шансов. Дорога дальняя, и лечиться особо некогда. Придётся помирать от диареи в кустах у трассы.

– И пакет, – с улыбкой добавил я.

Продавщица смотрела на меня, как будто хотела съесть. Сзади ещё и эти уроды сверлили меня взглядами. Бита осталась в машине. Если звери сорвутся, то мне отбиваться нечем. Я присмотрел рядом стоящую бутылку из-под пива. Если дёрнутся, первому об голову, остальных розочкой порежу. Тяжёлые времена подталкивали меня на жестокие и безбашенные поступки. Тут или я, или меня.

Моментально я представил, что эти мрази сделают с моей Олей, если меня вырубят с одного удара. Я опёрся на стену, чтобы сзади никто не подошёл. Следующая моя мысль была – если меня вырубят, то мной тоже воспользуются, как плюшевой игрушкой.

Чуть-чуть подальше от крупного города, и всё. Цивилизация оставлена. Кругом одна анархия, безработица, грязь, а от людей остались одни отбросы.

Раздался щелчок, и из туалета вышли Оля с Русланом. Заказ был готов, и мне протянули пакет с покупками. Я поблагодарил, взял пакет и только начал разворачиваться, как продавщица начала орать на своём языке, смотря прямо на Руслана с Олей. Я тут же повернулся и закрыл их собой, перед этим показав глазами, мол, «идите в машину».

– Э-э-э. Успокойся. Ты чего орёшь-то?

– Откуда у тебя это мальчик? Я знаю его.

Так как я сам брюнет с тёмными глазами, я решил до конца играть роль отца и быстро поставить цыганку на место.

– Сын это мой! – уверенно сказал я.

Она сразу не поверила и продолжила спорить. Тут я стал размахивать руками и кричать громче неё. Хотел показать, где её место.

– Ты на кого орёшь, женщина? Жена моя с сыном! Ты на них рот свой открыла?! Мужика своего зови, сейчас с ним разговаривать буду!

Сработает или нет? Для большей уверенности я пнул рядом стоящий стул. Она приутихла.

– Точно твой? – исподлобья спросила баба, проклиная меня или наводя порчу.

– Смотри сюда! – сказал я и вытащил из документов свидетельство о рождении Алхана, где написаны его данные. – Вот видишь! Алхан! Это сын мой. А ты орёшь здесь. Воздух сотрясаешь.

Я помахал руками и направился к выходу, проклиная весь её род. На улице я не спеша подошёл к машине и медленно поехал. Как только злосчастное кафе скрылось из виду, сразу же был выпущен весь табун лошадей, которые томились под капотом зубилы. Я почти не сомневался, что эта цыганка запомнила номера машины. Что же дальше делать? Менять машину не было времени. Угонять другую – тоже, да я и не умел.

– Что-то случилось? – спросила Оля.

– Цыганка пацана узнала! Ты знаешь её? – спросил я, посмотрев на мальчика через заднее зеркало.

– Нет, не знаю, – унылым голосом произнёс Руслан себе под нос.

– Она, похоже, тебя узнала. Видимо, цыгане кипиш подняли из-за тебя.

Продолжать эту мысль я не стал, чтобы не наводить панику и не вызывать подозрения. Через пару часов я был уверен, что за нами никто не едет, но мне надо было перестраховаться. По пути нам попалась типичная умершая деревня, состоящая из десятка разваленных домов. Я свернул с трассы и поехал по центральной улице.

– Смотрим в оба и ищем старый автомобиль! – сказал я.

Долго искать не пришлось. В кустах валялся ржавый 41-й «москвич». Я подъехал к нему и начал осматривать. Мне нужны были его номера. Уже почти разочаровавшись, я разбил пассажирское стекло и заглянул в бардачок. Вот это удача! В бардачке лежал ржавый кривой номер, правда, только один. Это лучше, чем ничего.

– Все в машину! Мы уезжаем!

Как только мы поехали, у меня зазвонил телефон.

(от Марка Соболева)

После заседания меня повели из зала суда через коридор к автозаку. На улице стояло большое количество незнакомых мне людей: молодые парни и женщины. Увидев меня, они начали что-то кричать. Разобрать, что конкретно они кричали, я не мог.

Люди! Да что я вам сделал-то? Кто вы такие все? – эта мысль не покидала меня. Народ не переставая гудел и орал мне в спину. За толпой я увидел журналистов, которые вели репортаж.

Теперь понятно, зачем весь этот цирк. Показательная казнь перед народом. Наше государство найдёт и покарает любого! Люди, которые окружали меня, – стадо баранов. Им сказали, а они делают. Мозгов не хватает понять, что на моём месте может оказаться кто-то из них уже завтра: или их муж, или жена, или ребёнок. Глупый народ, не видящий, что творится перед их носом. Хотя чего я их виню? Я сам такой же был.

За репортёрами на пригорке стоял папа и наблюдал за происходящим. Через силу я выпрямился, чтобы отец запомнил меня таким – несломленным даже под конвоем и в наручниках. Из всех людей, которые находились на улице в тот момент, только перед отцом мне было стыдно. Его сына ведут в автозак! Его сына лишили свободы на четверть века! Отец – главврач, сын – преступник!

Перед посадкой в машину я из последних сил выпрямился и крикнул: «Па-а-ап! Только верь в меня…» Мне ещё сильнее заломили руки и закинули в кузов. Руки были за спиной, я приземлился лицом в грязный пол. Первым, что я увидел, были начищенные берцы конвойного, завязанные на маленькие бантики. Вторым – его лицо, наполненное отвращением ко мне. Он молча взял меня под руки, затащил в «клетку», пристегнул к борту и плюнул мне в лицо. Я вытер щёку плечом и плюнул в его сторону.

– Мразь… – произнёс он себе под нос, посмотрев в мою сторону.

Я ухмыльнулся и закинул голову. Отец не выходил у меня из головы. Он стоял во всём чёрном, как на похоронах единственного сына… В своих квадратных очках и повседневном галстуке… Совершенно без эмоций… Мамы не было. Стыдно, наверное, за меня. Я её не виню. Сам не знаю, как повёл бы себя на её месте.

В кузове меня везли с двумя урками. Лысые с волчьим взглядом, которым я и так не нравился, так ещё и конвойный услужил…

– Ну что, оборотень, скоро не будешь таким дерзким, – сказал охранник, вытирая пот со своего лба.

То же самое, что кинуть голодным собакам кусок мяса.

В дороге урки не отводили от меня взгляда, а я смотрел им прямо в глаза. Если они хотели напугать меня, то у них не получалось. Я готовился к худшему. Меня не должны сломать.

Через полчаса мы были в СИЗО. Скорее всего, здесь я проведу десять дней перед отправкой…

Пока меня вели по многочисленным коридорам, через двери, я видел, что это за место и какие люди здесь сидят. Мне свистели, что-то кричали, но я старался не слушать.

Меня привели к начальнику тюрьмы.

– Садись, Соболев! – сказал майор.

На вид он был слишком молод для начальника тюрьмы, да и для звания тоже. Сразу было понятно, что он не просто так это место занимает.

– Я постою. В машине насиделся.

– Ну как знаешь. По тюрьме уже ходят слухи, серьёзность ситуации ты понимаешь. Если я посажу тебя в обычную камеру, тебе либо вспорют живот, либо используют твоё тело. Всё, что я могу для тебя сделать, – это посадить тебя в двухместку. Единственная свободная камера – 1333, сокамерник – Степанов И. А., кличка – Стёпа. С ним у тебя не должно быть проблем. Сидит за мошенничество в особо крупных размерах. Тебе придётся побыть чуть больше недели здесь. Из камеры никуда не высовывайся!

Я слушал это, пытаясь понять, какие на меня планы у них.

– Всё. Уводи его! – сказал начальник охраннику.

Меня взяли под руки и повели. В голове была мысль: «Как пережить первую ночь?»

Перед открытием очередной межкоридорной двери меня поставили лицом к стене. Один охранник начал открывать дверь, а другой прижал меня к стене и понюхал.

– Славный Маркуша, – произнёс охранник и толкнул меня в открытую дверь.

Какая же мразь всё-таки! Здесь вообще нормальные люди-то есть? По этому охраннику было видно, что он работает здесь не из-за зарплаты, а из-за своей бурной фантазии. Крепкое телосложение. Ни одного волоска по всему телу. Бабский голос. Евнух какой-то! Такие, как он, должны сидеть в психбольнице, а не охранниками работать в тюрьме.

– Ты у психиатра давно был, чудовище? – с ухмылкой спросил я.

– Вчера, – нежно ответил он и засмеялся.

Даже этот клоун не смог меня испугать. Меня завели в камеру. Слева стоял двухэтажный шконарь. Справа у стены – стол, два стула и шкаф. Маленькое окошко с решёткой, сквозь которое еле-еле пробивался свет. С потолка падали капли. По центру камеры образовалась небольшая лужа, а плесень выглядела как узор во дворцах, «украшая» пол и стены.

Я стоял у двери, пока охранники снимали с меня наручники.

– Здорово! – уверенным голосом сказал я этому Стёпе.

– Здорово! Ты Соболев?

– Да, я.

– Заходи. Мы с тобой вдвоём, поэтому все понятия можешь для улицы приберечь, здесь не надо этого.

Я лёг на кровать. Тень от решётки напоминала мне о том, где я нахожусь. Медленно падающие капли отсчитывали секунды моего пребывания здесь. Стёпа слез с кровати.

– Чё, познакомился с Нежным?

– Нет. И не собираюсь.

– Ты с ним аккуратнее. Если он один за тобой придёт, то требуй второго конвоира и начинай поднимать шум. А то он тебя уведёт и может такие вещи с тобой сделать…

– Раз знаешь, значит, с тобой делал?

– Не, я за деньги сижу, поэтому до меня никто пальцем не дотронется.

– А как так получилось?

– Бизнесмена одного за жопу взяли. Ну как взяли – делиться не хотел. Ну мне и предложили за него отсидеть четыре года, а он сам где-то на островах греется. Потом я выйду, а он вернётся, как белый человек.

– Ну и что тебе платят?

– Тысячу баксов в месяц. Плюс тут наркотики, бухло и двухместная камера.

– Слушай, ну просто вип.

– Да не, я сам тюрьму не люблю, просто деньги нужны были.

Я особо не хотел разговаривать, поэтому развернулся к стене и уставился на узоры.

(от …)

– Ну что? Соболев у вас?

– Да. Завтра переводят.

– Надо сделать так, чтобы после ночи от него ничего не осталось.

– Мы так не договаривались. Я должен был информировать вас.

– Ты должен делать всё, что я говорю.

(от Ольги)

Напряжение Димы не могло остаться незамеченным. Конечно, странно, сорвался так резко из города. Ещё и мальчик этот. Много задавать вопросов я не хочу. Мне нравится Дима, я ему доверяю, но что-то меня тревожит и не даёт покоя.

После злосчастного места мы зачем-то украли номер и поехали дальше. Постоянно меняющиеся пейзажи трассы, машины, деревни, города. Также на дороге нам попадалась смерть, каждый раз напоминая об осторожности.

Мы гуляем с Димой в парке. Разговариваем на разные темы. Он кажется мне очень воспитанным, добрым, заботливым – мужчиной моей мечты. Можно даже сказать, что я чувствую себя счастливой. Как вдруг момент прерывается, я наблюдаю со стороны, как Дима высасывает душу молодой красивой девушки, и она умирает прямо у меня на глазах. Я пытаюсь это остановить и начинаю громко кричать.

– Дима, остановись! Ты же её убиваешь! Дима! Хватит!

– Оль, что с тобой?

Я открыла глаза. Дима смотрел на меня с удивлённым видом.

– Всё хорошо?

– Да, просто кошмар приснился.

– Что приснилось?

– Кошмар, про призраков.

– Ха-ха. Оль, ну ты как маленькая. Ещё скажи, что темноты боишься.

– Нет, темноты я не боюсь… – обиженно ответила ему я и отвернулась к окну.

Тут я задумалась и решила спросить в лоб, ведь за спрос денег не берут.

– Что-то мы едем и даже не познакомились. Меня Оля зовут! – сказала я, повернувшись к мальчику.

Он молча смотрел в окно.

– А его Руслан, – с позитивом в голосе ответил Дима, посмотрев на мальчика.

– А чего он молчит?

– Оль, оставь его, я тебе потом расскажу.

Я ещё раз посмотрела на мальчика, а он на меня. В его чёрных глазах я заметила боль, страдания. Мальчик явно что-то пережил. Я не отводила взгляда от него, а он от меня. Я утонула в его глазах. Они столько всего повидали и были такими глубокими. Мне стало как-то не по себе, а потом стало немного страшно. Чтобы как-то отвести от него взгляд, я закрыла глаза и улыбнулась. Интересный, конечно, ребёнок.

Ещё какое-то время мы ехали молча. Дима рулил и следил за дорогой. Мальчик уснул, и я решила снова спросить:

– Дим, расскажи мне о своих проблемах.

– Котик, ну обычные проблемы, как у всех.

– Да, но все не уезжают из города.

– Значит, у меня немного серьёзнее проблемы. А можно я тоже спрошу?

– Конечно, спрашивай.

– Почему ты поехала со мной?

– Ну как почему? Я же надеюсь, это ненадолго. Почему я не могу съездить с тобой и поддержать в трудный момент? Забота, поддержка и понимание – это основа отношений, мне кажется.

Конечно, я не стала рассказывать все свои причины, почему я поехала, а не бросила его.

ГЛАВА 2

(от Андрея Фатеева)

В новой квартире уже был сделан дорогой и качественный ремонт, поэтому мы заехали и вернулись в ту жизнь, откуда нас выкинули пинком под зад.

Исчезновение Димы после того, что я сделал, я мог предугадать. Но я так привык, что он постоянно давал мне правильные советы и поддерживал меня, что сейчас я нуждался в нём как никогда. Он на ноги меня ставил в такой непростой ситуации, я доверял ему как брату, он всегда был желанным гостем у меня дома. Может, испугался, что я и в него буду стрелять? Дима – единственный человек, о чьём уходе из моей жизни я жалел. Но разве я мог поступить по-другому?

От Саши я пытался скрыть свой поступок. Во-первых, я не знал, как она к этому отнесётся, а, во-вторых, у нас только всё наладилось. Ни к чему это ворошение прошлого. Я приехал с работы домой. На пороге встречали пацаны.

– Все деньги у меня высосете, мои пылесосы.

Дал одному косарик, а второму пятьсот.

– А почему мне пятьсот?

– Ну ты же младше.

– А ты что? Меня меньше любишь?

Вот засранец, знает, на что надавить. Я с улыбкой достал ещё пятьсот и протянул ему.

– Спасибо, папочка!

– Всё. Беги уроки делай.

В гостиной лежала Саша и смотрела телевизор, по ящику крутили новости.

– Что новенького? – спросил я, медленно развязывая галстук.

– Соболева осудили на двадцать пять лет.

– Серьёзный срок. В чём его обвинили?

– Да там целый список. Вон кадры крутят, как он перед папкой своим раком не хочет ходить, гордый.

– Покормишь?

– Я на кухне весь день простояла. Там всё разогрето, положить только.

Я пошёл на кухню, обдумывая, остались ли у неё чувства к Марку. Живучий сукин сын, надо было добить его. Зайдя на кухню, я увидел в мусорке пакет из ближайшего ресторана. Положил еды, налил полную рюмку коньяка и сел за стол.

– За то, чтобы сиделось весело, Марик…

Я выпил стопку, закусил маленьким кусочком мяса и пошёл курить на балкон.

(от Марка Соболева)

Близился вечер. К нам в камеру принесли баланды. На вид было похоже на блевоту, да и пахло так же. Я ногой сбил металлические тарелки с этим изысками и опять лёг на кровать.

– Соболев, ты думаешь, здесь тебе что-то другое принесут? Ха-ха-ха, – раздался голос какой-то очередной мрази, раздающей эти харчи.

– Зря, ай зря, ему это может не понравиться, придут и дуплет пропишут, – сказал Стёпа, вежливо извинившись за меня перед ним.

Я не стал ему ничего говорить. Нам закрыли маленькое окно в двери, через которое подавали еду.

– Конечно, кормят тут не как в ресторане, только язву заработать можно. Но есть надо!

Я молчал. Стёпа полез в шкаф, достал пюре с колбасой и бутылку водки.

– Иди покушай. Мне завтра ещё принесут. Это съедать надо.

В животе была война. Уже вторые сутки ничего не ел. Да и сокамерник из всего этого сброда казался мне более-менее нормальным. Я подсел к нему за стол и накинулся на еду.

– Сколько ты не ел? – с улыбкой спросил Стёпа.

– Около двух дней, – ответил я, не отвлекаясь от картошечки с колбасой.

– Ешь тогда! Пить будешь?

– Нет, спасибо.

Пока я ел, Стёпа рассказал, как раньше был бизнесменом, как заболела его жена и как пришлось всё продавать, чтобы найти деньги на лечение.

– Соболев, ты здесь как легенда. Тебя по ящику до сих пор крутят! Расскажи, как так получилось?

– Что именно?

– Ну вот ты – бывший мент, крышевал там что-то, имел же свою копеечку. И что дальше? Мало стало? Золотых гор захотел?

– Да не делал я того, в чём меня обвиняют.

– Ха-ха-ха, – опять засмеялся Стёпа. – Ты тут спроси у любого, за что сидит, тебе каждый ответит, что его подставили или он этого не совершал.

– Да мне по большому счёту плевать, кто и что здесь сделал.

– А зря. Надо знать о людях всё, с кем вынужден общаться, а тем более кто тебя окружает. Вот Нежный, ты думаешь, почему он такой?

– Да хрен его знает.

– Во-о-от. Он раньше был медбратом в психбольнице, с нормальным поведением. Пока какие-то уроды не изнасиловали его жену, а она тогда на четвёртом месяце беременности была.

– И что дальше?

– У жены крыша поехала, а он сюда охранником пришёл.

– Почему сюда?

– А потому что те уроды здесь отправки ждали, как и ты.

– Дак их поймали?

– Да, даже осудили. Дальше, в последнюю ночь он за каждым в камеру приходил. Отводил в хозблок и их достоинства нарезал, как колбасу, перед этим в туннель по черенку от лопаты запихав.

– И чё его не уволили за такой беспредел?

– Дак тела не нашли. Он их там же в пол закатал. Наутро встали – троих не хватает. Ну розыск, побег, все дела.

– И что? Никто не подумал на него?

– Не-а. Он с женой дома сидел.

– Умный, значит. А как об этом узнали?

– На следующую ночь начальник заставил пол разбивать в хозблоке.

– Чтобы трупы найти?

– Нет, конечно. Чтобы новых клиентов закатать.

– То есть мне не стоит ночью спать?

– Почему? Ты же не насильник. Ты ему неинтересен. Спи спокойно.

– Давай по сто пятьдесят?

– Ну вот с этого и надо было начинать разговор.

(от Валерии Остаповой)

Последние события, происходящие в жизни моих мальчиков, никак не укладывались у меня в голове. Родителям Марка сейчас совсем нелегко, и я решила их навестить.

Я купила тортик, взяла переноску с ребёнком и пошла к семейству Соболевых. Около двери мне стало немного неудобно. «А если им сейчас не до меня?» – подумала я, и тут же Андрюшка заплакал так громко, что на шум дядя Феликс открыл дверь.

– Здрасьте! – с милой улыбкой произнесла я.

– Привет, Лера. Давай мальца, заходи.

Я передала моего сыночка и начала разуваться. Из комнаты вышла Тамара Михайловна.

– Ой, Лерочка! Заходи, – сказала она, помогая раздевать Андрюшку.

Мы прошли на кухню. На удивление, на лицах родителей не было беспокойства.

– А я проведать вас решила. Думала, зайду, проверю, как вы.

– Ой, Лер, да как мы можем? Единственный сын в тюрьме на двадцать пять лет. Как мы можем быть? Как будто сына забрали навсегда.

– Я всё равно не верю, что Марк мог такое совершить. Даже в голове не укладывается. Я как вспомню, как он, рыжий, пухлый, школу дома прогуливал с Димой, а тут сразу – убийца.

– Самое страшное, что никак не доказать, что он этого не делал, – сказал Феликс Давидович, ставя чайник на плиту.

– А ты к Диминой маме поедешь? – спросила Тамара Михайловна.

– Да надо бы, конечно. Дима непонятно почему исчез, никто не знает, где, что…

– Да, может быть, с Марком что делал. И теперь боится, что вскроется. Я уже не знаю, что думать, – произнёс Феликс Давидович, протирая свои очки. – До сих пор забыть не могу, как его в машину сажают и все на меня смотрят, заплачу или нет.

– А я не смогла пойти. Думаю, Марк простит меня за это.

– Тамарочка, ну конечно, он всё понимает. Не маленький же.

Мы попили чай, покушали торт. Они поспрашивали про малыша и заодно раздели его, посмотрели все суставы, голову и спинку. И тут Тамара Михайловна заплакала.

– Вспомнила, как тебя Марк ко мне привёз, – сквозь слёзы сказала она.

Феликс Давидович посмотрел на меня, побоялся, что я тоже заплачу. Но я сдержалась. Что было, то было. Я обняла тётю Тамару и сказала: «Всё будет хорошо!»

Нас обнял дядя Феликс, и мы вместе успокаивали тётю Тамару. Тут нашу грусть и печаль прервал смех Андрюшки. Не знаю, почему он засмеялся, но было это похоже на лучик солнца, пробивающийся сквозь тучи.

– Ладно. Поеду свою воспитательницу навещу.

– Да, давай. Спасибо, Лерочка, что не забыла и поддержала.

– Знаете, тётя Тамара, когда меня привёз Марк, вы назвали меня дочкой. Разве я могу просить в беде свою маму? – с улыбкой сказала я, взяла переноску с Андрюшкой у дяди Феликса и пошла к машине.

Лёша купил мне машину, чтобы я малого везде возила. Да и проще, чем на общественном транспорте. Кресло для перевозки детей было на переднем сидение, поэтому он всегда смотрел, как я вожу.

Давно я не была у Диминой мамы. Я позвонила в дверь. Потом ещё. И ещё раз. Но никто не открывал. «Может быть, на даче?» – подумала я и начала спускаться.

Перед подъездом сидел маленький щеночек дворняжки. Он был настолько маленький, что ещё пищал.

– Ой, господи, малыш, откуда ты здесь?

Я пристегнула Андрюшку, взяла на руки этого щеночка и присмотрелась к нему.

– Какой же ты хорошенький! Ну что? Бросать тебя здесь? Как вообще такого милаху можно оставить на улице?

В итоге я забрала его и подарила этого щеночка своему брату Пашке. Как же он радовался подарку. Я уже давно с ними не живу, и Пашке, наверное, скучно с одной мамой. Вот ему новый друг, никто, кроме собаки, не даст таких искренних чувств.