Czytaj książkę: «Наследница Каменной пустоши»
Гиблое озеро подернулось едва заметной рябью. Отражение луны в его черных водах дрогнуло, и вдали тут же послышался тоскливый крик ночного сарыча.
– Ничего не вышло, – безнадежно выдохнул лорд Сэливан.
Он стоял на берегу у самой воды, грустно глядя на искрящуюся голубоватым светом нить кребуса. Легкая, невесомая, она висела над озером, уходя почти до самой его середины, и обрывалась в том самом месте, где из воды выглядывал перевернутый лунный диск.
– Не отчаивайтесь, Ваша светлость, – тихо сказал Корнелиус – маленький кругленький человечек, в узких красных штанах и длинной сине-зеленой ливрее. Его комичная фигурка, похожая на яркий воздушный шарик, выделялась на фоне мрачноватого пейзажа своей абсолютной неуместностью. – Сайгерон милостив, он не оставит своих детей.
– Крылатый бог давно уже нас не слышит, – горько усмехнулся герцог и тихо, словно про себя, добавил: – Пятая попытка – и снова неудача.
Он пнул ногой прибрежную гальку. Один из камней отскочил и с глухим бульканьем ушел под воду.
– Может, в следующий раз повезет? – пробормотал толстячок, с опаской глядя на круги, расходящиеся по густой, маслянисто поблескивающей глади.
– Какой следующий раз, Корни? – скривился лорд Сэливан. Ветер нещадно трепал длинные фалды его сюртука, словно мечтая сорвать тот с могучих плеч. Темные волосы лорда развевались, на лице лежала печать безнадежной усталости. – Мы использовали все отведенные попытки, ни одной не осталось.
– И что же теперь будет? – растерянно спросил Корни. – Что нам делать?
Толстячок суетливо дернулся. Его полные щеки дрогнули, маленький рот испуганно приоткрылся, куцые бровки сдвинулись.
– Остается только ждать, – ответил герцог Бернский.
Он глубже надвинул шляпу и резким движением надел перчатки.
– Возможно, судьба сжалится и пошлет нам еще один шанс, иначе…
Лорд Сэливан не договорил. По его лицу скользнула темная тень.
– Хорошо, кабы так, – пробормотал толстячок, с сомнением глядя на матово поблескивающую воду.
Серебристая дорожка успела окончательно растаять, и теперь уже ничто не отвлекало внимания от бескрайней черной глади, страшной в своей красоте и невероятно притягательной. Озеро не зря называли Гиблым. За долгие годы оно забрало немало жизней тех, кто не сумел преодолеть его таинственный зов.
– Идем, Корни, – властно распорядился лорд Сэливан. Он легко развернулся и, не оглядываясь, пошел к виднеющемуся вдалеке лесу. – Нам здесь больше нечего делать.
– Да, Ваша светлость, – подобострастно закивал Корнелиус. – Как скажете.
Толстячок незаметно осенил себя робусом и торопливо припустил вслед за герцогом.
Глава 1
– И больше сюда не звони! – я бросила трубку на рычаг и в сердцах выругалась.
Бородатый гоблин! Угораздило же дать свой номер этому Этьену! Знала бы, какой он маньяк, ни за что не сделала бы подобной глупости!
Старомодный телефон обиженно тренькнул и затих, всем своим чопорным видом выражая неодобрение.
Ну да, не привык он к такому обращению. Но тут уж ничего не поделаешь! Я совсем не похожа на его прежнюю хозяйку и церемониться с ним не собираюсь.
– Даже не надейся, – скорчила рожицу своенравному аппарату.
Не знаю, как ему это удавалось, но на черном корпусе еще отчетливее проступило недовольство.
Бред… Мало того, что разговариваю с вещами, так еще и эмоции им приписываю. Хотя что тут удивительного? Этот дом кого угодно с ума сведет!
Я обвела глазами строгую обстановку холла.
Высокие потолки, добротные дубовые панели, подставка для зонтиков, китайский фарфор – ни дать, ни взять, английское поместье. Ага. В центре России. Что тут скажешь? Была у тетушки неискоренимая тяга к аристократической жизни.
Я распахнула дверь и вышла в огороженный высоким забором двор. Ровные палисадники, идеальные газоны, жеманные анемоны в горшках. Тьфу, гадость!
За те два месяца, что я прожила в доставшемся от тетушки особняке, его идеально-буржуазный вид мне порядком надоел. Хотя нет. Надоел – это еще слишком мягко сказано. Правильнее было бы выразиться – он меня чертовски бесил.
Скривившись, обвела пространство скептическим взглядом. Ишь, и цветет ведь все. Не вянет.
С улицы донеслась нецензурная брань.
Ух ты! Это кто у нас такой отчаянный?
Любопытство заставило меня приоткрыть калитку и высунуть голову наружу. И не надо мне говорить о том, что я нарушаю пятый пункт завещания! Ничего подобного. Я ведь не покидаю унаследованный участок? Во-о-от! Значит, могу сколько угодно любоваться томно пошатывающейся фигурой Виктора Степановича Горелова или, попросту, Горыныча, главного судьи района и моего, с некоторых пор, соседа.
– Ирма! Ирма, зараза! Открывай! – кричал Горыныч, пытаясь попасть ключом в замок калитки. – Я знаю, ты дома! Слышишь? Открывай!
Ирма была женой Горыныча, тощей, как жердь, дамой с вечно поджатыми губами и маленькими, недобрыми глазками. Я таких, как она, насквозь видела. Вид – крайне неприятная особа. Подвид – сплетница лицемерная, обыкновенная. Не успела я заехать в тетушкин дом, как она тут же пришла с черствым куском пирога, намереваясь напроситься на чаепитие. Ха! Не на ту напала. Пирог я взяла, а вот саму старую ведьму вежливо отправила восвояси. Не хватало еще в дом ее пускать! Потом сплетен не оберешься.
– Ирма! Кому говорю, зараза… Открывай!
Степаныч отчаялся открыть калитку и теперь попросту стучал по ней кулаком.
– А вы попробуйте перелезть, – посоветовала я.
Ну да. Вот такая я злыдня. А куда деваться? Захочешь зрелищ – и не на такое пойдешь.
– Д-думаете? – Горыныч глубокомысленно уставился на острые шпили забора и сдвинул набок кепку.
– А чего тут думать? Лезьте! – подначила судью.
Степаныч крякнул, ухватился за выступающую часть металлической решетки и попытался закинуть ногу. Его ярко-красная футболка задралась, и Сталин, изображенный на ней, недовольно скривился.
– Ир-ма! Я уже иду! – выкрикнул сосед срывающимся фальцетом.
– Вы ножку, ножку-то повыше поднимите, – тихонечко посоветовала Горынычу.
Треск, раздавшийся пару секунд спустя, оповестил о том, что моя подсказка была услышана и принята к сведению.
– Ах ты ж…
Далее последовали непереводимые идиомы и упоминание чьей-то матери. А следом – звуки падения.
– Урою падлу! – взревел Горыныч, пытаясь подняться.
– Кого именно? – невинно поинтересовалась я.
– А ты кто? – он повертел головой, пытаясь понять, с кем разговаривает.
– Я? А меня здесь нет.
– Как это н-нет? – Степаныч возмущенно уставился в пространство. – Я же тебя слышу?
– А вы уверены, что слышите меня?
Я тихо угорала, разыгрывая Горелова. И мне было совершенно не стыдно. А что? Горыныч – тот еще гад. Ему полезно. Будет знать, как ко мне подкатывать.
– Вот бля… Допился! Голоса уже мерещатся, – неразборчиво пробормотал сосед и принялся с новой силой колошматить по калитке. – Ирма! Открывай, зараза! – громко заорал он. – Щас наряд вызову! Разберут этот долбаный забор по кирпичику, и я до тебя доберусь!
Ну, это он загнул! По кирпичику вряд ли получится. Там, навскидку, тысяч пять этого самого кирпича будет. Заборчик-то – ого-го! А наряд Горыныч запросто вызовет. В прошлый раз через пять минут приехали, я засекала. Не, можно, конечно, и на ребят в форме полюбоваться, вот только настроение у меня сегодня не то. Да и Ирмы Карловны, жены соседа, дома нет, а без нее настоящее представление не получится. Нет уж. Мы тут сами справимся.
Я приоткрыла калитку чуть шире и спросила:
– А может, не мерещится? Может, на самом деле, а? Ты же хорошо меня слышишь?
Степаныч завертел головой. Никого, разумеется, не увидел. Да и кого он мог увидеть? Улица, как и всегда в это время суток, была пустынна.
– Точно, водка паленая! – выпучив глаза, буркнул Горыныч. – Убью Сем-м-мена! Опять конт… контр… контррррафактом напоил, падла!
– Что ж ты, Виктор, такими неприличными словами выражаешься? – постным голосом вопросила я. – Нехорошо это. Не по-божески.
– Ты! – не выдержал Горыныч. – Хватит мне мозги делать, бля…! Ты кто? Ну-ка, покажись!
– Не могу.
– Поч-чему? – взревел сосед. – Кто ты, ва-а-пще?
– Я? Совесть я твоя, Витя.
Я печально вздохнула.
– А-а… Точно, белочка, – пробормотал мужик. – Все. Допился…
– Что ж ты, Витенька, в совесть, что ли, не веришь?
– К-какая с-совесть? – усевшись на землю, Горыныч уставился на соседский забор мутным взором. Лицо его скривилось в болезненной гримасе.
– Известно какая, – я едва сдерживала смех. – Обыкновенная. Чистая и незапятнанная. Ну, это в идеале, – уточнила вполголоса.
Брови Горыныча приподнялись, лоб сморщился, рот приоткрылся. Угу. Называется, работа мысли – налицо!
– Врешь! – спустя пару минут выдохнул мужик.
– А зачем мне врать-то? – беззаботно откликнулась я. – Того в природе нашей, совестливой, нету, чтобы людей обманывать. Это ты третьего дня старушку Семеновну обманул. А я не имею обыкновения лукавить.
– Семеновна – старая дура! – глубокомысленно изрек Горыныч.
Ишь ты! Дура… Эта дура поумнее тебя будет, дядя. Мировая тетка!
– А ты чего, невидимая, что ли? – снова решил докопаться до сути Горыныч.
– Невидимая, – согласилась я.
– Точно, допился, – со вздохом констатировал сосед. – Сейчас наряд в-вы-зо-ву. Пус-сть ребята разберутся, что за совесть такая… И откуда она тут взялас-сь…
Он полез в карман, пытаясь нашарить телефон, но на полдороге запнулся и снова заголосил:
– Ир-ма! Открывай, кому говорят!
Я уже собиралась продолжить представление, но тут случилось явление второе. И весьма своевременное.
– Ах ты ж, образина старая! Опять налакался, как свинья!
Мадам Горелова окинула мужа презрительным взглядом и распахнула калитку пошире.
– Как тебе только не стыдно? Устроил тут шоу, – она протянула руку и схватила мужа за шиворот. – Быстро домой, придурок, – прошипела мадам и втащила упирающегося Горыныча во двор.
Эх, как же не вовремя старая мымра появилась! Такое развлечение испортила!
Я расстроенно вздохнула и поплелась в дом, заниматься ненавистной уборкой. Расписание, чтоб его! Режим.
***
«Дзи-и-инь… Дзи-и-инь…»
Рука сама потянулась к будильнику. Проклятый тетушкин горлопан! Да заткнись ты уже! Встаю я, встаю.
Иногда мне казалось, что зловредные часы испытывают особое удовольствие, заливаясь по утрам пронзительным воем. Вот прям чувствовалось в их трезвоне некое скрытое злорадство. Типа, что? Хотела понежиться в постельке подольше? А вот тебе! «Дзи-и-инь! Дзи-и-инь!»
Я потянулась, сползла с постели и поплелась в ванную. Оперлась на край раковины, нащупала зубную щетку. Так, Лерок, просыпаемся. Эй, просыпаемся, я сказала! Вздохнув, разлепила ресницы и уставилась на собственное отражение. Как и всегда, вид всклокоченной рыжей шевелюры мгновенно поднял настроение. А что? Я – свое собственное личное солнышко, и без разницы, какая на улице погода. Яркие огненные пряди – моя визитная карточка и отражение неунывающей внутренней сути.
Умывшись и приведя себя в порядок, врубила на полную громкость «Между нами тает лед» и, подпевая «Грибам», принялась заправлять постель.
Эх, еще немного, и можно будет все здесь поменять, а пока приходится терпеть этот проклятый викторианский интерьер. Рюшечки, оборочки, перина, куча подушек – любовь тетушки к розовому беспределу иногда бесила меня до чертиков.
Я взгромоздила последнюю вышитую думку в изголовье кровати и осмотрела спальню придирчивым взглядом. Огромная кровать – белая, воздушная на вид, зефирная даже. Большой трехстворчатый шкаф – солидный, с резными завитушками по краям, с бронзовыми накладками и изящными ручками. Пузатый комод, расписанный райскими птицами и розами. Невысокое трюмо, со множеством выдвижных ящичков. Бдя-я… Все такое приторно-цветочное, аж тошнит. И ведь не выкинешь ничего! Завещание, чтоб его!
«Между нами тает лед, – не желая грузиться своим абсурдным настоящим, громко запела я. – Пусть теперь нас никто не найдет». Ага. Никто и не найдет. Только не нас, а меня. Как вступила в права наследства, так и пропала почти для всех друзей. Кроме Людки Скрябиной никто не знает, где я. И за это нужно поблагодарить незабвенную Леокадию Серафимовну, царствие ей небесное, или где она там. Тетушка, конечно, была со странностями, но я никогда не думала, что настолько.
Монстр в юбке. Или, как любил говаривать Аркадий Леонтьевич, ведьма сушеная. Правда, я так и не смогла понять, ругательство это было или комплимент. Бывший муж Леокадии Серафимовны являлся большим любителем пива и воблы, и если провести параллель, то… Короче, ведьма и вобла звучали весьма похоже, особенно с прилагательным сушеная. Впрочем, это все не важно. А вот с завещанием тетушка намудрила от души!
В голове снова зазвучал голос нотариуса: «Возлагаю на наследницу обязанность постоянного проживания в завещанном ей доме, при условии, что в течение трех месяцев со дня моей смерти, она ни разу не покинет пределов усадьбы и ни в чем не изменит ее обстановку. Также наследнице вменяется в обязанность ухаживать за прилегающей к особняку территорией…»
Там еще двадцать пунктов имелись. Не менее странных. Помню, в момент оглашения завещания не смогла удержаться от смешка, дослушав непонятные условия. Короче, тетя Лека постаралась максимально усложнить жизнь наследницы, то бишь меня. Ну, а я что? С последней работы как раз уволили, с квартиры хозяйка попросила, деньги почти закончились – почему бы и не ввязаться в очередную авантюру? А в том, что это наследство – та еще головная боль, я ни тогда, ни сейчас не сомневалась. Вернее, сейчас я знала это доподлинно.
– Между нами тает лед, – слова старого хита сами срывались с моих губ. – Пусть теперь нас никто не найдет…
Длинный узкий коридор привел меня на кухню.
Окинув взглядом огромную территорию, решительно бухнула на плиту чайник, распахнула дверцу холодильника, достала нужные продукты, и вскоре на сковородке уже аппетитно шкворчала яичница, а в тостере подрумянивались ломтики хлеба. Тэк-с. Пузатый фарфоровый заварник занял свое место в центре стола. Все. Можно было приступать к трапезе.
Я размешала в чашке сахар и усмехнулась.
Ох, Лерка, вот и стала ты «мещанкой во дворянстве»! Сидишь, чаи из английского сервиза распиваешь. А ведь еще недавно из щербатой кружки чаевничала. Мысль о превратностях судьбы заставила меня философски вздохнуть, хотя размышления о жизни – не мой конек. Совсем не мой. Я больше человек действия. Ну, в том смысле, что я сначала делаю, а уже потом думаю. Но сейчас, на кухне тетушкиного дома, в окружении миленького бело-розового сервиза и трепещущих на ветру кружевных занавесок, непривычные мысли сами собой появились в моей бедовой голове. А что, если я стану такой же, как Леокадия Серафимовна? Властной, категоричной, странной? Вот поживу в этом сумасшедшем доме и заражусь непонятным безумием. Начну третировать соседей, друзей, родственников. Распоряжаться их судьбами. Доставать придирками и нравоучениями. А что? Денег у меня теперь столько, что могу позволить себе любой каприз. Да, кстати, а не пора ли уже хоть что-нибудь себе позволить?
Я придвинула планшет.
Так. Доставку продуктов заказала, кроссовки для бега выписала, может, посмотреть что-нибудь из одежды? Что мне нужно? Новый спортивный костюм? Джинсы? Теплый свитер? Или замахнуться на кожаную куртку? А что? Август подходит к концу, неплохо было бы обновить осенний гардероб, раз уж теперь я состоятельная дама.
Стоп. А это еще что? Мне показалось, что в комнате надо мной раздались шаги.
Я поставила чашку на блюдце. Да не-е-т. Все тихо. Послышалось.
Ага, вот так и бывает – сначала шаги, потом голоса, а там и до нового имени недалеко, типа Екатерины Великой или Мэрилин Монро. И – в больничку. К Наполеонам, Гитлерам, Энштейнам и прочим выдающимся личностям.
Усмехнувшись, сдула со лба отросшую челку и покачала головой. «Пей чай, Лерок, – посоветовала себе. – Наслаждайся буржуйской жизнью».
Отхлебнув глоток, протянула руку, собираясь взять баранку, и неожиданно замерла, так и не дотянувшись до плетеной корзинки. Из тетушкиного кабинета донеслось чье-то покашливание.
А вот это уже интересно. В последние два месяца мне постоянно мерещатся какие-то звуки, но так отчетливо – впервые.
– Кто здесь? – крикнула на всякий случай.
Ответа, разумеется, не было.
«Глюки все это, Лерка, – убежденно сказала себе. – Сидишь тут в одиночестве, вот и лезут в голову разные глупости».
В комнате опять кто-то раскашлялся.
Нет, это уже слишком!
Я вышла из кухни, бесшумно прокралась по коридору к массивной дубовой двери и прислушалась. В доме было тихо. Ни тебе кашля, ни прочих шумов. Как я и думала, просто показалось.
Не успела облегченно выдохнуть, как в комнате снова раздались голоса. Вернее, один, но какой!
– Григорий, хватит сопеть! – недовольно произнес он, и я с изумлением узнала собственную тетушку, незабвенную госпожу Сумарокову.
– Простите, Леокадия Серафимовна, – раздался в ответ робкий, извиняющийся тенорок.
– Ну, что тебе опять не нравится? Лерка, конечно, стервь первостатейная, но хоть с характером, не то что эта размазня Галочка, – хмыкнула старушка.
Ого! Это про меня, что ли? Ну, спасибо, тетя Лека. Приятно узнать, какого лестного вы обо мне мнения!
– Что молчишь? Думаешь, я не права?
– Что вы, Леокадия Серафимовна? Вы всегда правы.
Мне показалось, или это был сарказм?
– То-то же, – наставительно произнесла тетушка, не заметив иронии собственного собеседника. – Пиши. Все движимое и недвижимое имущество завещаю своей племяннице, Валерии Павловне Оболенцевой. Написал?
– Валерии Павловне Оболенцевой, – повторил тенорок и добавил: – Написал, Леокадия Серафимовна.
– На, вот, возьми. Тут копии документов на дом и на землю. Зайди в контору к Циленскому и передай, что я жду его сегодня к пяти.
В комнате что-то звякнуло, загрохотало, и я очнулась от ступора. Я что, правда это слышу?! Встряхнув головой, рывком распахнула дверь и изумленно застыла на пороге. За изящным дамским бюро сидела Леокадия Серафимовна, собственной персоной, и строчила что-то гусиным пером в толстой, древней на вид тетради.
Рядом переминался с ноги на ногу невысокий человечек с грустным выражением маленького морщинистого личика и с тонкими цепкими ручками.
– Григорий, ты чего стоишь? – не поднимая глаз от писанины, спросила тетушка. – Иди уже, пока контору не закрыли.
– Слушаюсь, Леокадия Серафимовна, – пролепетал мужчина. Глаза его из грустных превратились в испуганные.
М-да. Жалкое зрелище.
– До свидания, Леокадия Серафимовна, – пробормотал человечек.
Он низко поклонился, суетливо прижал к груди документы и… растворился в воздухе.
– Никчемное существо, – буркнула тетя Лека. – Никакого от него толку.
Она отложила перо и посмотрела прямо на меня.
– Одна надежда, что Лерке поможет поначалу. Она хоть и стервь, а все ж моя кровь.
– Чего это я стервь? – не стерпела я. – Между прочим, у меня очень легкий характер, это все мои мужчины говорили.
Бывшие мужчины, если уж быть честной. Долго они рядом со мной почему-то не задерживались.
– Тетя Лека, а как вы здесь оказались?
Мысль о том, что разговариваю с почившей пару месяцев назад тетушкой, пришла мне в голову, но я от нее благополучно отмахнулась. Слишком уж она была невероятной.
– Да, извольте видеть, – усмехнулась Леокадия Серафимовна. – Валерия Павловна Оболенцева. Новая хозяйка Яблочного. Сказал бы кто десять лет назад – не поверила бы.
Тетушка покачала головой.
– А чего это не поверили бы? Детей у вас нет, так кому ж все и завещать, как не любимой внучатой племяннице?
Я возмущенно уставилась на родственницу.
– Девка, конечно, безалаберная, без царя в голове, так ведь и остальные не лучше, – продолжила сыпать «комплиментами» тетушка. – Эта хоть красавица, на меня в молодости похожа, а та же Галка – пугало пугалом! Как такой дом оставлять? Ох, жизнь пошла. Приличную наследницу не сыщешь.
– Ну, знаете, – возмутилась я. – Зря вы так. Все пункты завещания я выполняю в точности, и за домом слежу, и за порядком. И даже за вашими анемонами.
Ага. Будь они неладны.
– Вот так вот живешь-живешь, а подходит время, и отдавай все какой-нибудь вертихвостке, – не слушала меня Леокадия Серафимовна. – Это ж надо! Десять мужиков поменять за полгода! Развратница. Но голова у девки варит, этого не отнять. И характер опять же.
Каких десять мужиков?! У меня от возмущения пропал дар речи. Это были свидания вслепую! Полгода переписывалась в интернете со всякими доморощенными мачо, а потом таскалась на встречи в «Асторию» – средней руки забегаловку, которая считалась самым приличным кафе в нашем Сорске. И ведь хоть бы один стоящий попался! Нет же, все, как один, размазня.
– Ох, поторопилась я, – отложив перо, вздохнула Леокадия Серафимовна. – Надо было с Лизаветой соглашаться. Не пришлось бы сейчас мучиться.
Пока я возмущенно размышляла о несправедливости судьбы, не балующей меня встречей с тем самым, единственным, Леокадия Серафимовна поднялась из-за стола, подошла к книжному шкафу и вытащила со второй полки толстую книгу, в красном кожаном переплете.
– И ведь все самой приходится делать, – продолжала ворчать тетушка. – Столько поручений, столько бумаг, – она отложила фолиант на столик и потянула на себя незаметную дверцу в глубине шкафа. – И никакой помощи. Не на кого рассчитывать.
Тетя Лека недовольно поморщилась, достала из тайника толстую тетрадь, открыла ее и пробормотала: – Так я и думала. Триста пятьдесят. А этот хитрый сукин сын Вобер решил меня провести.
Она обернулась, посмотрела прямо мне в глаза, недовольно скривилась и… совершенно неожиданно исчезла. У меня подкосились ноги. Только сейчас до меня дошло, что все увиденное мне просто привиделось.
– Да, Лерок, вот и пришла пора менять имя на более звучное, – пробормотала вслух. – Как насчет Марии-Антуанетты?
Я покачала головой и осмотрелась по сторонам. Комната выглядела старомодной и удручающе нежилой. Невысокий старинный секретер у стены, громоздкие книжные шкафы, письменный стол с бронзовой чернильницей и массивным пресс-папье, венский стул с мягкой подушечкой на сиденье, плотные синие гардины и голубой ковер на янтарно-желтом паркете. И, разумеется, никакой тетушки.
Я подошла к секретеру и подергала дверцу. Та подалась. Внутри оказались толстые тетради в разноцветных кожаных переплетах, наподобие той, что была в руках Леокадии Серафимовны. Я достала верхнюю, открыла обложку и принялась листать страницы. Какие-то имена, колонки цифр, непонятные знаки. То ли бухгалтерия, то ли тайный шифр.
М-да. И как с этим разобраться?
Просмотрела остальные тетради, обнаружила в них то же самое: цифры, имена, знаки. Ну, тетушка, ну, конспиратор! Мата Хари доморощенная. Неужели нельзя было написать все четко и понятно? Вот что это? Ушаков – пятьсот. Чего пятьсот? Рублей? Тысяч? Или речь вообще не о деньгах?
Я хмыкнула, положила тетради на место и подошла к книжному шкафу. Так, вторая полка, красный фолиант. Вытащив его, сунула руку поглубже и наткнулась на потайную дверцу. Ну, и что тут у нас?
В тайнике лежала еще одна тетрадь. Ее коричневый переплет выглядел старым и потрепанным. Под обложкой скрывалась очередная колонка трехзначных цифр.
«Генри Торо – триста. Брем – двести пятьдесят. Теодор Шторм – семьдесят пять».
Имена, фамилии, суммы – что за бухгалтерию вела Леокадия Серафимовна?
Я задумчиво переворачивала листы, разглядывая исписанные мелким, убористым почерком строки, и размышляла, чем же на самом деле зарабатывала на жизнь моя тетушка. Может, она занималась ростовщичеством? А что? Кругленькая сумма, оставленная мне тетей Лекой, говорила сама за себя. А если учесть, что Леокадия Серафимовна всю свою жизнь проработала в городской библиотеке, то вывод напрашивался только один – мое наследство имеет не совсем честное происхождение.
Я еще раз внимательно просмотрела длинные столбцы цифр, закрыла тетрадь, сунула ее подмышку и покинула комнату. Толку стоять посреди кабинета и раздумывать над странностями происходящего? Я не сомневалась, что рано или поздно разберусь со всеми тайнами, а пока меня ждала уборка дома и территории. Пункт седьмой завещания нужно было соблюдать неукоснительно. Евгений Борисович, тетушкин адвокат, любил нагрянуть с проверкой в самый неподходящий момент, а штрафы и санкции, предусмотренные за нарушение условий, мне не особенно нравились. С какой стати я должна делиться со старым сморчком честно заработанным наследством? Нет уж! Как ни пытался господин Циленский меня подловить, выискивая хоть какие-нибудь нарушения, ему это еще ни разу не удалось.
***
«Дзинь! Дзи-и-инь! Дзи-и-инь!»
Дверной звонок надрывался, а я никак не могла открыть глаза. Чтоб тебя! Кого там еще принесло? С трудом поднявшись с постели, посмотрела на часы и застонала. Шесть утра! Нет, это настоящее издевательство! Ну кому могло прийти в голову заявиться в такую рань?
Я накинула халат, влезла в тапочки и, на ходу попадая в рукава, потопала к двери.
На улице было прохладно.
– Кто? – дойдя до калитки, проскрипела хриплым со сна голосом.
– Валерия Павловна? – раздался в ответ низкий баритон.
Боже, какой тембр! Я моментально проснулась и поинтересовалась:
– А кто ее спрашивает?
– Мне нужно увидеть хозяйку «Яблочного», – настойчиво повторил мужчина.
– И зачем она вам нужна?
– Это я скажу Валерии Павловне лично, – упорствовал гость.
– Ладно, говорите, – я приоткрыла калитку и высунула голову.
– Госпожа Оболенцева? – уточнил мужчина. В его светло-карих глазах промелькнуло сомнение.
Ну да, на госпожу я мало похожа. В коротеньком махровом халате, в тапках с помпонами и со встрепанными рыжими волосами. Видок, конечно, тот еще!
– Она самая, – кивнула, с любопытством разглядывая незнакомца.
Высокий, хорошо сложенный брюнет, в потертых джинсах, в рубашке с закатанными рукавами и небрежно наброшенном на плечи свитере, стоял передо мной в зыбком утреннем свете и насмешливо улыбался. На боку его болталась сумка Том Форд. Когда-то мне довелось пару месяцев поработать в бутике элитных аксессуаров, и я могла с легкостью отличить настоящее изделие от подделки. Мой собеседник был обладателем натурального эксклюзива. Судя по всему, нужды в деньгах парень не испытывал.
Пока я разглядывала незваного гостя, тот занимался тем же. Взгляд его скользнул по моему лицу, задержался на губах, а потом медленно опустился к вырезу ночнушки и застыл на груди. Ну да, там есть на что посмотреть, но это же не повод так пялиться?
Я запахнула халат поплотнее, сурово посмотрела на незнакомца и строго поинтересовалась:
– Так чего вы хотите?
– Передать послание, – серьезно ответил тот.
Мужчина достал из кармана сложенную вдвое бумагу и протянул ее мне.
«Валерии Оболенцевой, лично в руки, – прочитала я. Хм, интересно. Развернув записку, увидела две короткие строчки: – Выдели подателю сего комнату в правом крыле дома и проследи, чтобы у него было все необходимое. Леокадия Сумарокова».
Вот те раз! Я удивленно подняла глаза и наткнулась на смеющийся взгляд.
– Вы позволите?
Мужчина потянул на себя калитку.
– Стоять! – от неожиданности возглас получился слишком громким и резким. – Не торопитесь, – уже тише сказала я. – Вы, вообще, кто?
– Я не представился? – по губам незнакомца скользнула снисходительная улыбка. – Алексей Алексеевич Стахов, можно просто Лекс.
Он снова потянул на себя калитку, но я придержала ее и нарочито нахмурилась.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Да? Разве Леокадия Серафимовна вас не предупредила? Неужели нет? Странно.
Алексей сдвинул брови.
– Впрочем, это очень похоже на вашу тетю, – добавил он. – Весьма своеобразная была дама.
Что верно, то верно. Леокадия Серафимовна отличалась странными манерами и довольно загадочными поступками. А уж ее шуточки… Тетка мастерски обнаруживала слабости окружающих и не стеснялась на них играть.
– И все равно, я так и не поняла, почему должна предоставить вам комнату, – уперлась я. Перспектива оказаться в одном доме с неизвестным квартирантом напрягала своей непредсказуемостью. Причем, боялась я скорее не его, а себя. Девушка я одинокая, незамужняя, душа у меня мягкая, истосковавшаяся по мужской любви и ласке, разве смогу я пропустить такой великолепный экземпляр?
– Постороннему? – удивился Алексей и обаятельно улыбнулся, отчего на щеках его появились ямочки. – Ах да, вы же не в курсе. Мы ведь с вами не чужие, Лерочка. Ваша тетя Лека – старинная подруга моей матушки. Они, кстати, были очень дружны.
М-да. Не самая лучшая рекомендация.
– Это только слова, – пожала я плечами. – К тому же никто не может их подтвердить. И вообще, с какой стати я должна пускать в дом совершенно постороннего мужчину?
– Посмотрите записку внимательнее, – хмыкнул Стахов. – Вы ее не дочитали.
Я расправила бумажку. Ничего нового. Все те же две строчки. Хотя нет. Стоило мне перевернуть листок, как на моих глазах возникли еще две. Чудеса какие-то!
Я подняла взгляд на собеседника.
– Специальные чернила, – небрежно пояснил тот. – Появляются только под особым углом.
– Угу, – машинально кивнула в ответ.
За последние два месяца я так привыкла к абсурдности своей жизни, что даже не удивилась. Одной странностью больше, одной меньше. Какая разница? Вернувшись к записке, вчиталась в мелкие строчки.
«Алексей Стахов – сын моей хорошей приятельницы, – писала тетя Лека, – надеюсь, ты не постыдишь гостеприимство Яблочного и окажешь мальчику всяческое содействие».
Хм. Мальчику? Может, тетушка имела в виду кого-то другого?
Я с сомнением посмотрела на Лекса. По мне, так мальчиком он не выглядел. Вполне себе взрослый мужчина, лет так тридцати пяти. Взгляд жесткий, с насмешливым блеском, губы твердые, четко очерченные, нос крупный, выдающий властный характер. Занятный тип. Я бы даже сказала, опасный.
– Можно ваши документы? – спросила у гостя.
– Какая вы, однако, недоверчивая, – хмыкнул тот, доставая из портмоне паспорт и протягивая его мне.
Я уставилась на фотографию. Все верно. Алексей Алексеевич Стахов. Год рождения – восемьдесят четвертый. Надо же, почти угадала. Взглянув на штамп питерской прописки, незаметно пролистала пару страничек и убедилась, что неожиданный гость в браке не состоит и детей не имеет.
Хм. Выходит, к моему порогу прибило бесхозного мужчину? Редкая удача!
– Так я войду? – настойчиво повторил Алексей.
Я посторонилась, пропуская его во двор. Стахов вошел и захлопнул за собой калитку.
– А тут ничего не изменилось, – оглядевшись вокруг, усмехнулся он. – Все те же анемоны и флоксы.
Надо же, какие познания в цветоводстве! Обычно мужчины герберу от ромашки не отличают, а этот прям специалист.
– Вы бывали здесь раньше?
Я покосилась на гостя. Красивый все-таки сукин сын. И прекрасно осознает, какое впечатление производит на доверчивых девушек вроде меня.
