Дочь лучшего друга. Мое порочное искушение

1

Софи.

Мне хочется улыбаться. Глупо и широко. А еще снова и снова вдыхать аромат кориандра, сандала и табака. «Эгоист». Этот запах впитался в ткань его белоснежной рубашки, за ворот которой я так упрямо цепляюсь. И в кожу его тоже впитался.

И в меня.

Впитался насквозь.

Я наощупь нахожу грубые губы. Целую. Кусаю.

Нутро плавится от порочных желаний. Нежную кожу лица щиплет от колкой, грубой щетины.

Да! Да! Это он! Он мой мужчина! Я это инстинктами чувствую! Какая логика?! Какие доводы здравого смысла?! Пошли они к чертовой матери, когда есть то самое животное, изнуряющее чувство внутри.

Чувство жажды по человеку.

И мне его хочется пить голодно, ненасытно.

Его влажный язык проникает в мой рот. Скользит по зубам. Заставляет губы дрожать.

Его влажный язык…

Стоп…

Его влажный язык…

Слишком влажный.

И на грудь что-то так сильно давит.

Я хмурюсь, стараясь утихомирить жгучее, прожорливое чувство внизу живота – погоди. Что-то не так.

Поцелуй становится совсем не таким, каким быть обязан у двух, горящих друг другом, людей.

Я жалобно хмурюсь, ведь мое «сознательное» уже взяло верх над «бессознательным». Дало сигнал к пробуждению.

– Ба-ани-и-ис! – дую губы, обидевшись на него. Ссаживаю с себя атакующего щенка.

Но двухмесячный настойчивый бигль со свисающими ушами и неумелым желанием меня облизать, так просто не намерен сдаваться. До последнего тянет мокрый длинный язык.

– Ну ты и… Блин, такой сон не дал досмотреть, – ворчливо переворачиваюсь на другой бок.

А Бани в это время, весело виляя хвостом, перемахивает через меня и снова принимается признаваться в любви телячьими ласками.

– Ладно, ладно, – зажмуриваюсь сильнее, – еще пару минут, хорошо? – Кладу руки под голову, – сейчас мы доцелуемся только… БЛИН! А который час?!

Подскакиваю на мягкой кровати немного пружиня. Хватаюсь за телефон.

– Епрст, Банис! – беру щенка на руки, целуя его. – Ты моя умница! Спасибо, что разбудил!

Настойчивой трели будильника я, как обычно, не слышала.

– Знаю, знаю, с тобой надо погулять, чтобы ты сделал свои делишки, – тараторю сварливо, натягивая длинное вечернее платье. Оно еще со вчерашнего дня ждет своего звездного часа, одиноко вися на дверце гардеробного шкафа. – Но я жутко опаздываю, родной! – извиняюсь перед своим подопечным. – Я кому-нибудь позвоню. Улю попрошу с тобой погулять, хорошо? Ты ведь не обидишься, правда?

Наспех сыплю Банису корм. Наливаю в миску свежей воды, вчерашнюю этот господин пить просто отказывается. Несусь чистить зубы. Споласкиваю лицо холодной водой и подкрашиваю ресницы.

Вот же растяпа. Умудриться проспать в такой важный день!

Уже в такси пытаюсь уложить волосы, доводя внешний вид до приемлемого человеческого.

– Где ты была?! Ты что, проспала?! – набрасывается на меня Ингрид, стоит только переступить порог галереи.

– Ой, мамочки, – прикладываю руку к дребезжащему сердцу. В галерее рабочие носятся как муравьишки – трудяги. Туда-сюда на спинах огромные картины таскают. – Эту на южную стену! – отдает Ингрид указы. – Так, через час уже открываемся, – она придирчиво глядит на меня. Волосы поправляет. Губы поджимает с долей справедливого скептицизма. – Соня. Ну Со-оня. Такой важный день. Твоя первая выставка в родном городе.

– В следующий раз вообще спать не буду ложиться, чтоб не проспать! – совершенно искренне ее уверяю.

Больше, чем я сама сейчас ругаю себя, не способен никто. Взывать к моей совести бесполезно – она вообще еще не проснулась.

– Ладно, – заминает девушка тему. – Это все потом. Скажи мне, – почти насильно мое тело разворачивают к центральной стене. – Я решила ее в самый центр. Ты не против?

По моей спине растягивается вереница мурашек.

«Она» – это картина. Мой «Поцелуй»

Картина, где сконцентрированы все эмоции к одному единственному мужчине.

Холодеют ладошки.

С тех пор как полотно появилось на свет, я старалась на него не смотреть. Просто отдала его Ингрид.

На картине мужчина и женщина.

Нет. Не я и Он. Просто абстрактная пара. Их губы соприкасаются. Взгляды плавятся. Тела тянутся навстречу друг другу, будто поддаваясь магнитам, вшитым в грудины.

Они бесстрашно несут свои души в самое жерло, не боясь оставить вместо себя горстку жалкого пепла.

– Я думала… – выдыхаю, – Ингрид, я считала, что ее вообще здесь не будет. Ну, или повесить ее во второй зал… Хотя бы…

Слышу, как она закатывает глаза.

– Милая, ты поехала крышей? Эта картина – твой бриллиант! Какие тона! Какая экспрессия! Сколько страсти! Эмоций! Нет, ты просто не можешь прятать ее от своих поклонников! Они возненавидят тебя.

Разглаживаю пальцами переносицу. Поднимаю вверх руки.

– Ладно, окей. – Все равно никто меня и Его на этом полотне не узнает.

Это же просто… картина. Искусство. Кому есть дело до того, что я чувствовала, пока писала ее?

– Ты заработаешь на ней состояние, – обнимает меня Ингрид за плечи.

И мне хочется привычно ответить: «Да кому это нужно?»

Но я себя останавливаю.

Нужно.

Чуть меньше года назад Ингрид совершенно случайно попала в клуб «Небеса». Со мной она связалась уже на следующий день, и попросила показать ей остальные работы.

Потом рассказала, что живет и работает в Венгрии, и предложила сотрудничество.

Ингрид продюсер, и, учитывая, сколько выставок она смогла мне организовать за последние месяцы – довольно успешный.

Мы успели открыться в лучшей галерее Берлина, съездили в Прагу, произвели фурор в Лондоне, и покорили всех критиков в искушенном искусством Париже.

Так что, да. Все-таки нужно.

У меня появилось много фанатов, а работы раскупаются с космической скоростью… Но я, кажется, до сих пор до конца этого даже не осознаю…

Часом позднее я придирчиво окидывала свое отражение в зеркальной стене.

Изумрудное платье.

Под цвет Его глаз.

Резко втягиваю воздух ноздрями от таких мыслей, и с силой отщелкиваю на запястье резинку. Делаю так каждый раз, когда думаю о чем-то, о чем не должна.

– Всё, всё, всё, милая, – торопливо хлопает Ингрид в ладоши, – потом на себя полюбуешься. Вечером. Когда в кармане будет еще пара заработанных миллионов. Я даю звонок. – Она подходит чуть ближе, и проникновенно обнимает меня. Наш ритуал перед каждым открытием. – Открываемся, дорогая.

* * *

– Ну? – с чувством глубочайшего триумфа, рисуется Ингрид, – что я тебе говорила?

Она застает меня в зале с бокалом шампанского в подрагивающей руке. Надо сказать, что такого ажиотажа я немного не ожидала. Здесь чуть ли не весь город собрался.

Нет, Улька, конечно, говорила, что я теперь местная знаменитость. Но я думала она, как обычно, преувеличивает. Да и самой оценить возможности не было. В город я возвращалась набегами, на пару дней, в перерывах между выставками по миру.

– Ее купили, да? – боязливо закусываю губу.

Пытаюсь распознать свои ощущения. Сомневаться, что полотно с поцелуем и правда приобретут, было бы глупо. У Ингрид глаз на такие вещи наметан.

Но я… Я будто видеть эту картину не хотела. И в то же время, не хотела ее отдавать.

Неправильно это… Будто вручить постороннему человеку частичку себя…

Ингрид достает телефон из сверкающей сумочки, и набирает на калькуляторе семизначную сумму.

Изумленно округляю глаза, а девушка лишь покачивает темными волосами, преисполненная чувством собственной важности. Гасит экран мобильника.

– Кто молодец? – играет бровями, – я молодец. Я и сама не думала, что так быстро заберут. Все-таки ценник заломила неслабый. Но-о… – заманчиво улыбается, – кажется, твои фанаты далеко не бедные люди, – с еврейским акцентом провозглашает.

Напряженно смеюсь.

В душе копошится что-то неясное. Что-то, что я сама еще не могу разобрать.

– Ладно, – с горящим взглядом, Ингрид выхватывает в толпе очередного известного критика, – развлекайся, – бросает мне, и скрывается среди гостей галереи.

Я тихо пробираюсь к картине.

Встаю напротив нее. Скольжу грустным взглядом по табличке «Продано» внизу полотна.

Сильнее сжимаю в пальцах ножку бокала.

Покупатель будет любоваться на эту картину, гадая кто эти мужчина и женщина. А может, мечтая хоть раз испытать те же жгущие чувства. Или придаваться воспоминаниям о своей безвозвратной любви…

Но я ее уже никогда не увижу.

Медленно прикрываю глаза, в миллионный раз транслируя в сознание мантру: «Пора отпустить. Он не любит тебя. А ты не любишь его. Эта была просто похоть. Запретная страсть. Маленький грязный секрет».

Но, почему-то от «просто похоти» так сильно ноет порой слева под ребрами.

И думаю я об этом секрете слишком уж часто. На запястье красный след от ударов резинкой вообще не проходит…

И в это платье влюбилась лишь из-за цвета, который так напоминает…

Щелк! Распахиваю глаза.

Привычка бить себя по запястью, наработанная длинными месяцами, как панацея спасает.

Я трясу головой, будто сбрасывая оцепенение. Цепляю на губы вежливую улыбку. Посылаю картине прощальный взгляд напоследок, и уже собираюсь вернуться к гостям, когда слышу за спиной короткое, но такое ласкающее:

– Софи…

Раз. И мир, наполненный живыми людьми начал меркнуть. Снова сузился до одного человека.

Я оборачиваюсь.

Вуаль вернулась.

А под ней – только Он…

Губы раскрываются сами собой, судорожно втягивая глотки кислорода. Ноги слабеют. Перед глазами дрожит наполненная людьми галерея.

И Он.

Данис.

Данис Асадов.

Миллиардер, разбивший мне сердце, и лучший друг папы…

Мужчина, которому я подарила невинность.

Человек, чье имя отпечаталась в моем сознании перманентно. Тут не поможет никакая резинка…

– Данис, – вуалируя рваный вдох, сорвавшийся с губ, говорю.

Улыбаюсь, въедаясь голодным взглядом в него.

Данис по-прежнему высок, красив, невероятно обаятелен, и все так же недосягаем.

Сколько бы я ни пыталась обмануть себя в прошлом, реальность неутешительна – он никогда не воспримет меня, как равную. Для него я так и останусь крошкой Софи. Умницей – дочкой лучшего друга.

– Здравствуй, – дергая уголком губ произносит.

За последние 10 месяцев эти губы снились мне ни много ни мало, всего лишь раза 304. Ну это навскидку… Примерно.

Я скольжу взглядом по небрежной укладке, по красивой щетине. По изумрудному взгляду, так похожему на цвет шелка моего платья.

– Здравствуй… – шепчу.

Мы молчим, глядя друг другу в глаза. Минуту. А может быть, вечность.

С ним время идет совершенно иначе.

Дан первым нарушает молчание. Сжимая в руке стакан виски, делает шаг навстречу ко мне.

Парализованное дыхание еще больше отказывается мне подчиняться. Кислород в тело практически не поступает.

Но Дан не спешит ко мне прикоснуться. Всего лишь рядом встает. Слишком, черт побери. Слишком близко.

И устремляет взгляд на картину.

И я смотрю на нее. И вижу нас с ним.

Все внутри дребезжит от мысли, что Дан может вдруг догадаться о героях этого полотна.

Узнать в них себя. Узнать нас.

Мы не спешим расспрашивать друг друга о чем-то, как старые знакомые, которые давно не общались.

Не улыбаемся друг другу натужено.

Просто смотрим на полотно.

Пока наши плечи соприкасаются.

Я на миг прикрываю ресницы, и только тогда делаю первые вдохи. Заранее знаю, что нос начнут щекотать ноты сандала и табака, а сознание будоражить оттенки той самой ночи…

– Красиво, – через паузу подает голос Дан.

Вскидываю взгляд на него.

– Спасибо, – произношу одними губами, слега улыбаясь. Сложно выдавать нормы приличия, когда внутри землетрясение по девятибалльной шкале.

Еще какое-то время мы продолжаем молча смотреть на картину.

Каждый думает о своем.

Или… Дан думает о чем-то своем, а я пытаюсь просто не растерять разбежавшиеся трусливыми зайцами в разные стороны мысли.

– Как ты, Софи? – неожиданно повернувшись, интересуется Дан.

Я теряюсь. Но только на миг. Делаю глоток щекочущего шампанского, чтобы выиграть время.

Я представляла себе эту встречу ни много ни мало… Навскидку – раза 304…

– Все хорошо, – банально, но ведь так все и есть. – А ты? Решил остаться здесь жить?

Он молчит. Лишь слегка улыбается.

– Ты очень… – спотыкается на полуслове, оставляя мой вопрос без ответа. – Талантлива. – Заканчивает, а мне до рези в глазах интересно, что он заменил этим словом.

– Спасибо, – снова облизываю пересохшие губы, а Данис пристально наблюдает за движениями моего языка.

Мы стоим рядом. По моим венам несется электрический ток.

Дан резко оборачивается к полотну. И, не прикрываясь больше нормой приличий, прямо задает свой вопрос:

– Это мы?

Обезоруживает меня. Раскрывает.

Я нервно смеюсь.

– Что? Нет, это просто… Просто… Просто картина. Искусство.

Неожиданно впускаю в мысли догадку. «Твои фанаты далеко не бедные люди». Смотрю на него ошарашено.

– Это… ты, Дан? Ты купил эту картину?!

На лице мужчины ни дергается ни единого мускула. Совершенно спокойно он говорит твердое:

– Нет.

Нет. Нет, это не он. Ты идиотка, Софи? Зачем Данису покупать эту картину, да еще и за такие баснословные деньги? Он сам когда-то признался, что не ценитель искусства. Так что вряд ли расщедрился бы на бесполезную, по его мнению, вещь.

Это только ты раза 304 (примерно) прокручивала в голове ваши общие воспоминания. Даже собаку в его честь назвала. Одну букву всего изменила. Никто же не догадается, правда?

А он… Он плевал на то, что вас связывало. Для него ты была одной из… Из десятков, а может, и сотен.

Не совершай ту же ошибку. Эти грабли и так уже набили на твоем лбу непреходящую шишку. Скоро пробьют там дыру.

– Жаль, что это не мы, – легко, то ли в шутку, то ли в серьез, продолжает говорить Дан, – иначе точно купил бы.

И пока я молча на него пялюсь, беззаботно бьет стаканом о мой бокал. Стекло раздается пронзающим «Дзын-нь», а у меня все внутри холодеет.

«Иначе точно купил бы…»

И что это значит?!

Как понимать эту туманную фразу?!

Может, стоит швырнуть ему в лицо прямо сейчас счет за психолога, который обогатился, пока пытался помочь мне не думать о моей «просто похоти»?! И которому это, к слову, так и не удалось!

Да он даже близко не представляет, что я пережила, после того, как он захлопнул дверь того номера! Даже близко не представляет…!

Иначе… Иначе не допустил бы этих полунамеков, вселяющих в меня веру, что еще что-то возможно…

Я часто дышу, пока наблюдаю за ним.

А уже через миг на мою талию ложатся мужские ладони.

И я бы многое отдала, чтобы это были руки Асадова. Но Дан стоит неподвижно. Лишь холодным взглядом скользит мне за спину, разглядывая того, чьи руки меня обнимают.

В щеку прилетает короткий отрывистый поцелуй.

– Привет, любимая.

Я отмираю. Сдержанно улыбаюсь.

– Привет… – отрывисто отзываюсь, – Дан, – перебарывая себя, говорю, – познакомься, это мой жених.

2

Софи.

– Янош Грос, – протягивает Ян Данису руку.

Отчего-то в моем горле образуется ком. Пытаюсь его проглотить, пока наблюдаю, как мужские ладони соприкасаются в крепком рукопожатии.

Рука Даниса сверху ложится.

– Данис Асадов. – Представляется он.

Мне будто бы стыдно должно быть за то, что я позволила себе идти дальше.

Не зациклилась (Ха-ха, не зациклилась?) на наших с ним больных и неправильных отношениях. Которые и отношениями то можно назвать лишь под ударной дозой наивности.

Мужчины задерживают рукопожатие на секунду дольше, чем того требуют нормы приличия.

В этом Дан виноват. Он пристально смотрит в глаза моему жениху, будто пытаясь считать его мысли.

И только после этого отпускает, переводя бездонные зеленые изумруды своего взгляда на мои пальцы.

Находит кольцо с большим сверкающим бриллиантом.

Нет. В его глазах нет вопросов. Нет огорчения.

Там нет вообще ничего. Они же, к чертям, не читаемы.

О чем ты, Софи? Это ведь Данис. С чего вдруг ему огорчаться твоим отношениям?

Коротко и безучастно мне улыбается.

– Поздравляю с открытием, – предпочитая проигнорировать факт моей помолвки, произносит Асадов. Еще раз поднимает выше бокал, как бы чокаясь.

И, не прощаясь, уходит.

Я смотрю в его спину, пока Дан окончательно не теряется среди посетителей.

Мысленно благодарю за то, что пришел.

А еще говорю искреннее «спасибо» за то, что однажды помог моему творчеству прорасти до масштабов искусства.

Неловко обнимаю его, может быть…

Признаюсь, что скучала.

В общем, делаю ровно все то, что делала в своей голове уже раза 304 (Ну вы поняли. Конечно, навскидку.)

Но и в этот раз – мысленно.

– Это был кто? – голос Яноша с легким акцентом будто за шкирку вытаскивает меня на поверхность реальности. Заставляет снова дышать.

Я вздрагиваю, тут же к нему прижимаясь. Понимаю, что жениха Дану представила. А вот жениху Дана просто забыла.

– Это хороший друг папы! – говорю торопливо. Надеюсь, Ян не заметил оплошности. С моей стороны это было верхом бестактности. – Я сегодня так сильно нервничаю…

– Ничего, малышка, – Янош обнимает меня, оглядывая гостей. – Кажется, все проходит отлично.

Я соглашаюсь.

С Яном меня познакомила Ингрид. Он тоже из Венгрии. Ее одноклассник. Ингрид посчитала, что мы отлично друг другу подходим.

Конечно, так все и вышло. Это же Ингрид.

Я перемещаю пальцы в ладонь жениха, чувствуя как кольцо врезается в кожу.

Это неправильно. Неправильно, что я до сих пор думаю о другом.

Я ведь Яна люблю. Мы идеально друг другу подходим. Лучше просто придумать нельзя.

В 29 он уже построил собственный бизнес, владеет крупным золотодобывающим производством. Он красивый, умный, высокий.

И лишь отдаленно напоминает мне Даниса лет десять назад.

Янош уверенный, добрый, надежный! Мой золотой мальчик! И относится ко мне как к принцессе!

Наши отношения развивались стремительно. Через неделю знакомства я уже в его объятиях просыпалась, а через три месяца – Янош надевал мне на палец кольцо.

– Твой отец еще не пришел? – интересуется Ян, заставляя меня спохватиться.

Мысли в голове буквально за хвосты приходится вылавливать, и обратно заталкивать. Куда побежали?

– Должен был, – растерянно озираюсь. – Может, задерживается…

– Кажется, я видел его машину у входа.

– Правда? Тогда странно, что он до сих пор меня не нашел…

Но, стоило мне только произнести эти слова, как папа появился словно из-под земли.

Родные покатые плечи, обтянутые тканью делового костюма, чуть выше – полностью поседевшая голова. Мне все еще непривычно видеть его таким… Постаревшим.

И каждый раз в груди что-то колет и пружиной сжимается.

– Папуля, – я тепло его обнимаю, – я так рада видеть тебя.

– Ну-у, – ворчливо отстраняет меня от себя, – всего-то день не виделись.

Это правда. Вчера мы ужинали вместе. А за неделю до этого, когда мы с Яношем прилетели, состоялось их официальное знакомство.

Папа Яна одобрил. Был очень рад нашей помолвке. И вообще, казалось, был за меня искренне счастлив.

– Ну что, удалец? – отец шутливо похлопал Яноша по плечу. – Смотри, какую звездочку себе отхватил, а?

– Сам своему счастью не верю, – засмеялся Ян. – Тут сегодня просто аншлаг.

– И не говори-ка, сынок, – с гордостью покачав головой, отозвался отец. – И это все к моей дочке пришли. А я всегда знал, что у нее большое будущее.

– Ну вы меня засмущали… – тихо вставила я.

Но мужчины на мои слова не обращали никакого внимания. Продолжали хвалить полотна на стенах, и, специально громче чем следует, говорили, что свою популярность я получила абсолютно заслуженно.

Отец побыл с нами недолго. Увидев старых знакомых в толпе, предпочел удалиться, обняв меня напоследок.

– Пап, завтра сходишь… со мной…? – осторожно ему прошептала.

Опустил взгляд на секунду теряясь. Знаю, что ему дается это не просто.

– Конечно, – согласился, предпочитая не показывать слабость.

– Тогда я утром заеду?

– Заезжай, родная. Буду ждать. Пашке позвоню. Может, с нами поедет. Хоть там все вместе побудем. Теперь…

Папа ушел, а я отвернулась, быстро смахивая слезы рукой.

Теперь только там мы и сможем все вместе побыть.

* * *

– Я поднимусь? – Янош заглушил двигатель, паркуя машину возле моей старой квартиры.

Арендовать новую, пока я в разъездах, было невыгодно. И в конце концов отец настоял, чтобы я отказалась от этой глупой затеи.

Да и наши с папой разногласия потеряли уже всякий смысл, после того, что случилось.

Так что я перевезла вещи обратно.

Зато оказалось, что моя солнечная Улька живет буквально в паре домов. Теперь мы не просто подруги, но еще и соседи.

– Я немного устала, – признаюсь откровенно, сжимая его теплую руку. – Но, если ты хочешь, конечно.

Ян по-свойски притягивает меня ближе к себе. Целует в висок. Запах вдыхает.

Он часто так делает. А у меня в такие моменты внутри теплота.

Посидеть вот так с ним минутку, посмотреть в вечернюю темноту за лобовым.

И на душе сразу спокойно. Вся тревога уходит.

– Я тобой горжусь, Соня.

Улыбаюсь смущенно. Опускаю глаза.

– Ладно, беги отдыхать, малышка. Ты права, я тоже не совсем хорошо себя чувствую. Наверное, последствия перелета.

– Акклиматизация? – щурюсь шутливо.

– Может быть, – неопределенно дергает головой. – Высплюсь и буду как баклажан!

– Как огурец, Ян, – смеюсь я задорно.

Янош легкий. Мне с ним тепло и приятно. Мы не ссоримся и не скандалим. Между нами все ровно. Спокойно. Всегда.

В мыслях не было даже крохотного сомнения, когда я говорила ему свое «да».

Но почему-то мои бесстыжие глаза весь сегодняшний вечер искали в толпе спину Асадова…