Czytaj książkę: «Обратная сторона города N. Дикая охота», strona 5
– Твой папаша посадил моего неделю назад, – начал жирный мальчик. – За это будешь отвечать ты.
Он закричал, нанося удары ногами по разным частям её тела. К нему присоединились и другие мальчики, которые рассказывали не самые лестные вещи о её отце. Дине было всё равно. Она просто хотела, чтобы мучения закончились. Чтобы у кого-нибудь в голове мелькнула мысль о том, что она ни при чём. Она слышала девичьи голоса. Слышала голоса мальчиков. И все кричали одно и то же: «Бей свинью!»
В какой-то момент наступила тишина. В глазах – непроглядная тьма. Она чувствовала только отголоски боли по телу. Уговаривала себя встать. Ей нужно было подняться и бежать домой к маме, где она смогла бы выплакать всю ту боль, что терпела годами. Но вдруг появился голос, который тихо нашёптывал ей: «Слабачка», «Беги к мамочке», «Ты сплошное разочарование для своих родителей», «Ты не заслуживаешь жить».
– Нет! – закричала Дина, на удивление своих одноклассников. – Нет!
– Оно ещё живое, – со смехом в голосе произнёс жирный мальчик. – Эй, куда поползла?
Дина не слышала, о чём он говорит. Дина видела лишь цель – орудие свободы. Она ползла к нему, ощущая, как её пинают, а когда добралась, спрятала под собой, чтобы не подать виду, что задумала что-то. И когда она замерла, её снова перевернули на спину.
– Ты, мелкая тварь! – раздался крик мальчика. – Жри, сука!
Смачный харчок оказался на её лице. Все снова засмеялись. Это был предел терпения Дины. Несмотря на боль и дезориентацию, она поднялась на ноги, сжимая в руках камень, до которого так старательно ползла. Гнев в её глазах заставил мальчика отшатнуться. Она наступала, он отступал, и потерявшая самообладания девочка кинулась на него, нанося удар прямо в лоб. Он пытался её откинуть, но она снова и снова бросалась и била камнем, пока мальчик не упал. Сев сверху, Дина взяла его за волосы и продолжала бить его о землю, пока он не обмяк в её руках, как тряпичная кукла.
На неё тут же кинулась толпа, еле отошедшая от транса. Дина пыталась отбиться, но их было слишком много. Они были сильнее, чем щуплая девочка с камнем в руках. А когда послышались голоса взрослых, она потеряла сознание.
– Альберт, что же нам теперь делать? Господи, а что скажут о нас люди? Это же такой позор!
– Марина, какая к чёрту разница, что скажут о нас люди? Нашу дочь избила шпана, а ты не о её здоровье беспокоишься, а о том, что подумают какие-то там люди!
– Хочешь сказать, я плохая мать? Я ведь говорила, что мне не нравится её внешний вид. Я ведь говорила, чтобы ты сходил в школу и узнал, что происходит. А теперь мы узнаём, что её травили одноклассники три года. Господи, три года они её…
– Прекрати, – перебил отец. – Ты не плохая мать, а вот я отец никудышный. Знал же с самого начала, но Дина, она ведь никогда ни о чём не говорит. Всегда улыбается. Виду не подаёт. Мы переведём её в другую школу. В гимназию. Ей не место среди этих отбросов. Это всё из-за меня…
– Альберт, – протянула мать, еле скрывая всхлипы. – Это ведь такой позор. Дочь психопатка. Как мы людям в глаза смотреть будем?
– Угомонись! – крикнул отец. – Пойдёт к психологу. И она не психопатка, Марина. Она наша дочь. Уясни это наконец. Я бы этим выродкам ноги повыдёргивал, а ты вопишь о каких-то людях. Наша дочь нуждается в заботе, так что засунь все эти мысли про людей в жопу. И не смей при ней говорить о том событии!
– Альберт!..
В тот момент Дина не спала и отчётливо слышала, как ругались родители. Из-за неё. Она всегда боялась двух вещей: стать разочарованием для родителей – и того, что мама и папа разведутся. Она видела это сотню раз по телевизору, но там никогда не говорили про детей.
«Интересно, куда попадают ненужные дети? – подумала она и тут же ответила себе: – В детский дом».
Дина боялась остаться навсегда одной. А всё из-за того, что не рассказала папе об издевательствах. Теперь её почему-то считали психопаткой. Теперь она была во всём виновата. Её вина в том, что не смогла дать сдачи, потому что потеряла сознание. Она стала разочарованием для родителей.
– Девочка моя, спишь? – в темноте раздался голос мамы.
– Нет, мамочка.
Она присела на кровать, дотрагиваясь до свежих синяков. Её глаза наполнились слезами, но Дина не хотела, чтобы мама плакала. Ей нельзя было плакать. Ведь там, у неё под сердцем, жила маленькая сестрёнка, появление которой девочка загадала на Новый год. Беременным нельзя нервничать – так говорили по телевизору.
– Мамочка, я ведь болею? – Женщина внимательно посмотрела на дочь. – Я слышала, как говорили, что мне надо пойти к врачу. Значит, я болею?
– Не говори ерунды, – строго произнесла мама. – Эти врачи тебе не нужны. Ты вполне здорова.
– Но папа сказал…
– А я говорю, что не надо! А теперь спи.
К психологу Дине пришлось пойти, как бы ни настаивала её мать на обратном. Женщина с аккуратной стрижкой и в круглых очках постоянно с ней разговаривала. Иногда задавала странные вопросы, но в принципе Дине всё нравилось. Детский психолог – так она себя называла, хотя девочка не понимала, почему эту женщину называют врачом. Она не ставила уколы, не давала таблетки, у неё был лишь блокнот, в котором постоянно велись записи.
– Ты помнишь, что случилось в апреле?
– Вы уже спрашивали, – резко ответила Дина. – Мои одноклассники напали на меня из-за того, что папа посадил их родителей.
– Да, но ты помнишь, что было потом?
– Нет.
– Твой папа сказал, что ты избила мальчика. Ты помнишь об этом?
– Я такого не делала, – она тут же осеклась. – Я такого не помню.
– Вот как. А часто бывает такое, что ты что-то забываешь? Какие-то яркие события своей жизни. Эмоциональные потрясения.
– Как это? Эмоцио… потрясения? У меня хорошая память. Я всё помню.
После нескольких сессий врач-психолог вынесла диагноз: приступы агрессии, развитие диссоциативной амнезии. Вспоминая одноклассников и весеннее происшествие, Дина начинала злиться, кричать и скидывать со стола вещи, а потом забывала, будто этого не было. Так её посадили на таблетки и терапию, против которых выступала мать.
Договорившись с главным врачом поликлиники, Марина Иннокентьевна навсегда стерла заболевание из истории болезни дочери. Она не могла смириться с подобным диагнозом. Страшно было признаться самой себе, но на неё давили подруги, интересующиеся здоровьем Дины, а долго врать она просто не могла. И если у отца была возможность отправить подобных приятелей далеко и надолго, то мать чересчур много внимания уделяла общественному мнению.
Шли годы, и Дина пыталась быть нормальной. В новой школе у неё появились друзья, но были и те, кто хотел унизить девочку. Зная правила выживания в подобном обществе, она решила больше не быть жертвой и давала отпор.
Одноклассница Юля стала первой. Дина помнила грязные приёмы своих бывших одноклассников и вылила обидчице под стул яблочный сок.
– О боже, Юля, можно же отпроситься в туалет! – завопила Дина прямо на уроке.
Класс рассмеялся, а одноклассница забилась в истерике. Такой инцидент не прошёл мимо классного руководителя, и в этот же день Альберта Тиграновича вызвали в школу. Дина видела разочарование в глазах отца – большего наказания и не требовалось. С того дня он всё чаще читал ей лекции о приемлемом поведении, а Дина не хотела его слушать. Они стали всё больше отдаляться друг от друга.
В школе она стала аккуратнее. Завоевала доверие учителей, имела блестящую репутацию среди одноклассников и пускала пыль в глаза родителям своей хорошей учёбой и поведением. На деле маленькая компания, созданная Диной, терроризировала школу, и каждого, кто шёл против неё, ждала расправа.
– Это что? – Подойдя к однокласснице, она кончиками пальцев подняла подол юбки, такой же, как и у неё. – Думаешь, имеешь право носить что-то подобное? Сними!
– П-прости, – произнесла девушка, заикаясь от страха. – Я больше так не буду.
– Сними либо проваливай. Иначе я на тебе её порву.
Дина уяснила правило: бей первой, пока тебя не ударили. Теперь главной стервой школы стала она.
До четырнадцати лет Дина была близка с семьёй. Любила сестру, слушалась маму и пыталась сохранить ту особенную дружбу с отцом, в котором видела воина и защитника. Он тянулся к ней изо всех сил, но у Дины до сих пор перед глазами стоял тот разочарованный взгляд. Всё чаще разговоры между отцом и дочерью становились лекциями о поведении, и в какой-то момент общение с ним потеряло для неё смысл.
У Альберта Тиграновича появилась вторая дочь. Насте было пять лет, и для родителей она стала новой попыткой воспитать кого-то нормального. Дина не могла их винить. Анализируя свою жизнь, она решила больше не мешать родителям и оставалась в стороне, отыгрывать свою роль.
– Дина! – Сестра дёргала ее за руку. – Быстрее, Дина.
Она стояла около зеркала и не верила своим глазам. Какая-то плохая подделка смотрела на неё: белый сарафан, заплетённые волосы и эта приторно-сладкая улыбка, фальшь которой чувствовалась за версту, а Настя продолжала кружиться вокруг, смотря на неё самыми чистыми и любящими глазами. В такие моменты Дина была готова отдать всё, чтобы её любимая девочка никогда не столкнулась с ужасами судьбы.
– Девочки, сколько можно? – послышался из прихожей строгий голос мамы. – Мы с папой уйдём без вас. Выходите!
Дина вышла за порог комнаты и грустно улыбнулась родителям. Её отец нервно топал ногой, смотря на часы. Мама заканчивала красить губы помадой персикового цвета, а младшая сестра без устали бегала вокруг неё, радостно крича: «Мы идём в парк. Парк! Парк!» Она очень хотела быть частью этой семьи, но понимала, что не вписывается в рамки.
– Конечно, идём, – отец подхватил сестру на руки, подкидывая её к потолку. – И если наши две мадемуазели поторопятся, то мы проведём в парке больше времени.
– Ма-ам, – протянула девочка, – Дина, давайте быстрее.
Яркий солнечный свет слепил глаза, повсюду росли зелёные деревья и кустарники, слышался доносящийся с аттракционов детский смех, который заполнял каждый уголок парка. В самом центре стоял огромный фонтан, брызги его долетали до прохожих. Младшая сестра схватила её за руку, и они вместе побежали к киоску со сладкой ватой, а следом – родители, не отрывавшие друг от друга взгляда.
– Папа, купи, – показывала Настя на всё, что попадалось ей на глаза. – Ты обещал.
– Настя, животик будет болеть, – строго ответила мама.
– Но папа обещал, – пробубнила девочка, надувая щеки от обиды.
– Марина, я ведь обещал, – улыбаясь, произнёс отец. – Дина, а ты что будешь?
Дина молча пожала плечами, стараясь не встречаться взглядом с отцом. Он всегда на неё смотрел с какой-то тоской, и ей казалось, что это обида за упущенное время. Ей казалось, что, смотря на неё, он видит, насколько испортилась его дочь, что нет в ней больше той душевной чистоты и жажды справедливости, как когда-то в детстве.
В этот день они с сестрой прокатились на всех аттракционах, ели сладости и звонко смеялись, словно кто-то подарил им второе дыхание. Родители не могли оторвать глаз от своих прекрасных дочерей и, заканчивая прогулку, решили сделать снимок на память. Это был их последний семейный портрет.
В тот вечер Дина в последний раз лежала на коленках матери. Она и не заметила, как заснула. Делала так, сколько себя помнила. Потом отец в последний раз отнёс её в кровать, поцеловал на прощание в лоб.
– Ты моё главное сокровище, – прошептал он ей на ухо. А возможно, девушке это приснилось. Правды она никогда не узнает.
На смену семье пришли друзья и подростковый бунт, которой Дина старалась спрятать от глаз родителей.
Для матери было хорошим знаком, что у Дины появились друзья. В четырнадцать лет она всё чаще стала уходить на ночёвки к подругам. Мама не возражала, но отец каждый раз добавлял: «Помни, у каждого действия есть последствия. За всё в этой жизни придётся платить, и чем сильнее твой проступок, тем больше за него цена».
Дина не обращала на это внимания. Откуда старому судье знать, что скрывает его дочь? Они давно перестали разговаривать по душам. Дина была примером законопослушного гражданина и любящей дочери в пределах дома. То, что было на улице, – оставалось тайной под тысячей замков.
– Сегодня у Ярика вечеринка, – сказала девушка в короткой юбке и разноцветном топе. – Можем взять бухла и зарулить туда.
– Ярик – тупая малолетка, – ответила Дина. – Есть варик со студентами. В принципе, можем сходить на две пати. Ночь длинная.
И, на свой страх и риск, о котором не задумывались девочки-подростки, они отправились к студентам. Взрослые мальчики не задавали лишних вопросов. Они спаивали их, надеясь на продолжение, не спрашивая о возрасте.
– Детка, ты не против уединиться? – спросил долговязый пьяный парень у Дины.
– Отвали!
Она показала ему средний палец и собиралась уйти к подругам, но парень и не думал останавливаться. Он схватил её за руку, приближая к себе. Второй рукой потрогал её бедра под юбкой.
– А я люблю дерзких сучек.
И в Дине снова проснулось всепоглощающее нечто. Она не контролировала свои движения. Схватив бутылку со стола, разбила её о голову парня, злобно ухмыляясь. Он упал на пол, потеряв сознание.
– Как тебе такая дерзость, уёбок?
В квартире начался хаос; девочки ушли, оставив за собой последнее слово. Им было по четырнадцать лет, и никто в здравом уме не заявил бы в полицию. А Дина забыла о том, из-за чего именно они вынужденно ушли с вечеринки.
Жить в родном городе ей наскучило. Пришло время покорять новые вершины. Вершины новые – привычки старые. По окончании школы она решила поступить в технологический университет, находящийся за сотню километров от родителей. Большой город – большие возможности. И родители её поддержали. Шумное застолье, наставления и переезд туда, где её больше не смогут контролировать.
Дина всё реже приезжала домой и всё чаще загуливалась в местных барах. Она хорошо училась, чтобы не вызвать подозрения у родителей. Жаловалась на отсутствие свободного времени и постоянно кормила их обещаниями, что скоро приедет. На деле же она сама потерялась во всей этой лжи, во всех мужчинах, что ошивались около неё. Так прошёл первый учебный год.
Первый день лета она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Телефон разрывался от звонков, на которые Дина не хотела отвечать. И всё же спустя час она взяла трубку. Звонила соседка, которая на грани истерики сообщила, что у Дины больше нет семьи.
– Э-это шу-шутка? – дрожащим голосом просила девушка.
– Дина, тебе надо срочно приехать.
Она отправилась первым же рейсом. Домой было не попасть. Квартира была опечатана, а она билась в истерике и просила, нет, умоляла пропустить её внутрь. Не было слёз, лишь непонимание происходящего.
В полицейском участке Дина слушала подробный рассказ, но не улавливала его сути. «За что?» – единственный вопрос, на который не было ответа.
– Десять лет назад судья Исмаилов Альберт Тигранович вынес приговор по делу об изнасиловании. Несовершеннолетняя девочка в состоянии алкогольного опьянения находилась в квартире подозреваемого Игнатова Семёна. Он воспользовался её состоянием, и произошёл половой акт, на который потерпевшая согласия не давала, – монотонно рассказывал следователь, старый друг её отца.
– При чём здесь моя семья? – отчеканила Дина каждое слово.
– Дело в том, что ему дали десять лет. Твой отец вынес приговор. С насильниками в тюрьме, – он остановился, подбирая слова. – В общем, он решил отомстить, потому что вину свою не признавал. Я вёл то дело и помню, как он кричал в зале суда, что не виноват и девочка пришла к нему сама. Но твой отец был непоколебим, да и улики все указывали на него. Вчера вечером он проник в вашу квартиру и…
Следователь тяжело вздохнул, не желая продолжать. Дина не сводила с него яростных глаз. Каждый её жест кричал о том, что она хочет знать правду.
– Дина, слушай, тебе стоит отдохнуть. Я думаю, что на твоём здоровье подробности этой трагедии плохо отразятся. Все мы помним…
– Мне всё равно! – закричала девушка. – Я хочу знать, что произошло с моими родителями! С моей сестрой! Немедленно!
Допрос проводился под запись. Мужчина не отрицал своей вины, наоборот, рассказывал, смакуя каждое слово. Дина видела всё будто наяву, ведь он не только рассказывал, но и показывал, где и как убил её семью.
Это была глубокая ночь. Родители спали в своей комнате, не подозревая, что замок на входной двери взламывают. Мужчина точно знал, куда ему идти. Осторожно открыв дверь, он достал нож из кармана. Подумал, кого убить первым. Ему хотелось, чтобы судья наблюдал, как умирает его жена, но он понимал, что тогда ему не убежать, поэтому первым делом перерезал горло ему. Женщина проснулась, но не успела сказать и слова, как он зажал ей рот и убил точно таким же способом. Его возбудила эта месть. Он чувствовал, как в штанах стало тесно от кровавой картины прямо перед глазами. Хотелось выпустить пар, но он знал, что так оставит следы. Поэтому сделал фотографию на память.
Выходя из комнаты, мужчина и не подозревал, о том, что в квартире мог быть кто-то ещё. У Насти был чуткий сон. Она всегда боялась спать одна, а после отъезда старшей сестры её и вовсе мучали кошмары. Она услышала шорох и вышла из комнаты.
Увидев перед собой прекрасное маленькое создание, он сам себе не поверил. Глаза нездорово заблестели. Он шагнул вперёд, а девочка боялась пошевелиться. Лишь спустя мгновение она развернулась и побежала в сторону комнаты, но было уже поздно.
Мужчина схватил её за волосы, опрокидывая на пол. Она пыталась оттолкнуть его своими тоненькими ручками, но в его больной голове уже была картина происходящего. Он разорвал на ребёнке одежду, лапая нежную кожу похотливыми руками. Закрыл её рот рукой и прислушался к глухим всхлипам. Для насильника эта мелодия была всегда самой любимой, что до тюрьмы, что после неё. Долгие десять лет ожиданий стоили того, чтобы сполна насладиться девочкой, чей отец был виноват в его воздержании.
Он испытал облегчение. Двойное убийство и эта девочка пробудили в нём старые воспоминания. Сколько их было, этих малолеток, что велись на смазливую внешность, а потом кричали, что не хотят его. Всё это глупость. Они все желали его. Хотели насладиться им сполна, и он, как благородный рыцарь, исполнял их желания. Он не насильник. Он джинн, только тереть надо не лампу.
Когда он закончил, Настя затихла. Свидетелей оставлять было нельзя. Он подхватил ребёнка на руки и вышел на балкон. Ночь была свежа и прекрасна. Он хотел, чтобы девочка тоже почувствовала, как прекрасен этот мир. Девять этажей – именно такое расстояние преодолела маленькая девочка, освободившись от пыток мучителя за считанные секунды. Жестокая смерть для ни в чём не повинного ребёнка.
Запись остановилась. Он перестал рассказывать, и самодовольная улыбка озарила его лицо. Он убил её семью!
– Ни одна камера в мире не способна воспитать из подонка достойного человека, – подытожил друг семьи. – Дина, я обещаю, он больше не увидит свободы.
– На сколько его посадят? – тихо спросила Дина. – На десять, двадцать или тридцать лет?
– Ему светит пожизненное.
– Ясно…
Дина встала на ватных ногах. Хотела думать, что это лишь кошмар, но жизнь никогда не была к ней милосердна. В этот момент она хотела очутиться во вчерашнем дне. Если бы она могла, то повернула бы время вспять. Никогда бы не покинула родителей. Если бы в тот вечер она была дома, то, возможно, погибла бы, но предупредила родителей о том, что в квартиру проник убийца. Если бы она могла, сестра была бы жива. Если бы…
– Дина, я тебя прошу, не смей ничего с собой делать. Твой отец желал тебе самого лучшего, и он бы не хотел, чтобы с его любимой дочерью что-то случилось.
Дина кивнула. Отец. Она жалела, что перестала ему уделять время. Жалела о том, что они так и не смогли поговорить. Он был прекрасным отцом. Всегда принимал её такой, какая она есть. Всегда давал ей право выбора. А она…
– За всё в этой жизни придётся платить, и чем сильнее твой проступок, тем больше за него цена, – повторила она его слова следователю. – Так за что заплатила я? – Мужчина открыл рот, но Дина его остановила. – Это был риторический вопрос.
До похорон и конца следствия Дина жила у старых знакомых родителей. Они помогли организовать похороны и не трогали её, оставив одну, – переживать горе. Но она не плакала. Представляла, как расчленила бы подонка по частям. Ему было не место в тюрьме. Что это за наказание такое, с личной койкой и трёхразовым питанием? Ей хотелось, чтобы он страдал. Страдал от её рук. Но институт судебного дела решил, что в тюрьме его ждёт наказание куда гуманнее, чем придумала Дина. Она хотела, чтобы его оправдали. Она бы убила его на скамье подсудимых, но суд был закрытым, а у Жизни на этот счёт были свои планы.
Дина продала квартиру родителей, предварительно разнеся её в щепки. Ей было невыносимо находиться там, где её когда-то любили. Там, где эту любовь уничтожили. Она уехала из города, оборвав все связи. Замкнулась в себе. Так было проще жить дальше. Так было проще всё забыть.
Она молила о смерти. Каждую ночь её посещали образы родителей, которые говорили: «Ты должна со всем справиться, как бы ни было трудно». «Мы тебя любим», – добавлял папа.
И вот наконец Смерть нашла своего получателя, но мучала пытками. Иногда к ней приходил грубый мужской голос. «Сатана», – думала Дина. Иногда слышался и женский, мелодичный, переливающийся светом. «Ангел», – подмечала она. А после кошар, где мужчина с безумными глазами и уродливой улыбкой, ей смутно знакомой, выбивал из лёгких последний кислород.
«Небесный суд, – подумала она, вновь находясь в темноте. – Жила как отброс общества – и умерла точно так же».
И она вновь отправилась в кошмар, где вся жизнь проносилась, как скоростной поезд.
