Czytaj książkę: «Рыжие строки. Сборник стихотворений»

Корректор Екатерина Федорова

© Дарья Рундыгина, 2020

ISBN 978-5-4498-3307-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автопортрет
«Мне говорят, что надо быть умнее…»

«Мне говорят, что надо быть умнее…»

 
Мне говорят, что надо быть умнее,
Что мне не двадцать, нужно понимать!!!
И что стихи мои – не панацея.
Бумагу растревожила опять…
 
 
Мне говорят: «Опомнись, время вышло!
Пора встать на ноги и ими топать ввысь.
Впрягись капиталистами под дышло
Амбиций и давай трудись, трудись…».
 
 
Мне говорят: «Работай пятидневку!
Бросай извечное свое «то там, то тут».
И не тяни, не засидись-ка в девках.
Храни очаг, создай в семье уют».
 
 
Мне говорят: «Нельзя жить так, как хочешь.
Живи, как все, счастливой, как велят.
И не мечтай, не тай в слоистой ночи,
Не жди ни принца, ни царя, ни короля».
 
 
А я молчу, ведь кажутся пустыми
Стихи в ответ на душные слова.
Я жизнь плету заветами простыми:
За то, как проживу, отвечу я сама.
 

«Настроение дурацкое …»

 
Настроение дурацкое —
Беспричинное и бабское!
Изнутри гремит оркестром,
В попе заиграло детство!
 
 
Хочется бежать куда-то,
Лакомиться сладкой ватой.
И по лужам топать глупо,
Твое имя крикнуть в рупор.
 
 
Хочется, как будто лето,
Без обратного билета.
Только бы опять живой.
Только бы с тобой, с тобой…
 
 
В жизнь лихую без маршрута
Убегаю в это утро.
Настроение дурацкое,
Беспричинное и бабское!
 

«Мне в детстве подарили пианино…»

 
Мне в детстве подарили пианино…
Сказали: «Доченька, играй».
Я радовалась просто и наивно,
Как будто это – пропуск в рай.
 
 
Казалось, сяду – сразу заиграю,
Соседи все сбегутся на концерт.
Прошла неделя первая, вторая.
Аншлага у квартиры так и нет.
 
 
Пришлось учить арпеджио и гаммы,
Сдавать какой-то женщине в очках.
Реветь надрывно на руках у мамы,
Отсчитывая время на часах.
 
 
Так год за годом маялся ребенок.
Из чёрно-белых клавиш строя мир.
И наконец-то в музыкальной школе
Красный диплом директор мне вручил.
 
 
Мне в детстве подарили пианино
Сказали: «Доченька, играй».
И оказалось, лишь трудом и силой
Мы в жизни получаем рай.
 

Ириски

 
Впала в детство. Ем ириски.
На качелях поднимаюсь к небесам.
Вспоминаю приключения Анфиски,
Рубрику читаю «Сделай сам».
 
 
Мультики смотреть не перестала,
Мелом расписала весь свой двор.
Может, я вообще не вырастала?!
Малышня! И кончен разговор.
 
 
Я катаюсь вновь на самокате,
Ножкой разгоняюсь от души.
Мне для радости мороженого хватит.
А «Мурзилкой» можно рассмешить.
 
 
«Ералаш» – любимый и прекрасный,
Хрюша и Степашка перед сном,
Яблоко, томат гуашью красной,
И игрушки, что разбросаны кругом.
 
 
Мне уже давно не пять, не восемь.
Только все осталось, как тогда.
Самокат, ириски, листья, осень…
Я теперь не повзрослею никогда.
 
 
Одиночество воет в ночи на распятом небе.
Я себя успокою: «Не надо, ведь все неплохо.
Не копайся в душе, там черт сломит, там, знаешь, дебри.
Там идти невозможно, и мысль тебе выйдет боком.
Не грусти, не скули, затянулась часами рана.
Не тревожь ее снова, забудь и сотри навечно.
Это, знаешь, случилось с тобою рано.
Но чем боль твоя чище – душа от нее человечней.
 
 
Посидим, помолчим, ты кого-то прижми покрепче.
Держи руки его, пожалей, как тебя не дали.
Может быть, от тепла хоть кому-нибудь будет легче.
Не тебе – так другому… живи по такой морали.
 
 
И с луною вприглядку хватай эту ночь, как хочешь.
В волосах успокой непослушный день цвета «медь».
За лугами, лесами, на пне среди мха и кочек
Все плохое оставь, что пока не смогла стереть…»
 

Слово мое безлико

 
Слово мое безлико, слово мое бездарно,
Каждый звук в нем немой, каждый слог – безударный.
Горечь стихов моих Вам не сдалась и даром!
Осень, листва горит рукописей пожаром.
 
 
Слово моё слепо, слово мое глухо,
Слово мое прогоркло, слово мое протухло.
Слово моё никчемно, слово мое глупо,
Мухой навозной мысль жестью звенит над ухом.
 
 
Слово моё пленно, слово моё избито,
Строки стихов моих – треснувшее корыто.
Не удержали смысла, смысл прошел сквозь сито.
Строки мои – не гордость, части их – не молитва.
 
 
Слово моё померкло, слово моё сдулось.
Строки стихов моих бьются о стены улиц.
 

«Мальчик мой, знай, что ты полюбил поэтессу…»

 
Мальчик мой, знай, что ты полюбил поэтессу.
Она будет писать о слезах, а как же иначе!
Она будет страдать так надрывно, как будто бы честно,
Только ты не сердись, мой хороший, мой миленький мальчик.
 
 
Мальчик мой, ты всерьез полюбил поэтессу!
У нее в голове лишь хорей, и ей все же до ямба.
И в безлунных ночах не находит приюта, места.
В ней за жизнь накопилось так много обид и яда.
 
 
Мальчик мой, полюбил, а она ни стиха и ни слова.
Все кромсает себя изнутри обрывками строчек,
Ее жизнь протекает и в каждой строфе все по новой.
А писать о тебе она может, но только не хочет.
 
 
Но неровными строчками лист от души опять исчерикан,
Снова падают слезы на белую в клетку тетрадку.
Она снова будет читать их с угрозой, надеждой и криком,
А ты путайся в сложных о смысле тех строчек догадках.
 
 
Она любит тебя, только пишет душой забытой
И плюется стихами, как будто шампанским горчащим.
Мальчик, радуйся, те, что в стихах, те навеки в титрах.
Она любит тебя, всей душой, так надрывно кричащей.
 
 
В ее строчках скопились ненужные залежи соли,
Бесконечный порыв все отдать на потеху людскую.
Если ты не в стихах, значит, ты все ж не сделал ей больно.
Она любит тебя, пока соль ей не даришь морскую.
 

«Знаешь, мама, я не хочу больше быть поэтом…»

 
Знаешь, мама, я не хочу больше быть поэтом.
Себя, других травить бессмысленными словами.
Главные строки опять оставлять без ответа
И смотреть в потолок, валяясь на старом диване.
 
 
Мама, я не хочу писать и думать о прошлом,
Слать в прошлое письма, бросая в почтовый ящик.
В стихах воспевать то, что больнее и горше.
Хочется не в стихах, а в жизни быть настоящей.
 
 
Знаешь, милая мама, в жизни ведь нету места
Правильным мыслям, спокойному, ровному шагу.
Ну, мама, скажи мне, что я из другого теста.
И что побеждать свое прошлое мне не надо.
 
 
Знаешь, мама, я ведь совсем ничего не смыслю
В том, что правильно, что дозволено, незапретно.
Но жизнь однозначно повадки имеет лисьи.
Знаешь, когда вырасту, я хочу быть поэтом.
 

«Я буду писать верлибром…»

 
Я буду писать верлибром
И буду жить не по правилам.
Ты душу мне с корнем вырвал —
Я сердце тебе подставила.
 
 
Я буду кричать навзрыд,
Чтоб выкричать без остатка
Прогорклость моих обид,
И я не ослаблю хватку.
 
 
Я буду писать стихи,
Домой приходить под утро.
Наотмашь кнутом лихим —
Со свистом в галоп минуты.
 
 
Я буду сама себе
Хозяйкой, свободной кошкой.
Мечтать и идти к мечте,
И плакать лишь понарошку.
 

«К сожалению, врать не умею…»

 
К сожалению, врать не умею.
Я боюсь перепутать легенды.
Моя правда – не панацея,
А попытка пресечь инциденты.
 
 
Правду шпарю в лицо без сомнений,
А не нравится – буду молчать.
У меня для моих сочинений
Есть толстенная в клетку тетрадь.
 
 
«Не люблю, ненавижу, скучаю,
Приходи, уезжай, замолчи!» —
То, что чувствую, то и вещаю,
А ты ложью меня не лечи.
 
 
К сожалению, врать не умею,
Не умею, хоть тресни, никак.
Я не вру, но, бывает, жалею,
Что ты в правду не веришь, дурак.
 

Итоги 2019

 
Подводить итоги мне безмерно сложно!
Год прошедший мерить в мыслях, ставших делом.
Мой январь бесснежный начинался ложью.
Я врала себе же и душой, и телом.
 
 
В полусонной дымке на проспектах тусклых
Я теряла гордость, надевая маски.
Накачала сердце в сильный, твердый мускул
И играла в кости, не сгущая краски.
 
 
Отрезвела рано, на февральской стуже
Раскололась снова, как фарфор китайский.
И осколков горы растоптала в луже,
Ожидая чуда, словно дачник майских.
 
 
Март меня размазал между «до» и «после»,
Растерзал мне мысли в россыпь нервным ветром.
Лишь обрывком снов тень осталась возле
И одним касаньем ранила поэта.
 
 
На листе бумажном, белом и в морщинах,
Я писала счастье светлой акварелью,
Что ко мне явилось странно, беспричинно.
Я в душе рисую главный день апреля.
 
 
В бесконечном шторме пролетело лето:
Города, прогулки, ночи новый шорох…
Лишь порой хлестало сердце тонкой веткой.
Дни сменялись днями, загород на город.
Осень, обессилев, бросилась на землю,
День стирая в крошки, заменяя ночью.
Я почти не помню, но опять не верю.
Я опять разбита, разлетелась в клочья.
 
 
Сил не бесконечно, я сдалась и пала,
Мой октябрь спрятал в рукава простуду.
Все, что было «слишком», мне казалось «мало»,
Мысли били в темя каждую минуту.
 
 
В сером, мокром мире стало снова чище.
Я опять проснулась, ноябрем умыта,
И опять готова на дела, делища.
То, что там разбилось, – не мое корыто.
 
 
Говорят, от мыслей, что опять тревожат,
Волосы редеют, что не плюс, конечно.
Все свои ошибки я на ноль умножу,
Мой декабрь будет светлым и беспечным.
 

О Санкт-Петербурге
«Нормальный у нас город!!!»

«Нормальный у нас город!!!..»

 
Нормальный у нас город!!!
Дождь, сопли, вино…
И постоянно холод,
Ветер прямо в окно.
 
 
Нормально у нас с лицами!!!
Они выдают интеллект,
Не грусть… Ночами не спится
И хочется идти на проспект.
 
 
Не нравится климат и серость?!
Объята гранитом Нева.
Ноябрь на землю мерзость,
И в центр идут поезда.
 
 
Здесь правильно то, что красиво.
То, что идёт из души.
Здесь можно быть очень счастливым,
Ты сырость ругать не спеши.
 
 
И где ещё встретишь бездомных,
Что пьют, но читают стихи.
И где читать – это модно,
И где все, кто с книгой, – свои.
 
 
Здесь жить и любить незапретно,
А Петербург не понять.
Я просто встречаю рассветы,
И трепет души не унять.
Я вся растворяюсь в гитаре,
Что там за окном, во дворе,
Здесь с колыбели играют
Песни «Кино» детворе.
 
 
В обед, в перерыв на работе,
Здесь ходят в Русский музей.
И в легком подпитии после
На Думской встречают друзей.
 
 
Здесь даже мат – как искусство,
Ругань – не просто слова.
И пусть тут улыбок негусто…
Зато не пуста голова.
 

«Бесконечностью пошлых окраин…»

 
Бесконечностью пошлых окраин
И безликостью новых домов
Мы природу вконец напугали,
Обаянья лишив диких псов.
 
 
Муравейник наполнен до края,
Затерялся внутри человек.
И в домах, подобных сараям,
Он живёт век такой, как у всех.
 
 
Одинокие в этих коробках
Строим крепость из пенобетона.
И стоим одинокие в пробках,
Чтобы к ночи добраться до дома.
 

«Солнце наконец-то вышло из засады…»

 
Солнце наконец-то вышло из засады.
Белый снег по-новому скрипит.
Двориком цветным за Летним садом
Выхожу к Фонтанке, на гранит.
 
 
В Петербурге началась весна.
Марта снег в моих ладонях тает.
Хочешь, раздели со мной до дна
Радость жизни цвета попугая?!
 
 
Приходи, накрыто на двоих!
Март всегда людей по парам строит.
Если б хоть чуть-чуть меня любил,
Стала бы царицею в короне.
 
 
В Петербурге началась весна.
Я ее в маске зимы узнаю.
Рада не с тобой, но для тебя.
В шкаф свой теплый свитер убираю.
 

«В Петербурге осталась, люблю до крика…»

 
В Петербурге осталась, люблю до крика.
Целовать готова его витрины.
Под мостом обнимаю ветра и дико
Вырываюсь с разбега в его седины.
 
 
Продолжаю сгорать в хладнокровно-сером.
И чугунно плавлюсь в листах гранита.
В списке радостей город поставлю первым.
Сквозь ограды глядит на Неву сердито.
 
 
В желтизне фонарей разбивает слезы
На осколки льда в лужах ранним утром.
Здесь колонны белее любой березы.
Я счастливее многих в промозгло-хмуром.
 
 
Я руками касаюсь сырого счастья
И вдыхаю стих, ощущаю кожей.
Я, наверно, рабыня твоя отчасти.
Друг без друга давно мы уже не можем.
 
 
Только здесь я могу расписать закаты,
Поцелуем, страстью наполнить чувства.
Обнимая мостами, любить, как брата.
Воспевать, как наследие и искусство.
 

Ночной дождь

 
Крыша стальною гладью мне режет душу,
Дождь принимая близко к немому сердцу.
Небо бросает слезы на землю в лужи.
Еле сверкает в прошлом остаток детства.
 
 
Капли картины пишут на стеклах грязных,
Желтой пыльцы тушь смазав по лицам окон.
Чувства мои расплескались в осадках разных.
Пух тополиный копим, чтоб сделать кокон.
 
 
Летнее выцвело, как чёрно-белый снимок.
Серое небо, асфальт – все оттенки грусти.
И словно вакуум, время бежало мимо.
Ночь пробирается… Дождь льётся серой ртутью…
 
 
Ночь поседела от боли и от разлуки.
В сизой Неве растворились дождя объятья.
Мост протянул берегам свои створки-руки.
В летнем саду все одето в туман, как в платье.
 
 
Каплями дождь очищает от боли душу,
Бьется в окно, по щекам тушь пыльцы размазав.
Я растворяю прошлое в грязных лужах
И в ароматы прячу в хрустальной вазе.