Czytaj książkę: «Любаша», strona 3
– А может, давай вместе? – сам себе поражаясь, предложил Сёма. – Если хорошенько оттолкнуться, то мы и без помощь сможем…
– Давай! – Люба даже не дала договорить, тут же кинулась к аттракциону. На полпути обернулась. – Ну, ты идёшь? А то её сейчас опять кто-нибудь займёт!
Сёма не стал говорить, что занимать некому: детсадовцы куда-то ушли, других ребят рядом не наблюдалось. Вместо того, чтобы спорить, он сорвался с места и стремглав бросился за Любой. Она очень по-девчоночьи засмеялась и бросилась от него – то ли наутёк, то ли наперегонки.
Конечно, Люба успела первой. Не дожидаясь Сёмы, она запрыгнула на платформу – та тут же закрутилась будто со скоростью света. Люба заверещала, присела на корточки, держась за поручни. И если с любой другой девчонкой Сёма подумал, что та испугалась, то тут было очевидно: Люба просто в восторге.
– Чего стоишь? – прокричала она так, что слышала, наверное, даже бабушка. – Давай теперь запрыгивай!
И Сёма, не думая, разбежался и скакнул прямо на крутящийся аттракцион. Только вцепившись в поручень и завизжав вместе с Любой, он подумал: а что, если бы он промазал и на этот самый поручень животом напоролся?
– Эй, Сёма! – донеслось до него сквозь свистящий ветер в ушах.
– Чего?!
– А с тобой весело! Давай чаще вместе играть!
– Давай! – крикнул он в ответ и услышал, как Люба снова весело рассмеялась.
Оказалось, «давай» было её любимым словом. В тот день Сёма услышал его ещё много раз и на разный манер. Иногда «давай» означало «слабо» – например, когда Люба предложила вместе спрыгнуть с качелей и посмотреть, у кого получится дальше. Иногда «давай» было скорее вопросом – когда она предлагала что-то, сама не уверенная, что это получится. И совсем редко «давай» становилось согласием – когда это Сёма предлагал во что-то сыграть.
– В слова? – с сомнением переспросила Люба в последний раз, когда они, запыхавшиеся, бухнулись на скамейку рядом с песочницей. Несколько раз она с шумом вздохнула, будто пытаясь остановить заполошное сердце и кинуться в новую авантюру, но потом поняла: не выйдет так быстро. И махнула, – Давай!
– Качеля, – оглядевшись по сторонам, начал Сёма. – Тебе на «я».
– Пффф, – Люба закатила глаза, будто на «я» было очень, очень много самых разных слов. – Янтарь. Тебе на «р».
Сёма покосился на неё с уважением. Он думал, Люба скажет «яблоко», как и все. Но Люба как все точно не была.
– Рррр-ресторан!
– Невод!
– Дрова!
– Армия!
– Яб… – Сёма запнулся, когда Люба с хитрецой покосилась на него. – Ясли!
И она снова широко улыбнулась, показав щербинку между зубов. Сёма лениво подумал, что мог бы из-за этой щербинки её подразнить, но почему-то не стал. С Любой хотелось быть, как говорила мама, охб… обходительным. Мама говорила, что это как «вежливый», только чуточку лучше.
– Бабушкаааа!.. – спустя Сёма не знал сколько часов, он ввалился в прихожую, раскрасневшийся и довольный.
– Да, мой яхонтовый? – баба Глаша появилась из кухни, вытирая руки вафельным полотенцем в крупный цветок.
– Бабушка, я тут с одной девочкой познакомился. А можно она у нас пообедает? – утирая потёкший в тепле нос ладонью, быстро пробубнил Сёма.
Бабушка покачала головой, подошла ближе, сунула ему в руку невесть откуда взявшийся платок. Помолчала, пока Сёма смачно не высморкался и не посмотрел на неё снизу вверх. И, наконец, улыбнулась:
– Можно, конечно. Как твою девочку зовут?
– Люба! – Сёма уже кричал, выскакивая с порога обратно на свежую улицу.
Он не оглянулся и не видел, как улыбка бабушки на мгновение потухла, а потом разгорелась с новой силой – но уже неуловимо другая. Если бы Сёма был внимательным мальчиком, он бы сказал, что бабушка улыбается с грустинкой.
Но он ничего не заметил, ни когда вернулся домой, таща за руку свою новую подругу, ни когда вместе с ней вошёл в жаркую, натопленную кухню, ни когда проскользил вдаль по лавке, освобождая для Любы место.
– Вот, это Люба! – провозгласил он. – А это баба Глаша, моя бабушка!
– Очень приятно, – Сёма даже удивился, что Люба может быть такой вежливой. – У вас тут очень уютно!
– Спасибо, Любаша, – бабушка растроганно улыбнулась. – Ты давай, кушай. Ещё промедлишь, и всё остынет. А суп горячим есть надо!
Два раза Любе говорить не пришлось. Она послушно схватилась за ложку и зашвыркала домашней ухой, иногда чуть пыхтя: суп был ещё ой какой горячий!
– Приятного аппетита, – пробухтела она где-то между третьей и пятой ложкой.
– И тебе, – откликнулся поспешавший за ней Сёма.
– Приятного аппетита, Любаша, – поддакнула бабушка.
Сама она есть не спешила. Замерла с поварёшкой в руках возле плиты да смотрела, как они с Любой кушают. Может, радовалась, что им всё понравилось, мимоходом подумал Сёма, и на всякий случай уточнил:
– Всё очень вкусно, бабушка!
– Да? – переспросила она, будто он вырвал её из совсем других мыслей. – Ну, вот и славно. Я вам сейчас ещё оладушек достану, что с утра остались. Они не горячие, конечно, но тоже хороши. С мёдом или со сметанкой?
– С мёдом! – с набитым ртом пробухтела Люба.
– Со сметанкой! – одновременно выпалил Сёма.
Дети недовольно переглянулись, готовые спорить, но бабушка только рассмеялась и покачала головой:
– Значит, и то, и другое достану.
И они ели оладьи, кто с чем привык, и болтали о ерунде – Сёма не к месту вспомнил про «Остров сокровищ», а Люба подхватила и начала рассказывать про индейцев: ей про них тоже прочитали какую-то книжку.
