– Во чудак, а? Шутишь! Чем же ты будешь рисовать?
– О, уверяю тебя, если ты пошумишь так же еще минут двадцать, я смогу достать немного чернил и подходящую кисть. И, возможно, ужин. Двое дюжих молодцев, которые тащили меня сюда, изъявляли желание посетить неких дам в неком заведении, тебя принесли городские стражники, так что из охраны здесь только тот молодой человек, и утихомиривать тебя некому. Прошу, не сдерживай себя.
Примерно через пятнадцать минут ора и битья об дверь Кунг Фунг деликатно кашлянул. Каким-то образом этот кашель был слышен даже сквозь «индюков» и «гадов». Гаррет затих. Монах подошел к двери и тихонько постучал.
– Юноша!
В окошечке появился нос.
– Кажется, я нашел способ успокоить нашего большого друга. Видишь ли, он проявил завидный интерес к искусству письма. И если ты раздобудешь мне чернил из той чудесной лавки на углу соседней улицы и найдешь там же тонкую кисть, я обещаю тебе и твоим товарищам тишину и покой на достаточное время. Это время будет дольше, если ты найдешь что-нибудь поесть. Даже каллиграфия бессильна, когда желудок пуст.
Окошечко захлопнулось. Какое-то время ничего не происходило. Кунг Фунг кивнул Гаррету:
– Продолжай.
Десять минут спустя Кунг Фунг размечал на стене будущие горные вершины. В другой его руке была краюха хлеба, которую он деликатно жевал. Гаррет сидел рядом и пялился на грязную серую штукатурку, которая, повинуясь кисти, постепенно превращалась в ноздреватый весенний снег.
– Видишь ли, друг мой, весь вопрос в том, как ты поступаешь с фактами. Наш главный факт в том, что мы оказались заперты друг с другом минимум на пятнадцать суток, а максимум – как взбредет в голову нашим тюремщикам. Мы можем провести это время, барабаня по двери и крича, что приведет разве что к тому, что мы потеряем голос и заработаем синяки и, возможно, переломы, когда нас все-таки побьют, а можем попробовать извлечь из него пользу, кроме, разумеется, общественных работ, на которые мы обречены. Вот ты, например… кстати, за что тебя?..
– За котенка, – буркнул Гаррет.
– За… котенка?..
– Ну, я увидел на дереве котейку, застрял он там. Туды залез, а обратно – ни в какой. Я за ним. А там баба была в окне, без платья, она как заорет… А эти как налетят… И котенка забрала, индюшка.
Старик прокашлялся:
– Да, сочувствую. Так вот ты, например. Что ты умеешь делать действительно хорошо?
– Дык это… Драться. Кия!
– Ах, ну да, верно. Кия. А я, как ты мог заметить, весьма сведущ в искусстве и…
Он написал на стене замысловатый иероглиф.
– … письме. Это твое имя.
Гаррет посмотрел на иероглиф. Гаррет улыбнулся. В улыбке не хватало зубов, но она была искренней.
– Красиво… Я б такую татушку сделал.
– Нравится? Тогда давай сам… Воот, чуть плавнее…
Месяц спустя двое стояли на распутье. Позади них высилась городская тюрьма.
– Хочу сказать, я от всей души благодарен судьбе за эти дни, – произнес Гаррет.
– О, мне тоже есть за что ее благодарить, – отозвался Кунг Фунг. – Как, значит, называется эта борьба?
– Никак. Назови ее сам.
Монах задумчиво кивнул. Они повернулись друг к другу.
– Ну что ж… Я ведь так и не спросил, за что тебя посадили, – сказал Гаррет.
– За мелкое воровство и бродяжничество, – безмятежно ответил монах. – Видишь ли, мне очень хотелось есть, а персики так аппетитно свесились за забор…
Гаррет закашлялся. Двое молча поклонились друг другу и разошлись. Когда мурлыкающий баллады Гаррет оказался достаточно далеко, Кунг Фунг подпрыгнул и выбросил вперед ногу:
– Кия!
Вышивка
Алешенька разлепил глаза и тут же вскочил: наставник исчез. «Ой, беда-беда! Без меня ушел! Вот ведь, решил же не спать, знал же, что бросит!»
Он заметался по поляне, судорожно хватая вещи и бросая их в вещь-мешок. Одеяло, кружка, котелок, обгрызенная куриная ножка… И вдруг замер.
Наставник сидел поодаль у реки. Его могучая фигура глыбой вырисовывалась на фоне воды и неба. Богатырь сидел, чуть ссутулившись, и что-то сосредоточенно разглядывал.
Алешенька тихонько подошел. Богатырь вышивал крестиком.
– Утро доброе, – сказал он басом.
– Доброе, – пропищал Алешенька. Голос у него ломался, да и зрелище было такое, что впору запищать.
Никита поглядел на него исподлобья и ухмыльнулся.
– Долго ты спишь. Не по-богатырски это. Богатырь рано встает. Мало ли, враги нападут, а ты только очи ясные протер.
– Виноват, Никита Сергеич…
Стяжки ложились ровно, красиво, глаз не оторвать. Алешенька и не отрывал. Пялился и пялился. Наконец, богатырь это заметил.
– Нравится? – он поднял пяльца и показал толстым, как сарделька, пальцем – Вот тут поле будет, тут избенка кривая, а тут дерево. Эту я на прошлой седьмице начал, да забросил. Все недосуг было. Кочевники, дружина, ты вот еще увязался… Сейчас хоть наметил как следует. К концу похода избу закончу… Ты рот-то закрой, а то муха влетит.
Алешенька не выдержал.
– Да ведь, Никита Сергеич, бабское это занятие! Достойно ли богатырю…
Брови богатыря грозно сдвинулись.
– А я что ж, хуже бабы буду?
Алешенька отшатнулся.
– Я, между прочим, конкурсы выигрываю! – загремел Никита Сергеич – Международные! Призы беру, за креативный подход и внимание к деталям! В последнем даже мою Василисушку обошел. Думал, рассердится, да куда там!.. Гордилась, аж сияла. Талант, говорит, раскрыла.
При мысли о жене богатырь успокоился и заулыбался. А Алешенька за голову схватился.
– А если узнает кто? Засмеют ведь, Никита Сергеич!..
– С чего тут смеяться-то? Да и знают все. Мои работы у нас в дружинном доме висят.
Алешенька захлопал глазами и сел. Богатырь положил еще стяжок. Вдалеке затыгыдымкало. К ним приближался всадник на плохонькой лошадке.
– Никит Сергеич… родненький… враги у деревни. Кочевники. Пожечь хотят, дань требуют.
– А я пироги пеку, – сказал Алеша, запрыгивая на коня и натягивая шлем. – С вареньем и сытные, с мясом. Бабушка научила.
– Славно! – пропыхтел богатырь из-под кольчуги. – Напечешь после битвы?
– Напеку.
Воины пришпорили коней. В траве блеснула упавшая иголка…
Превращение
– Ну о чем ты думала? Что, ярлычок было не прочесть?
– Смеетесь? Я думала, это узор такой. Кто же знал, что это санскрит!
Волшебник поморщился, как от головной боли. Было раннее утро. Он сидел за огромным дубовым столом, перед ним стояла чашка с кофе. А на чашке сидела гусеница.
– Я ведь на тебя чуть не наступил! – сказал волшебник.
– Сами виноваты! Кто же наливает превращательное зелье в бутылку из-под коньяка?
Волшебник вздохнул.
– Ладно, слезай. Будем тебя распревращать.
Он потянулся за палочкой.
– Да вы погодите, – сказала гусеница смущенно. – Я ведь совсем скоро стану бабочкой. Полетаю немного, а потом – распревращайте! Очень уж летать охота…
«Найми уборщицу, говорили они, – думал волшебник, устраивая гусеницу в банке – Будет порядок, говорили они»…
Фитнес-центр
– И вы гарантируете результат?
– Спрашиваете! Вернем деньги, если вас не устроит качество.
Аннет наморщила носик и оглядела избу, коровник и обширный огород. Она сомневалась. Менеджер кинулся в атаку:
– Сами посудите. Свежий воздух, здоровая экология, сбалансированное питание – только натуральные продукты, никакой химии, физические упражнения на все группы мышц! Екатерина Степановна – он кивнул на бабку, выходящую из коровника – опытный тренер, она обеспечит правильную нагрузку.
Аннет вздохнула. Ей обещали интенсивное похудение и восстановление формы, да и Вероничка из продаж после этого курса стала ну просто отпад.
Может, и Сережа ее заметит, он худышек любит…
– Ладно уж, разгружайте, – согласилась она и махнула ручкой на свои чемоданы. – В конце концов, это просто месяц в деревне…
Месяц спустя замызганный трудностями пути лендровер остановился у избы. Из него вылез ухмыляющийся менеджер. Он уже предвкушал увидеть изнуренную трудом, изрядно похудевшую и подкачавшуюся на огороде Аннет, мечтающую о горячей ванне.
На звук мотора вышла Екатерина Степановна.
– Ну, как наша клиентка?
Бабка заулыбалась:
– Клиентка, скажешь тоже! Она мне как родная внучка стала!
Менеджера кольнуло беспокойство. Бабкину внучку он видел. А бабка продолжала:
– Золотая девчонка! Все делает, и напоминать не приходится. И копает, и доит, и косит, лучше иного мужика! Да вот она сама, гляди-ка.
Из коровника к ним шла, улыбаясь, цветущая русская баба. Ее мощные формы колыхались при ходьбе, румянец играл на круглом лице, а в руке она нежно держала вилы.
– Что?!.. Как?..
Менеджер уронил темные очки. Аннет засмеялась.
– Сам же говорил, хорошее питание, экология!
– Да, но, но, но…
– Да что ты нокаешь! Не боись, довольна я. Денег не потребую. И обратно не поеду. У меня свадьба через две недели. Петра знаешь? Вот за него и выхожу.
– Но, но…
– Смешной он какой-то, а, баба Катя? Ну что еще сказать. Я ведь родилась в деревне. А потом меня увезли в город, чтобы я там училась, работала и жила лучшей жизнью. Ха!
Аннет от души фыркнула.
– Ладно, я еще у кур не была. Сходить?
– Сходи, Нюрочка, только вилы в сарай снеси.
Менеджер смотрел, как она уходит. Счастливая, уверенная, влюбленная. На полпути Нюра вдруг обернулась:
– Слушай, ты чемоданы мои захвати с собой. Маме моей отдай, пусть она вещи продаст или подарит кому-нибудь. Мне они здесь не нужны, да и не влезу я в них.
Менеджер гнал свой ровер обратно в город. Рядом на сидении трясся один из чемоданов. На душе было странно. «Может, ну его к черту, этот фитнес-центр? Лучше открою брачное агентство… или турфирму.»
Ремонт
Ангел и черт стояли и недоуменно пялились на объявление на двери.
– Как думаешь, это мы ее довели? – спросил ангел.
– Не, – отмахнулся черт – Это сезонное. Осенняя депрессия.
– Но как же мы теперь внутрь-то попадем? Ее же нужно наставлять! Совсем с пути собьется…
Черт хохотнул:
– Да не нужна ей твоя унылая мораль! Вот гульнуть хорошенько, это да! Это ве-се-ло!
– А последствия? Совесть ведь замучает!
– Да ну ее, твою совесть… Ладно. Раз у человека ремонт, у нас выходной. Я знаю бар тут поблизости, хоррроший! Давай, не стесняйся. Ангелам тоже надо расслабляться.
Черт приобнял товарища за плечи и увел в направлении порока и вакханалии. Когда они ушли, из-за двери выполз, хихикая, толстый таракан. Он посмотрел на табличку и потер лапки.
– Видишь, я же говорил, что сработает! – крикнул он в пустоту.
– Молодчина! – ответила пустота. – «Душа закрыта на ремонт», это же надо было додуматься!
Таракан засмеялся и с легким хлопком переместился из внутреннего пространства во внешнее. Напротив него сидела красивая молодая женщина.
– Дай пять, бро! – сказала она и протянула палец.
Таракан осторожно приложил лапку.
– Ну что, мы свободны!
– Чем займемся?
Улыбка таракана расширилась до размеров средненького океана:
– Да есть у нас с ребятами пара идеек… Тебе понравится.
Свидание
– И так каждый день, – вздохнула Машенька – Это не то, чтобы плохо, я же взрослая, я все понимаю. Зарабатывать нужно, и чтобы в доме порядок был, нужно, и чтобы детей накормить-напоить-одеть красиво, выслушать, обнять… И это, конечно, тоже чудо, когда дети обнимают, но хочется… еще чего-то. Волшебства. Глупо, да?
Доктор вздохнул. Он смотрел на красивую, благополучную, успешную и очень грустную женщину и задумчиво теребил седую бороду.
– Машенька, я приглашаю вас на свидание, – сказал он.
– Да что вы! Я же замужем!
– Спокойно, спокойно! – доктор умиротворяюще поднял руки. – И я пятьдесят лет как счастливо женат. Это дружеское свидание. Ничего этакого. Вы погуляете по городу, посидите в кафе, может быть, сходите в кино. А вечером с чистой совестью вернетесь к семье и сможете рассказать им обо всем, что делали. Идет?
Машенька пожала плечами. В конце концов, доктору было сильно за семьдесят. И ничего этакого ей действительно не грозило.
– Хорошо.
Маша уже двадцать минут ждала в парке, в условленном месте, а доктор все не появлялся. Она уже совсем собралась ему позвонить, как вдруг услышала музыку. Где-то совсем рядом зазвучала арфа.
Маша пошла на звук. Играла пожилая женщина, и делала это очень хорошо. Ее пальцы перебирали струны, а сама она сидела с закрытыми глазами и слушала собственную мелодию. Рядом на земле лежала шляпа.
Вокруг стали собираться люди. Кто-то уходил после пары минут, кто-то подолгу стоял и слушал, кто-то подавал, кто-то нет.
Маша слушала. Она поняла, как долго здесь стоит, когда у нее заныли ноги в новых туфлях. Маша кое-как доковыляла до скамейки. Туфли были, как колоды. «Снять? Ох, нет, как же я буду сидеть в парке, и босиком? А вдруг кто увидит?»
Она посидела еще немного. «А ну и что!». Туфли упали в песок, и Маша с наслаждением пошевелила пальцами.
– Хотите мороженого? – вдруг спросил голос.
Маша испуганно подскочила. Напротив нее стояла тележка мороженщика. Молодой парень, вчерашний школьник, улыбнулся ей и повторил свой вопрос. Маша обычно покупала мороженое детям и сперва растерялась. Но… а почему бы и нет?
– А у вас есть… – она замялась, вспоминая, какое же она любит – вишневое?
– Конечно!
Мальчик накидал ей огромный вафельный рожок с горочкой. Маша подошла к нему расплатиться как была, босиком, и это даже не показалось ей странным. Она вернулась на скамейку и вдруг с ужасом вспомнила про доктора. Они же наверняка разминулись! Маша схватилась за телефон. Ни пропущенных вызовов, ни смс, ничего. Вдруг он решил, что она испугалась? Нужно обязательно позвонить и объясниться!
Она уже стала искать его номер, как вдруг прямо в нее врезался воздушный шарик и с шумом лопнул. Она вскрикнула. Шарик мороженного упал на блузку.
Рядом кто-то заплакал. Маша посмотрела вперед и увидела маленького мальчика и его ошарашенную маму. Мальчик показывал пальцем на Машу, вернее, на остатки шарика у нее на коленях, а мама смотрела только на Машину испорченную блузку и медленно заливалась румянцем.
– Простите… – пролепетала она. – Сережа! Зачем ты бросил шарик в тетю? Смотри, что случилось!
– Он лооопнул! – заревел Сережа.
– А у тети кофта в мороженном! Ох, как неудобно…
Она явно ожидала, что Маша будет ругаться. А Маша вдруг засмеялась. Она впервые с детства сидела на скамейке босиком, капитально перемазанная в вишневом мороженном, да еще и с лопнувшим шариком.
– Спасибо! – сказала она – Мне ужасно не нравилась эта блузка. Муж подарил на восьмое марта. Он старался, выбирал, и я носила, чтобы ему было приятно. Но она мне совсем не идет. Теперь я могу спокойно от нее избавиться.
Женщина с ребенком улыбнулась с облегчением.
– Пожалуй, за это я должна вам шарик. Я настаиваю.
Втроем они пошли по парку. Женщину звали Алиса. Они разговорились. Маша очень давно не знакомилась с новыми людьми просто так. Обычно это были знакомства по работе, да и не знакомства вовсе, а контакты. С Алисой они болтали. Сначала осторожно, присматриваясь друг к другу, потом со смехом, и вот они уже вместе сидят в кафе и уплетают пиццу, как подруги. Расставаясь, Маша и Алиса обменялись телефонами и условились сходить с детьми в ТЮЗ в следующее воскресенье.
Маша снова осталась одна. Она прогулялась по центру, заглянула в кино и посмотрела очень ванильную и слезливую мелодраму с красивым актером, который ей нравился. На часах было почти восемь, когда фильм закончился. Маша решила, что пора домой, и вызвала такси. По пути она улыбалась.
– … вот так! – закончила свой рассказ Маша – Но доктор, мне так жаль, что мы не встретились!
– Да ведь я и не собирался, – сказал доктор, улыбаясь.
– А с кем же у меня было свидание? – засмеялась Маша.
– Вот с кем, – ответил доктор и вложил Маше в руки что-то тонкое и прохладное. – Мне показалось, вы давно не виделись.
Маша раскрыла ладони и посмотрелась в зеркало.
Феминитивы
– Ааааааа!!!
Из окна библиотечной башни вылетел тяжелый фолиант и звучно шмякнулся оземь прямо перед отцом-настоятелем. Отец настоятель благопристойно отскочил в сторону, вознес короткую благодарственную молитву и вздохнул.
– Выделите средства на сетку-уловитель, – велел он, казалось, в пустоту. – И поскорее.
Барельеф рядом с ним, оказавшийся казначеем, отлип от стены.
– Вы его не накажете? – спросил он бледным голосом.
– Наказать?.. – настоятель задумался. – Это нет. Отправьте бедняге пинту эля. И пирог со свининой.
– В смысле, как? – опешил казначей. – То есть, конечно, отец настоятель… Но ведь он мог кого-нибудь убить!
Настоятель посмотрел на казначея светлым взглядом.
– Н-да, у него еще двадцать томов… отойдем.
Они нырнули в ближайшую дверь. Это оказалась трапезная.
– Хочу напомнить вам, дорогой казначей, что ныне страной правит молодая и э… прогрессивная королева.
– Да хранят ее боги! – отозвался казначей, поднимая кружку эля.