Czytaj książkę: «Семь бед и змеиный завет»

© Дарья Акулова, 2024

ISBN 978-5-0064-3618-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дисклеймер

В тексте используются реальные географические названия, но действие истории происходит в альтернативной реальности и является художественным вымыслом. Книга не является научным трактатом, автор не эксперт в истории, мифологии и политике, а лишь использовал найденную информацию для вдохновения.

Глава 1. Отвергнутая

Никто меня не догонит.

Мой конь Саба́з¹ нетерпеливо фыркает, глядя вперёд. Я села на него, когда мне было восемь. Я знаю его. Сабаз знает меня. Сабаз – мои крылья.

Никто меня не догонит.

Я хлопаю Сабаза по шее, рыжей, гладкой, упругой и разгорячённой от солнца. Он кивает в ответ. Отлично, мы готовы. Я крепче сжимаю поводья и пригибаюсь к телу моего коня. По сигналу Сабаз срывается вперёд. Я вижу впереди цель, и Сабаз видит её. А ещё я слышу позади удаляющиеся возгласы жителей аула и приближающийся топот копыт моего соперника. Дам ему надежду. Ложную, конечно. Но от этого ведь веселей?

Никто меня не догонит.

Я прошу Сабаза чуть поднажать, и он с радостью выполняет мою просьбу. Не оборачиваюсь. Я и так слышу, что соперник начал отставать. Наша цель уже близка – кол с красным флагом. Я замедляю Сабаза рядом с ним и разворачиваю его. Парень на гнедом жеребце видит это и тоже тормозит. Надеюсь, он замечает и мою довольную улыбку. Рука тянется к камше². Подстёгиваю Сабаза, и он устремляется прямо к парню. Я вижу, как тот испуганно старается ускакать от нас. Но всё тщетно. Сабаз настигает его прежде, чем он успевает вернуться к старту. Я замахиваюсь и стегаю его камшой по спине. Аулчане разочарованно кричат.

Ха-ха. Какой позор.

Мы возвращаемся к толпе. Парень только мимолётно глядит в мою сторону и спрыгивает наземь. Тут же ему прилетает шапалак³ по затылку от друзей. Я смеюсь.

Никто меня не догонит.

Никто. Кроме Айда́ра.

И вот появляется он, и он знает, что победит. Но не показывает вида другим. Обычно его каштановые волосы до плеч были распущены, но сейчас он собрал их на затылке в пучок. Только несколько прядей падают на лоб. Его белая кобыла Акку́⁴ спокойно вышагивает. Айдар даже не смотрит на меня, будто я ему неинтересна. Я закатываю глаза и тоже стараюсь делать вид, что мне всё равно. Хотя, признаться честно, у меня в голове промелькнула мысль нарушить нашу договорённость.

Наконец Айдар оказывается рядом. Сабаз поворачивается к Акку и тянется мордой к ней. Кобыла сначала отпрядывает, фыркнув. Сабаз тоже дёргается. Но немного погодя Акку всё-таки благосклонно решает ответить приветствием моему коню. Я бросаю беглый взгляд на Айдара, разворачиваю Сабаза, и мы отходим вперёд на расстояние в две лошади – наше исходное положение.

И снова: сигнал, Сабаз бросается вперёд. Я знаю, что он ни капли не устал. Сабаз может проскакать так ещё раз десять. Он очень удивляется, когда я прошу его чуть притормозить: недовольно храпит и мотает головой.

– Знаю, друг, – говорю ему я. – Ты – мой чемпион, но так нужно.

Я слышу приближающийся топот Акку и не успеваю обернуться: рука Айдара мягко ложится мне на талию сзади, а сам он приникает губами к моей щеке. Я знала, что так будет. Так и было запланировано. Но поцелуй всё равно заставляет мои щёки пылать.

Я не успеваю встретиться глазами с Айдаром: Акку уже несёт его назад. Сабаз недовольно ржёт. Я подначиваю его скакать за ними и хватаюсь за камшу.

Отхлестать бы Айдара, как следует! За то, что поцеловал меня. За то, что я согласилась уступить ему в этой игре. За то, что он вызывает во мне какой-то необъяснимый смерч.

Но Акку оказывается на старте раньше под возбуждённые и одобрительные возгласы толпы. Аулчане тянут руки к кобыле и хлопают её по шее, хвалят, дают угощения. Айдар вскидывает голову и торжествующе и хитро смотрит на меня, учащённо дыша. Я убираю камшу и не говорю ни слова, а только улыбаюсь ему в ответ, пытаясь унять смущение.

***

– Инжу́? – обращается Айдар ко мне.

– М?

Мы прогуливаемся вдоль берега реки. Вдали, из аула, что расположился между ней и Священной рощей, слышатся музыка, радостные крики и смех детей. Сегодня великий праздник – День весеннего равноденствия, Наурыз.

– Как думаешь, наш план сработает?

– Конечно сработает.

Солнце уже клонится на запад, становится прохладно. Я поправляю шапку на голове и прячу ладони в рукавах шапана⁵. От ветра тихо шелестят камыши, и мех на воротнике Айдара отдаёт рябью, словно это волны на воде. А его волосы отливают золотым в закатных лучах.

– Завтра ты станешь баксы́⁶, – продолжает Айдар. – А потом тебя ждёт несколько лет обучения…

– Это ничего не изменит.

Я беру его за руку, останавливаю и разворачиваю лицом к себе. Я знаю Айдара с раннего детства, хотя он из ру⁷ Беркутов, а я из ру Лебедей. Наши аулы находятся на границе двух улусов, по обе стороны от Мугалжарских сопок, что позволило нашим отцам подружиться много лет назад, а потом и нам. Мне исполнилось двенадцать лет две недели назад, Айдару – сегодня. Наши первые двенадцать лет подошли к концу, а значит, что подошло к концу наше детство.

– Мы не можем выбирать себе пару, – вздыхает Айдар. – Тем более из другого ру. Выбор делают родители. Но я не представляю, на ком можно жениться, кроме лучшей подруги.

Я смеюсь.

– Я серьёзно, Инжу! – насупивается Айдар. – Ты такая беспечная!

Он хочет уйти, но я останавливаю его.

– Прости, Айдар, – вздыхаю я. – До этого ещё много времени.

– Ты ошибаешься, Инжу. Сюда стеклись семьи со всех сторон. Завтра ты станешь баксы. И к тебе начнут свататься женихи.

– Я буду всем отказывать! – решительно мотнув головой, отвечаю я.

– Можешь отказывать сколько угодно, но решаешь не ты.

Айдар задумчиво смотрит куда-то мимо меня.

– Брось, Айдар. – Я слегка по-дружески толкаю его в плечо. – Отец всё время ругается, что я слишком бойкая для Лебедя. Я слышала, как он делился с матерью подозрениями о том, что меня благословит не Дух Лебедя, а Дух Беркута. И сегодня ты поцеловал меня на игре. – Это воспоминание снова колыхнуло струны моей души. – Завтра на смотринах я подарю тебе перстень. Тебе, и больше никому!

Айдар вздыхает. Обычно он жизнерадостно относится ко всему, но сейчас я понимаю, почему он не уверен в нашем плане.

В семье Айдара уже давно не было баксы-Беркутицы. Последней была одна из его прапрабабушек. А сила эта передаётся от матери к дочери. Моя мама Лебедица-баксы. Моя бабушка, её мама тоже. Эта цепочка тянется уже несколько поколений. Но на самом деле никто не знает, какой Дух придёт завтра ко мне и одарит своей силой. По традиции к баксы с силой определённого Духа-покровителя сватаются женихи из соответствующего ру. Но нет гарантии, что ко мне прилетит Беркут. Хотя мы с Айдаром надеемся на это.

Пусть это будет ещё через несколько лет, но я тоже не представляю в роли своего мужа никого, кроме него. Поэтому мы и договорились, что на кыз куу⁸ он догонит меня и поцелует, а я завтра подарю ему свой перстень – знак симпатии.

Айдар вскидывает голову к небу и прикрывает глаза.

– О Тенгри⁹. Надеюсь, этого будет достаточно.

***

Мушел жас¹⁰ – опасный год. В это время важно заложить хорошую основу для следующего цикла, поэтому человеку в мушел жас рекомендуется делать как можно больше добрых дел, помогать людям, быть щедрым.

Отец зарезал барана этим утром. А мать подготовила для меня новое льняное платье. Его я и надеваю перед выходом.

– Ты у нас такая красавица, – умиляется мама, поправляя подвески у меня на шее. – Поверить не могу, что сегодня ты тоже станешь баксы.

Я вижу светлую грусть на её лице: похоже, она вспоминает тот день, когда её выбрал Лебедь. А когда она закончила обучение, её выдали замуж за моего отца, и она навсегда покинула родные места. И вот теперь моя очередь.

Я нетерпеливо вздыхаю: мне уже давно нужно было выйти – Айдар ждёт. А ещё я волнуюсь. Мама как всегда чувствует это, прикладывает ладонь к моей грудной клетке, закрывает глаза и шепчет какие-то слова так тихо, что я не могу разобрать. Но тут же приятная прохлада начинает растекаться по всему телу от этого места. Я тоже закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Выдох. Смерч внутри меня утихает.

– Спасибо, мама, – улыбаюсь я, когда снова распахиваю веки.

Я готова и выхожу из юрты с подносом разделанного мяса навстречу новому дню.

Всё будет прекрасно.

Друг уже ждёт меня снаружи и улыбается, когда видит. Днём будет жарко на солнце, поэтому он, как и я, не стал надевать тымак¹¹. Я выбрала вместо него красную расшитую монетами такия¹², макушку которой венчают перья филина. Вечером я буду встречать своего тотемного Духа. Ну а пока начинаются смотрины, и мы с Айдаром удаляемся от моей юрты.

– Спорим, я справлюсь быстрее и получу монет и бусин больше тебя? – хитро улыбается Айдар, глядя на меня.

– Ещё чего, – хмыкаю я и немного перехватываю поднос с мясом: он тяжёлый, а руки затекли.

– Тяжело? – замечает это он. – Могу помочь.

– Мой поднос станет легче, когда я раздам мясо вперёд тебя, – бросаю я, разворачиваюсь и быстро убегаю к первой юрте, которую я должна посетить.

– У тебя нет чести, Инжу! – кричит мне вслед Айдар. – А как же начать по сигналу?!

Я разворачиваюсь к нему, добежав до дверей, стучу по створке и кричу:

– Чем дольше ты там стоишь, тем позже получишь первую бусину!

Двери открываются, и я заныриваю внутрь.

Наша задача сегодня – раздать мясо всем в ауле. А ещё – показать себя народу, так как теперь мы вошли в возраст на выданье. Нужно поздороваться с жителями юрты, получить от них напутственные слова на этот год, и бусину, или монетку, которую одна из женщин пришьёт к одежде.

Айдар был прав: сюда съехались многие знатные семьи из Лебедей, Беркутов, Лошадей и даже несколько Волчьих семей, хоть их улус довольно далеко отсюда. Цель одна: найти невесту-баксы для своих сыновей. Нас таких сегодня пятнадцать детей – тех, кто вступил в мушел жас. Некоторых из ближайших аулов, включая Айдара, я знаю.

Получив свою первую бусину, я, довольная, выхожу из юрты и вдруг вижу, что Айдар уже бежит к следующей. Я нервно выдыхаю, но нет времени причитать – я бегу дальше, и монетки на такия и серьги с бубенчиками позвякивают.

Когда я стучу в следующую юрту, мне открывают.

– Ой, ещё одна? – шепчет женщина сквозь щель между створок. – Ты немного опоздала. У нас тут…

Она открывает дверь чуть сильнее, и я вижу внутри другую девочку.

– Ерли́к¹³ тебя побери… – злюсь я. – Ой, простите!

Нельзя ругаться, поэтому я краснею, кратко кланяюсь и убегаю. У меня опять затекли руки от треклятого подноса. Решаю не ждать, а направиться к следующей юрте. Наверное, мне стоит научиться каким-то упражнениям, иначе как я смогу потом колдовать: там руки очень важны.

Не знаю, сколько времени проходит, чтобы опустел мой поднос, но вот живот оповещает меня о том, что нужно поесть. Я только что вышла из последней юрты на сегодня. Воротник моего платья и его рукава усыпаны разноцветным бусинками и пуговицами. А поднос пуст. Я стою в назначенном месте в ожидании друга.

– Ладно, ты выиграла, – слышу я его голос за спиной и оборачиваюсь.

Айдар снял свой шапан, потому что солнце снова по-весеннему припекает. Я подношу ладонь ко лбу, чтобы создать глазам тень. Его рубашка тоже изобилует нашитыми оберегами. Айдар подходит ко мне.

– Я же говорила, – самодовольно улыбаюсь я.

– Пошли поедим: я слышу, как воет волк в твоём желудке.

– Подожди, – останавливаю его я и снимаю серебряный перстень в форме птичьего клюва с пальца.

Мне кажется, что Айдар задержал дыхание, глядя на него. Прохожие обращают внимание на то, что я собираюсь сделать.

– Я обещала.

Это неправильно. Пока что я не Беркут, вот все вокруг и косятся. Я беру Айдара за руку и кладу ему перстень на ладонь. Он делает серьёзный вид, но на мгновение я замечаю полуулыбку на его лице. Смотрит прямо мне в глаза. Я вся заливаюсь краской и убегаю.

***

В этом году на встречу с Духами у Священной рощи приехали пять девочек и несколько десятков других семей: родственников, друзей, потенциальных женихов. Люди начали собираться за полверсты от кромки леса: все ждут, когда над деревьями покажется полная луна. Я сменила белое дневное платье на длинное серое. Оно закрывает руки и ноги и не имеет никаких орнаментов. Ещё я сняла все украшения и распустила косу. Всё это я сделала так же, как и остальные девочки. В ожидании луны над кронами, чтобы не замёрзнуть, мама накинула на меня шубу. Аулчане то тут, то там разводят костры, возле которых собираются небольшие группы людей, чтобы согреться. В свете огня я вижу пар от дыхания.

И вот мы наконец видим луну. Старшая баксы трубит в рог три раза – это сигнал. Я скидываю шубу. Мама сжимает мою руку на мгновение и отпускает. Смотрю на Айдара – он кивает. Оставляю позади своих близких и иду на встречу со своим Духом-покровителем. Холодно, но нужно немного потерпеть. Четверо других девочек делают то же самое. Постепенно мы удаляемся друг от друга, при этом приближаясь к роще. Она немного пугает своей темнотой. Но мы знаем, что роща не причинит нам вреда.

Когда мы отходим на достаточное расстояние от толпы, садимся на колени лицом к деревьям. И ждём. Луна восходит ещё выше, делая темноту не такой пугающей. Замечаю какое-то сине-зелёное свечение между стволов, и сердце замирает. Оно приближается, и я уже могу различить в нём Волка. Я видела раньше, как Духи приходили к другим девочкам. Но сейчас на их месте я. И это заставляет меня немного дрожать от восхищения. Волк подходит ближе, и я понимаю, что он направляется к девочке слева от меня. Наблюдаю за ним. Он идёт ровно и спокойно, смотря лишь на неё. А когда подходит к ней на расстояние вытянутой руки, замедляется. Подходит всё ближе с каждым шагом, пока не касается носом лба девочки. Тут же её пронизывают сине-зелёные волны, волосы развеваются от внезапного порыва ветра, а затем свечение прячется где-то внутри неё, и становится тихо. Девочка кланяется Волку до земли и встаёт после того, как он отходит от неё.

Волк направляется в мою сторону. Я замираю, но оказывается, что зря: он проходит мимо и останавливается у девочки справа. С ней случилось всё то же самое, а потом Волк удаляется в рощу.

Через некоторое время оттуда выскакивает Дух Лошади. Он громко ржёт, взмахивая гривой, и несётся к нам. Но снова не ко мне. Он так же, как и Волк, замедляется вблизи своей подопечной, тихо подходит к ней и касается мордой её лба. Снова яркая вспышка, и конь убегает в рощу.

Не успевает он исчезнуть среди деревьев, из-за крон вылетает другой Дух – Лебедь. И снова не ко мне. Он благословляет четвёртую девочку поцелуем клюва в лоб и улетает обратно.

Я уже очень замёрзла, но сейчас моя очередь, поэтому я терплю. Остальные ушли, я осталась одна. Луна поднялась уже высоко, а моего Беркута всё нет. Да, я не сомневаюсь, что это будет Беркут, так как иначе бы один из Духов уже подошёл ко мне.

Но его всё нет.

Подношу дрожащие пальцы к лицу и пытаюсь согреть их своим дыханием. Не помогает. Вглядываюсь во тьму деревьев впереди, но никого не вижу. Обнимаю себя руками в тщетной попытке согреться: без шубы не получается.

Беркута всё нет. Я не понимаю, почему. Хочется плакать от обиды и бессилия.

Слышу шаги позади и поворачиваю голову. Тут же мне на плечи ложится меховая тяжесть. Я инстинктивно хватаюсь за края, запахиваю шубу на плечах и выдыхаю.

– Инжу, идём, – говорит Айдар.

– Нет! – отрезаю я. – Я должна дождаться его! Он прилетит, я знаю!

– Инжу, ты сидишь тут, на холодной траве, уже вечность. Ты простынешь.

– Так не бывает, чтобы Дух не приходил. Всегда приходит, ко всем…

Слышу долгожданный клёкот со стороны рощи. Задержав дыхание вскидываю голову к небу – к нам летит Беркут. Слёзы радости бегут по моим щекам: Дух пришёл ко мне! Наверное, его задержали какие-то дела в мире духов. И это Беркут. А значит, что наш с Айдаром план получается просто идеальным.

Я не уверена, стоит ли Айдару сейчас находится тут, рядом со мной, и он тоже. Поэтому он медленно пятится назад. Беркут всё ближе. Я уже почти не дышу, ожидая его прикосновения.

Беркут пролетает мимо меня.

Я слежу за ним взглядом, оборачиваюсь и вижу, как он садится на голову Айдара. Тот замирает и дышит часто, не понимая, что ему делать. Я в замешательстве разворачиваюсь всем телом к ним. Беркут перебирает лапами по шапке, чтобы повернуться мордой к лицу Айдара и, ни секунды не мешкая, касается клювом его лба.

Вспышка.

Беркут благословил мужчину. Но ведь мужчины никогда не были баксы. Что происходит?

Когда сияние успокаивается, Дух улетает и скрывается в роще. Мы только смотрим друг на друга, не в силах сказать ни слова, пригвождённые к месту. Со стороны аула слышаться крики, к нам бежит четверо людей.

Айдар теперь баксы. А я – никто.

Глава 2. Саукеле¹⁴

Мушел жас – опасный год. В это время нужно быть осторожным, внимательным и аккуратным, тщательно заботиться об отношениях с близкими и о своем здоровье. Важно заложить хороший фундамент для следующего цикла, поэтому человеку в мушел жас рекомендуется делать как можно больше добрых дел, помогать людям, быть щедрым.

Я всё делала по правилам. Но это не помогло.

О, Тенгри.

О, аруа́хи¹⁵.

О, духи Земли, Огня, Воды и Воздуха.

Кто-нибудь…

Шолпан¹⁶ сверкает высоко в небе, и я слышу, как бараны заблеяли со стороны моего аула. На востоке протянулась коралловая полоса света. Ещё немного, и солнце взойдёт и начнёт согревать всё своим теплом. А пока я сижу на коленях на траве, покрытой холодной росой, сложив руки в замок перед собой, и молюсь, закрыв глаза.

Кто-нибудь…

Но никто мне не отвечает. Слышу лишь, как жаворонки трепещут где-то высоко в небе. Баксы начинают слышать духов после Посвящения. Но ведь я не баксы. Я никто. Духи отвернулись от меня.

От этого осознания из груди вместе с облачком пара вырывается всхлип. Я открываю глаза и вытираю слёзы с щёк холодными пальцами. На жертвенном камне прямо передо мной виднеются алые пятна и потёки, и я будто всё ещё чувствую металлический привкус в воздухе. Поднимаю глаза выше. На голых ветках карагача медленно раскачиваются разноцветные ленты.

Я приходила сюда каждый день, когда наша стоянка оказывалась здесь. Я приходила к другим священным местам, чтобы понять, почему духи покинули меня. Я пыталась понять это уже шесть лет. Но ни мне и ни одной баксы так и не дали ответ. А сейчас какая уже разница?

– Инжу, – слышу я голос матери позади, но не оборачиваюсь, а только шмыгаю носом.

Её шаги, мягкие и осторожные, слышатся всё ближе. Я чувствую на правом плече тяжесть её руки.

– Инжу, қызым¹⁷, – мелодично повторяет она. – Идём, нужно готовиться.

Конечно. Я помню. Меня ждёт жених.

У родителей было достаточно средств, чтобы содержать меня все эти годы. Но предназначение женщины – уйти в род мужа и дать новую жизнь. Я хотела выйти замуж за Айдара. Но он стал баксы, а я нет. Мужчины никогда не были баксы, и весь народ расценил это как знак свыше. Все и раньше прочили ему великое будущее, а сейчас он обладает магией. В жизни такого человека нет места таким, как я. Айдар – единственный ребёнок в семье. Его родители не позволили ему жениться на мне. Что уж говорить, они даже запретили нам общаться, будто я прокажённая. Наверное, так и есть.

Эти шесть лет мне не позволяли участвовать ни в одном празднике. Наурыз, что был месяц назад, я провела дома. Я редко выходила из юрты, иначе мгновенно становилась объектом презрительных взглядов. Даже детей ко мне не подпускали. В одном ауле живут самые близкие родственники, но кто-то всё равно призывал аулчан к тому, чтобы меня изгнать. Кто-то, кто боялся. А боялись все. Отец, глава аула, не позволил, заступился за меня. С тех пор моя жизнь изменилась.

Я скучала по Айдару. До сих пор скучаю. Но сегодня я попрощаюсь со своим прошлым навсегда. Свадьба – мой шанс на будущее.

Мой жених – не слишком богатый и не слишком молодой Ыбыра́й. Он живёт где-то в дальнем ауле к западу от нас, у границы. Он единственный, кто осмелился посвататься ко мне. После смерти жены ему нужна новая хозяйка в дом, тем более, что детей она ему так и не смогла родить. Мои родители согласились. Даже без калыма¹⁸, лишь бы меня приняли в другую семью: может, аруахи мужа возьмут меня под крыло?

Хоть все и говорят, что духи отвернулись от меня, мама всё равно решила провести обряд очищения, положенный всем невестам. Это будет моим прощанием с аулом, семьёй и аруахами рода.

Я помню, как это было у другой девочки в прошлом году. Мама и сейчас подготовила всё в точности, как тогда. Юрта, куда мы идём, украшена рунами, а внутри нас уже ждут все мои взрослые родственницы. Когда мы входим, за нами закрывают двери. В юрте витает дым с горьковатым привкусом.

Я умру здесь.

Мама снимает свою верхнюю одежду, кимеше́к¹⁹ и распускает косы. Надевает шекели́к²⁰, который позвякивает своими монетками от каждого её движения. По бокам его украшают лебединые перья. Я бросаю взгляд вниз, где стоят её ритуальные кобыз и бубен.

Кобы́з…

Последние пару недель я плохо сплю. Все мои сны занимает его образ. Какие-то существа без лиц в длинных просторных серых одеждах своими длинными конечностями всё пытаются всучить мне в руки этот инструмент. Но каждый раз я отказываюсь и просыпаюсь.

Маме подают её шапан из белоснежной шерсти, украшенный такими же белыми перьями. Она накидывает его на плечи и подвязывает поясом. От взмаха руками колышутся длинные ленты вперемешку с перьями, которыми отделаны рукава. Затем она поднимает бубен. Женщины берут меня под руки и ведут в центр юрты под шанырак, начинают раздевать. Первой снимают мою такия. Я смиренно стою, опустив голову. Мама медленно идёт вокруг нас, выстукивая неторопливый ритм на инструменте. А когда я остаюсь совершенно нагая и с распущенными волосами, женщины садятся на колени вокруг меня. Я замечаю рядом с собой семь сосудов, наполненных водой. Смотрю наверх. Небо, которое видно через открытый шаныра́к²¹, уже стало совсем голубым. На жердях юрты, что образуют купол, покачиваются многочисленные обереги из кожаных лент, перьев, бусин и колокольчиков.

Мама единожды громко ударяет колотушкой в бубен. Я закрываю глаза. Слышу, как журчит вода, а потом чувствую её холодное прикосновение то тут, то там по телу: это ручейки из сосудов устремились ко мне. Мама начинает петь на языке, который известен всем баксы, но недоступен простым смертным. Удары бубна становятся всё чаще и чаще. Низкий гортанный звук её голоса наполняет юрту.

Чувствую прохладу, которую создают водяные потоки, кружащиеся вокруг меня, и всё тело покрывается мурашками. Но я сдерживаю порывы обхватить себя руками и сжаться. Песня мамы и ритмичный звук бубна начинают занимать всё пространство в моём разуме. Кажется, тело само начинает немного покачиваться в такт мелодии. Чувствую, как вода касается головы, рук, груди, живота, ног, умывая, забирая у меня что-то. В каждом из четырёх ру свои обряды очищения. Волчиц обмазывают глиной, Лошадей опаляют огнём, Беркутиц окуривают дымом. А у нас, Лебедиц, нашу прошлую жизнь уносит с собой вода. Мы все умираем в таких ритуальных юртах, чтобы возродиться вновь в другой семье.

Мама снова единожды ударяет в бубен, и я открываю глаза. Водяные потоки замирают после удара, но продолжают парить в воздухе. Мама берёт кобыз и садится напротив меня. Как только смычок касается струн, её глаза становятся полностью белыми, и я слышу протяжную заунывную мелодию – плач. Тоску по девичьей жизни. Тоску по маминым мягким рукам. По колыбели, в которой лежала в младенчестве. Плач всех девушек, что расстаются со своими родными краями, со своими родными. Мой плач.

Я начинаю петь сыңсу – песню прощание. Я не знаю слов, но они сами приходят ко мне. Они сливаются воедино с мелодией кобыза. Вода снова начинает кружиться. Я благодарю этот аул. Благодарю всех людей. Благодарю родителей за заботу и любовь. Я прощаюсь.

Оң жақтан кетіп барамын,

Қыз еркелеп ұл болмас.²²

Солёная влага выступает на глазах, но каплю за каплей магия уносит в общий водяной поток. Я пою, а вода кружится всё быстрее. Я пою, а вода поднимается всё выше. И с последней нотой, сорвавшейся со струн кобыза, водяные струи устремляются вверх, унося к Тенгри всё, что у меня было.

Я мертва для всех духов. Сейчас за мной никто не присматривает.

Мама постепенно возвращается к ясному уму. Женщины помогают ей подняться. Она выглядит уставшей, измотанной и тяжело дышит. Я смотрю спокойно и холодно. И не плачу: слёз не осталось. Делаю пару шагов из центра круга к ней. Мне несут одежду. Лёгкие нижние ткани накрываются сверху тяжёлыми. Волосы снова заплетают, но теперь уже в две косы: замужние могут носить только их. Голову накрывают тканью, надевают войлочный колпак, а затем саукеле, расшитое золотыми нитями, бирюзой, монетами и бахромой. По бокам свисают подвески. Они такие длинные, что доходят мне до пояса. На грудь ложится тяжесть ожерелий. Запястья и пальцы берут в плен браслеты и кольца. Наконец все отстраняются.

Подходит моя бабушка с завёрнутой в отрез ткани горстью соли и обводит вокруг моей головы три раза, приговаривая благословения. Я вижу слёзы в маминых глазах, а остальные выходят наружу, склонив головы.

Бабушка покидает юрту последней, оставив нас с мамой наедине.

– Мы женщины, наша задача – родить мужу дитя. Но чтобы внутри тебя зародилась жизнь, вы с мужем должны проводить вместе ночи. Он всё знает. Он всё сделает сам. Позволь ему себя раздеть и не противься – так будет лучше.

Мне становится тревожно от этих слов, но я киваю. Двери передо мной распахиваются. Я уже знаю, что меня там ждёт, и иду вперёд.

Снаружи собрались все аулчане. Они безмолвно провожают меня. Наверняка радуются, что отвергнутая духами покидает это место. А впереди рядом с двумя запряжёнными конями меня ждёт мой жених Ыбырай.

Выхожу из юрты, за мной тянутся все остальные. Сабаз, что стоит рядом с саврасой лошадью Ыбырая, беспокойно перебирает ногами и фыркает. Поэтому моему братишке Толе́ приходится удерживать его. Сабаз – это моё последнее желание перед отцом.

Иду к Ыбыраю. Тишину разрывает крик из толпы:

– Инжу!

Я не узнаю голос.

– Инжу!

Какой-то парень расталкивает людей и выходит вперёд так, чтобы я его увидела. Его лицо кажется мне знакомым. Айдар.

О, мой дорогой Айдар. Как ты изменился за шесть лет! Но эти медовые глаза я узнаю из тысячи. Но где же ты был всё это время? Почему не приезжал?

Хочу поговорить с ним. Хочу упасть к нему в объятия. Хочу убежать с ним прочь. Но я не могу.

Я не останавливаюсь, иду дальше, лишь кратко взглянув на друга. А он делает порыв ко мне. Ыбырай хмурится, но стоит на месте.

– Держите его, – слышу я голос отца.

Двое мужчин хватают Айдара под руки, он начинает вырываться.

– Инжу! – кричит он мне.

Сабаз пытается встать на дыбы. Я не останавливаюсь. Я стараюсь не смотреть на Айдара. Каждый вдох даётся всё тяжелее, будто горло сковали невидимые цепи, и губы дрожат. Айдар не оставляет попыток освободиться, и его приходится тащить назад.

– Инжу! – его голос становится приглушённей.

Какое-то шевеление вверх по спине. Но я не останавливаюсь. Ыбырай улыбается, когда я подхожу ближе. Я протягиваю ему руку и тут же вскрикиваю от боли.

Судорожно хватаюсь рукой за шею, пытаясь понять, что произошло. Чувствую, как в этом месте меня будто пронзают два острия, будто иглы всё глубже погружаются в моё тело. В панике скидываю на земь саукеле вместе с колпаком и покрывалом, закрывающим волосы. Люди ахают. У меня кружится голова. Ноги подкашиваются. Небо, люди, трава – всё плывёт перед глазами. Слышу ржание Сабаза и падаю. Трудно дышать.

– Инжу! – кричит кто-то, но не могу разобрать, кто.

Держусь за шею, а сознание медленно покидает меня.