Czytaj książkę: «Издержки дипломатии»

Czcionka:

Глава 1
Вализа с сюрпризом

Дипломатическая вализа – чемодан, сумка или специальный мешок для перевозки дипломатических документов и предметов, предназначенных для официального пользования.

«Моей золотокрылой подруге в учении, сестре Солнечного Орла и дочери Великих Предков, чьи шаги звенят красной медью, а слова – червонным золотом, да будут твои налитые нивы безбрежны, табуны бескрайни, молоко твоих кобылиц льётся рекой, стада подобны сошедшему на степь облаку, а потомки твои славят предков твоих в веках!»

Я махом одолела вступительное слово письма, запнулась на мгновение и вернулась к началу. Надо же удостовериться, что правильно посчитала «золотые» слова. Обычно не путаюсь, но когда получаешь письмо от старинной подруги, этакая вот канцелярщина – последнее, чего в нём ждёшь. Не сразу вошла в стиль.

Одно – прохладная вежливость, два – вежливость, три – уважение, четыре – просьба. Привычка не подвела, нашлось шесть, пять из них разные – солнечный, красный, золото, нивы, червонный. То есть просьба личная и почти отчаянная.

Я задумчиво посмотрела поверх письма на предмет просьбы. Предмет стоял у стены и увлечённо рассматривал висящие на ней узорчатые шёлковые ковры, даже порой аккуратно тыкал пальцем.

Интересненько.

Если отбросить формальную часть, суть письма сводилась к тому, что подруга буквально умоляла принять её единственную дочь в качестве стажёра. То есть почти повторяла официальное сопроводительное письмо, которое предъявило мне юное дарование вместе с дипломом и прочими бессмысленными бумагами, вроде грамоты о победе в юношеских соревнованиях по многоборью, и не принять я её в принципе не могла, её уже приняли и распределили. Но маленький камешек в подкове мешал…

Да какой камешек, о чём я! Тут не камешек, тут мешок щебня.

С чего бы Сагире так всё расписывать? С чего в наши неспокойные места в это неспокойное время отправлять стажёра, когда штат посольства укомплектован, а планов о расширении мне никто не спускал? И, наконец, почему к нам отправили девчонку, которая все годы обучения специализировалась на контактах с людьми?!

– Табиба, сядь, – велела я, махнув рукой на подушку с противоположной стороны низкого письменного стола.

Юная орчанка прянула ко мне с жеребячьим пылом, плюхнулась на подушку, ловко сплела стройные ноги и чинно сложила ладони на лодыжках.

– А теперь расскажи мне, пожалуйста, почему тебя прислали именно сюда.

– Потому что я решила, что в Кулаб-тане гораздо больше перспектив, это интересное направление, потенциальный удобный торговый узел в путях между…

– Хорошо, – оборвала я. – Выучила, молодец, хвалю. Так всем и отвечай, если спросят. А теперь – правду. Что стряслось и за что тебя сюда сослали?

– Ну почему сразу сослали? – отозвалась она упрямо, но смуглые скулы выразительно порозовели.

– Объясню, – спокойно кивнула ей. – Хотя бы потому, что твоя мать – заместитель начальника первого департамента Элисии и легко могла пристроить тебя в любое из восьми весьма благополучных человеческих государств, с которыми работает. Судя по темам всех твоих учебных работ, перечисленных в дипломе, таков был изначальный план. Но ты досрочно сдаёшь выпускную работу и все испытания, после чего отбываешь порталом в страну с очень напряжённой внутренней и внешней обстановкой, которая со дня на день может взорваться. Ты серьёзно думаешь, что я поверю, будто Сагира вот так сослала единственную дочь просто потому, что тебе захотелось?

Мы пару секунд поиграли в гляделки, потом Табиба вздохнула и потупила взор.

– Я эльфийскому атташе в ухо дала, – смущённо призналась она, ковыряя подол юбки.

Я задумчиво посмотрела на крепкую ладонь юной чемпионки по многоборью, примерила её к среднему эльфийскому уху. Уважительно хмыкнула.

– Он вообще выжил?

– Да я же не сильно! – возмущённо вскинулась она. – Это была пощёчина! Просто остроухий повернулся не вовремя…

Мы немного помолчали. Табиба смущённо и немного возмущённо, явно заново переживая неприятный момент собственной биографии, а я – задумчиво, прикидывая, куда бы приспособить бедовое пополнение, чтобы оно там принесло поменьше вреда.

Уши у эльфов – предмет национальной гордости и особого трепета, вроде как у нас клыки, только со скидкой на менталитет. Для орка потерянный в драке клык – это даже некоторый повод для гордости, а угроза обломать клыки вполне естественна в споре на том его этапе, когда заканчиваются другие аргументы. А вот при свидетелях посягнуть на эльфийские уши… Всего лет триста назад, по-моему, именно из-за такого оскорбления началась кровная месть между кланом Корферель и ещё кем-то, в этой сваре и сгинувшим. Конечно, уши были только поводом, делили они, как обычно, земли и влияние, но тем не менее.

Интересная деталь. У нас, орков, уши длиннее, ещё и задорно торчат в стороны, а ушастыми и остроухими по всему миру называют именно эльфов. Почему – непонятно. Так исторически сложилось.

Но проблема с эльфийским атташе объясняла спешный отъезд Табибы сюда. Во-первых, тут вроде как присмотр в моём лице, а других близких друзей, работающих вне Элисии, у Сагиры нет. А во-вторых, местные – достаточно простые ребята, они мало на что обижаются. И эльфов не любят с каждым днём всё сильнее. К тому же стажёрка – девушка, а это тоже играет роль в стране с традиционным мягким матриархатом. Правда, есть у меня подозрение, что она и здесь умудрится найти неприятности…

Последний раз я видела Табибу восемь лет назад, когда меня вызывали для консультаций, те здорово затянулись, и нашлось время навестить старых друзей. За все эти годы она, со слов матери, почти не изменилась, и это проблема.

Табиба – хорошая девочка. Она искренняя, добрая, решительная, справедливая, честная и упорная. В общем, копия отца, и это… плохо. Нет, это катастрофа! Асаф – замечательный орк, я искренне рада за подругу, ей здорово с ним повезло, и вот уже лет тридцать они живут душа в душу, воспитывают четверых сыновей и вот эту папину гордость и отраду.

Проблема в другом: Асаф – военный, притом из спецназа, там все его качества очень уместны и идут на пользу. А Табиба ещё в детстве вбила себе в голову, что станет дипломатом, как мама. И выбить эту мысль оттуда так и не удалось, упрямства-то девице не занимать! А дипломат из неё… Примерно, как из меня чемпион по многоборью. Из всех нужных качеств – способность к языкам. Сагира постоянно жаловалась, но переубедить упрямую дочь так и не сумела.

– За что светлоликий в ухо-то получил? – нарушила я молчание.

– Да он первый начал оскорблять, – проворчала она. – Сказал, что весь наш род – потомки демонов и исчадия тьмы, а у меня прадед Исенград защищал и погиб там, а они переврали, что…

– Табиба, не горячись! – оборвала я. – Что, вот прямо так и сказал? – уточнила подозрительно.

– Ну… Не совсем, – нехотя признала она.

– Всё понятно, – со вздохом подытожила я.

Ушастые возводят в ранг искусства способность вежливо оскорбить, не сказав ни единой грубости, и атташе наверняка в этом деле поднаторел. Он же не знал, что перед ним в большей степени состоявшаяся чемпионка по многоборью, чем будущий дипломат, приученный держать себя в руках!

– Эльфы тут тоже есть, постарайся не конфликтовать, – вместо продолжения разборок принялась я за краткий инструктаж. – Вряд ли тебе придётся много с ними общаться, но совсем избежать контактов не получится. Не думаю, что твоя слава докатилась досюда, и понимаю, предупреждать бессмысленно, но всё же… На провокации не вестись, в сомнительные разговоры не вступать, это понятно?

– Тётя Яра́я, ну что ты! – возмутилась Табиба. – Я всё прекрасно понимаю! Это вообще случайно получилось, там наложилось всякое, я никогда руки не распускаю!

– Прекрасно, – похвалила её, хотя не поверила ни слову. – К сожалению, сейчас я тебя со всеми нашими познакомить не смогу, но каждый пятый день недели у нас небольшой традиционный ужин для своих, иногда с приглашёнными гостями, но только самыми близкими, тогда и познакомишься. Штат небольшой, двадцать шесть голов, включая охрану и обслуживающий персонал, коллектив дружный, думаю, ты со всеми найдёшь общий язык и сумеешь научиться чему-то полезному. А сейчас… У тебя есть торжественный наряд?

– Есть, но только наш. Эльфийский… пришёл в негодность, – призналась она аккуратно, но смущение скрыть не сумела.

Кажется, погиб он тогда, когда хозяйка обрывала эльфу уши. Лучше бы Сагира мне эту эпическую сцену расписала, а не сочиняла занудную формальную эпистолу! Видимо, слишком волновалась, вот её и понесло. Надо вечером связаться и выспросить подробности.

– Подойдёт. Скоро небольшой приём в Музее истории, художественного и прикладного искусства, мне нужно там быть. Если хочешь, пойдем со мной, я заодно познакомлю тебя кое с кем из интересных местных.

– А дроу на каком языке…

– Вот сразу забудь это слово! – резко оборвала её я, даже предостерегающе вскинула ладонь. – Местные жители – шайтары. Если ты назовёшь кого-то тёмным эльфом, тебя не будут уважать, а за дроу могут и побить. Чему вас там вообще учат сейчас?!

– Ну… Я раньше не интересовалась этим направлением, – смутилась Табиба. – А что не так с этим словом?

– Не интересовалась… Прогуляла тему, что ли? Их эльфы начали называть дроу, когда двести лет назад сюда вторглись, это производное от низкого эльфийского «серый», которое означает и цвет, и «жалкий, ничтожный». Вырезали тогда кучу народа и многих угнали в рабство, так что можешь представить себе ассоциации шайтаров.

– Ну как всегда, – пробурчала она себе под нос. – А тёмными эльфами почему нельзя?

– Потому что они точно так же произошли от троллей, как мы и гномы. Как раз в музее посмотришь, там есть хорошая экспозиция, посвящённая культуре древнейших времён. А что они эльфы, это наши светлоликие партнёры придумали полсотни лет назад, мол, братский народ страдает… Да ну под хвост, это надо всю новейшую историю пересказывать, у нас сейчас времени нет. Пойдём, покажешь, что там у тебя за торжественный наряд. А входить в курс политической обстановки будешь в стременах.

Ничего против моя новая стажёрка, кажется, не имела, подскочила задорно и уставилась выжидающе. Молодёжь!..

Агифа, столица Кулаб-тана, ютится в узком ущелье среди скал, частью врастая в них и пронизывая ходами и залами. Когда я приехала сюда впервые, сложнее всего оказалось привыкнуть к здешним камням после родных просторов с распахнутыми горизонтами. Но шайтары любят горы, любят пещеры и камень во всех его проявлениях и в обработке его достигли удивительных высот. Некоторым вещам у них и гномы учились, признанные мастера горного дела. Не сейчас, конечно, в период расцвета.

Жемчужина города – это бывший дворец Великой Матери, построенный три века назад. Он вырастает из камня так естественно и красиво, будто создан самой природой. Здесь нет так любимой людьми стройной симметрии, но тонкие башни и каскады, поддержанные рядами высоких колонн, изящны и величественны не меньше, чем дворцы старых элисийских государств или даже эльфийской родины – Старого Абалона.

К дворцу жмётся Верхний город, построенный местной знатью, и здесь тоже соревнование, у кого выйдет необычнее и красивее, каждый дом – произведение искусства. Наше посольство находится в одном из таких, и сколько лет я уже здесь живу – не перестаю им любоваться.

Противоположная гора, зажимающая город в ущелье, носит название «Стена Предков» и представляет собой грандиозный многоярусный некрополь, который гораздо старше дворца и вообще, насколько помню, является старейшей постройкой Агифы. Бесчисленные лестницы, наполненные загробной чернотой резные арки и проёмы, закрытые массивными каменными плитами. Зрелище безусловно величественное и – зловещее, на взгляд тех, кто не понимает представления шайтаров о мире и не знает их религии.

Ещё одна точка конфликта местных с эльфами. Ушастые не берегут своих покойников, для них важна только яркая и наглядная жизнь растений и животных, а шайтары – чтут предков и хранят их тела. Раньше над мертвецами проводился сложный похоронный ритуал, после которого лет за сто-двести трупы каменели, но сейчас эту практику применяют редко – слишком сложно, дорого и затратно в смысле магии, да и специалистов осталось немного. Бесконечные войны накладывают отпечаток.

А между дворцом и некрополем расплескался остальной, Нижний город, куда чужакам соваться не рекомендуется: за их жизни там никто не будет отвечать.

Упадок в культуре, искусстве и могуществе шайтаров начался три века назад и окончился почти полным одичанием, когда пришли эльфы. С тех пор Кулаб-тан постоянно с кем-то воюет, чаще всего – сам с собой, и ни о каком движении вперёд, конечно, речи нет.

Но Агифа всё равно остаётся красивым городом, если уметь видеть красоту не чисто вымытую и идеальную, а под слоем грязи и в лохмотьях. Контраст нынешней нищеты и былого великолепия… Печально, но тоже по-своему красиво.

Улицы в Верхнем городе узкие, каменные, тесные, словно ущелья, часто прерываются лестницами, и двигаться по ним можно только пешком или порталами, а на портальное перемещение каждый раз нужно особое разрешение. Есть городская легенда, что раньше, во времена расцвета, существовала внутренняя стационарная портальная сеть, но, даже если это было так, теперь от неё остались одни воспоминания. Впрочем, здесь не те расстояния, чтобы сильно от этого страдать: от нашего посольства, расположенного почти на краю Верхнего города, до дворца – полчаса, если совсем не спешить.

Даже несмотря на то, что Верхний город исторически – место жизни знати, и именно она здесь обитает поныне, ухоженных домов немного. Даже вполне обеспеченным по местным меркам шайтарам тяжело поддерживать внешний лоск, многие родовитые семьи едва сводят концы с концами, а поднявшиеся при эльфах новые богатеи, как и их хозяева, предпочитают загородные поместья старым домам.

Дворец после того, как в страну впервые явились эльфы и к власти при их поддержке пришёл Совет Старейшин, долгое время пустовал. Остроухим не нравится это тёмное и мрачное здание, по большей части лишённое естественного освещения, как не нравится весь Верхний город, а советники пусть и чуяли за собой власть, но занять дворец Великой Матери не посмели. Поэтому для них построили отдельное здание на краю Нижнего Города, у реки, а дворец превратили в музей.

Несколько лет назад, правда, правое крыло дворца опять отдали правительству под некоторые службы, включая Внешний Свод, что лично меня только радовало: добираться в Нижний город слишком неудобно.

Пока мы шагали по тесным улочкам, я рассказывала новой стажёрке об Агифе. Стоило бы обсудить дела, но не на ходу же! В посольстве заведомо никто не подслушает, а здесь…

Табиба глазела по сторонам с интересом, рассматривала прохожих, а я наблюдала за ней и украдкой переводила дух. Ни выщербленные камни под ногами, ни живучие горные деревца, пробивающиеся кое-где в явно не предназначенных для этого местах, ни шайтары не вызывали у девушки недовольства, только искреннее любопытство. Может, дипломата из неё не выйдет, но зато хорошая орчанка уже получилась.

Посмотреть здесь было на что, на наш степной взгляд – сплошная экзотика. И непривычно близкий горизонт, и неровные каменные стены зданий, похожих на едва облагороженные скалистые обломки, и узкие улицы, и малое количество зелени на них, и, наконец, местная одежда – узкие штаны, заправленные в низкие тканевые сапоги на шнуровке, и приталенные не то платья, не то рубахи поверх. Местные называют эту хламиду «сцар», и она может быть тысячи разных форм, от самой простой с разрезами по бокам, прямым подолом, длинными рукавами и рядом пуговиц под горло до затейливых конструкций со множеством клиньев, вырезов и вставок. Первые, понятно, повседневные и для простых шайтаров, всякие изощрения – для знати и торжественных случаев.

Первых сейчас на улицах было куда больше, чем последних. Они забредали из Нижнего города, и хотя нищих и совсем подозрительных типов сюда не пускали, но и те, кто таковыми не считался, не тянули на благопристойную публику. Непонятно, зачем они приходили. Может быть, в поисках работы, с которой в городе с каждой неделей становилось всё хуже, но ничего хорошего их здесь не ждало. Беспорядков пока не было, и, хотя на всех четырёх внутренних воротах имелась стража, их пока не закрывали. Но шайтары сбивались в группы, обсуждая газетные статьи, тревожные и противоречивые слухи.

Слухов ходила масса. О том, что командиры повстанцев желают взять власть в свои руки. О том, что в Совете Старейшин назрел раскол и его члены заняты дележом власти вместо решения проблем страны. О том, что восставших ведёт наследница старой династии – та, что хочет стать новой Великой Матерью. В воздухе пахло переменами, и без того уставшие от нищеты низшие слои населения беспокоились. Одни не ждали ничего хорошего и боялись, другие – заговаривали о поддержке повстанцев и дополнительно волновали законопослушных сограждан.

Состоятельным шайтарам тоже было тревожно. Для очень многих из них скорый уход эльфов – почти катастрофа. Они делали деньги, служа эльфам, а повстанцы таких не любят. Самые осторожные уже вывезли что могли и убрались подальше от столицы, а то и от страны, но таких было немного. Как и большинству разумных, шайтарам свойственно надеяться, что всё будет хорошо и пыль уляжется сама собой, а бравые отчёты в газетах о победах правительственных войск над мятежниками лишь укрепляли эту веру. Несмотря на то, что побеждали они уже который год – сначала с эльфами, потом своими силами, – и всё никак не могли до конца победить.

Когда мы проходили площадь Первого Часа, историю названия которой я постоянно забывала выяснить, там пришлось по стеночке обходить группу из пары десятков шайтаров, собравшихся послушать ветхую старуху с длинными белыми патлами, скрипуче вещающую о начале конца, о Предках, которые скоро встанут и придут очистить землю от нечистых, и призывавшую покаяться, пока не поздно. В толпе тревожно шушукались.

Смутные времена одинаковы у любого народа в любой стране и никогда не обходятся без таких вот городских сумасшедших.

Я ждала вопросов, но Табиба только проводила эту сцену любопытным взглядом, каким всю дорогу озиралась вокруг: видимо, посчитала загадочным местным обычаем. Или наоборот, правильно всё поняла и решила не обращать на безумную внимания.

– А по какому поводу приём? – спросила стажёрка где-то на середине пути, немного привыкнув к городу и его жителям. – И почему именно в музее? И почему так рано?

– Самое время, это больше рабочая встреча, чем приём. Мы стараемся укреплять культурные связи, всё же троллье наследие – наше общее достояние. И сейчас мы возвращаем шайтарам один ценный экспонат, который долгие годы считался утерянным. Венец «Глаз Матери», древнейшая из шайтарских корон, ей больше двадцати тысяч лет.

– А их много? – озадачилась Табиба. – Этих корон.

– Четыре, но предания говорят, есть ещё пятая. Три сохранились здесь, во дворце, уж не знаю, каким чудом, одну вывезли в смутные времена, а одна – легендарная. То есть о ней все слышали, никто не видел, но некоторые верят, что она где-то спрятана, и грозят страшными пророчествами неизвестного авторства на случай её находки. Мы возвращаем вот ту вывезенную.

– А вывезли её тоже мы?

– Нет, у неё был сложный и тернистый путь. Её выкрали по заказу одного гномьего коллекционера, умудрились потерять по дороге, она раз десять поменяла хозяев, пока не осела в коллекции другого гнома, который прятался у людей, потому что на родине оказался вне закона. Потом его всё-таки выдали, лет двадцать делили коллекцию, и корона досталась нам вместе с некоторыми украденными уже у нас предметами. А теперь мы возвращаем её исконным владельцам.

В Верхнем городе есть единственная достаточно широкая, прямая и длинная улица – Красная, которая ведёт от главных Красных ворот к парадному входу дворца, но я её не люблю. Это скучная монотонная лестница, которая кажется бесконечной. Раньше над ней тянулась канатная дорога, но эта достопримечательность не работала уже несколько десятков лет, а потом её и вовсе разобрали – начала представлять опасность.

Мы сюда вышли в конце пути, и Табиба на несколько секунд застыла, любуясь видами. Я не стала поторапливать: Агифа отсюда, с небольшой площади на вершине лестницы, как на ладони. Да и дворец впечатляет.

На фоне общего упадка незыблемый, построенный на тысячелетия, он выглядит особенно грандиозно. Облицованная чёрным блестящим камнем огромная, метров десяти в высоту, стрельчатая арка главного входа словно вросла в скалу – от неё во все стороны тянутся чёрные прожилки того же камня, издалека похожие на трещины. Первое время мне очень нравилось их рассматривать и щупать те, до которых можно достать: даже так очень сложно поверить, что всё это – сделанная руками шайтаров инкрустация, слишком естественно выглядят прожилки и слишком тонкая работа.

По обе стороны из скалы вырастают сталагмиты сторожевых башен, а впереди поднимаются ярусы дворца, которые при беглом взгляде теряются на фоне камня, но то и дело проступают из него то необычным смешением пород, то тонкой резьбой, то великолепной колоннадой.

Вообще-то куда правильнее называть дворец Великой Матери замком – это достаточно укреплённое сооружение, в котором можно долго держать осаду. Однако ворот уже давно не осталось, да и не штурмовал его никто и никогда, враги оказались хитрее.

Через длинный прямоугольный холл с колоннами и тусклым освещением мы прошли к главным дверям и там встретили первых живых существ в музее – охрану, пару молодых крепких шайтаров в синей форме.

– Да́ра посланница, – уважительно склонил голову один из них, судя по нашивкам – старший. Оба с любопытством поглядывали на Табибу: это меня тут уже каждый камень знает, а молоденькая и хорошенькая орчанка – новое лицо.

– Добрый день, – кивнула я в ответ и, представив стажёрку, пояснила: – Это со мной, новая сотрудница. Ввожу понемногу в курс дела.

Табиба вымученно улыбнулась и коротко наклонила голову, а когда нам открыли тяжёлую дверь и пропустили внутрь, заговорила страшным шёпотом:

– Тётя Ярая, я забыла сказать… Я шайтарского-то не знаю! Совсем! Эльфийский только и пару элисийских. Сейчас догадалась, что ты меня им назвала, но…

– Выучишь, – вздохнула я. Сюрприза не получилось, я бы скорее удивилась, понимай она местную речь. Шайтарский – не самый популярный в мире язык. – Вот сегодня и начнёшь, будет чем заняться. Он родственный нашему, так что проблем не возникнет, если твоя способность к языкам, отражённая в досье, соответствует действительности. И, Табиба, не назови меня тётей при посторонних, хорошо? Я теперь всё-таки твой начальник.

– Прости, я не подумала, – смутилась она.

Провожатых мне не предложили, хотя пара молоденьких девушек в форменной одежде крутилась в первом зале музея именно на этот случай. При нашем появлении они примолкли и глубоко поклонились, на что я тоже ответила вежливым кивком. Стажёрка повторила за мной, окинула их любопытным взглядом и спросила, когда мы прошли мимо:

– Тебя тут хорошо знают? Они с таким уважением посмотрели.

– И да и нет, – ответила я. – Тут скорее дело в статусе. Ты вообще ничего о них не знаешь? – уточнила я и, когда Табиба смущённо развела руками, пояснила: – У шайтаров традиционный матриархат, и из общественной жизни он никуда не делся, несмотря на то, что официально правит Совет Старейшин, в котором исключительно мужчины. Кроме того, волосы у них – это статус, право на который надо заслужить. Я бы, может, давно косы отрезала, мороки много, но приходится терпеть.

– И что, если постричься, уважать перестанут? – изумилась она и неуверенно подёргала кончики собственных волос. Её короткая модная стрижка едва доставала шеи. – А меня вот за это не?..

– Нет, ничего неприличного в этом нет, наоборот очень кстати, тебе такая и полагается по местным традициям. Молодая незамужняя девушка без важной должности и заметных заслуг перед обществом. Да даже если причёска не соответствует, камнями не побьют, но… Любому хозяину приятно, когда гость соблюдает заведённые в доме порядки, особенно если к этому не обязывает буква закона. Тогда это уважение, и только оно.

– Это я знаю, это нам на дипломатическом этикете рассказывали, – обрадовалась понятному наставлению Табиба.

Здесь просвещение пришлось временно прекратить: мы дошли до цели, и слышный издалека негромкий гул голосов разбился на отдельные разговоры, а сумрачные, с приглушёнными по случаю выходного дня огнями залы сменились очередным, ярко освещённым.

Сегодняшний торжественный приём был моего любимого размера и формата. Около полусотни гостей, включая журналистов, большинство лиц знакомые, и некоторые из них даже приятные, мероприятие значимое и светское, но при этом не настолько серьёзное, чтобы жёстко регламентировать внешний вид.

Формальные встречи я не люблю отчасти именно из-за сложившегося протокола, определяющего допустимый наряд. Современный международный протокол складывался во многом под влиянием эльфов, их торжественные одеяния и послужили основой. Ушастые знают толк в красоте, и прямые платья пастельных тонов с драпировками и минимумом украшений выглядят прекрасно, но – на тонких высоких эльфах, а мне это категорически не идёт, как и большинству орчанок. Сравнительно невысокий рост при широких бёдрах и пышной груди в сочетании с классическим эльфийским платьем превращает меня в неаккуратный кубик на ножках, поэтому приходится изворачиваться на грани допустимого. Асимметричный подол, талию подчеркнуть поясом – и вроде бы отражение уже не пугает. Но и не радует.

А вот на такие мероприятия можно приходить в нарядной одежде на свой вкус. И на законных основаниях немного эпатировать особенно заносчивых гостей, которые считают наш народ варварами. В Орде торжественный наряд ближе всего к национальному старинному костюму, конечно, немного подогнанному к современной эстетике. Высокие тонкие сапоги, оплетённые кожаными шнурками; короткая замшевая юбка с небольшими клиньями спереди и сзади, отороченная длинной бахромой, сидящая на бёдрах и вышитая вдоль верхней кромки геометрическим узором; расшитый вершик из плотной ткани с высоким горлом, длинными рукавами и вырезами на плечах – короткая рубашка, едва прикрывающая рёбра и плотно на них сидящая благодаря частой шнуровке сверху донизу.

Мы с Табибой обе щеголяли сегодня в таких вот достаточно однотипных нарядах. Они, конечно, разные – и вышивка, и отчасти крой, – но, даже если бы были идентичны, это никого бы не смутило. В отличие от эльфиек, для которых два одинаковых платья на приёме – катастрофа, у нас это повод для веселья и начала дружбы. Потому что, если настолько сходится вкус и выбор в одежде, может, и в остальном повезёт?

Пришли мы удачно, почти за полчаса до начала официальной части, запланированной на два часа пополудни, как раз хватит времени поздороваться. Приглашённые прибыли ещё не все, а кто был – прогуливались поодиночке и небольшими группами. Просторный зал мог вместить и на порядок больше гостей, так что сейчас он казался пустоватым. Высокий куб витрины с короной, до поры прикрытый торжественным чёрным полотнищем, располагался в дальнем конце зала, строго напротив входа – на самом парадном месте.

Журналистов с фотокристаллами я насчитала четверых: трое знакомых в лицо шайтаров из местных изданий и один человек, который возбуждённо щёлкал по своему кристаллу, заставляя его запоминать всё подряд – экспозицию зала тролльих древностей, архитектуру и убранство дворца, игру отражений в зеркалах витрин и, конечно, присутствующих с тысячи разных ракурсов. Поведением он больше походил на восторженного туриста, но на предплечье его ярко белела повязка с надписью на шайтарском «пресса».

Первым делом я направилась к хозяевам вечера – директору музея, хранительнице фондов и примкнувшему к ним Саттару Взгляду Предков, ордынскому эксперту по тролльему искусству. С этим пожилым лысым и коренастым орком, который был в два раза старше меня и на голову ниже, мне часто доводилось пересекаться по долгу службы. Даже в орочьем парадном наряде он выглядел скорее забавно, чем представительно: мягкие сапоги, свободные штаны и подпоясанная рубашка с шитьём делали его похожим на перевязанный мешок муки. Но подобные мелочи Саттара не заботили.

Быстро пересечь зал не удалось, пришлось перекинуться парой фраз со всеми попавшимися на пути гостями. Несколько известных и уважаемых коллекционеров, признанных знатоков тролльего искусства, несколько представителей местного Свода Культуры, принимавших участие в возвращении национального достояния, пара шайтаров от Внешнего Свода, тоже хорошо известные.

Всех их я знакомила с Табибой – с кем-то на орочьем, если собеседник его знал, с кем-то на общем эльфийском, потому что его худо-бедно знали почти все, а те, кто не знал, и интереса особого не представляли, – и вкратце говорила о тех, кто стоил внимания. Конечно, рассказывала только парадную часть, девочке пока рано знать, что, например, пожилой обаятельный шайтар с военной выправкой, Псарлай Лиграм, не брезгает контрабандой и связан с самыми радикальными нацистами, от которых даже «Байтала» шарахается как табун от огня. А эта военная организация, основная боевая сила повстанцев, в своё время именно радикализмом и прославилась. Хотя, конечно, террористической организацию признали не за это, за методы ведения войны.

Или вот непривычно пухлый и низкорослый шайтар Худайназар Альбей, тоже почтенный коллекционер, высокопоставленный чиновник Рабочего Свода, отвечающего в Кулаб-тане за промышленность. Он с потрохами продан эльфам ещё с молодости – учился у них и остался верен. Даже, по-моему, искренне верит, что шайтары – это на самом деле эльфы, просто кожа серая и кость широкая. Уши же заострённые! Хотя, казалось бы, где Альбей с его внушительным брюшком и парой подбородков, а где – эльфы.

Стажёрка вела себя умницей. Помалкивала, внимательно смотрела по сторонам, вежливо улыбалась, здоровалась и уверенно обменивалась с новыми знакомыми короткими вежливыми замечаниями. Я даже почти поверила, что она не так уж и многое прогуляла во время учёбы.

– Как тут много всего, – негромко проговорила девушка, когда поблизости никого не было. – В музее. Столько ценностей! Мне казалось, Кулаб-тан очень бедная страна, да и беспорядки у них постоянно…

– И тем не менее, – ответила я. – Сейчас я познакомлю тебя с шайтарой, которая очень многое сделала для сохранения всех этих шедевров.