Czytaj książkę: «Меня зовут Персефона», strona 2
– Земля – это дар, но он не вечен… – шепчу я.
– Да, Кора, – мама смотрит на меня своими большими добрыми глазами. – Когда люди перестанут верить в нас, они забудут и о земле.
Я таращу на маму глаза – я хочу, чтобы она знала, что я обеспокоена так же, как она.
– И что они будут делать?
– Они станут жестоки к земле. Небо заволокут облака чёрной пыли, дождь, проливающийся на землю, станет ядом. Животные будут страдать, ими будут нещадно пользоваться, их будут запирать в тесных клетках, а люди станут сваливать вину друг на друга…
Я ложусь на траву и смотрю в тёмную бездну над нами. Небо венчают безмолвные созвездия. Люди будут смотреть на звёзды, когда перестанут верить в богов? Или они будут слишком заняты своими распрями? Зачем тратить столько времени на то, чтобы делать друг другу больно, когда можно просто поднять глаза и смотреть в небо?
Звёзд так много, и они такие яркие, что кажется, будто они совсем близко и вот-вот прольются на нас дождём. Вот Плеяды. А это Гиады. А там Большая Медведица. Люди называют её Повозкой. Она одна никогда не заходит в воды Океана. Но ярче всех сияет Орион. Это моё любимое созвездие.
– Мама, смотри, как сверкает Орион… – пытаюсь я сменить тему.
– Великое созвездие для великого охотника, – отвечает мама. – Самого великого! Говорят, он всё ещё охотится в подземном царстве…
Растянувшись на траве, мы ждём прихода зари. Аврора медленно тянет свои тонкие розовые пальцы к небесному своду, и тьма, прежде такая глубокая, светлеет.
Этим утром в большом дворце на склоне Этны меня ждёт бесконечная череда женихов.
Я смотрю на них из окна, спрятавшись в комнате за большой посеребрённой занавеской. Их очень много. Интересно, что среди них делает Гера. Наверное, пришла просить за кого-то. Я не хочу попусту терять время. Я не выйду замуж, даже если мне Олимп к ногам положат.
Я надела хитон, такого же синего цвета, что и вуаль у меня на голове. Хитон подчёркивает бёдра, я выгляжу в нём старше. Я долго смотрю на себя в зеркало, пытаясь подражать грациозным движениям вчерашней крестьянки.
– Кора, ты готова? – Голос мамы раздаётся так ясно и отчётливо, будто она в моей комнате.
Я медлю ещё минуту, пытаясь привести в порядок причёску. Мне нравятся мои волосы. Они такого насыщенного каштанового цвета. Если бы ещё не эти медные пряди. Я всегда их прячу. Сегодня их скроет вуаль. Я выхожу из комнаты. Дельфины, нарисованные на стенах большой мраморной лестницы, словно оживают и быстро плывут рядом со мной. Их цвет идеально сочетается с цветом моей одежды.
Я вхожу в просторную приёмную залу, где в мою честь накрыт длинный стол, украшенный скатертью с позолотой и жёлтыми нарциссами, источающими тонкий аромат. Гости заняли свои места и в ожидании моего прихода потягивают сладчайшую амброзию.
Я сразу замечаю Афину. Она ловит мой взгляд и сурово косится на моих подруг. Их присутствие её явно раздражает.
– Они так хотели поучаствовать… – пытаюсь оправдаться я, но мой голос тонет в их громком смехе, похожем на кудахтанье переполошившихся кур, которых люди приносят нам в жертву на алтарях.
Я сдаюсь, опускаю глаза и сажусь за стол.
Рядом с моими подругами сидит Афродита. И, как всегда, разыгрывает спектакль, рассказывая неприличные истории о людях и богах:
– …они, значит, обнимаются и когда уже лежат рядом друг с другом… – доносятся до меня её слова вместе с озорным хихиканьем.
– Так, всё, хватит! – громогласно гремит мама у меня за спиной.
Мои подруги тут же перестают смеяться и вжимаются в стулья. Теперь они похожи на увядшие цветы с хрупким, не успевшим окрепнуть стеблем. Как они боятся Деметру! Я смотрю на Афродиту, раздражённо вздёрнувшую подбородок, и слова сами собой слетают у меня с губ:
– Ну расскажи ещё, пожалуйста!
Афина подносит ко рту канфар5 и закрывает глаза, делая вид, что не слышит, а Афродита смотрит на меня понимающим взглядом. Я чувствую внезапную пустоту в желудке от её взгляда, от её застывших на мне голубых глаз. Я беру чашу с амброзией и залпом проглатываю содержимое.
– Деметра, пора уже дать ей жить своей жизнью… – кристально чистым голосом говорит Афродита, поглаживая свои длинные светлые волосы. – Девочка-то растёт…
– Брось, она ещё маленькая, – резко отвечает мама, стискивая мне плечи. – Она начинает нервничать.
– Ты когда-нибудь смиришься… – Афина наклоняется вперёд и смотрит прямо на Афродиту: – Ты когда-нибудь смиришься с тем, что не всех интересует твоя иллюзорная любовь?
– Она не иллюзорная, – Афродита выглядит обиженной. – Зачем ты так? Любовь бывает такой же настоящей, как мудрость…
– Неудивительно, что ты так говоришь, – отвечает Афина с таким презрением в голосе, что за столом внезапно наступает тишина. – Ты первая поддаёшься этой иллюзии. И делаешь вид, что не замечаешь, как Арес…
Афину прерывает удар кулаком по столу. Афродита смотрит на неё грозным взглядом и, кажется, готова запустить в неё чашу, которую держит в руке.
– Не надо ссориться, – говорит мама, отходя от меня и усаживаясь рядом с Афродитой. – Давайте прекратим этот спор, девочки ещё слишком молоды. И потом: многие из нас выбрали целомудрие, как Афина. Кора тоже останется целомудренной навсегда.
Мама никогда не упускает случая повторить это. Вечное целомудрие. Вот чего она хочет для меня.
Меня так и подмывает вмешаться в разговор, но я не знаю, что сказать. Я не знаю, хочу ли я следовать примеру Афины. Но в то же время я не вижу себя рядом с богами, которые просят моей руки. Я робко открываю рот и решаюсь сказать первое, что приходит в голову, чтобы унять спорщиц:
– А я вот не знаю, что такое любовь. Да и знать не хочу.
Мама удовлетворённо кивает.
– Люди говорят, что, когда влюбляешься, ты весь горишь, – в задумчивости говорит Лигейя, отламывая кусок хлеба.
– Это просто фигура речи… – отвечает Афина, явно смутившись. – Они говорят, это чувство похоже на огонь внутри…
– Что они могут знать об огне внутри?
– Понятия не имею. Это просто глупость, люди часто говорят подобное, – Афина заканчивает спор, вставая из-за стола. А потом с серьёзным видом подходит ко мне и берёт меня за руку. – Пойдём, Кора. Пора нам отказать паре-другой женихов.
Краем глаза я замечаю, что мои подруги вместе с Афродитой устраиваются поудобнее за столом, готовясь насладиться зрелищем. Я останавливаюсь перед парадным входом во дворец как раз в тот момент, когда мама открывает двери. Всю залу заливает свет. Свет солнца и божественный свет. Первыми идут Арес и Аполлон. Они открывают процессию женихов, вышагивая в самых выгодных для них позах, чтобы привлечь всеобщее внимание. Арес и Аполлон смотрят друг на друга горящими глазами, напрягая мышцы ног и рук в неуклюжей попытке быть ещё более неотразимыми. Афина рядом со мной прыскает со смеху, но маскирует смешок, делая вид, что прочищает горло.
Арес, самый сильный из моих женихов, держит большой щит и копьё, а Аполлон явно кичится своим сияющим луком. Они и вправду думают покорить моё сердце оружием?
– Проходите! – приглашает их мама.
Два божества торжественно входят в зал, а остальные женихи толпятся у входа, с любопытством осматривая дворец внутри и снаружи.
Среди них, по-видимому, много мелких божков, я никогда не видела их здесь и уж тем более на Олимпе. Они глазеют на прекрасно украшенные стены, надеясь однажды вместе со мной извлечь выгоду из такого несметного богатства.
Тем временем Арес и Аполлон подошли ко мне почти вплотную.
– Чем вы нас одарите? – сухо спрашивает мама, втискиваясь между богами и мной.
Арес громогласно объявляет, что хочет подарить мне Родопы. Его просто распирает от гордости, когда он с вызовом смотрит на Аполлона.
– И что мы будем делать с этими горами? – не скрывая иронии, спрашивает мама.
Афина заливается смехом.
– А я подарю юной Коре Амиклы, Дельфы и алтарь в Кларосе! – восклицает Аполлон.
– Города… интересно! – весело говорит мама, поворачиваясь ко мне и вскидывая брови. – Жаль, что Кора предпочитает узким городским улочкам природу и открытые просторы.
– В городах так душно… – добавляю я со скучающим видом.
Аполлон смотрит на меня разочарованно.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не крикнуть: «Хочешь, чтобы я тоже стала подсолнухом, божественный Феб?» Мне хочется сказать ему, что бедняжка Клития не заслуживает такого обращения.
– Кора, уверяю тебе, города…
– Не разговаривай с ней! – обрывает Аполлона Афина. – Предлагай, что у тебя есть, и оставь в покое Кору.
Аполлон смотрит на богиню с ненавистью, а на лице Ареса появляется ухмылка, которую он даже не пытается скрыть.
– Значит, так вы со мной, да? – в голосе Аполлона слышится угроза. Он смотрит на своего соперника с презрением.
Арес хмурится и потрясает копьём.
Я слышу, как подруги позади меня взволнованно шепчутся. Похоже, между богами назревает ссора. Этого следовало ожидать. Так всегда бывает. Все подобные события обязательно должны заканчиваться бряцаньем оружием, иначе о них никто и не вспомнит.
– Давай, Арес, покажи нам, что ещё, кроме гор, ты можешь предложить прекрасной Коре! – восклицает Аполлон.
Арес бьёт копьём в пол. От удара весь дворец начинает гудеть. А Арес закрывается от Аполлона большим круглым щитом и ставит ноги в боевую стойку. Он, конечно, очень красив с этим его гладким лицом и выпяченной от гордости грудью. Но его агрессивный напор вызывает у меня отвращение.
– Арес, губитель людей, тебя радует только кровь, – с издёвкой говорит Аполлон.
Все знают, что в военном искусстве Арес не так хорош, как ему бы хотелось, хотя он чего только не делает, чтобы доказать обратное. Его сила всегда несоразмерна, в битвах им движет слепая ярость. Афина, превосходящая его во всём, даже в сражениях, нанесла ему несколько сокрушительных поражений. Боги до сих пор о них говорят.
Я быстро оборачиваюсь назад и вижу тревожный взгляд Афродиты. У неё с Аресом тайный роман. Если, конечно, можно назвать тайными отношения, о которых знают практически все боги.
Аполлон направляет на Ареса крепкий лук, и у меня по спине пробегает дрожь. Этот лук несёт смерть и разрушения. Я бы очень хотела, чтобы он не использовал его здесь, в нашем доме.
Аполлон со своим лавровым венком на голове красив совсем другой красотой. И черты лица у него нежнее, чем у Ареса, и кожа светлее.
– Я буду сражаться за Кору! – кричит Аполлон.
Быстрая стрела, вылетевшая из лука как молния, вонзается в щит Ареса с таким грохотом, что я невольно вздрагиваю. Афина вытягивает руку, чтобы защитить меня.
– Глупые вояки… – ворчит она, отвечая на укоризненный взгляд моей матери.
Арес бросает в соперника длинное копьё. Аполлон ловко уворачивается от удара. Арес прыгает вперёд. Аполлон отскакивает в сторону. Бог войны валится на пол, но тут же поднимается и с горящими глазами ищет выход своему яростному гневу.
Парфенопа, Левкосия и Лигейя кричат от страха, вскакивают со стульев и прижимаются друг к другу, прячась за спиной Афродиты.
– Прекратите немедленно! – не очень уверенно выкрикивает Афродита.
Афина поручает меня Деметре и бежит к Аресу, чтобы остановить его. Кажется, бог войны вот-вот взорвётся от злости, способной стереть наш дворец с лица земли, но перед Афиной он как будто теряется, бледнеет и медленно прижимает щит к груди.
– Сражайся, Арес! – поддразнивает его Аполлон.
Арес в замешательстве оглядывается и бросает на меня прощальный взгляд. Афина не успевает атаковать его. Бог войны закутывается в чёрную тучу и исчезает.
Мои подруги, спрятавшиеся за спиной Афродиты, визжат от радости. Но у самой богини вид довольно мрачный. Она с трудом скрывает досаду от нанесённого ей только что оскорбления. Её возлюбленный сражался, чтобы заполучить в жёны другую богиню, а потом трусливо бежал с поля боя. Завтра об этом будет говорить весь Олимп.
– Аполлон победил! – кричат мои подруги.
Мама поднимает вверх руку, пытаясь утихомирить их:
– Никто не победил, в бой вмешалась Афина!
Тень разочарования омрачает лицо Аполлона. Он молча смотрит на меня, втянув голову в плечи. На победителя бог солнца совсем не похож.
– Кора благодарит тебя за оказанную честь, но не принимает твоего предложения, – выносит вердикт Афина и скучающим жестом выпроваживает Аполлона.
Церемония с предложениями и дарами других богов длится ещё долго, но ясно, что всё самое главное уже позади. Всех интересовало соперничество Ареса и Аполлона, потому что оно может стать поводом для гимнов и легенд в нашу честь. Об остальных, пришедших просить моей руки, никто и не вспомнит. Мама довольно успешно отделывается от них.
Кажется, только Гера никак не может смириться с отказом. Мама изо всех сил пытается её успокоить. Я была права: она спустилась с Олимпа, чтобы просить за кого-то. Говорит, что хочет, чтобы я стала её невесткой, но я не хочу иметь с ней ничего общего. У неё скверный характер, и она вечно всем недовольна. Я даже толком не поняла, за кого она намеревалась выдать меня замуж.
– Не хочешь подышать свежим воздухом? – шепчу я Афине.
– Да, хватит с нас на сегодня, – сухо отвечает она.
Тем временем мама деликатно, но решительно провожает Геру к выходу.
– Пойдём? – спрашиваю я, умоляюще глядя на Афину.
Она улыбается и нежно гладит меня рукой по лицу. Мы уходим.
Парфенопа, Левкосия и Лигейя тут же вскакивают с мест и бегут за нами. Афина недовольно фыркает, но мои подруги делают вид, что не слышат её. Мы идём гулять впятером.
– Кора, ты видела щит Ареса? – с хитрой улыбкой спрашивает Парфенопа, накручивая прядь волос на палец и стараясь не отставать.
– Смело, да? Явился перед Афродитой как ни в чём не бывало… – Лигейя идёт вприпрыжку впереди и с любопытством посматривает на меня. – Он вообще делал вид, что не замечает её…
– В любом случае Аполлон намного лучше… Он такой очаровательный, – вздыхает Левкосия.
Я пожимаю плечами. Не понимаю, что они все в нём находят.
Перед нами высятся густые леса, окружающие Этну. Мои подруги хотят прогуляться по дубовой роще, но мы в последнее время часто туда ходим, поэтому я настаиваю на другом маршруте. Тем более что мне совсем не хочется наткнуться на стрелу Артемиды, которая целыми днями охотится в наших краях на оленей.
– Пойдёмте на Лебединое озеро!
Афина тут же соглашается со мной, скорее всего просто назло моим подружкам.
– Нет-нет, Афина, ну пожалуйста…
Богиня останавливается на мгновение и смотрит на моих подруг ледяными глазами. Не всякий выдержит её взгляд, а с этим высоким шлемом на голове она выглядит ещё более угрожающе.
– Вам напомнить, что бывает с теми, кто смеет перечить богине?
Парфенопа испуганно таращит глаза.
– Я ведь могу превратить вас… ну, скажем, в паучих, а? – продолжает Афина.
Мы все хорошо помним историю бедной Арахны. Мама рассказала нам о ней пару вечеров назад. Мы сидели в темноте, глядя на огонь, и нам было страшно. Афина может быть очень жестокой.
– Хорошо-хорошо, на озеро так на озеро, – скороговоркой шепчет Лигейя.
Афина хохочет, но её глаза остаются всё такими же холодными и жестокими. Юная Арахна проведёт вечность в теле паука и будет бесконечно плести прозрачную паутину. А Афине, кажется, нет до этого никакого дела. Я не могу смотреть на людей с такой отстранённостью. Мама учит меня другому отношению к ним.
– Может, Арахна не заслуживала такого наказания, – говорю я еле слышно и жалею о том, что сказала, едва слова слетают с моих губ.
Афина переводит на меня суровый взгляд:
– У людей, Кора, есть отвратительная привычка состязаться с богами.
– Да, но…
– Арахна бросила мне вызов. Она хвасталась, что умеет ткать лучше меня, и дошла до того, что стала говорить, будто я, богиня, научилась у неё, простой смертной, секретам мастерства.
Мои подруги что-то возмущённо бормочут, чтобы показать Афине, что они полностью с ней согласны.
– А ты переоделась старухой и предложила ей на деле выяснить, кто из вас лучше, – вставляет Парфенопа, явно гордясь, что знает все подробности этой истории. – Но в итоге ты раскрыла ей, кто ты, и наказала её за бахвальство. Она вынуждена была признать, что тебя не превзойти!
– Нет, у неё, конечно, тоже получилось очень красивое полотно… – Афина начала рассуждать вслух, но потом резко прервала свои размышления: – Люди нечестивы. Им и капли таланта бывает достаточно, чтобы они возомнили себя богами. За гордыню надо наказывать, девочки.
По её голосу я понимаю, что разговор закончен. Маленькая надменная Арахна заслужила того, чтобы на всю свою жизнь остаться отвратительным пауком и хоть целую вечность ткать свою драгоценную паутину.
Встревоженный голос Афины отрывает меня от моих мыслей.
– Осторожно! – вскрикивает она, притягивая меня к себе.
– Что?.. – шёпотом спрашиваю я.
Мои подруги бегут гурьбой и прячутся за широкой спиной богини. Афина так крепко схватила меня за руку, что мне становится не по себе. А она внимательно всматривается в густые заросли кустарника, растущего вдоль тропы, по которой мы идём. По веткам скользит лёгкое быстрое движение, и Афина, устремившись вперёд, исчезает в листве.
Мы с подругами испуганно смотрим друг на друга. Не зная, что делать, мы наконец решаемся пойти за ней следом.
– Афина, где ты? – спрашиваю я громким шёпотом.
Парфенопа тычет пальцем вправо, показывая на притаившуюся за кустом богиню. Мы молча подходим ближе. Чуть вдалеке среди деревьев видна зелёная поляна, которая внезапно обрывается чем-то похожим на крутую расселину. Посреди поляны стоит пухлый мальчик. Он поднимает голову, оглядывается, но не видит нас. Потом убирает прядь с нахмуренного лба – и вдруг становится похож на старика в теле ребёнка. Под белокурыми локонами горят живые глаза. Они быстро вращаются из стороны в сторону, вызывая смутную тревогу. У меня по спине пробегает холодок.
– Кто… – начинает Парфенопа, но Афина останавливает её, подняв вверх руку.
Мы стоим неподвижно и наблюдаем за странным ребёнком, который скачет на пухлых ножках у самого края поляны над расселиной. Кажется, он хочет прыгнуть вниз.
Я смотрю, как он наклоняется над обрывом и с ухмылкой заглядывает в пропасть. У него в руках лук. Он быстро натягивает тетиву, и в луке откуда ни возьмись появляется золотая стрела.
– Эрот… – шепчет Парфенопа.
Я тоже узнала его. Это сын Афродиты, безжалостный маленький бог любви. Я вижу его в первый раз. Мне говорили, что он капризный и надменный мальчик. И жутковатый, добавила бы я. Впрочем, меня это не удивляет, учитывая, кто его мать.
Эрот опускает лук со стрелой. Когда он всем телом наклоняется к пропасти, у него на лопатках появляются маленькие, быстро трепещущие крылышки. Наверное, они нужны, чтобы не потерять равновесие. В кого он целится?
Афина, нахмурившись, не спускает с него глаз. Кажется, она его боится. Но как такая могущественная богиня может бояться маленького мальчика? И чего ей бояться? Что его стрела попадёт в неё? Или в меня? Что тогда станет с нашим целомудрием? Перед стрелами Эрота все бессильны.
– Он, кажется, как обычно, замышляет какую-то пакость… Лучше остановить его. – Богиня выпрыгивает из засады прямо на середину поляны.
Эрот вздрагивает, и стрела срывается с его лука в овраг. Мальчик надувает щёки, фыркает и, повернув голову, с любопытством смотрит на Афину.
– Эрот, что ты здесь делаешь один, без мамы?
Мальчик не отвечает. Но прячет лук за спину и недовольно отворачивается.
– Афродита не обрадуется, узнав, что ты бродишь по лесу в одиночестве…
Эрот не удостаивает Афину вниманием и медленно уходит, качая головой.
– Неприятный мальчик. Кто знает, что он тут замышлял… – шепчет мне на ухо Левкосия.
– Зачем он пустил стрелу в этот разлом? – спрашивает Парфенопа. – В кого он хотел попасть?
Мы с подругами бежим к обрыву и видим, что на краю поляны в земле зияет огромная трещина.
– Это похоже на одну из тех щелей, через которые солнечный свет проникает в тёмное царство Аида, – бормочет Лигейя.
– Пойдёмте отсюда, – повелительным тоном говорит Афина. – Нам нет никакого дела до опасных выходок этого мальчика и его матери.
Дни бегут тихо и незаметно, но иногда у меня перед глазами встаёт лицо Эрота, его презрительный, жестокий взгляд. Он пугает меня даже больше, чем Афина, превратившая Арахну в паука.
Я уговариваю себя не думать о нём. Выхожу из дворца и иду гулять по окрестным полям. Солнце стоит высоко, но в воздухе чувствуется быстрое дуновение Зефира. Это он приносит сюда сладкие ароматы, незаметно сменяющие друг друга.
Я собираю фиолетовые крокусы, маленькие щедрые дары природы, и вплетаю их себе в волосы. Чуть дальше в поле я вижу маму. Она склонилась над пшеницей. Наверное, ухаживает за колосьями. Она говорит, что это её способ участвовать в жизни людей. Мама очень печётся о людях. И все божества извлекают выгоду из её работы: если бы не мама, люди бы погибли, боги остались бы одни и некому было бы их почитать.
– Кора, иди сюда! – зовёт мама, глядя куда-то перед собой. – Подойди.
Я подхожу ближе и вижу, что она гладит колосья. Она прикасается к ним так же нежно, как ко мне. Ласкает их зорким взглядом. Зелёные колосья слегка склоняют верхушки. Но когда мама проводит по ним пальцами, они набухают. Стебель растёт, а листья меняют цвет, становятся жёлтыми. Зёрна, спрятанные в колосьях, тяжелеют.
– Какое чудо. Этот остров такой плодородный, мама…
Она поднимает голову и смотрит на меня своими большими глубокими глазами, совсем не щурясь от солнечных лучей, бьющих ей прямо в лицо.
– Да, Кора, этот остров бурлит жизнью.
– Иногда он просто бурлит и всё… – с улыбкой говорю я, думая об Этне. От её извержений дрожит земля, доставляя неудобства даже богам.
– Это Тифон, ты же знаешь… – серьёзно отвечает мама. – На нём покоится весь остров, удерживая его в плену своей тяжестью.
Я знаю, Тифон лежит на спине под островом и время от времени делает отчаянные попытки освободиться. Этна возвышается прямо у него над головой, вот он и выплёвывает через неё камни и изрыгает пламя, пытаясь стряхнуть с себя города и высокие вершины.
– Я не понимаю, почему боги так жестоко наказывают всех…
Мама выпрямляется во весь рост и кладёт руки на талию:
– Потому что никто и никогда не должен бросать нам вызов. Никогда.
– Не знаю… мне кажется, это неправильно.
– Ты ещё маленькая, Кора. Но рано или поздно ты тоже научишься внушать уважение к себе.
– Мне бы для начала научиться поля возделывать … – шепчу я, наклонив голову.
Мама молчит.
Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть, поняла ли она намёк. Я уже давно пытаюсь уговорить маму научить меня её работе, чтобы я могла вместе с ней ухаживать за полями. Может, сейчас получится?
– Что ж, попробуй.
– Попробовать что, мама? – спрашиваю я с деланым удивлением.
– Ты сказала, что накормила ячменём всех крестьян на пиру…
– Да я просто посмотрела на него – и…
– Значит, пора, – вздыхает мама.
– Но я не умею, – говорю я неуверенным голосом, стараясь скрыть волнение.
– Прикоснись. – Её бездонный взгляд придаёт мне уверенности. Она улыбается и ждёт, что я буду делать.
Я приподнимаю рукой колос и касаюсь его верхушки. Мои пальцы становятся горячими. Я в страхе отдёргиваю руку, боясь сжечь зёрна. Я так давно хотела этому научиться, что теперь боюсь всё испортить. Мама жестом велит мне продолжать, и я снова вытягиваю руку. Колос под моими пальцами набирает силу, крепнет, становится очень высоким.
– Вот так! – подбадривает меня мама, и я слышу, что она тоже волнуется.
Я опускаю руки в колосья пшеницы и в изумлении смотрю на странное явление, которое я вызвала к жизни. Сама.
– Мама, слышишь?
Воздух наполняется сильным ароматом. Это запах жизни, солнца, обильных урожаев.
Я закрываю глаза, чтобы глубже вдохнуть окутавшее меня благоухание.
Мама берёт меня за руку и тянет за собой. Мы бежим вместе, моя свободная рука быстро летит над ещё зелёными посевами, которые спеют у нас за спиной, словно воздавая нам почести. Колосья растут и желтеют всё быстрее и быстрее. И вот уже всё поле золотится под солнцем. До меня издалека доносятся восхищённые возгласы. Это крестьяне славят наши имена.
Мы останавливаемся. Я с восторгом смотрю на маму. Она улыбается, обнимает меня и прижимает к себе, целуя в голову и гладя по волосам.
– Вместе мы можем делать великие дела! – восклицает она.
– Заботиться о земле и о людях… – добавляю я.
Мне кажется, у меня сейчас сердце разорвётся от счастья.
– Смотри, – шепчет мама, показывая куда-то перед с собой.
Отягощённый зёрнами, колос начинает клониться к земле. Одно зерно размером с большой палец отрывается и падает.
Я наклоняюсь, чтобы подобрать его, но оно уходит в землю. Невероятно, как быстро оно исчезает.
Земля над ним смыкается, и у меня по позвоночнику бежит холодная дрожь.
Мне вдруг становится нечем дышать. Я прижимаюсь к маме и хватаю её за руку.
– Он вернётся? – спрашиваю я испуганным голосом.
Мама кивает:
– Вернётся. Если будет сильным.
