Cytaty z książki «200 тысяч маленьких удовольствий»
Августина не подвела, даже ждать ее толком не пришлось – каких-то тридцать девять минут… Букет остался свежим.
Семен Филиппович знал, где у тещи находится тайник, в котором хранятся весьма интересные вещицы – портрет Сталина, пачка презервативов, нож разделочный, с запекшейся кровью на лезвии (достался от первого мужа, исчезнувшего таинственным образом), фото любовника – заводчика коз, самодельная соломенная кукла с иголкой в заднице (в последнее время Семена Филипповича стал одолевать геморрой), а также ряд не отправленных по назначению доносов и документы.
– Клавдия Лаврентьевна, а вот книги, что вы недавно случайно обронили, – Семен Филиппович махнул в сторону книжной полки, покрывающей стену от пола до потолка, – вы читали?
– Да. Читали, читали. Не глупей других. Гоголей, Моголей, Пушкиных там всяких.
– А насчет зарубежных классиков, скажем Байрона?
– Читали, читали, намедни перечитывали.
У Семена Филипповича засосало под ложечкой. Он вытащил книжку из ряда и быстро перелистал ее. Сто долларовая купюра сама выпорхнула из книги пред изумленным взором Клавдии Лаврентьевны.
– Невнимательно же вы читаете классиков, – съехидничал Семен Филиппович, подобрав купюру с пола.
Он был уверен в себе, почувствовал в себе мужскую силу, свое начало. Вот она, та самая настоящая эйфория – наслаждаться жизнью здесь и сейчас, в каждом эпизоде, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. Семен Филиппович глубоко вдохнул. Он перестал быть добычей. Все изменилось, изменился мир, стоило только измениться ему.
Возможно, верно, что бог в каждом из нас и каждый сам себе судья, пишущий свою историю далеко вперед, того не подозревая, проецируя свое будущее, награждая себя тем или иным событием или же наказывая за что ни попадя. Выражаясь математическим языком – величина греха согрешившего прямо пропорциональна осознанию им этого греха.
Дождь мягко ложился на хвою и, скапливаясь на нижних иголках ветви, срывался каплями вниз, чтобы встретить новую ветвь. Семен Филиппович стоял пораженный, словно ему вдруг открылась вселенская истина. Люди, подобно капелькам дождя, рождаются в небесах и летят навстречу своей судьбе, встречаясь с одной веткой, другой, третьей… До тех пор, пока не упадут на землю. Судьба ли это, суета или же просто закон жизни?
Получив сполна объективную и единственно верную информацию о себе от совершенно незаинтересованного человека – подруги Ксении, Семен Филиппович пристально всмотрелся в свое отражение в зеркале. Действительно, божественный лик проявлялся отчетливо. СЕМЕН ФИЛИППОВИЧ цепанул звездняка. Он набрал жене, чтобы та – дура, уяснила для себя, что она – курица, а он – никакой не петух, а напротив – орел. Рассматривая данный диалог как концептуально новое явление, а именно – виртуальную реальность, жена Семена Филипповича на данном временном отрезке летела на сверхзвуковом лайнере, запершись в туалетной кабинке – съела что-то не то. А где-то снизу парил орел, гордо взирая с высоты своего полета на окружающую его действительность. И надо же так метко нажать на слив! Как оказалось, звездняк – явление временное.
Помог батюшка. Разъяснил, что не прав был Ништячкин. Что жил он не по-людски, не по совести. И нарушил кучу каких-то там заповедей. И ни одна молитва не поможет ему, пока он не найдет гармонию в себе, мир и покой в своем сердце, мирскую благодать с окружающими. Узрел Ништячкин истину во словах батюшки. И достиг он блаженного просветления, что напраслину он возводил на смиренных, богохульствовал на руководство свое и гордынею своею запятнал душу свою распрекрасную. И решил он быть крестоносцем верным, бороться с неправедностью и несправедливостью и возвеличивать имя твое повсеместно и вовеки веков. А за труды свои брать какую-нибудь дельточку, так, сколько совесть его очищенная позволит, причем сразу, чтобы не противоречить законам природы о непрерывном развитии и совершенствовании, чтобы не было какого-либо диалектического порицания.
Жизнь умеет стереть все грани претенциозности. Сначала ты от нее требуешь чего-то непомерного, а потом радуешься маломальскому празднику…
Завидуйте, живущие как черви,
той птице, которая парит
