Czytaj książkę: «В поисках совершенства»
Colleen Hoover
OMNIBUS: FINDING PERFECT (NOVELLA), SAINT (SHORT STORY), THE DRESS (SHORT STORY)
FINDING PERFECT
Copyright © 2018 by Colleen Hoover
SAINT Copyright
© 2020 by Colleen Hoover
THE DRESS Copyright
© 2021 by Colleen Hoover
COLLEEN HOOVER® Registered in U.S. Patent and Trademark Office.
© Дымант Ю., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
В поисках совершенства
От автора
На страницах этой книги вы встретитесь с героями повести «В поисках Золушки» (Finding Cinderella) и романа «Все твои совершенства» (All Your Perfects). Здесь их пути пересекаются, так что, если вдруг вы с ними еще не знакомы, рекомендую сначала узнать предысторию. Спасибо и приятного чтения!
Глава 1

– Три-ноль в мою пользу. – Брекин бросает геймпад. – Все, теперь мне точно пора.
Подняв геймпад, протягиваю его обратно Брекину.
– Давай еще разок, – прошу я. Точнее, умоляю.
Но тот уже натянул свою идиотскую дутую куртку и направился к двери.
– Если тебе так скучно, позови Холдера.
– Он вчера к отцу поехал на День благодарения, вернется только к вечеру.
– Тогда пригласи Сикс. Я и так с тобой уже насиделся, до самого Рождества хватит. И вообще, у меня еще всякая семейная херня.
Мне становится смешно.
– Херня?
– Ну да, – пожимает плечами Брекин. – Ведь День благодарения – семейная херня.
– Мормонам разве можно ругаться?
Брекин закатывает глаза и открывает дверь комнаты.
– Пока, Дэниел.
– Стой! В субботу-то придешь?
Пару дней назад по дороге из колледжа Холдер предложил устроить вечеринку ко Дню благодарения, пока мы все дома на каникулах. Готовить будут Скай и Сикс. То есть, скорее всего, придется заказать пиццу.
– Приду, но только если ты перестанешь подкалывать меня насчет религии.
– Договорились. Сыграешь со мной еще раунд – даже Пудреницей тебя называть не буду.
Брекину явно осточертело меня слушать. Понимаю его – я и сам себя уже достал.
– Вышел бы ты пройтись, – предлагает он. – Часов двенадцать сидишь играешь. У тебя тут котиками пахнет.
– А что не так с котиками?
– Не люблю, когда ими воняет.
Брекин закрывает дверь, и я вновь остаюсь один.
Совсем один.
Откидываюсь на спину и, лежа на полу, какое-то время таращусь в потолок. Проверяю телефон – ничего. Сегодня от Сикс вообще ни слова. Я, собственно, тоже молчу – жду, пока она первая напишет. Последние несколько месяцев у нас с ней как-то не ладится. Я надеялся, это из-за непривычной обстановки – первый семестр в колледже, все такое, – но и два дня назад, когда мы ехали домой, она по большей части молчала. Вчера была занята семейной херней, да и сегодня не жаждет увидеться.
Кажется, она хочет меня бросить.
Не знаю, с чего я взял. Меня никогда раньше девчонки не бросали – с Вэл я сам расстался. Видимо, так вот оно и происходит: меньше разговоров, меньше времени друг на друга, меньше поцелуев.
Есть вероятность, что Сикс действительно хочет меня бросить, но боится развалить нашу великолепную четверку: мы со Скай и Холдером пошли в один колледж и буквально везде таскаемся вместе. Если мы разойдемся, Сикс для них будет третьей лишней.
А может, я и правда зря себя накручиваю и ей просто тяжело дается первый семестр.
Дверь открывается, и на пороге комнаты возникает Чанк. Скрестив руки, она облокачивается на дверной косяк.
– Что на полу забыл?
– А ты что забыла в моей комнате?
Чанк делает шаг назад – строго говоря, теперь она в коридоре.
– Твоя очередь посуду мыть.
– Я здесь больше не живу.
– Ну, ты ведь приехал на День благодарения. Ешь нашу еду из наших тарелок и спишь под нашей крышей. Так что давай отрабатывай.
– А ты, я смотрю, не изменилась.
– Дэниел, ты уехал три месяца назад. За три месяца никто не меняется.
Чанк уходит, не потрудившись закрыть дверь.
Меня подмывает догнать ее и сказать, что, вообще-то, люди еще как меняются за три месяца, собственно, это и произошло с Сикс. Но тогда придется приводить примеры, а обсуждать свою девушку с Чанк я не собираюсь.
Еще раз проверив, не написала ли Сикс, наконец встаю. По дороге на кухню я задерживаюсь у комнаты Ханны. Она не так часто приезжает домой – учится на юге Техаса и параллельно работает.
У меня работы пока нет, что, впрочем, неудивительно: я и не пытался куда-то устроиться.
Ханна сидит на кровати с ноутбуком: наверняка домашку по своей медицине делает или что-то не менее важное.
– Тебя тоже посуду мыть заставляют, когда приезжаешь? – спрашиваю я.
Она бросает на меня быстрый взгляд и снова погружается в свои дела.
– Нет, я же здесь больше не живу.
Так и знал, что она любимый ребенок!
– А я тогда почему должен помогать прибираться?
– Родители все еще тебя содержат, так что за тобой должок.
Справедливо. По-прежнему стою в дверях, оттягивая неизбежное.
– Что делаешь?
– Домашку.
– Передохнуть не хочешь? Может, в приставку поиграем?
Ханна смотрит на меня так, будто я ей предложил прикончить кого-нибудь.
– Я что, хоть раз соглашалась?
У меня вырывается протяжный стон. Да-а-а, неделька будет длинная.
Холдер со Скай возвращаются сегодня вечером, но до завтра все равно заняты. У Брекина семейная херня. Сикс, нутром чувствую, разобьет мне сердце. Именно поэтому я ее весь день избегаю – не хочу, чтобы меня бросали во время каникул. Да и вообще не хочу. Что, если я не буду писать и звонить Сикс? Тогда у нее не будет возможности со мной расстаться, и я смогу дальше пребывать в блаженном неведении.
Направляюсь в сторону кухни, когда Ханна меня окликает, и я возвращаюсь. Чувствую себя как мешок с дерьмом.
– У тебя все в порядке? – спрашивает она.
Втянув голову в плечи и буквально упиваясь жалостью к себе, трагическим голосом объявляю:
– Ничего у меня не в порядке.
Ханна кивает мне на кресло-мешок в другом конце комнаты. Подхожу и с размаху плюхаюсь в него. Даже не знаю, почему я ее послушался: сейчас будет задавать вопросы, отвечать на которые нет ни малейшего желания. Ладно, может, получится хотя бы немного тоску развеять. И это уж точно лучше, чем мыть посуду.
– Чего унылый такой? Вы с Сикс разбежались, что ли?
– Пока нет, но все к тому идет.
– Почему? Что ты натворил?
– Ничего, – оправдываюсь я. – Ну или как минимум я не в курсе. Не знаю уже, что и думать, – у нас с ней как-то все сложно.
Ханна со смехом закрывает ноутбук.
– Сложно – учиться на врача, а в отношениях все просто. Ты любишь – тебя любят. Если это не так, пора завязывать. Элементарно!
Я качаю головой.
– Нет, я люблю Сикс, правда! И она меня любит. И тем не менее у нас все очень сложно.
Есть у Ханны одна особенность: иногда ее глаза загораются каким-то радостным предвкушением, и происходит это в самые неподходящие моменты, как, например, сейчас, когда речь идет о том, что моим отношениям осталось недолго.
Чему уж тут радоваться!
– Думаю, я могу помочь.
– Нет, не можешь.
Откинув одеяло, Ханна подходит к двери, закрывает ее и разворачивается ко мне. Она хмурится, радостный огонек в глазах потух.
– За то время, что я здесь, ты еще ни разу не пошутил. У тебя что-то случилось, и, как старшая сестра, я хочу знать, что именно. Если сам не расскажешь, соберу семейный совет.
– Только попробуй!
Ненавижу семейные советы. Казалось бы, мы должны решать наши общие проблемы, а в итоге все только о моем поведении и говорят.
– Спорим? – подначивает Ханна.
Издав протяжный стон и закрыв лицо руками, я глубже зарываюсь в кресло-мешок. Справедливости ради, Ханна, вполне возможно, единственный голос разума в этом доме. Чанк еще слишком мала и ничего не поймет, отец, как и я, слишком инфантилен, а мама сразу с катушек съедет, если узнает нашу с Сикс тайну.
Не хочу ни с кем это обсуждать. Пожалуй, только Ханне я и мог бы довериться. Помимо Скай и Холдера, конечно, но к ним не пойдешь – они поклялись даже не заикаться на эту тему.
Боюсь, если я не поговорю с кем-нибудь, мы с Сикс точно расстанемся. И все это именно сейчас, когда я уже не представляю себе жизнь без нее.
Глубоко вздохнув, я сдаюсь.
– Ладно, только сядь.
Во взгляде Ханны снова появляется радостное возбуждение. Буквально запрыгнув на кровать, она устраивается в позе лотоса рядом с кучей одеял и, подперев рукой подбородок, вся в предвкушении, застывает.
Несколько секунд я думаю, с чего начать: как передать суть дела без лишних подробностей?
– Звучит как полный бред, – наконец решаюсь я, – но года полтора назад я потрахался с одной девчонкой в школьном чулане. Было темно, и я даже не знал, кто она.
– Ну, не такой уж бред, – вставляет Ханна. – Вполне в твоем духе.
– Погоди, это еще не все. Самое бредовое – когда я стал встречаться с Сикс, выяснилось, что это она и была. Ну и… она забеременела. Только она тоже еще не знала, кто я, и отдала ребенка на усыновление, причем закрытое – ей неизвестно, кто его забрал. Получается, я вроде как отец и одновременно нет, а Сикс как бы и мать, и не мать. Мы думали, что все наладится и у нас получится это пережить, но, похоже, не справляемся. Она все время тоскует, и мне плохо, потому что ей плохо. А когда мы вместе, нам вдвойне хреново, так что мы даже видеться почти перестали. Думаю, она меня бросит.
Кресло-мешок защищает меня от взгляда Ханны, и я сижу, уставившись в потолок; на нее даже посмотреть боюсь после того, как все вывалил. Целая минута проходит в молчании. Не выдержав, поворачиваю голову.
Ханна, застыв как статуя, в ужасе таращит на меня глаза. Можно подумать, я сказал ей, что от меня кто-то залетел! Хотя постойте – именно это я и сказал. Очевидно, Ханна в шоке. Любой на ее месте был бы в шоке.
Даю ей еще некоторое время, чтобы все переварить. Она, конечно, думала, что у нас будет самый обычный разговор о том, как мы с девушкой не можем найти общий язык, и уж точно не ожидала услышать, что у нее есть, скажем так, племянник, которого она никогда не увидит.
– Да-а-а уж! – протягивает она. – Вот так новости. Все и правда очень сложно.
– Я же говорил.
Повисает молчание. Ханна трясет головой – по-прежнему не в силах поверить. Пару раз она порывается что-то сказать, но осекается.
– Ну и что мне делать? – спрашиваю я.
– Понятия не имею.
В негодовании вскидываю руки.
– Думал, ты мне помочь хотела! Так бы не рассказал.
– Ну, я ошибалась. Это дерьмо для взрослых, я до такого еще не доросла.
Запрокидываю голову.
– Хреновая из тебя старшая сестра.
– Хреновый из тебя бойфренд!
Я-то почему вдруг хреновый? Выпрямившись, сползаю на край мешка.
– Почему? Где я накосячил?
Она делает неопределенный жест рукой.
– Ну вот сейчас, например, ты ее избегаешь.
– Да нет же! Просто стараюсь не навязываться.
– И как долго у вас это продолжается?
Я прокручиваю в голове те месяцы, что мы вместе.
– Когда мы только начали встречаться, было классно. Потом она мне все рассказала, и я сперва вообще не понимал, что делать… Ну а уже на следующий день мы вроде как забили. По крайней мере, я так думал. Сейчас вижу, что она все время грустит и как будто через силу прикидывается веселой. И чем дальше, тем хуже – не знаю, из-за колледжа это или все-таки дело в том, что ей пришлось пережить. В октябре я заметил, что она частенько придумывает отговорки, чтобы не видеться со мной: контрольная, надо сочинение писать, устала. Тогда уже я сам начал избегать ее. Раз ей не хочется меня видеть – зачем заставлять?
Ханна внимательно вслушивается в каждое мое слово.
– Когда вы в последний раз целовались?
– Вчера. Мы целуемся, я-то веду себя как обычно. Однако все не так. Мы как будто уже не вместе.
Она пожимает плечами.
– Может, она чувствует себя виноватой?
– Так и есть. Я пытался сказать ей, что она все сделала правильно.
– Тогда, возможно, она хочет обо всем забыть, а ты продолжаешь доставать ее вопросами.
– Так я ни о чем ее и не расспрашиваю! Ни разу не спрашивал. Мне кажется, ей не хочется об этом говорить, и я не лезу.
Ханна наклоняет голову набок.
– Она девять месяцев вынашивала твоего ребенка, отдала его в итоге на усыновление, и ты ни о чем не спрашиваешь?
Пожимаю плечами.
– Да я бы спросил… Мне просто не хочется, чтобы она заново все переживала.
Ханна издает разочарованный стон, как будто я что-то не так сказал.
– Что?
Она смотрит на меня в упор.
– Из всех твоих девушек Сикс единственная, кто мне нравится. Ты должен все исправить.
– И каким же образом?
– Говори с ней, будь рядом, задавай вопросы! Спроси, чем ты можешь ей помочь. Спроси, станет ли ей легче, если вы будете разговаривать о том, что случилось.
Обдумываю ее слова. Совет хороший. Даже не знаю, почему я сразу не спросил Сикс, чем ей помочь.
– Как же я сам до этого не додумался! – удивляюсь я.
– Ты мужик, тут ты не виноват, это все папины гены.
Ханна, вообще-то, права. Возможно, главная проблема в том, что я мужик, а мужики тупые. Выкарабкиваюсь из кресла-мешка.
– Пойду к ней.
– Смотри только, чтобы она опять не залетела, придурок.
Я киваю. Ханне необязательно знать, что за все время, пока мы с Сикс встречаемся, у нас не было секса. Это никого не касается.
Вот черт! Об этом я как-то и не подумал. Мы занимались сексом единственный раз, в чулане, и это был лучший секс в моей жизни. Если она меня бросит, больше мне такого не светит. А ведь я постоянно во всех подробностях представляю себе, что этот момент когда-то вновь настанет, и уже сам себя убедил, что все будет безупречно. Теперь перспектива нашего разрыва пугает меня еще больше: из моей жизни исчезнет не только Сикс, но и секс, потому что, кроме нее, мне больше никто не нужен. Мне крышка.
Открыв дверь, уже собираюсь выйти из комнаты.
– Сначала посуду помой, – слышится сдавленный голос Чанк.
Чанк?
Обернувшись, я внимательно осматриваю комнату, потом подхожу к куче одеял у Ханны на кровати и отбрасываю их. Чанк лежит, накрыв голову подушкой.
Какого черта! Тыча пальцем в сторону Чанк, я поворачиваюсь к Ханне.
– Она была здесь все это время?
– Ну да. – Ханна безразлично пожимает плечами. – Думала, ты в курсе.
Я утыкаюсь лицом в ладони.
– Господи! Родители меня прикончат!
Чанк отбрасывает подушку и переворачивается на спину, чтобы видеть меня.
– Вообще-то я умею хранить тайны. Я повзрослела с тех пор, как ты уехал.
– Ты мне десять минут назад сказала, что никто не может измениться за три месяца.
– Так то было десять минут назад. Человек может измениться за три месяца и десять минут.
Она сто процентов разболтает. Без вариантов. Швырнув одеяла обратно на Чанк, иду к двери.
– Если хоть одна из вас проболтается родителям, я с вами больше не разговариваю.
– Напугал ежа… – бросает Чанк.
– Если расскажете, я перееду обратно домой!
– Молчу как рыба!
Глава 2

Последний раз я стучался в окно Сикс уже очень давно.
Сейчас они со Скай живут вместе на кампусе, но там у них комната на пятом этаже – мне так высоко не залезть. Я как-то пару недель назад попробовал. Комендантский час в общежитии с десяти вечера, а была уже почти полночь, и мне очень хотелось увидеть Сикс. Я долез до середины первого этажа, испугался и не стал подниматься дальше.
Оглядываюсь на комнату Скай. Там темно: они с Холдером еще не вернулись из Остина. Смотрю на окно Сикс – у нее свет тоже не горит. Надеюсь, она дома – не говорила, что куда-то собирается.
Хотя я, в общем-то, и не спрашивал. Я никогда ни о чем ее не спрашиваю. Хочется верить, что Ханна права и у меня действительно получится каким-то образом все исправить.
Тихонько стучу, надеясь, что Сикс у себя, и тут же слышу внутри какое-то движение. Шторы отдергиваются.
Черт возьми, что бы там ни было, она просто вылитый ангел!
Я машу ей рукой, и она улыбается в ответ. Ее улыбка меня успокаивает.
Как-то всегда так получается, что я накручиваю себя и переживаю, пока ее нет рядом. А как только мы оказываемся вместе, я вижу, что она меня любит. Даже когда ей грустно.
Сикс открывает окно и отходит немного, чтобы я мог залезть. В комнате темно, как будто она уже спала, но сейчас еще только девять.
Повернувшись, оглядываю ее: на ней футболка и пижамные штаны с принтом в виде кусочков пиццы. Тут же вспоминаю, что сегодня не ужинал. Да и не обедал, кажется. В последнее время кусок в горло не лезет.
– Как дела?
– Нормально.
Сикс пристально смотрит на меня, и я по глазам вижу, что ее что-то тяготит. Она садится на кровать и жестом приглашает меня устраиваться рядом. Ложусь и смотрю на нее снизу вверх.
– На самом деле не нормально.
Тяжело вздохнув, Сикс сползает немного к краю кровати и ложится рядом со мной. Ко мне она не поворачивается – смотрит в потолок.
– Знаю.
– Правда?
Она кивает.
– Я чувствовала, что ты придешь сегодня.
Моментально жалею о том, что затеял этот разговор, – весьма вероятно, мне не понравится, чем он закончится. Черт! Теперь мне страшно.
Спрашиваю:
– Хочешь меня бросить?
Повернув голову, она прямо смотрит мне в глаза.
– Нет, Дэниел. Не будь тупицей. С чего вообще такой вопрос? Может, это ты меня бросить хочешь?
– Нет, – тут же выпаливаю я. – Сама тупица.
Она тихо смеется, что в целом хороший знак, однако потом отворачивается и вновь молча глядит в потолок.
– У нас как-то все не ладится последнее время. Что происходит? – спрашиваю я.
– Не знаю, – тихо отвечает Сикс. – Я тоже об этом думала.
– Что я делаю не так?
– Не знаю.
– То есть я все-таки делаю что-то не так?
– Не знаю.
– Что мне сделать, чтобы стать лучше?
– Лучше уже некуда.
– Значит, дело не во мне? Тогда в чем?
– Во всем… ни в чем… Не знаю.
– Мы так ни к чему не придем.
Она улыбается.
– Да уж, серьезные разговоры нам никогда не давались.
Так и есть. Мы оба довольно легкомысленны, и все разговоры у нас пустяковые. Нам нравится дурачиться и делать вид, что мы ни о чем серьезном не задумываемся, потому что на самом деле копни чуть глубже – и уже не выберешься.
– Ну, как видишь, ни к чему хорошему это не приводит. Так что давай рассказывай, о чем думаешь. Может, если покопаться немного у тебя в голове, мы и разберемся, что происходит.
Повернув голову, Сикс смотрит мне в глаза.
– Я думаю о том, как ненавижу каникулы.
– Почему? По мне, так лучшее время года. Учебы нет, жратвы полно, можно лежать на диване и толстеть.
Она и не собирается смеяться – в глазах все так же грусть. И тут до меня наконец доходит, почему ей не нравятся каникулы. Вот придурок! Надо извиниться, но я понятия не имею, что сказать, поэтому просто беру ее за руку так, что наши пальцы переплетаются, и сжимаю ее.
– Пока мы на каникулах, ты думаешь о нем?
Она кивает.
– Постоянно.
Я не знаю, что ответить. Пытаюсь придумать, как ее подбодрить, но она уже переворачивается на бок лицом ко мне.
Отпустив ее руку, глажу большим пальцем по щеке. В ее глазах такая тоска, что мне хочется целовать ей веки. Увы, не поможет. Эта тоска постоянно с ней и лишь прячется за фальшивой улыбкой.
– Ты когда-нибудь думаешь о нем? – спрашивает Сикс.
– Да, – признаюсь я. – Не так, как ты, конечно. Все-таки он был у тебя в животе девять месяцев, ты любила его, держала на руках. Я же понятия о нем не имел, пока ты не рассказала, что случилось. У тебя теперь рана на душе. Со мной, конечно, не так.
По щеке Сикс ползет слезинка. Я рад, что мы вышли на этот разговор, – и в то же время разрываюсь от жалости. Судя по всему, ей намного тяжелее, чем я предполагал.
– Я очень хотел бы все исправить. – Прижимаю ее к себе. Обычно в подобных ситуациях меня выручает чувство юмора, но здесь оно бессильно. – Мне страшно, потому что я не знаю, как снова заставить тебя радоваться жизни.
– Боюсь, что я никогда больше не смогу радоваться.
Я тоже этого боюсь. Конечно, я всякую Сикс буду любить: хоть радостную, хоть печальную, хоть злую, однако ради нее самой хочу, чтобы она была счастлива, чтобы простила саму себя, чтобы не изводила больше.
После долгого молчания Сикс вновь начинает говорить, и голос у нее дрожит.
– Такое чувство… – Она глубоко вздыхает, прежде чем продолжить: – Такое чувство, что у меня от сердца оторвали кусок и теперь во мне как будто чего-то не хватает. Внутри меня пустота, Дэниел.
Я морщусь, как от боли, и, поцеловав ее в макушку, сильнее прижимаю к себе. Не могу подобрать слова, которые ее утешили бы. Я вообще не умею подбирать правильные слова. Возможно, потому я и не спрашивал Сикс о ребенке. Ощущение такое, что она тащит на себе тяжеленный груз, а я понятия не имею, как ее от этого избавить.
– А если поговорить – станет легче? – спрашиваю я. – Ты просто никогда ничего не рассказываешь.
– Думала, тебе неинтересно.
– Интересно. Просто мне казалось, что ты сама не хочешь говорить. Если ты готова, я хочу все-все знать.
– Не уверена… Вдруг мне станет еще хуже? Хотя иногда мне и правда очень хочется все тебе рассказать.
– Так расскажи! Как проходила беременность?
– Было страшно. Я почти не выходила из дома. Сейчас понимаю: депрессия. Мне никому не хотелось говорить, даже Скай, и уже тогда я решила, что, прежде чем поеду домой, отдам ребенка на усыновление. Поэтому я ни с кем не делилась и никому из близких не рассказывала, считала, так будет легче, раз никто не в курсе. Тогда мне казалось, что это смелое решение, а теперь думаю, оно было трусливым.
Немного откинувшись назад, я заглядываю ей в глаза.
– Оно было и трусливым, и смелым одновременно. Тебе было страшно, но вела ты себя смело. А что еще важнее – ты вела себя самоотверженно.
Она улыбается. Может, я все-таки умею подбирать правильные слова. О чем бы еще спросить?
– Когда ты поняла, что беременна? Кому первому сказала?
– Была задержка. Сначала я подумала, что это все из-за перелета и непривычной обстановки. Потом пришлось купить тест. Только на нем не было значков плюс и минус, как обычно, а словами по-итальянски было написано беременна или нет. Тест показал incinta. Я понятия не имела, что это значит, и погуглить тоже не могла, потому что делала тест в школьном туалете, а телефон оставила в шкафчике. Так что после уроков я подошла к одной нашей учительнице, американке, и спросила, как переводится incinta. Когда она сказала «беременна», я заплакала. Получается, первой, кому я сообщила, была она – Ава.
– И как она отнеслась ко всему?
– О, Ава просто чудо! Я как-то сразу ей доверилась, и в первый месяц, кроме нее, никому больше и не рассказывала. Мы с ней обсудили все возможные варианты, и она даже пришла поддержать меня, когда нужно было сообщить семье, у которой я жила в Италии. При этом она совсем на меня не давила и в любой момент готова была со мной поговорить. Когда я решилась на усыновление, она сказала, что есть пара, которая хочет взять ребенка, но только так, чтобы я ничего про них не знала. Они боялись, вдруг я потом передумаю. Ава за них поручилась, и я дала согласие. Она нашла юриста и во всем мне помогала, при этом никак не пытаясь повлиять на мое решение, хоть и знала эту пару лично.
Я не хотел ее перебивать, но на последней фразе не сдерживаюсь. Так вот же зацепка!
– Погоди. Выходит, эта твоя училка знает, кто усыновил ребенка? Так, может, связаться с ней?
Услышав мой вопрос, Сикс будто сдувается и качает головой.
– Я дала согласие на закрытое усыновление. Мы подписали все бумаги. Я уже дважды ей звонила, умоляла хоть что-то рассказать… Нет, она не имеет права. Ни с юридической, ни с этической точки зрения. Все бесполезно, Дэниел.
От ее слов становится тоскливо, но я стараюсь этого не показывать. Кивнув, нежно целую ее в лоб. Идиот! С чего я решил, что она еще не попробовала этот вариант? Дважды идиот, что сам до сих пор ничего не предпринял. Даже не предложил помощь! Теперь я знаю подробности, и взглянуть на ситуацию со стороны – поразительно, как Сикс до сих пор меня терпит.
Задаю еще вопросы, чтобы у нее не было возможности задуматься о том же, что крутится у меня в голове, – какое же я дерьмо!
– Как прошли роды?
– Больно так, что помереть хочется, но хотя бы закончилось быстро. Ребенка оставили со мной на час. Мы были совсем одни, и я все это время проплакала. Дэниел, я почти передумала! Почти. Не потому, что мне казалось, что со мной ему будет лучше; просто я не хотела страдать. Не хотела остаться без него, не хотела ощущать пустоту внутри. Однако оставить его было бы эгоистично. Представляешь, я в тот момент переживала за себя! – Она вытирает слезы и продолжает: – Перед тем как его забрали, я сказала ему: «Я так поступаю лишь потому, что люблю тебя». И все. Теперь жалею, что не сказала больше.
Слезы буквально выжигают мне глаза. Обнимаю ее еще сильнее. Даже представить не могу, каково ей пришлось и как она сейчас страдает. А я еще возомнил, что все из-за меня! Да я и рядом не стоял, чтобы по мне убиваться, когда она со своим ребенком навсегда попрощалась.
– Медсестра, которая унесла его, потом вернулась и утешала меня, пока я плакала. Она сказала мне: «Знаю, это худший день твоей жизни. Но благодаря тебе для двух других людей он станет лучшим». – Сикс судорожно вздыхает. – От ее слов меня чуть-чуть отпустило. Наверное, она много такого повидала уже и знала, как мне тяжело. Становится легче, когда понимаешь, что ты не единственная мать, которая отказалась от своего ребенка.
Яростно мотаю головой.
– Сикс, не надо так говорить! Ты дала ему жизнь. И ты подарила новую жизнь его приемным родителям. Уж если ты от кого и отказалась, так только от себя!
От моих слов она начинает рыдать и прижимается ко мне, свернувшись в комочек. Я обнимаю ее и осторожно глажу по голове.
– Понимаю, ты не знаешь, что с ним, поэтому тебе страшно. Но ты точно так же не знаешь, что было бы, если бы ты его оставила. Наверняка мучилась бы и думала, правильно ли поступила и не лучше ли было отдать его тем, кто в состоянии о нем позаботиться. Так много вопросов, ответов на которые мы, наверное, никогда и не получим. Может, эта пустота так в тебе и останется. Но у тебя есть я! Поменять прошлое я, конечно, не в силах, зато могу обещать тебе кое-что. И обещание свое сдержу.
Она поднимает голову, и в покрасневших от слез глазах мелькает тень надежды.
– Что пообещать?
Убираю волосы с ее лица.
– Обещаю, что я никогда не усомнюсь в правильности твоего решения. Обещаю, что никогда не буду поднимать эту тему, если только ты сама не захочешь. Обещаю, что буду и дальше делать все, чтобы ты улыбалась, даже если знаю, что никакими шутками твою печаль не развеять. Обещаю всегда любить тебя, что бы ни было. – Крепко целую ее в губы. – Что бы ни было, Сикс, запомни.
В ее глазах все еще стоят слезы, и на сердце у нее тяжело, и все же она улыбается мне.
– Дэниел, я тебя не заслуживаю.
– Да, – соглашаюсь я. – Ты заслуживаешь гораздо лучшего.
Она смеется, и на сердце становится тепло.
– Ладно, придется довольствоваться тобой, пока не появится кто-то получше.
Я улыбаюсь и наконец-то, наконец-то, чувствую, что все снова в порядке. Настолько, насколько это вообще возможно для нас с Сикс.
– Люблю тебя, Золушка1, – шепчу я.
– Я тоже тебя люблю. Что бы ни было.
Такое прозвище Дэниел дает Сикс в повести Finding Cinderella после встречи в чулане (здесь и далее – прим. перев.).
[Закрыть]