Czytaj książkę: «Ночь пяти псов»

Czcionka:

개 다섯 마리의 밤 (FIVEDOG NIGHT)

by 채영신 (Chae Youngshin)

Печатается с разрешения EunHaeng NaMu Publishing Co., Ltd. Russian edition published by arrangement with EunHaeng NaMu Publishing Co., Ltd.

This books is published with the support of the Literature Translation Institute of Korea (LTI Korea)

Originally published in Korean by EunHaeng NaMu Publishing Co., Ltd.

Глава 1
Бисквитное печенье

Следователь уложил манекен на землю. Беспокойная толпа, собравшаяся за лентой полицейского ограждения, разом стихла. Люди хотели видеть, как совершалось убийство, но мужчина в наручниках не двигался с места. Его взгляд был прикован к каменной ограде, по которой расползались тыквенные плети вперемешку с вьюнком. Такие же побеги тыквы, перепутанные нитями хмеля, покрывали толстым слоем обвалившуюся с одной стороны крышу дома. Лианы дикого винограда плотно облепили стены, и только окна с разбитыми стеклами и вход с отсутствовавшей дверью не были скрыты занавесом из растений. Эти зиявшие черные провалы окон и двери казались гигантскими глазами и ртом, и Пак Хечжон подумала, что заброшенный дом похож на поверженное чудовище.

Манекен, изображавший ребенка, лежал у самой ограды. Двор давно зарос травой, и голубоглазая кукла с намертво приклеенной улыбкой покоилась на травяном одеяле. Из-за этого сцена напоминала пикник, хотя к груди манекена была прикреплена надпись: «Жертва». У Пак Хечжон мелькнула мысль, что мальчик мог точно так же улыбаться всего за минуту до гибели. Он оказался в этом доме, скрытом от людских глаз, вместе с обожаемым учителем тхэквондо, и наверняка испытывал бурный восторг от приключения, так что улыбка не сходила с лица.

– Как таких тварей только земля носит! – не выдержал стоявший рядом с ней старик. Его трясло от негодования.

Следователь взглянул на наручные часы и коснулся плеча мужчины, поторапливая начать. Тот наконец перестал смотреть в одну точку, покорно опустился на манекен и руками, которые были не только скованы наручниками, но и связаны веревкой, взялся за шею куклы. Фотографы, заранее забравшиеся на стремянки, приступили к работе, засверкали вспышки.

Толпа всколыхнулась, с разных сторон раздались крики:

– Убийца!

– Сдохни!

– Покажи лицо!

Одни бранились, другие плакали. Мужчина поднял голову и медленно осмотрелся вокруг. Его руки по-прежнему сжимали пластиковое горло манекена. Было невозможно понять, о чем мужчина думает, – лицо скрывали маска и низко надвинутая бейсболка, – но когда он повернул голову, Пак Хечжон показалось, словно она услышала его мысли: «Что все это значит?.. Что я здесь делаю?..» Утреннее солнце, пробиваясь сквозь пышную листву, рисовало пятнистый узор прямо на участниках действа.

Следователь заставил мужчину подняться. Полиция получила все, что хотела. Члены семьи не присутствовали на следственном эксперименте, и потому обошлось без драмы. На лицах в толпе, пристально следившей за происходящим, читалось разочарование. Люди переговаривались, сообщая друг другу, что следующим местом будет один из лесистых холмов в Пхочхоне, где преступник закапывал трупы детей. Когда мужчина направился к полицейскому фургону, толпа хлынула ему наперерез. Ринулись в атаку и вооруженные микрофонами журналисты, началась неразбериха. Пак Хечжон застыла, обозревая громогласный переполох с беспристрастностью камеры.

Небо внезапно почернело, подул сильный ветер. Воздушный поток подхватил старые газетные листы, брошенные возле дома, и перенес прямо к ногам. Пак Хечжон присела на корточки, чтобы рассмотреть пожелтевшие страницы. Разобрать дату мешали грязь и поблекшая типографская краска; Пак Хечжон подумала, что газете не меньше двух лет. Она пробежала глазами по заголовкам статей, набранным жирным шрифтом. Какого-то мужчину зарезали прямо на дороге без видимой причины, кого-то посадили в тюрьму по ложному обвинению.

– Ничего не меняется, – пробормотала она.

Собственный голос показался ей незнакомым. Ощущение чужеродности было каким-то образом связано со временем. Как если бы человек из прошлого услышал голос из будущего и пытался осмыслить это в настоящем. Как если бы произошло сводящее с ума, непостижимое временное смешение.

Все еще сидя на корточках, она оглянулась. Продолжавшая бесноваться толпа выглядела почти сюрреалистично. Пак Хежчон поднялась. Разминая затекшие ноги, она заметила под одним из тыквенных листов яркий налитой плод. Он висел прямо у ворот ограды, дотянуться было проще простого. У Пак Хечжон быстро забилось сердце. Гладкий оранжевый шар казался единственной реальной вещью из всех, что ее сейчас окружали. Она приблизилась к воротам и потянулась за тыквой.

– Что вы делаете?

Пак Хечжон обернулась на голос. На нее усталыми глазами смотрел детектив. Безмолвно она указала пальцем на тыкву. Прямо на кончик пальца упала первая капля дождя.

* * *

Дождь не прекращался. Начавшийся сразу после следственного эксперимента, он все усиливался и с наступлением темноты полил как из ведра.

Пак Хечжон перевернула скумбрию на сковородке. Из радио над раковиной лилась медленная лиричная композиция, телевизор в гостиной передавал новости, телевизор в спальне, настроенный на канал телемагазина, рекламировал спортивные тренажеры. Эстрадный певец, диктор новостей и продавец телемагазина словно соревновались в том, у кого голос громче. Гвалт заглушил бы даже звон телефона, но лицо Пак Хечжон было безмятежно, как у человека, наслаждающегося тишиной.

Накрыв стол на двоих, она зашла в комнату сына. Семин спал за столом, сжимая в руке карандаш. Школьные каникулы еще не закончились, но он занимался на дополнительных курсах. Пак Хечжон взяла раскрытую тетрадь. Похоже, сын готовился к дискуссии о том, стоит ли фокуснику делиться секретами сценической магии. Семин писал, что стоит. «Когда человеку одинноко, магия может заменить друга». Выведенные карандашом слова пронзили ее в самое сердце. Ошибка в слове «одиноко», которой она ни у кого раньше не видела, казалось, подчеркивала одиночество сына.

Ей вспомнилось, как однажды он рассказал историю, вычитанную в книге:

– Мам, представляешь, когда Монтесума II создал первый в мире зоопарк, там держали не только животных, но и людей.

Спросив, какие именно люди попадали в зоопарк, она услышала в ответ, что такие же, как он, – альбиносы.

Она положила тетрадь на место и тронула сына за плечо. Семин слегка вздрогнул и открыл глаза. Она увидела свое отражение в красных зрачках.

– Идем ужинать.

Все еще полусонный, Семин побрел на кухню. Пак Хечжон села рядом с сыном. За прямоугольным столом, пододвинутым к стене, они сидели не друг напротив друга, а бок о бок. После того как Пак Хечжон сделала перестановку на кухне и поставила стол к стене, Семин заявил, что чувствует себя, словно в поезде. По его лицу нельзя было понять, нравится ему это или нет.

Пак Хечжон подцепила палочками кусочек рыбы и положила поверх риса в его ложке. Едва начав жевать, Семин нахмурился.

– Что случилось? Попалась кость?

Он покачал головой. Пак Хечжон тоже попробовала рыбу и поняла, что забыла ее посолить. Несоленая скумбрия была безвкусной и слишком жирной. Почему она вечно все забывает? Вчера Семин ушел на занятия, даже не позавтракав, – она сварила суп, но не приготовила рис. Пак Хечжон насыпала на край тарелки немного соли.

– Интересно, а скумбрия может быть альбиносом? – с деланным безразличием спросил Семин. – Ребята говорили, что бывают дельфины-альбиносы и львы-альбиносы тоже. Наверное, и скумбрия?..

Игнорируя настороженный взгляд матери, Семин впился палочками для еды в рыбью тушку.

– Никогда не слышала об альбиносах среди дельфинов и львов.

– А знаешь, почему? Из-за белого цвета животные слишком заметны врагам. Поэтому погибают очень рано, и мало кто успевает о них узнать. Это мне тоже ребята сказали.

– По-моему, ерунда. Хорошо, враги могут быть у кошки или даже дельфина, но кто осмелится быть врагом льва?

– Другие львы. Альбинос становится изгоем среди сородичей и должен умереть.

Семин отвечал ровным голосом, но она заметила, как дрогнула рука, сжимавшая палочки. Кровь отлила от ее лица. Пак Хечжон вспомнила историю из старой газеты у заброшенного дома. Тот человек, который воткнул нож в случайного прохожего, не имея на то ни малейшей причины… Действительно ли у него не было никакого мотива? Она хорошо помнила жестокие лица одноклассников Семина, тех мальчиков и девочек, что окружали ее сына и травили его, выдумывая гадкие шуточки об альбиносах. Из-за того, что дети были всего лишь детьми и не могли знать, что некоторые раны с годами не заживают, а становятся только глубже, их слова и поступки злее и бессердечнее, чем слова и поступки взрослых. Ее рука сжалась в кулак.

По-прежнему спокойно Семин продолжал:

– А еще бывают растения-альбиносы. У них не работает процесс фотосинтеза, и они тоже быстро умирают.

– Кто, ну кто тебе все это рассказывает?!

– Подожди, – Семин вдруг вскочил со стула и указал на телевизор в гостиной.

Она обернулась. Показывали сюжет об утреннем следственном эксперименте. Сначала на экране появился мужчина, нависший над манекеном, а затем – толпа, блокирующая подступ к полицейскому фургону. Заброшенный дом выглядел отнюдь не мрачным и угрюмым, а всего лишь пустынным и тихим. Журналист, ведущий репортаж, сообщил, что за последний месяц были убиты два мальчика, жившие в многоэтажках. Ее зазнобило, и она обняла себя за плечи.

– Мам, ты знаешь, почему мастер Квон это сделал? – спросил Семин, снова усевшись на стул и перемешивая рис палочками.

Человека, который убил детей, звали мастер Квон. Он преподавал тхэквондо и пользовался большой популярностью у мальчишек.

– А я знаю. Если бы меня спросили… – Семин пристально взглянул на мать.

Пак Хечжон хлопнула его по спине:

– Хватит. Тебе всего одиннадцать, что ты можешь знать.

Семин положил палочки и поднялся. Опершись на стул, он молча смотрел на мать. Опустошенный взгляд не был взглядом ребенка. Ей не стоило этого говорить. И школа, и улица были для него не лучше зоопарка Монтесумы, и его жизнь никак нельзя было назвать жизнью обычного одиннадцатилетнего мальчика. Она страдальчески поморщилась. Говорить такое имела бы право мать, у которой рос здоровый одиннадцатилетний ребенок, не знающий ни издевательств, ни всего остального, чего большинство детей не переживают в его возрасте.

В глазах Семина вспыхнул насмешливый огонек.

– Иди делай домашнее задание.

Он неторопливо направился в свою комнату. Пак Хечжон осталась прибираться на кухне. Ставя посуду в раковину и вытирая стол, она вспоминала, как несколько дней назад предложила переехать в другое место.

Семин часто задышал и уставился на нее:

– Опять? Я не собираюсь сбегать и из этой школы.

Для Семина не существовало преград. Он не только не испытывал замешательства, когда его откровенно разглядывали, но и прямо отвечал на любопытные взгляды, так что люди первыми отводили глаза. Если не считать спорта, он стремился быть лучшим во всех предметах, будь то математика, письмо или рисование. Но от людей с внешностью Семина общество ожидает только одного: чтобы те оставались незаметными. В противном случае общество готово применить силу.

Пак Хечжон безвольно опустилась на стул. Сколько бы она ни думала, никакого другого выхода, кроме эмиграции, не находила. В Америке или во Франции белые брови и необычные глаза Семина не привлекали бы столько внимания. Но сын отказывался обсуждать даже перевод в другую школу, а уж эмиграцию и подавно. Если бы она отважилась на переезд за границу, когда он был совсем маленьким и еще не мог ей возражать! Пак Хечжон с силой скрутила кухонное полотенце, которое держала в руках.

Поднявшись со стула, она пошла в комнату сына. Семин в наушниках лежал на кровати, вытянувшись во весь рост. Он не стал притворяться, что спит. Ей было любопытно, что за музыку он слушает, и она прилегла рядом, вынула один наушник из его уха и прижала к своему. Из наушника не донеслось ни звука. Она вставила его плотнее. По-прежнему тишина. Семин рассмеялся и показал ей язык. Она рассмеялась вслед за ним.

– Как ты думаешь, кем мне стать, когда вырасту? – повернувшись к ней, спросил Семин.

Она потрепала его по щеке:

– Ты же хотел стать политиком?

– Теперь уже не хочу. Лучше магом.

– Магом?

– Да. Как Дэвид Копперфилд. Ты ведь о нем знаешь? Он известен во всем мире.

– Кажется, видела когда-то по телевизору.

– Что значит: «кажется»? Ты либо видела, либо нет.

– Просто это было так давно…

– Все равно не говори так. Иначе люди будут думать, что ты глупая. Поняла?

Едва сдерживая смех, она смотрела на сына.

– Поняла? – с нажимом повторил он.

– Да-да, кажется, поняла.

– Ты нарочно!

Пак Хечжон тихонько ткнула пальцем ему в бок. От щекотки Семин свернулся в комок и захихикал. Смех сына словно проник в ее тело, разбудил задремавшие силы, наполнил любовью и радостью.

– Но знаешь… – отсмеявшись, взглянул на нее Семин.

Его глазные яблоки вдруг непроизвольно задвигались, и он тут же закрыл лицо руками, не желая, чтобы она видела его в этот момент. Заболевание, часто встречающееся у альбиносов, не обошло стороной и Семина. Повлиять на нистагм было невозможно, оставалось лишь ждать.

Почувствовав, что глаза снова в порядке, Семин вернулся к прерванной мысли:

– Может случиться так, что я не стану ни политиком, ни магом, ни кем-то еще…

Она вопросительно на него посмотрела.

– Я хочу сказать… Возможно, я уже кое-кем стал…

Семин словно размышлял вслух. Речь его звучала совсем не так уверенно, как обычно. Это было на него непохоже: Семин убежденно излагал даже то, в чем плохо разбирался, заставляя ее всякий раз нервничать перед их собеседниками. Она приподнялась на локте, чтобы лучше видеть сына. Его лицо было совершенно бесстрастно. По крайней мере, ей не удавалось ничего прочитать: Семин лишь несколько раз моргнул, но и все.

– Просто… Иоанн… Он мне сказал…

Иоанн? Кто это? Она впервые о нем слышала. Семин почувствовал ее недоумение.

– Так зовут мастера Квона. Это его второе имя.

Она дернулась, словно получила пощечину. Заметив ее реакцию, Семин нервно облизал губы.

– О, кто-то пришел.

Семин сел на кровати. Пак Хечжон тоже приподнялась. Она не могла понять, действительно ли звонят в дверь, или звук доносится из телевизора. Однако сын встал и уверенно направился к входной двери. Она пошла следом. Открыв дверь, они увидели двух женщин и стоявшего чуть поодаль тощего старика в костюме. Одежда была ему велика, галстук на тонкой шее болтался, как поводок у собаки.

– Добрый вечер. Мы живем здесь неподалеку. Пришли поделиться вестью, которая наполнит радостью ваши сердца.

Женщины были в длинных юбках. Старшая, выглядевшая, по меньшей мере, на восемьдесят, одета в желтую кофту, ее более молодая спутница неопределенного возраста – в синюю. Пак Хечжон, всегда обращавшая внимание на обувь, по привычке бросила взгляд на ноги женщин. По насквозь промокшим туфлям нетрудно было понять, что их владелицы весь день ходят от двери к двери, выслушивая отказы или вовсе не получая ответа.

– Надеюсь, мы не слишком вас беспокоим… Мы хотели бы с вами поговорить, если это удобно, – робко сказала женщина в синей кофте и быстро облизнула пересохшие губы. Ее нервозность выдавала человека, который, несмотря на сотни предшествующих просьб и отказов, все еще не привык к своей роли.

– Извините, но… – начала Пак Хечжон.

– Добрый вечер. Заходите, пожалуйста, – перебил ее на полуслове Семин.

Не обращая внимания на мать, он провел гостей в квартиру. Тяжело вздохнув, Пак Хечжон присоединилась к компании.

– Могу предложить вам только кофе…

– Спасибо, сестра, но достаточно простой воды. Если вас не затруднит.

Уже собравшись было идти на кухню, Пак Хечжон замерла и посмотрела на женщину в синей кофте. Обращение незнакомки распахнуло дверь непрошенным воспоминаниям, и за дверью оказалась родная сестра. Прошлое всегда настигает внезапно. Только что все было спокойно, и вдруг – хлоп! – и уже никуда не скроешься. Со старшей сестрой они никогда не играли в дочки-матери, никогда не ссорились из-за кукол. Сколько Пак Хечжон помнила, сестра всегда болела и почти не вставала с постели, время от времени из ее комнаты доносился страшный нечеловеческий вой. Она хотела бы захлопнуть дверь перед этими воспоминаниями, но помимо воли мысленно уже спускалась по лестнице в комнату сестры. По той самой деревянной лестнице в доме отчима, со скрипящей девятой ступенькой, если считать сверху. Каждый раз, когда мама собиралась вручить Пак Хечжон деньги на карманные расходы, она звала ее в комнату сестры. Этот ритуал должен был напоминать, что деньги, которые она так легкомысленно тратит, достаются ей вместо больной. Даже несколько лет спустя, когда они улаживали дела, мать явилась с сестрой, усаженной в инвалидную коляску. На глазах старшей дочери швырнула младшей документы об аренде квартиры и сберегательную книжку, на которой была внушительная сумма денег, и ушла, даже не взглянув на новорожденного внука.

Включив на кухне чайник, Пак Хечжон поднялась на стул, чтобы достать чашки с верхней полки. Теперь ее поджидал отчим. Стоило пальцам коснуться чашки, как воспоминания о ночах в его доме вырвались из внутренней темницы, где она их прятала. Ночи в его доме. Каждый раз, когда ее отправляли в комнату отчима, мать заранее готовила две чашки чая, как если бы младшую дочь ждала дружеская беседа за чаепитием. Пак Хечжон схватила чашки и поспешно спустилась со стула. Ноги вдруг ослабели, и она чуть не разбила посуду.

– Где же оно?

Оказалось, Семин тоже пришел на кухню и что-то разыскивал. Включив воду, она ополаскивала чашки, незаметно наблюдая за сыном.

– У нас осталось бисквитное печенье? Ты покупала вчера.

– А что?

– Хочу предложить… гостям.

Перед словом «гости» Семин зажмурился и с наслаждением втянул носом воздух. Раньше он делал так лишь тогда, когда ел свое любимое вишневое мороженое. Семину нравилось, когда в дом приходили люди, но, если не считать матери Анбина, к ним обычно заглядывали лишь сантехник и сотрудник жилищно-управляющей компании. А теперь и мать Анбина почти у них не бывала. Пак Хечжон указала сыну на холодильник. Семин открыл холодильник и принялся изучать содержимое. Коробка с печеньем лежала на видном месте, но он никак не мог ее найти. У Пак Хечжон судорожно сжалось горло. Врач предупреждал, что Семин потеряет зрение совсем скоро. Голову пронзила острая игла боли – она впервые почувствовала неотвратимость будущего, о котором говорил врач.

– А, вот же оно!

Семин достал коробку, разложил печенье на блюде и, поставив блюдо на низенький чайный столик, радостно взглянул на мать. Она отнесла столик в комнату. Женщины, сидевшие на диване, опустились на колени и склонились в молитве. Старик, с самого начала державшийся на некотором расстоянии, снова расположился поодаль, на полу, скрестив ноги. Пак Хечжон не отрывала глаз от молящихся женщин. Ее поражало отнюдь не их поведение, а вид сильно потрепанных внизу рукавов. Насколько же старыми должны быть кофты, чтобы так выглядеть? Да и костюм старика был ничуть не новее.

– О чем вы молились? – спросил Семин, дождавшись, пока гостьи закончат.

Все это время он пристально следил за их губами, беззвучно шептавшими обращение к Господу.

– О том, чтобы нам удалось передать счастливую весть и этому дому.

– Какую счастливую весть?

– Ты ходишь в церковь?

– Нет, но я знаю и о Боге Отце, и об Иисусе.

– Тогда… – начала было женщина в синем, но старшая ее остановила.

Едва заметно нахмурившись, старуха указала на телевизор и попросила сделать потише. Семин мигом вскочил и, промчавшись по квартире, выключил оба телевизора и радио на кухне. Один за другим замолкли диктор новостей, продавец телемагазина и эстрадный певец.

– Ну вот, теперь тихо!

В ответ на слова сына Пак Хечжон с силой потерла лицо. Тишины она не выносила. В тишине всегда просыпались другие, терзавшие ее голоса.

– Так значит, тебе известно о Том, Кто создал этот мир? – Брови женщины в синем изогнулись, словно пытаясь изобразить вопросительный знак.

Семин криво усмехнулся:

– А кому неизвестно? Все слышали о Боге.

– Хорошо. И ты веришь, что мир – это творение Его?

– Нет. В выдумки я не верю. Я верю в теорию эволюции.

– Ты уже знаешь о теории эволюции?!

– А как же. О теории эволюции, о Дарвине, о «Происхождении видов».

– Не может быть!

– Если бы на Галапагосских островах не обитали вьюрки, книга «Происхождение видов» не была бы написана. Этих птичек позже назвали дарвиновыми вьюрками.

Семин с торжествующим видом взирал то на одну, то на вторую гостью. Старшая, судя по всему, была искренне впечатлена и от удивления даже приоткрыла рот. Для восьмидесятилетней старухи выражение лица у нее было слишком простодушным, слишком неискушенным. Пак Хечжон в замешательстве смотрела на эту странную старую женщину. Неожиданно вспомнился мастер Квон. Всякий раз, когда им доводилось встречаться, она испытывала похожую неловкость, но только сейчас поняла, почему. У тридцатидевятилетнего мужчины был по-детски наивный взгляд.

– Вот это да! Какой умный мальчик!

– Благодарю, – церемонно произнес Семин, поднимаясь и кланяясь. – Но вы так и не сказали, что за счастливую весть хотели нам передать.

– Ах да, конечно. Счастливая весть.

Женщина в синем повернулась так, чтобы лучше видеть Семина. Стерев с лица улыбку, она заговорила серьезным тоном:

– Давай сначала поговорим о Вселенной. Как ты ответишь на вопрос: где находится планета Земля?

– В космическом пространстве!

– Верно. И все это пространство смертельно опасно, как бескрайнее поле боевых действий. Там и радиация, и пролетающие каменные «снаряды»… Но чувствуешь ли ты все это, живя на Земле?

– Не чувствую.

По лицу Семина вдруг заструились слезы. С его глазами, глазами альбиноса, это случалось регулярно. Как и нистагм, слезотечение можно было только переждать.

– Не обращайте внимания. Я не плачу.

Склонив голову набок, женщина в синем участливо смотрела на Семина. У него на лице мгновенно отразилось недовольство. Семину легче было переносить отторжение или страх, нежели сострадание. Будто желая стереть ее взгляд, он резко провел по лицу ладонью.

– Я говорю, ничего такого я не чувствую. Никакой радиации.

– Именно. Разумеется, не чувствуешь. А все потому, что у Земли есть защита. Своего рода доспехи. Во-первых, магнитное поле. Как бы попроще объяснить, что это такое…

– Попроще необязательно. Я, наоборот, люблю, когда объясняют посложнее, – сказал Семин, вызвав у собеседницы улыбку.

– Представь, что в самом центре Земли находится ядро, состоящее из расплавленного железа. Это ядро вращается. Считают, что благодаря ему и существует геомагнитное поле, которое простирается далеко за пределы планеты. Оно защищает Землю от вредных космических излучений.

Внимательно слушавший Семин кивнул.

– А еще Землю защищает атмосфера. Помнишь, я говорила о космических каменных «снарядах»? Из-за того, что атмосфера окутывает планету, словно одеяло, они не попадают на Землю. Удивительно, правда?

– Да.

– Приверженцы теории эволюции скажут, что защитные механизмы Земли появились по чистой случайности. Но не слишком ли замечательно все работает для случайности? Как могла сложиться такая идеальная система, если только ее не придумал идеальный разум?

– Вряд ли все так просто. Надо узнать другую точку зрения.

– Что-что?

– Надо выслушать тех, кто верит в теорию эволюции.

– Ох. Честное слово, первый раз встречаю такого смышленого ребенка.

– Благодарю, – Семин вновь поднялся и поклонился.

Женщина в синем повернулась к Пак Хечжон, чтобы выразить восхищение сыном, но та погрузилась в раздумья и не заметила взгляда гостьи: «Ядро из расплавленного железа в центре Земли. Как же быстро оно вращается, если магнитная сила преодолевает десятки тысяч километров, пронзая земную твердь и простираясь далеко в космос?»

– Хорошо, давай вернемся к этому разговору позже. Понимаешь, Семин, от того, во что ты веришь, зависит…

– Подождите. Откуда вы знаете, как меня зовут?

Его зрачки расширились. Сидевшие молча и как будто задремавшие женщина в желтом и старик одновременно открыли глаза. Все словно застыли. Никто не сказал бы точно, сколько длилось безмолвие, но наконец старуха опять прикрыла глаза, глубоко вздохнула и на выдохе произнесла: «Аминь».

– Мама, ты называла меня по имени, когда они пришли? – спросил Семин, пристально глядя на мать.

Пак Хечжон не отвечала. Она силилась понять, кто эти люди и откуда знают Семина, смотрела рассеянно и отрешенно.

Мальчик затряс ее за плечо:

– Мама, тебе задали вопрос!

Семин раскраснелся. Пак Хечжон взглянула на женщину в синем и все также рассеянно кивнула.

Мальчик чуть не задохнулся от возмущения:

– Да нет же! Ты не называла моего имени!

– Семин, мы просто слышали о тебе раньше. Мы каждый день говорим с людьми, – с улыбкой стала объяснять женщина в синем.

Улыбка выглядела неестественной. Улыбались губы, но верхняя половина лица казалась окаменевшей, и взгляд оставался настороженным.

– И что же вы слышали?

– Что в этом доме живет не по годам умный мальчик, его зовут Пак Семин. Когда мы с тобой заговорили, я поняла, что это ты. Какой ребенок мог бы быть еще умнее?

– Кто вам это сказал? – с вызовом продолжал Семин, вздернув подбородок.

– Не помню. Мы заходим в десятки квартир…

– Ребенок или взрослый? Хотя бы это вы помните?

– Если не ошибаюсь, ребенок…

Пак Хечжон все еще смотрела на женщину в синем. Ответив на ее взгляд, та опять принужденно улыбнулась. На этот раз улыбка поднялась выше, к переносице, но по-прежнему не затронула глаз. «Откуда она знает Семина? Почему врет?» – кружилось в голове Пак Хечжон.

– Мальчик или девочка?

– Кажется, девочка…

– А что она еще вам сказала? Кроме того, что я умный?

– Пытаюсь вспомнить…

– Очевидно, не о том, что я альбинос. Иначе вы бы меня узнали, как только вошли.

– Что же еще… Знаешь, кажется, больше ничего не говорила. Только о том, что мальчик удивительно умный…

– А! Может, девчонка с длинными волосами, выкрашенными в зеленый цвет?

– Да, кажется, именно она…

– Это Чуи. Только у нее зеленые волосы. – Семин наконец расслабился и рассмеялся. – Она сама неплохо учится. Но я бы не назвал ее умной.

– Разве тот, кто хорошо учится, не умен по определению?

– Это совершенно разные вещи. Как взрослые могут этого не знать?

– Семин! – предупреждающе произнесла Пак Хечжон.

Сын легко переступал черту, стоило кому-то его похвалить. Он тут же смутился и прикусил губу. Старуха в желтом, все это время просидевшая с прикрытыми глазами, вдруг дернула шеей и сдавленно хрипнула.

– Уже девять часов, нам пора, – произнес старик, заговорив впервые за вечер.

Было заметно, что ему неловко. Женщина в синем поспешно поднялась и помогла встать старшей спутнице. Они взяли свои вещи и направились к входной двери. Женщина в синем поддерживала старуху, продолжавшую дергать шеей.

– Может, побудете еще? Мы ложимся не раньше одиннадцати, – насупившись, заговорил Семин.

Ему никто не ответил. У самой двери старуха словно очнулась и оттолкнула руку женщины в синем.

– Скажите хотя бы, как вас зовут.

– Меня? – переспросила женщина в синем, надевая сырые туфли. – Есфирь.

Семин несколько раз беззвучно повторил имя, стараясь запомнить. Затем торопливо прошел в гостиную, взял со стола блюдо с печеньем и вернулся к двери.

– Есфирь, возьмите это с собой.

Женщина уставилась на печенье.

– Вы придете к нам еще? – спросил Семин.

Есфирь посмотрела на мальчика и кивнула.

– А когда?

Женщина чуть повела головой. На ее глаза отчего-то набежали слезы. Она смотрела на мальчика ласково, словно хотела утешить. Вглядевшись в ее лицо, Пак Хечжон с силой сжала руки. От недоброго предчувствия у нее заныло сердце и похолодело внутри.

– Скоро.

Вслед за старшими спутниками Есфирь покинула квартиру. Как только закрылась дверь, Пак Хечжон прошла по комнатам, включая телевизоры и радио. Семин с мрачным видом вновь уселся за чайный столик.

– Смотри, к кофе никто не притронулся, – проговорил он угрюмо. – Они просили воды, но ты сделала кофе.

Ничего не ответив, Пак Хечжон опустилась на диван.

– Я хотел услышать, что это за счастливая весть. Но, конечно, они ушли, раз им даже не дали воды в этом доме.

– Они ушли, потому что уже поздно.

– А вот и нет. Из-за того, что вместо воды им принесли кофе. Ты всегда так делаешь, вот люди и…

– Прекрати! – Ее глаза вспыхнули.

– Хорошо. Но в будущем, когда тебя попросят дать воды, принеси воду. Поняла?

Она промолчала. Ей всего-то пришлось посидеть за столом, но она чувствовала такую усталость, словно вернулась из дальнего путешествия. «Откуда взялись эти верующие, кто они? Почему знают Семина, зачем искали его? Семин сказал, что второе имя мастера Квона – Иоанн. Иоанн, Есфирь – имена не корейские. Значит ли это, что гости связаны с мастером Квоном?» Казалось, каждый удар сердца превращался в вопросительный знак.

– Мам, как думаешь, они еще к нам придут? – спросил поникший Семин, глядя на чашки. – Раз пообещали, должны прийти, правда?

Пак Хечжон не ответила и на это. Семин поднялся и ушел в свою комнату. Она отнесла чайный столик на кухню. «Почему? Почему? Почему?» Вопросительный знак стучал в груди все сильнее. Она застонала и опустилась на пол. Ей казалось, будто чьи-то руки безжалостно сжимают все внутренности. Посидев, она достала из холодильника бутылку сочжу, вылила в раковину остывший кофе, наполнила чашку и выпила одним большим глотком. За первой чашкой последовали еще несколько, а затем она взяла смартфон и нажала первую цифру быстрого набора. Ей не ответили. Прождав до автоматической отмены звонка, Пак Хечжон направилась в спальню. Там пошарила под матрасом, вытащила ключ и открыла нижний ящик шкафа, забитый исписанными тетрадями. Взяла верхнюю и улеглась на кровать.

«Сегодня приходили трое. Верующие. Они знают Семина. Было ясно, что пришли не случайно. Ей страшно. Ей кажется, они связаны с мастером Квоном. Но что общего у этих верующих с убийцей двух мальчиков и с Семином? У нее дурное предчувствие. Ей тяжело с Семином. Так тяжело, что иногда кажется, будто она умирает.

Семин, почему ты все время впутываешься в истории? Почему не ведешь себя незаметно, как другие дети? Это твой способ выживания?»

Отложив авторучку, Пак Хечжон уставилась в потолок. Спустя несколько минут она снова вернулась к записи.

«Почему женщина, назвавшаяся Есфирью, чуть не заплакала перед уходом?»