Czytaj książkę: «Тенденции новейшей китайской литературы»
© ООО «Международная издательская компания «Шанс», перевод, оформление, 2019
© ООО Издательство «Восток-Бук», 2019
© ООО «Издательство Пекинского университета», 2019
Предисловие Современность и тенденции новейшей китайской литературы
С давних пор существовали сомнения в том, что новейшая китайская литература (дандай вэньсюэ) может быть самостоятельным предметом для изучения. В существующей учебной программе факультетов китайского языка новейшая литература и современная литература Китая (сяньдай вэньсюэ) объединены в один предмет. Название дисциплины «Современная и новейшая литература Китая» звучит немного странно. Правильнее было бы назвать ее «Современной китайской литературой», ведь современная литература включает и новейшую. Как же тогда появился дополнительный термин? Почему «современная литература» не может включать «новейшую»?
Очевидно, что между этими понятиями существует разница, и в историческом смысле их нужно воспринимать обособленно. Что такое «современная литература», достаточно ясно, но понятие «новейшая литература» необходимо пересмотреть. Современная литература уже давно существует в качестве учебной дисциплины, однако термин «новейшая литература» можно уяснить только на практике – из произведений писателей и рецензий критиков. Возможно ли составить историю новейшей литературы – вопрос спорный. Историк литературы Тан Тао еще в 1985 году точно подметил: «Невозможно написать историю новейшей литературы»1. Однако произведения и литературная критика нового периода стали значительной частью культуры своего времени, поэтому они обязаны входить в учебную программу филологических факультетов. Можно ли написать историю новейшей литературы – вопрос не столько теории, сколько практики. Вместе с литературой 1950– 1960-х годов она составляет единое целое, поэтому новейшая литература должна стать отдельным предметом2. Разумеется, ее важность как дисциплины зависит от того, насколько быстро она приживется в учебных программах университетов и с каким энтузиазмом будет встречена студентами. Произведений новейшей литературы становится все больше, и они с каждым годом все разнообразнее, что несомненно обогащает предмет материалом и создает дополнительный стимул для его развития.
Действительно, связывать новейшую литературу и историю воедино – дело неблагодарное. Требуются годы, чтобы что-то вошло в анналы истории, ведь алмаз превращается в сверкающий бриллиант только после долгой шлифовки. Однако же есть смельчаки, которые готовы взвалить на себя сумасбродную задачу и написать историю новейшей литературы. Еще в 1922 году Ху Ши написал «Историю китайской литературы за пятьдесят лет»3, то есть с 1872 по 1922 год (ровно пятьдесят лет со дня выхода первого номера газеты «Шэньбао»), и это была в полном смысле слова история новейшей литературы. Инициатива Ху Ши не только не вызвала раздражения, а наоборот – удостоилась похвалы самого Лу Синя: «Эта книга принесла мне большую радость и удовлетворение». Писатель считал, что «подобные исторические обзоры гораздо важнее пустого доктринерства»4. С другой стороны, реальность меняется настолько стремительно, что новшества последних ста лет выглядят гораздо значительнее, чем предшествующий им период. Ближайшие пятьдесят лет тоже могут пролететь с невероятной быстротой. Возможно, тогда уже будет слишком трудно вспомнить те явления, которые происходят сейчас. Именно поэтому есть все основания для создания истории новейшей литературы. При этом необходимо исходить из некоего чувства ответственности. Понимание современной истории имеет очень важное значение, ведь это личный опыт и воспоминания недавнего прошлого. Они имеют преимущество перед «делами давно минувших дней», рождают живые образы исторических событий, которые вот-вот канут в прошлое. Наша книга, возможно, станет последней памятью об этом этапе литературы.
Несмотря на то что явления современности чрезвычайно изменчивы, было бы неверно при их описании полагаться лишь на разрозненные эмпирические данные. Необходимо в качестве основы своего исследования использовать теоретические установки, только так получится описать явления литературы на более широком историческом фоне. Особенность современной литературы Китая заключается в теснейшей ее связи с нынешними явлениями в Китае. Термин «современность» действительно слишком часто использовался в научных кругах, однако исследований, которые могли бы наиболее полно вписать новейшую литературу Китая в контекст современной реальности, не так уж и много. Именно поэтому ответственный подход к теоретическому аспекту новейшей литературы поможет описать ее суть наиболее глубоко и емко.
Периодизация новейшей литературы Китая
Согласно исследованию историка литературы Хун Цзычэна, до конца 1950-х годов авторитетные литературные организации и критики не использовали термин «новейшая литература». Он не встречается в таких работах, как «Десятилетие литературы» Шао Цюаньлиня (1959), «Блистательные достижения социалистической культуры и искусства Нового Китая» Мао Дуня (1959), в коллективной монографии Института литературы Академии общественных наук КНР «Литература Нового Китая за последние десять лет» (1960), в докладе Чжоу Яна «Путь социалистической литературы и искусства Китая» (1960). Однако упоминаются похожие термины: «литература Нового Китая», «литература после создания КНР», «социалистическая литература», то есть подчеркивается историческое значение литературы, созданной после образования республики в 1949 году. Впервые термин «новейшая литература» появился в 1962 году в «Истории новейшей литературы Китая», опубликованной коллективом факультета китайского языка Педагогического института Центрального Китая 5.
Что же все-таки подразумевается под этим термином? Вэнь Жуминь и Хэ Гуймэй в монографии «Общие научные положения о новой и новейшей литературе Китая» указывают: «Появление новейшей литературы – это один из этапов стандартизации исторического описания литературы. Это особенно проявляется в изменении терминов – переходе от “новой литературы” (синь вэньсюэ) к “современной” и “новейшей”»6. С заменой «новой литературы» на «современную» исчез революционный смысл первого термина. «Новая литература» стояла между «старой демократией» и «новой демократией», а «новейшая литература» стала подразумевать «социалистическую революционную литературу». Если в замене термина «новая литература» на «современную» есть некий политический оттенок, то понятие «новейшая литература» имеет другую окраску, т. к. происходит из научных работ и заменяет такие изобретенные политологами-теоретиками понятия, как «литература Нового Китая» и «социалистическая литература». Из-за того, что литературе после образования КНР придавалась, возможно, чересчур сильная политическая окраска, ученые решили использовать термин «новейшая литература». Я полагаю, этот термин имеет меньшую политическую и историческую окраску. По сравнению с терминами «литература Нового Китая», «социалистическая литература», «литература республики», термин «новейшая литература» нейтрален. Разумеется, новейшая литература имеет отношение к истории, и даже если в историческом плане этот термин нейтрален, то его содержание несет определенный политический контекст. В промежутке между появлением термина «новейшая литература» и утверждением понятия «новый период»7 история играла важную роль. Весь ХХ век китайская литература отражала важные политические и исторические события.
Некоторые исследователи полагают, что неуместно называть новейшей литературой произведения, созданные в период с 1949 года по настоящее время, так как написанное шестьдесят лет назад можно именовать новейшим с большой натяжкой. Тань Бэйфан считает, что термин «новейшая литература» в значительной степени определяется временными понятиями «современности» и «текущего момента»: «В конце 1950-х или в 1960-х годах мы называли литературу, появившуюся после 1949 года, новейшей и были правы, ведь на тот момент прошло лишь двадцать лет». Однако продолжать называть ту литературу новейшей представляется неуместным: чем больше времени проходит, тем сложнее называть прошедшие годы новейшим этапом. Ученый полагает, что так называемая новейшая литература – это, в первую очередь, литература текущего момента8. Китайские иероглифы, составляющие слово «новейший», можно также перевести как «текущий период», «настоящая эпоха». Оно соответствует английскому слову contemporary («принадлежащий к одному периоду»). Разумеется, период может быть как коротким, так и длинным. Более половины века – это не так уж и мало. Понятие «современный» в контексте европейской культуры относится к более отдаленному прошлому. Например, период зарождения капитализма в XVII веке или период секуляризации христианства могут считаться началом современной эпохи. Поэтому понятие «новейший» относится на временной оси к текущему моменту, а также охватывает около пятидесяти лет до и после этого момента. Здесь все должно быть понятно.
Однако суть остается: появление термина «современный» связано с 1949 годом, когда возникло понятие «Новый Китай», – оно описывает политическое явление и не может отразить глубинные изменения, которые начали происходить в литературе. Такая периодизация истории литературы исходит из деления китайской истории на древнюю (с древности до Опиумных войн XIX века), новую (середина XIX века – 1919), современную (1919–1949) и новейшую (после 1949). Возможно, такая периодизация была принята на основе книги Фань Вэньланя9 «Общая история Китая», однако этот труд охватывает только первые два периода10, два других выделены исключительно по аналогии.
В новый и современный периоды истории страна пережила множество социальных преобразований. Революции формировали временные вехи. Литература и искусство стали мощной силой и под влиянием общественных переворотов претерпели коренные изменения. С этой точки зрения давать периодизацию истории литературы опираясь на политику уместно. Однако литература и искусство имеют внутренние факторы исторического наследования, свои определенные временные вехи, поэтому историю литературы нельзя делить на разрозненные фрагменты. Литература после 1949 года имеет теснейшую связь с литературой, появившейся после «движения 4 мая»; она основана на левой литературе и литературе освобожденных районов Яньаньского периода. Эти два типа подготовили базу для литературы Нового Китая, это касается концепций, структуры, системы и пр. Поэтому если уж проводить границу между современной и новейшей литературами и искать источник последней, то пусть это будут выступления Мао Цзэдуна на совещании по вопросам литературы и искусства в Яньани.
Действительно, вполне справедливо считать совещание в Яньани 1942 года отправной точкой для новейшей литературы, для социалистической революционной литературы. Так обнаруживается причинно-следственная связь: современная и новейшая литературы имеют общий временной отрезок.
Ван Дэвэй 11 в своей работе «Современность под гнетом»12 выдвинул следующую идею: «Если бы не было литературы Поздней Цин 13, не было бы и “движения 4 мая”». По мнению ученого, современные литературные тенденции проявились уже в прозе Поздней Цин, радикальная современность «движения 4 мая» подавила ее разнообразие. Я полагаю, если заново пересмотреть источники, общие периоды, сломы и повороты в истории современной и новейшей литератур, можно обнаружить их взаимозависимый исторический контекст и выделить важные тезисы.
В этой книге 1942 год рассматривается как точка отсчета новейшей китайской литературы, которая даст понимание сущности истории литературы и тех изменений, которые она претерпела.
Предлагается следующая периодизация:
Чэнь Сыхэ 14 в «Учебном пособии по истории новейшей китайской литературы» рассматривает 1949–1978 годы как единый период от образования КНР до III Пленума ЦК КПК 11-го созыва. Вторым периодом ученый называет 1978–1989 годы, третьим – последнее десятилетие ХХ века. Если обобщить, то 1942–1992 годы можно считать одним периодом. В эти пятьдесят лет в литературе доминировала эстетика социалистического реализма и наблюдалось усиление модернистских явлений. В период с 1992 года и по настоящее время (более того, это распространяется на будущее) благодаря разнообразию форм литература вступила в эпоху распада модерна и формирования постмодернистских установок. Описание этого периода – задача ученых уже последующих поколений.
Естественно, любая периодизация литературы исходит из учебной и исследовательской необходимости, ставит целью понимание и разъяснение и является по сути относительной теоретической установкой. В другой системе координат, скажем, через сто или триста лет, ученые, очевидно, не станут выделять мелкие периоды. Сейчас при анализе эпохи Тан в понятие «золотой век танской поэзии» (713–756) включены все различия, изменения и переломы, которые произошли в литературе и искусстве той поры. Через многие годы, анализируя пятьдесят лет ХХ века, возможно, потребуется лишь одна концепция, которая сможет описать специфику периода.
Первый период: 1942–1956 годы. Это время перехода от новой демократической революционной литературы к социалистической. Хотя в районах, подвластных Гоминьдану, в 1930– 1940-х годах возникло движение левой литературы, а также существовала полемика о пролетарской революционной литературе, только в освобожденных районах Яньаньского периода после публикации речи Мао Цзэдуна начался реальный переход от литературы «движения 4 мая» к пролетарской революционной литературе. «Выступления» Мао Цзэдуна определили суть китайской литературы, направление, задачи и художественное своеобразие. Руководствуясь идеями Председателя Мао, большинство интеллектуалов, собравшихся в Яньани, создали множество революционных произведений. Это была огромная перемена для общества. Знаковыми произведениями стали: роман Чжоу Либо «Ураган», роман Дин Лин «Солнце над рекой Сангань», поэма Ли Цзи «Ван Гуй и Ли Сянсян», рассказ Чжао Шули «Женитьба Сяо Эрхэя», музыкальная драма Хэ Цзинчжи «Седая девушка».
Идеи Мао Цзэдуна задали направление художественного творчества в период социалистической революции и государственного строительства на I съезде деятелей литературы и искусства в 1949 году. После I съезда увидели свет множество произведений, созданных под влиянием этих идей. Все интенсивнее развертывалась идейная борьба в литературной сфере, ставившая целью полностью изменить мировоззрение писателей. Происходило все большее сопряжение художественного творчества и дела революции. Одним из ярких эпизодов было движение «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» 1956 года.
Второй период: 1957–1976 годы. После «борьбы с правыми» и движения 1957 года литература и искусство стали еще более политизированными. Самостоятельное развитие социалистического творчества уступило место политической борьбе, искусство стало ареной для развертывания политической деятельности, пространства для настоящего творчества становилось все меньше. Унификация общественного мнения в литературе привела к тому, что сама кампания по «борьбе с правыми» погрузилась в идейную пустоту. В результате художественное и философское творчество все время стремились заключить в рамки. Дискуссии этого периода в основном велись вокруг борьбы с правыми и реализма. Характерными произведениями стали так называемые «три красных романа»: «История красного знамени» Лян Биня, «Красное солнце»15 У Цяна и «Красный утес» Ло Гуанбиня и Ян Ияня, а также роман «Начало» Лю Цина. В поэзии выделялись стихи Го Сяочуаня и Хэ Цзинчжи.
«Великую пролетарскую культурную революцию» часто выделяют в отдельный период. Литература этого периода обычно рассматривается отдельно, то есть вне общего литературного течения, так как период революции – темный период в истории. В то же время это объясняет доминирование политических тем в литературе 1950-х – начала 1960-х годов. При линейном рассмотрении истории литературы может создаться впечатление, будто бы с наступлением 1966 года все литературное творчество, существовавшее до этого периода, исчезло, и появилось нечто новое, с совершенно другим тематическим уклоном. Однако это, несомненно, искажение истории и безответственное сокрытие правды. «Культурная революция» стала неизбежным результатом усиления модернистских тенденций, революционной крайностью идейной культуры, а также неотвратимой «кульминацией» идеологической историзации. Все это неразрывно связано с предшествующим этапом. Это фундаментальная точка зрения, которой необходимо придерживаться, размышляя о литературе и истории этого периода.
Третий период: 1977–1989 годы. Это время часто называют новым периодом, прощанием с «культурной революцией», выправлением ошибочного и восстановлением правильного курса, началом нового исторического этапа, а точнее – возвращением на прежний правильный исторический путь. С помощью подобной формулировки пытались связать новый период с прежним верным курсом на реализм в литературе, начавшимся с 1950-х годов. На самом деле за ней стоял другой смысл: «правильный путь», инициированный движением идеологического раскрепощения, являл собой источник новой истории, истории после «культурной революции». Первые литературные произведения нового периода были весьма консервативными и представляли продолжение тенденций 50–60-х годов. Если судить о новом периоде с точки зрения «литературы шрамов» и основной массы писателей, принадлежащих к правому крылу «возвратившихся» и к образованной молодежи, то можно заметить, что последние стали придавать надысторическое значение ультралевому пути. Такой подход предусматривал обобщение исторических последствий и переложение всех ошибок на плечи «Банды четырех». В сухом остатке – «чистая», правильная история. Таким образом, можно было придать новое историческое значение, провести границу между прошлым и будущим и благодаря этому найти исходную точку для развития. В литературе этого периода история всегда имела некое правильное влияние, она могла восполнять потери и залечивать раны, исправлять ошибки и указывать путь. «Литература шрамов» тщательно исследовала исторические изломы, но в то же время всегда прощала, освобождала и заново создавала историю. Эта новая история стала истоком и основой нового периода. Энтузиазм литературы нового периода породил общий дух этой эпохи. Был создан целый пласт истории: от «литературы шрамов» до «туманной поэзии», от «литературы реформ» до «литературы образованной молодежи», от модернизма до направления «поиска корней». Это история, которую люди воспели и сохранили в своих сердцах.
Четвертый период: последнее десятилетие XX – начало XXI века. Литература 1990-х годов развивалась под влиянием духа нового периода 80-х. Литературу 90-х годов описывают как хаотичную, поверхностную, заполненную культурным вакуумом. Даже к 2006 году встречались еще резкие и односторонние суждения о том, что «китайская новейшая литература – мусор», «литература мертва». Литература 90-х годов утратила поддержку общества, начала возвращаться к своей сути, а в процессе объяснения загадок истории вернулась к описанию личности. Произведения 90-х, испытывавшие сильнейшее влияние общества потребления, некоторое время действительно казались невежественными и беспомощными. Однако они основывались на силе искусства, а потому были более чистыми, даже выйдя на рынок эта литература все-таки сохранила свою сущность, постепенно освободилась от тисков идеологии. Молодые писатели, основываясь на опыте литературы авангарда, ищут способы связи с меняющейся эпохой, новые формы эстетического чувства, путь в будущее. В связи с недостаточным промежутком времени сейчас нет возможности тщательно проанализировать литературу конца XX – начала XXI века. Однако для понимания литературы того или иного периода ретроспективный анализ, охватывающий более широкий временной интервал, не всегда лучше анализа «здесь и сейчас», анализа того, что «мы уже имеем». Возможно, те вещи, которые эта литература упустит, прямо пропорциональны тем, которые она приобретет. С этой точки зрения феномен литературы конца XX – начала XXI века так или иначе является наследием для следующего поколения, которое поможет им детально проанализировать и лучше понять этот период.
Сущность истории новейшей литературы и повествовательные концепции
За полемикой о периодизации новейшей литературы на самом деле скрываются различные взгляды на ее свойства. Литература всегда остается литературой, но ни одна историческая эпоха не преминет оставить след на ее теле. В особенности новейшая история: она оказала такое большое влияние на литературу, что ни одно исследование не обходит эту тему.
История – это, по существу, повествование (нарратив). Оно не конечно, ему свойственны пробы и ошибки, исправления, подтверждения, изменения и повторные подтверждения – целый процесс. Суть новейшей литературы Китая в том, что это революционная литература новой демократии, или литература социалистического реализма, или литература революционного реализма – нельзя смешивать эти понятия. Они сформировались в результате трактовок различных теоретиков литературы и авторитетных ученых. Порой эти понятия наслаиваются, порой противоречат друг другу. Например, в январе 1940 года Мао Цзэдун на I съезде деятелей культуры на территории пограничного района Шэньси – Ганьсу – Нинся16 выступил с речью «О новой демократии», в которой назвал культуру Китая того периода «культурой новой демократии», «антиимпериалистической и антифеодальной культурой народных масс, руководимых пролетариатом». Поэтому существует трактовка «новодемократической революционной литературы». Мао Цзэдун приложил все силы к тому, чтобы на ее основе создать новый тип культуры под руководством пролетариата. После 1949 года литература Нового Китая стремилась стать социалистической.
Хотя для новейшей литературы существует множество различных определений, однако за политикой оставалось последнее слово в определении ее сути. Если литература принадлежит политике, то политика имеет полное право управлять ею – здесь все просто. В таком случае история литературы – это всего лишь глава из учебника по политологии или учебника по истории партии. Но сложность состоит в следующем: даже если какая-то часть новейшей литературы политизирована, а авторы впадают в крайности под влиянием сменяющих друг друга политических движений, это все равно искусство, находящееся вне политики, обладающее сугубо литературными чертами. Поэтому при анализе новейшей литературы нужно иметь широкий исторический кругозор и глубокую теоретическую подготовку. Почему новейшая литература Китая так крепко была связана с политикой? Почему революции так понадобилась литература? Почему, несмотря на давление революции, литература все-таки оставалась литературой и продолжала существовать?
Следовательно, новейшую литературу Китая нельзя определить одним термином, например, «социалистическая литература», и на этом считать задачу написания истории литературы выполненной. Невозможно суть этой литературы выразить одним кратким и окончательным определением, назвав ее продуктом политической идеологии. История и литература этого периода связаны между собой очень крепкими и очень сложными нитями. Древний консервативный китайский народ, приверженец золотой середины во всем, вдруг становится на радикальный путь революции и избирает художественное слово самым эффективным средством для переформирования духа, мыслей и чувств нации. Это поистине беспрецедентный случай. Чтобы точно описать литературу этого периода, необходимо вспомнить о духовном состоянии китайского народа, о том, как эта древняя нация столкнулась с современностью и избрала особый способ отклика на это в литературе. Нужно рассказать о чаяниях народа, его страданиях и его новой жизни. Это наш главный ориентир на пути понимания новейшей литературы и наша исходная точка для размышлений над ней. Только исходя из этих мыслей и чувств можно придать литературе по-настоящему исторический смысл, найти корни новейшей китайской литературы и предугадать путь ее развития.
В попытках отыскать исторические корни литературы стало понятно, что этот запутанный процесс объяснить весьма трудно, потому что ни одно другое слово не выглядит таким обыденным, как слово «история», ни одно другое понятие не обладает такой двусмысленностью. При попытке поговорить об истории литературы неизбежно погружение в так называемое «историческое болото». Как связаны история и история литературы? Это история литературы или литература истории? Хун Цзычэн уже поднимал этот вопрос. В книге «Проблемы и методы» он писал, что исследование истории новейшей литературы в самом начале сталкивается с несколькими взаимосвязанными проблемами. Как понимать историю? История литературы – это литература сама по себе или все-таки история? И третья проблема – проблема вероятности существования новейшей литературы17. Эти вопросы являются ключевыми, они касаются исходной точки, методов и целей написания истории литературы.
Важно, что разные исторические концепции напрямую влияют на подходы и способы изложения истории литературы. В современной китайской науке часто используют понятия «повествование» и «повествовать», не обозначая разницы между ними, но я полагаю, что разница существенна. Эти два понятия проистекают из французской нарратологии и обозначают разные вещи: повествование (нарратив) как рассказываемую историю, ее содержание; повествование (наррацию) как действие, выражение точки зрения, дистанцирование от самой истории, стилистика и методы. Первое можно воспринимать как существительное, второе – как глагол18. В контексте задачи написания истории литературы наррация – это взгляды, концепции и методы, нарратив – завершенный исторический период, в который существовала литература19. В прошлых опытах повествования о литературе исторические концепции были фиксированными, основанными на историческом материализме Карла Маркса с уже готовыми выводами, которые применялись для объяснения литературных процессов. С накоплением теоретических знаний и трудов по истории необходимо пересматривать существующие исторические концепции.
В 1949 году вышла книга немецкого историка Карла Ясперса «Истоки истории и ее цель». Он писал: «Мы стремимся понять историю как некое целое, чтобы тем самым понять и себя. История является для нас воспоминанием, о котором мы не только знаем, но в котором корни нашей жизни. История – основа, однажды заложенная, связь с которой мы сохраняем, если хотим не бесследно исчезнуть, а внести свой вклад в бытие человека»20. Согласно Ясперсу, углубленно изучать историю – значит заглядывать в будущее, искать устои самого себя. Это не пророчество, но убеждение, вдохновляющее людей. Ясперс считал, что понимание истории дает возможность осознать собственное бытие. Историческая картина – один из факторов принятия всевозможных решений. Даже с точки зрения объективизма, не терпящей никаких возражений, познание истории вовсе не является нагромождением случайных фактов, это часть самой жизни. Ученый осуждал подход, при котором история искажается в угоду чьей-либо власти или ради выгоды, он отмечал: «Задача представить себе исторический процесс в целом требует от нас всей серьезности и ответственности»21. Он также писал, что если история – это целое, то это означает, что у нее есть границы. Эти границы проявляются лишь в сравнении неисторического, доисторического и внеисторического. Историческое событие можно познать, только если погрузиться в него. Только если обнаружить имманентное единство истории, можно построить целостную идеальную картину.
Безусловно, Ясперс обнаруживает модернистское понимание истории в классическом виде. Такая историческая концепция долго определяла модернистский исторический нарратив (включая исторические сочинения и литературный нарратив). Это понимание стремится к конструированию исторической целостности. История в определенных рамках получает разумное объяснение. Различные исторические факты и их отношения между собой наделяются определенным смыслом. Чтобы понять и описать историю, необходима подобная целостность. Целостное понимание истории включает эволюционный и телеологический22 подходы. Конструирование исторической целостности и есть целесообразное конструирование. Модернистская концепция истории – это не что иное, как своеобразная форма проявления историзма. Историзм – это способ мышления, издавна связанный с телеологическим подходом. Он конструирует исторические связи из внешне разрозненных, но таящих определенные цели идей. Карл Поппер писал в книге «Нищета историцизма» (1961): «В любой версии историцизма выражено чувство устремленности в будущее, – будущее, которое приближают некие необоримые силы»23.
В конце 1960-х годов модернистская концепция истории начала испытывать влияние теории постмодернизма. Постмодернизм подверг сомнению истоки истории, основные понятия и всю ее логику, модернисты искали иные способы интерпретации. При господстве модернистского понимания истории многие бреши и разнящиеся факты оказываются скрытыми или вычеркнутыми. Многие факторы, которые эта историческая концепция не в состоянии усвоить, попросту отбрасываются. Однако история и телеология – это не одна концепция, а система интерпретации, конструируемая из серии разрозненных фактов. Разумеется, проблема «антиисторичности» в постмодернизме, очевидно, преувеличена и в значительной степени искажена. Деррида как раз неоднократно подчеркивал, что он акцентирует внимание на историчности и находится в поиске способа исторической интерпретации. Он заявлял, что деконструкция и есть подход, в наибольшей степени обладающий историчностью: «Поскольку с самого начала деконструкция требовала не только уделять внимание истории, но, более того, извлекать из истории части, чтобы обращаться с определенным явлением. Таким образом, деконструкция и есть история. В рамках этого подхода исторические концепции играют ведущую роль не только для историков, но и для философов. История идеологических учений, марксизма, просвещения должна подвергнуться деконструкции. Я полагаю, что применение этого подхода сделает историю нейтральной. Деконструкция во всех смыслах не является неисторическим подходом, но она особым образом рассматривает историю. Деконструкция предполагает, что история событийна – это то, что я называю “наступлением случая”»24. Поэтому на основе принятия «историчности» постмодернистская и модернистская исторические концепции в конце концов совершенно расходятся. После того как теория постмодернизма стала общим местом в науке, кажется, что целостный исторический анализ не отвечает требованиям времени.