Czytaj książkę: «Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы»

Две Елисаветы, или Соната ля минор

Историческая драма в трёх действиях с прологом и эпилогом

«Deux Élisabeths, ou Le sonate en la mineur»

Drame historique en trois actes avec un prologue et un epilogue

Памяти моей супруги Ирины

Действующие лица:

Екатерина, российская самодержица, 45 лет от роду на начало 1775 года

Августа, дочь императрицы Елисаветы, 21 год

Самозванка, безродная авантюрьера, 22 лет

Евдокия, фрейлина Екатерины, 19 лет

Панин, граф, канцлер, 56 лет

Орлов, граф, адмирал, 34 лет

Шувалов, обер-камергер, меценат, 47 лет

Рибас, испанец, русский лейтенант, 25 лет

Войнович, серб, русский капитан-лейтенант, 24 лет

Радзивилл, польский князь, воевода виленский, 40 лет

Демарен, маркиз, гофмаршал Самозванки, 50 лет

Иезуит, поляк, секретарь Самозванки, 35 лет

Паисиелло, неаполитанский композитор музыки, 33 лет

Чимарозо, неаполитанский композитор музыки, 25 лет

Иван, внебрачный сын Шувалова, тенор петербургских театров, 30 лет

Игуменья, настоятельница Иоанновского монастыря, неизвестного возраста

Иоанна, итальянка, старая прислуга Августы, неизвестного возраста

Салтычиха, узница Иоанновского монастыря, 45 лет

Сторож, глухонемой инвалид при Иоанновском монастыре

Вахтенный, матрос охраны Августы

Синьора и Синьор, неаполитанская знать

Розина и Фигаро, неаполитанские артисты

Крестьянка и её дети, крепостные Орлова

Офицеры и нижние чины средиземноморской эскадры, авантюристы свиты Самозванки, жители Неаполя, русская придворная знать и гвардия, неаполитанские и петербургские артисты, московские монахи, монахини, богомольцы и нищие, домочадцы, крепостные и домашний оркестр Орлова, цыгане.

Действие происходит в Неаполе, на Капри и в Москве в 1775 и 1785 годах.

ПРОЛОГ. «Неаполь»

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Набережная. Слева вдали в туманной дымке виден курящийся Везувий, справа нависают зубчатые башни святого Эльма. Звучит лёгкая музыка, за белой мраморной балюстрадой синеет море и виднеются мачты и паруса. Отдыхающая публика фланирует по виа Ривьера. Несколько цветочниц танцуют, предлагая корзинки с цветами. Элегантная пара господ взмахами рук отгоняет цветочниц.

Синьора: Русская эскадра вошла в Кратер, словно бы на параде. Корабли раскрашены флагами, а экипажи, словно ангелы, в белоснежной форме. Ах, как это красиво. Мы, неаполитанцы, столь чувствительны к красоте, что город взбудоражен необыкновенными предчувствиями. Как вы думаете, синьор, будут ли русские угощать нас, как год назад?

Синьор: Я не знаю этого, синьора. При дворе ходят слухи, что русские прибыли неспроста, и английский посол Гамильтон вручил нашему королю ноту протеста.

Синьора: Святая мадонна, к чему бы это? Ведь русские всегда такие вежливые, учтивые и щедрые. Вы помните, как после победы над турками адмирал Орлов повелел, чтобы из фонтанов на набережной било вино? Признайтесь, синьор, сколько вы тогда изволили выпить?

Синьор: О да, синьора, это был грандиозная феста! Мы столь весело отметили великую победу русских, что половина города попадало в воду. Вы знаете, синьора, какой я прекрасный пловец, но в тот день чуть не утонул.

Синьора: Я всегда твержу вам, что вино, табак и женщины до добра не доведут.

Синьор: Но вы уж вспомните о собственных безумствах, синьора.

Синьора: Вы о русском адмирале? Это красавчик. Никогда не видала такого героя, как адмирал Орлов. Какой у него шрам на лице! Этот шрам украшает воина-победителя и влечёт к нему всех дам. И его манеры… Перед ним невозможно устоять. Он словно античный император! Вы помните салют и фейерверк русской эскадры? Корабли палили по мановению его рук, а дирижировал он огненной потехой великолепно. Да-да, то было великолепно!

Синьор: Признаться, меня очень впечатлил морской бой, который русские устроили для нашей потехи. Ведь каким же надо быть могущественным вельможей, чтобы вот просто так, ради забавы, сжечь и потопить часть своей эскадры.

Синьора: От пушечного жара, синьор, вспыхнули кружева моего платья. Слава богу, слуги опрокинули на меня ведро вина из фонтана.

Синьор: А британский посол лорд Гамильтон, недовольный тем, как сердечно наш город принимал русских, бегал по набережной, и он выглядел, как дьявол из преисподней – весь в саже, с обгорелыми манжетами и кружевами, с опалённым париком.

Синьора: Да-да, синьор, я помню, как город следил за судебной тяжбой англичан, пытавшихся взыскать с русских за урон, нанесённый кораблям английской эскадры…

Синьор: И русский посланник синьор Шувалов под стать адмиралу Орлову. Он тогда сказал, что лающая собака не кусается, и совершенно проигнорировал маневры англичан. Ходили слухи, что русский стопушечный корабль нарочно протаранил британского флагмана. Вы помните, с каким треском рухнули мачты и как англичане вылавливали из воды свой флаг?

Синьора: О, да-да-да, то было презабавно. Как только английские моряки достали флаг и с гордостью подняли над своими головами, русские отсалютовали им всеми бортами, и английский ялик перевернулся, снова утопив флаг.

Синьор: И как раз в том лорд Гамильтон нашёл злонамеренное бесчестье для британской короны. Сейчас он снова подозревает русских в худых для своей империи намерениях. Как у нас говорят, кто в воду упал – будет мокрый.

Синьора: Да, лорда Гамильтона русские и в воде искупали, и на огне поджарили. Это международная политика, которая нас, простых неаполитанцев, не касается. Пусть англичане ищут козни в действиях русских, мы же будем рады, коль адмирал Орлов нанесёт визит наследной принчипессе и устроит в её честь великолепный бал.

Синьор: О да, синьора, и тогда снова набережные фонтаны забьют искрящимися струями красного вина. Не выпить ли нам за это, синьора?

Синьора: Не будьте расточительным, синьор. Ведь русские сегодня же закатят пир. Потерпите до вечера, вот тогда мы повеселимся от души.

Подбегает цветочница, но Синьор отсылает её небрежным жестом. Пара проходит.

Выходит Паисиелло и изящно раскланивается с отдыхающими. Они с почтением приглашают его выпить бокал вина. Паисиелло садится за столик, пьёт вино и закусывает.

Выбегает Розина в платье с небесно-голубым лифом и с корзинкой цветов в руках и поёт каватину, обратив лицо к Паисиелло и прижимая к груди письмо возлюбленного.

Розина: Ах! Я его поздно прочла; Он меня просит иметь явную ссору с опекуном; Я её теперь лишь имела, Но по несчастию помирилась. Мучитель мой столь несправедлив, Что не только имения моего, Но и вольности меня лишает. О небо! Сжалься надо мною. Праведное небо! Ты, которое знаешь, Когда у кого сердце невинно: Ах! Подай душе моей сие спокойство, Которое оно не имеет…

Розина кланяется Паисиелло, ставит у его ног корзинку и исчезает. Выбегает баритон в голубой жилетке и алом неаполитанском колпаке, с бритвой в руках, и поёт арию Фигаро, обратив лицо к Паисиелло.

Фигаро: Пробежав многия города Прибыл в Мадрид, Где испытал театральныя Свои дарования, Сочинил Оперу, Но упал. И так перекинув опять Свой скарбишко за плечо Пошёл далее; был в Кастилии, В Манхе, в Астурии; Перешёл Андалузию, Естремадуру, Сьерру-Морену и Галицию; В ином месте принят хорошо, В другом угощён тюрьмою, Везде без наличных денег, Но со всем тем весел, Всегда превыше всех перемен счастия, Питаясь бритвой, Брея бороды кому ни попало, Продолжал мой путь И наконец в Севилии поселился, Готов служить Вашему Сиятельству, Если могу удостоиться Сея чести…

Фигаро с достоинством кланяется Паисиелло, обегает отдыхающих, предлагая им побриться, и, наконец, исчезает.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Входит Чимарозо и раскланивается с публикой. Он подходит к столику Паисиелло и отвешивает галантный поклон.

Чимарозо: Буоно джорно, маэстро Паисиелло.

Паисиелло: А, это вы, милый юноша! Буоно джорно.

Чимарозо: Вчера я был в королевском театре Сан-Карло и затем всю ночь не мог заснуть, захваченный вашей чудесной музыкой, маэстро Паисиелло.

Паисиелло: Вот как? Вы мне излишне льстите. Присаживайтесь, маэстро Чимарозо. Сделайте одолжение и составьте мне компанию. Готов побиться об заклад, что вы не завтракали.

Чимарозо: Признаться, вы, маэстро, правы.

Паисиелло: Когда-то я тоже был начинающим музыкантом. Не стесняйтесь, присаживайтесь и смело расправьтесь с этим гастрономическим этюдом. Ведь лучше умереть сытым, чем голодным.

Чимарозо скромно садится и быстро утоляет первый голод. Затем он восхищённо-почтительно внимает старшему коллеге. Временами к столику подбегают цветочницы и бросают им цветы.

Чимарозо: Так вот какую пищу вкушают великие композиторы. Вдохновляюще. Ваш повар, маэстро, истинный виртуоз.

Паисиелло: Осмелюсь дать вам совет, мой юный друг. Когда-то я начинал с написания религиозной музыки, дававшей удовлетворение и спасение моей душе. Что касается желудка, то для насыщения его я писал сонаты и посвящал их благородным и имущим отцам семейств, чьих супруг и дочерей я имел честь обучать основам музицирования. И лишь случай, позволивший мне написать первую оперу…

Чимарозо прерывает его восхищенным вскриком. Чимарозо: «Болтун»! О, маэстро, кого вы столь злостно и весело высмеяли в своей дебютной опере?

Паисиелло достаёт из рукава шёлковый кружевной платок и вытирает лицо.

Паисиелло: Это страшная тайна, мой друг. Ведь вы не желаете, чтобы однажды тёмной ночью меня зарезали в подворотне? Молчание – золото. А в чём могу признаться вам, то в том, что тот первый успех вскружил мне голову. И сбил меня с истинного богоугодного пути… Да, впрочем, к чему я это?.. Вот к чему. Вы, маэстро Чимарозо, начали свой долгий путь с места в карьер. С опер! А ведь написание опер требует неисчислимых жертв. Это слишком большое испытание для молодого неокрепшего организма. И я бы осмелился посоветовать вам, мой друг, временами делать передышки и писать небольшие изящные сонаты. Знаете ли, этакие безделушки, какие любят неаполитанские маменьки. Пение скрипочек, переливы арфочек, нежность флейт… Джокозо! Аморозо! Грациозо! А их мужья, потакающие капризам своих половинок, отблагодарят вас по достоинству. Родительская любовь лучший ключ к кошельку любого скряги.

Чимарозо: Но, маэстро, стоит ли тратить время на подобные мелочи? Зачем разменивать талант на пустяки? Неужели вы прерывали поток вдохновения при написании грандиозного исторического полотна «Алессандро в Индии»?

Паисиелло: Кхм… В вас чувствуется нетерпеливое упоение молодости, дорогой друг. Вы спешите жить! Но желудок всегда требует своего. Полный, довольный радостями жизни желудок не отвлекает автора, а рассудок его и мысль находятся в полной гармонии с музами искусств.

Чимарозо: Признаться, маэстро, на сытый желудок я писать не могу. Меня сразу же тянет на Ривьеру, к веселью, где я могу подсмотреть, подслушать и даже, коль посчастливится, принять участие в сюжетах будущих опер.

Паисиелло: Ах, эта молодость! Нетерпеливая, жаждущая, кипящая. Бурление чувств. Кхм, круговерть мысли… Но, мой юный друг, к примеру, написание «Алессандро», вкупе с полным желудком, требовало холодного рассудка и тонкого расчёта. Я потратил три месяца на изучение текста синьора Метастазио и сличение его с историческими источниками, а затем, облачившись в мундир, при лентах и орденах, в белых перчатках, ежедневно складывал в единое целое сложившийся в итоге штудий музыкальный текст. По три часа в день. Две недели. И затем ещё две недели употребил на отделку, на углубление драматических ситуаций, на придание характерам образности, живости и остроты, на украшение музыкальных фразировок.

Чимарозо: Трудно в то поверить, маэстро Паисиелло. Ведь ваш «Алессандро» смотрится необыкновенно целостным, всё в нём едино, неразрывно и совершенно. Я был уверен, что вы присели за столик и написали его… М-м-м… Часов за двадцать непрерывного вдохновенного труда.

Паисиелло: Бог с вами, молодой человек. Мгновенно, по вдохновению, пишутся лишь безделицы, коротенькие оперы буфф, этакие весёлые и обязательно оригинальные жизненные срезы, подсмотренные и внезапно ослепившие своею свежестью ситуации. Но вдохновения и оригинальности вам хватит лишь на один акт, но никак не на три или пять для сериозной, большой оперы.

Чимарозо: Но как мне найти богатых и знатных покровителей, маэстро? Я никогда не смогу собраться духом и напрашиваться самостоятельно.

Паисиелло: Выгодные места в лучших неаполитанских домах давно заняты, маэстро Чимарозо. Вам следует искать иностранцев, а больше всего сорят деньгами русские! Они сказочно богаты и не считают средств на удовлетворение своих прихотей. Если вам будет угодно, то я осмелюсь рекомендовать вас двум русским принчипессам. Они наследницы царского престола.

Чимарозо: Ах, дорогой маэстро, я никогда не забуду этой услуги!

Паисиелло: Признаться, я бы с радостью занялся ими сам. Но одна из них, принчипесса Елисавета, снимает виллу на Капри, а это далеко и неудобно для меня. Вторая же, тоже принчипесса Елисавета, признаться, ведёт столь шумный образ жизни, что это, право, может выбить меня из спокойного, размеренного русла музицирования. Ведь в суетном шуме я не слышу голоса муз.

Чимарозо: Извините меня, маэстро, как это возможно, чтобы две наследные принчипессы имели одно и то же имя? Неужто они близнецы?

Паисиелло: Ах, не спрашивайте меня об этом, молодой человек. Русские такие странные и такие непонятные. Они слишком богаты! Невероятно богаты, а богатым дозволено всё…

Он достаёт из кармана письмо и вдыхает аромат бумаги.

Паисиелло: Вот… Словно бы аравийский самум. Надушено тончайшими восточными благовониями. Это приглашение на вечер к той из них, что изволила остановиться в Неаполе, и я возьму вас с собою, представив своим секретарём.

Чимарозо: А хороша ли она, маэстро?

Паисиелло: Молодой человек, принчипесса не может быть нехорошей. А эта, уж поверьте мне на слово, настоящий бриллиант. И весь высший свет неаполитанского королевства у её преизящнейших ножек.

Чимарозо: Ах, маэстро, моё сердце заныло от сладких предчувствий.

Паисиелло: Ни в коем случае не позволяйте себе излишних надежд, молодой человек. Будьте лишь зрителем, хладнокровным свидетелем безумств других. Записывайте в дневник, запоминайте всё, и, может быть, однажды вы напишите произведение, достойное памяти потомков. Держите свою голову трезвой и холодной. Вот вам мой совет, мой юный друг.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Прогуливающиеся оживляются, слышны возгласы: «Русский офицер!», «О, наконец-то они снова прибыли!», «Синьоры, готовьтесь к праздникам и балам!»

Входит Войнович, осматривается, затем живо, чеканя шаг, направляется к столику Паисиелло и с достоинством кланяется. Окружающие останавливаются и с интересом прислушиваются.

Войнович: Достопочтенный синьор, имею ли я честь видеть синьора Паисиелло, композитора королевских театров его величества неаполитанского короля?

Паисиелло: Я к вашим услугам, синьор офицер.

Войнович: Синьор Паисиелло, мне велено доставить вам сие высочайшее письмо из Санкт-Петербурга. Прошу вас расписаться в его получении.

Паисиелло берёт у Войновича книгу и перо, расписывается, читает про себя письмо, затем громко оглашает его содержимое.

Паисиелло: «Мы, волею божьей императрица России Екатерина, желаем видеть синьора Паисиелло из Неаполя инспектором и капельмейстером италианской оперы сериозной и буфф в Санкт-Петербурге. Екатерина. Писано в Санкт-Петербурге октября 14-го числа 1774 года».

Раздаются аплодисменты и возгласы «Браво!», «Какое счастье!» Девушки вновь забрасывают Паисиелло цветами.

Паисиелло: Мне следует ответить немедленно, прекрасный синьор офицер?

Войнович: Я подожду столько, сколько вам будет угодно, дабы дать твёрдый ответ, синьор Паисиелло.

Войнович садится на предложенный стул и наполняет свой стакан. К нему подходит пара неаполитанцев.

Синьора: Мы счастливы, синьор капитан, снова видеть русский флот в нашем Кратере.

Войнович вскакивает и галантно кланяется. Войнович: Прекрасная синьора, адмирал Орлов считает за высокую честь презентовать флаг Российской империи жителям вашего прекраснейшего города, а особенно его изысканным дамам!

Подбегают цветочницы, Войнович выбирает красивый букет и преподносит Синьоре.

Синьор: Скажите, синьор капитан, а прибыл ли с эскадрой сам отважный и могущественный победитель турок адмирал Орлов? Войнович: Досточтимый синьор, божьей милостью адмирал российской эскадры граф Алексей Григорьевич Орлов изволит пребывать в самом добром здравии на борту флагманского корабля «Три иерарха».

Синьора: Синьор капитан, намерен ли ваш адмирал дать бал в честь своего визита?

Войнович: Без всякого сомнения, прекрасная синьора, вас ждут самые весёлые увеселения. Офицеры нашей эскадры уже начистили до ослепительного блеска амуницию и кортики.

Синьор: Синьор капитан, значит, будет праздник в честь наследной русской принчипессы, которая осчастливила нас своим милостивым пребыванием?

Войнович: Это без всякого сомнения, досточтимый синьор. Члены российской императорской фамилии свято почитаются флотом как помазанники божии. Корабли эскадры готовятся провести молебен о ниспослании здравия и благополучия российскому императорскому дому.

Синьора: А будет ли снова фейерверк, синьор капитан? Ведь мы с восторгом вспоминаем празднества, устроенные вашим флотом в честь победы над турками!

Войнович: Слава богу, прекрасная синьора, порох в погребах мы держим сухим, в громадном количестве, и всегда готовы услужить прекрасным дамам.

Синьор: Извините за неуместный вопрос, синьор капитан, но будут ли снова из наших фонтанов бить струи тосканского вина? Войнович: Вопрос вполне уместен, досточтимый синьор. Наполнить фонтаны в воле нашего адмирала, самого щедрого и услужливого кавалера. В моей же скромной воле предложить вам по бокалу самого лучшего вина.

Им подносят большие бокалы. Гуляющие машут шляпами и кричат: «Слава русскому флоту!» и «Виват русским!» Девушки осыпают Войновича цветами.

Паисиелло: Вот вам, юный друг, сюжет для новой оперы. Только прошу вас, держите рассудок трезвым, а сердце холодным.

Чимарозо: Маэстро, моё сердце сладко ноет неясными предчувствиями. В грохоте канонады больших барабанов, литавр и тарелок мне слышатся переливы арфы и шёпот скрипок.

Паисиелло: Замкните сердце на замок, а ключ выбросьте в Кратер, маэстро Чимарозо. Пишите лишь то, что видите, а не в чём участвуете. Это мой вам самый большой совет. Всегда помните поговорку – важно не бежать, а добежать.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

За сценой оживление. Вбегает Рибас, мундир его в беспорядке.

Синьора: А вот и наш герой! Жизнь кипит, страсти бурлят, сердца горят.

Синьор: Кажется, он снова кого-то прикончил. Кому-то праздник, кому-то упокой.

Быстро осмотревшись, Рибас направляется к столику Паисиелло и, отдав честь, обращается к Войновичу.

Рибас: Буонжиорно! Честь имею, синьор капитан! Вы русский?

Войнович: Так точно, я имею честь быть капитан-лейтенантом российского флота ея императорского величества Екатерины Алексеевны.

Рибас: Синьор капитан-лейтенант, прошу вашего покровительства и ходатайства для поступления на службу во флот её императорского величества. Готов предложить свою шпагу, отвагу и честь немедля. Капитан Самнитского пехотного полка неаполитанской гвардии Хосе де Рибас двадцати пяти лет от роду.

Войнович: Если вас устроит поступление на службу ея императорскаго величества с понижением на два чина – лейтенантом, то дело сделано.

Рибас: Благодарю, синьор капитан-лейтенант. Прошу вас рассчитывать на меня в самых дерзких предприятиях. Два чина не беда, наверстаю беззаветной службой и отвагой.

Войнович: Вы не боитесь моря, лейтенант российского флота Рибас?

Рибас: Мой отец маршал Мигель де Рибас-и-Буйенс почил год назад, и я последний отпрыск славного и гордого каталонского рода конкистадоров, господин капитан-лейтенант. Я суть военная косточка и моя детская мечта – рубиться в абордажных боях и топить непокорных…

За сценой снова оживление. Вбегают гвардейцы во главе с офицером. Офицер осматривается и указывает на Рибаса.

Офицер: Вот он! Ну наконец-то, попался этот головорез. Немедленно взять его. И не церемоньтесь.

Гвардейцы подбегают к столику Паисиелло.

Войнович: Именем российского флага! Лейтенант Рибас находится на службе ея императорского величества Екатерины.

Офицер: Но, синьор капитан, я имею ордер на арест капитана Рибаса. По-правде сказать, это настоящий бандит. Этим утром он снова подло убил знатного господина.

Рибас: На дуэли! На честной дуэли.

Офицер: На тайной дуэли!

Войнович указывает на корабельные мачты.

Войнович: Осмелитесь ли вы, синьор, нанести обиду российскому флагу? К вашему сведению, наша эскадра встала на рейде в составе пяти линейных кораблей и двух фрегатов, сильно потеснив британцев.

Офицер: Кхм… Мда-с. С вашего позволения, синьор капитан, я испрошу дополнительных инструкций от своего начальства. (К одному из гвардейцев.) Мигом беги в суд и изложи неожиданные обстоятельства дела. Мигом! Одной ногой там, другой здесь.

Гвардеец сломя голову выбегает, а офицер присаживается на предложенный стул. По знаку Войновича всем приносят вино.

Войнович: Покорнейше прошу вас, дамы и синьоры, поднять бокал во славу российского флота. И ведь такая красота пейзажа! Везувий, корабли, замки, форты…

Он обводит жестом панораму.

Рибас: Красота эта мнимая, синьор капитан-лейтенант. Вы не представляете, какая здесь расхлябанность и разруха. Наша эскадра одним залпом сметёт стены этих замков и фортов.

Офицер вскакивает и бросается со шпагой на Рибаса.

Офицер: Ты, висельник, никогда этого не увидишь, ибо сегодня же будешь болтаться над воротами замка святого Эльма!

Рибас гордо встаёт и обнажает оружие.

Синьора: К сожалению, это так, синьоры, и не спорьте. Наше славное войско в столь запущенном состоянии, что на бедняг невозможно смотреть без содрогания.

Войнович: Синьоры, прошу вас вложить шпаги в ножны и успокоиться. Средиземноморская эскадра адмирала графа Орлова имеет приказ ея императорскаго величества всемерно поддерживать покой неаполитанского королевства. Сегодня же все вы станете свидетелями самых добрых намерений нашего адмирала. Прошу поднять бокалы за крепкую дружбу между нашими государствами.

Синьора: Дамы и господа, нас ждут великолепные празднества, балы и развлечения! Виват русским и адмиралу Орлову! Синьор: Да здравствует русская наследная принчипесса, ради которой к нам пожаловал русский флот!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Внезапно все встают и низко склоняются. Проносится восторженный гул «Белла принчипесса!», «Русская наследница!», «О, мио дио, какая она красавица!» Не спеша входят Августа, в белом платье и широкополой шляпе, и Шувалов, в чёрном костюме с золотыми позументами, и садятся за столик стороне.

Августа: Какой прекрасный вид! Боже мой, какая ослепительная красота. Эта небесная лазурь. А эта прозрачность моря! Панорама Кратера и дымящегося Везувия… Ах, эти божественные, нежные звуки канцонет. Батюшка, я бы желала, чтобы вы почаще вывозили меня в Неаполь. Ведь у нас на Капри так размеренно и так скучно. Посмотрите, отец, на этих счастливых, беззаботных неаполитанцев. До чего они милы и услужливы. А как они изящны и благородны. Вы слышите, ваша светлость, чарующую любовную арию?

Августа прислушивается и поёт, вторя дальнему голосу.

Праведное небо! Ты, которое знаешь, Когда у кого сердце невинно: Ах! Подай душе моей сиё спокойство, Которое оно не имеет…

Шувалов: К большому огорчению, каждый шаг, каждое движение вашего царственного высочества вызывают ажиотаж окружающих. А ведь вы здесь инкогнито, и потому вам, ваше высочество, следует быть осторожной и внимательной в исправлении высокой миссии, возложенной на вас всевышним.

Подбегают цветочницы и предлагают корзинки с цветами. Шувалов даёт им серебряные монетки, те ставят корзинки к ногам Августы, целуют ей руку и выбегают.

Августа: Знаю я то хорошо. Берегись бед, пока их нет. Но мне уже двадцать один год, батюшка, и я вечно одинока, вечно взаперти. Ни одного знакомого, ни одной подруги или друга! Лишь вы, да духовник, да немая и слепая прислуга. Неужто придётся мне прожить так свой век?

Подбегают Фигаро в алом колпаке и с гитарой в руке и Розина в голубом платье с пышной юбкой. Шувалов даёт им монетки, Фигаро играет на гитаре, а Розина танцует, своим танцем прославляя красоту русской принцессы. Станцевав, оба целуют руку Августы и выбегают.

Шувалов: Так сложились обстоятельства, ваше высочество, так было угодно господу, чтобы жизнь ваша – честная, чистая, невинная, безгрешная и жертвенная – стала достойным свидетельством благородных и возвышенных чувств вашей царственной матери. Бог поможет вам, Августа, преодолеть мирские соблазны и возвыситься над обыденностью. Суетность жизни ничто в сравнении с предначертанной вам самими небесами славой непорочной девы. Ведь господь любит праведников.

Августа склоняет голову и, мелко крестясь, молится.

Августа: Да хранят господь и все святые память о моей матушке во веки веков. Аминь.

Шувалов: Аминь.

Августа: Я верна памяти моей дорогой родительницы, батюшка. Но, всё же, прошу вас почаще вывозить меня в Неаполь, дабы хоть краешком глаза, хоть издали, хоть ненадолго, хоть чуть-чуть. Чтобы изредка видеть кипение этой грешной, но такой прекрасной жизни. Ведь говорят все, что, увидев Неаполь, можно умереть.

Снова подбегают цветочницы и оставляют корзинки с цветами.

Шувалов: Ваше высочество, дабы скрасить вашу жизнь, я распорядился нанять самого известного неаполитанского композитора маэстро Паисиелло. Осмелюсь представить его вам теперь же, ибо он сидит напротив нас и не сводит глаз с вашего высочества.

Шувалов распоряжается отослать Паисиелло бутылку вина, тот подходит к ним с наполненным бокалом и отвешивает церемонный поклон.

Паисиелло: Ваше высокопревосходительство! Вы почтили меня неслыханной честью! Благодарю вас от всего сердца. И коль вы милостиво дозволите, то из чувства глубочайшей благодарности я осмелюсь сегодня же ночью написать музыкальную пиесу в честь благороднейшей из благороднейших принчипессы Елисаветы, чья сияющая красота достойна сравнения с самыми изысканными образцами античного искусства.

Шувалов: Благодарю вас, маэстро Паисиелло. У вас в Неаполе говорят, что красота без доброты подобна дому без двери, кораблю без ветра, источнику без воды. Пожалуйста, присаживайтесь.

Шувалов указывает на услужливо поднесённый стул, но Паисиелло пятится.

Паисиелло: Что вы, ваше высокопревосходительство, как это можно? Я не осмелюсь сидеть в присутствии её высочества, или меня разразит гром.

Шувалов: Что ж, маэстро Паисиелло, тогда и я встану, не обессудьте. Вы получили моё приглашение?

Паисиелло: Вы сделали меня совершенно счастливым, ваше высокопревосходительство, остановив свой выбор на мне, покорнейшем слуге вашей светлости и её высочества. Но, к огромному сожалению, из-за внезапно открывшихся обстоятельств я с огромнейшими сожалениями вынужден отказаться от столь блестящего предложения. Тысячи извинений, ваше высокопревосходительство.

Шувалов: Что же случилось, маэстро? Могу ли я предложить вам свою помощь, дабы благополучно разрешить ваши неожиданные обстоятельства?

Паисиелло: Я только что получил это письмо и никак не смею отказаться от царственного предложения.

Паисиелло протягивает письмо Екатерины.

Шувалов: Ого! Поздравляю вас, маэстро. Ведь теперь вы обеспечены на всю жизнь. Вы намерены отправиться в Петербург немедленно?

Паисиелло: Мне следует уведомить моего короля и испросить его дозволения, ваше высокопревосходительство. Его величество относится к моим талантам с огромным пристрастием и, боюсь, пожелает видеть меня на неаполитанской сцене и далее. Если бы ваше высокопревосходительство изволили посодействовать мне в королевском разрешении принять столь выгодное, столь сказочное предложение вашей самодержицы.

Снова подбегают цветочницы, получают монетки и оставляют корзинки.

Шувалов: Кто доставил вам это письмо? Паисиелло: Вот этот милый благородный синьор русский офицер. Войнович: Имею честь вам кланяться, ваше сиятельство. Капитан-лейтенант Войнович, командир фрегата «Слава». Я здесь по приказу ея императорскаго величества!

Шувалов: С прибытием, дорогой господин Войнович. Надеюсь, что вы не забудете навестить меня и снабдить самыми последними домашними новостями. А вы, маэстро Паисиелло, можете доложить его величеству вашему королю, что получили приглашение из моих рук и с моими настоятельными рекомендациями принять его. Думаю, этого будет достаточно, ибо его величество прислушивается к моим советам.

Паисиелло: О, ваше высокопревосходительство, как вы благородны, как великодушны! Дозвольте подписать и преподнести вам в дар мою следующую оперу. А для преподавания музыки её высочеству принчипессе я осмелюсь рекомендовать несомненный талант, молодого композитора музыки маэстро Чимарозо, урождённого неаполитанца и автора двух преизящных пустяковых опер.

Шувалов: Что ж, быть по сему, маэстро Паисиелло.

По знаку Паисиелло Чимарозо подходит и с почтительным поклоном подносит Августе корзинку цветов. Затем, взяв небольшую гитару, сладким голосом исполняет наполетану. Отдыхающие пары попарно танцуют.

Чимарозо: Когда в пленительном забвеньи, В час неги пылкой и немой, В минутном сердца упоеньи Внезапно взор встречаю твой, Когда на грудь мою склоняешь Чело, цветущее красой, Когда в восторге обнимаешь… Тогда язык немеет мой. Без чувств, без силы, без движенья, В восторге пылком наслажденья, Я забываю мир земной, Я нектар пью, срываю розы, И не страшат меня угрозы Судьбы и парки роковой…

Опустившись на одно колено, Чимарозо склоняет обнажённою голову перед Августой.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Раздаётся оглушительный пушечный залп, все вздрагивают, с голов слетают шляпы. Сцену заволакивает дымом. За первым залпом следуют другие, до тех пор, пока справа за балюстрадой не показывается шлюпка с андреевским флагом на флагштоке. Шлюпка причаливает, по команде «Суши вёсла!» вёсла поднимаются вертикально и замирают.

На набережную выходит Орлов в ослепительно белом с золотом мундире. Его сопровождает свита. Августа скрывает лицо под вуалью. Орлов подходит к столику Шувалова, залпы обрываются.

Орлов: Добрый день, дражайший отец мой Иван Иванович. Шёл я в церковь, да попал на свадьбу. Неплохо вы здесь устроились. Звонкая гитара, юные девицы, сладкое вино и целые клумбы цветов…

Шувалов: С прибытием, мой дорогой граф. На какую свадьбу? Это очень неудачная шутка, чур вас за такие слова, Алексей Григорьевич. Живу я тихо и скромно, словно монах-пустынник, и цел лишь вашими слёзными молитвами. Службу царскую исполняю я честно и исправно.

Орлов: Дай бог вам усердия, господин обер-камергер. Я доставил вам письмо из Петербурга и высочайшее повеление. Содержание письма есть государственная тайна, а исполнение его должно быть беспрекословным. Под страхом смертной казни.