Cytaty z książki «Американский психопат», strona 2
Хотя поначалу я доволен своими действиями, внезапно меня потрясает печальная безнадежность: как просто и бессмысленно можно отнять жизнь у ребенка. У маленького, скрюченного, окровавленного существа, лежащего передо мной, не было никакой истории, никакого достойного прошлого, практически ничего не утрачено. Гораздо хуже (и приятнее) отнять жизнь у человека, достигшего расцвета, у которого есть семья, друзья, карьера, прошлое, — его смерть огорчит гораздо больше людей, способных на безграничное горе, чем смерть ребенка; возможно, смерть такого человека разрушит больше жизней, чем бессмысленная, жалкая смерть этого мальчика.
Сейчас не время для наивных.
Если бы ты знала, что я могу с тобой сделать обыкновенной вешалкой.
Чувствую я себя дерьмово, но выгляжу великолепно.
Разве зло - это мы? Или наши поступки? Я испытываю постоянную острую боль, и не надеюсь на лучший мир, ни для кого. На самом деле мне хочется передать мою боль другим. Я хочу, чтобы никто не избежал её. Но даже признавшись в этом - а я делал это бесчисленное количество раз, после практически каждого содеянного мной поступка, - взглянув в лицо этой правде, я не чувствую катарсис. Я не могу узнать себя лучше, и из моего повествования нельзя понять что-то новое. Не надо было рассказывать вам об этом. Это признание не значит ровным счётом ничего...
«Тимоти смотрит на него с таким жгучим презрением, длдо которого мне, признаюсь, далеко. Но я очень стараюсь не отставать.»
«Ведь не один я считаю, что мы зарабатываем мало денег?»
— Почему у меня ощущение, что ты злишься, Патрик? — тихо спрашивает она и отпивает еще вина.
— Может быть, потому что я злюсь, — цежу я сквозь зубы.
— А я бы принес на церемонию автомат Калашникова, — торопливо говорю я, потому что мне это надоело, — с дисковым магазином, чтобы после того, как я разнесу башку твоей жирной мамаше, мне бы еще хватило на твоего педерастического братца. И хотя лично мне не нравится пользоваться тем, что сделано в Советском Союзе, «калашников» напоминает мне… — смутившись, я делаю паузу, рассматривая вчерашний маникюр, потом снова смотрю на Эвелин, — может, он напоминает мне «Столичную»?
Утешал меня лишь звук льда, брошенного в стакан с J&B.
